Герои Ленинградского Неба

В. ЗЕНКИН

ПОЛТОРАСТА БОМБОВЫХ УДАРОВ

Сильный, порывистый ветер не утихал уже несколько дней. Гонимые им темно-серые облака проносились так низко, что казалось, вот-вот заденут за крыши строений.

Что и говорить, погода явно нелетная. И все же жизнь на аэродроме не замирает ни на минуту.

После того как начавшиеся в январе 1944 года бои по снятию блокады Ленинграда завершились полным разгромом фашистов и наши войска вышли за Чудское озеро, Ленинградский фронт с первого марта перешел к обороне. Но если для наземных войск установилось относительное затишье, то авиация продолжала боевую работу. Наши летчики вели непрерывную разведку, наносили бомбовые удары по вражеским траншеям, огневым точкам, боевой технике и живой силе врага.

И так — ежедневно.

Вот и сегодня летчики второй эскадрильи 34-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка собрались на аэродроме в полном составе. Впрочем, объяснить этот сбор боевой работой — значит допустить некоторую неточность. Несмотря на нелетную погоду, боевую задачу получили два экипажа во главе с командиром эскадрильи гвардии майором Иваном Лаврентьевичем Сиренко. Остальные летчики собрались у машины комэска, чтобы поздравить его с днем рождения.

Об этом знали все. И заранее готовились отметить его как следует в столовой или в штабе. Но война есть война. Поэтому и собрались сейчас здесь, у самолета, чтобы поздравить командира, пожелать ему и его товарищам успеха в нелегком ратном труде.

Командир полка гвардии подполковник Колокольцев вызвал именинника еще до рассвета и поставил ему задачу: вылететь парой машин в район Чудского озера и там, в прибрежной части переднего края обороны противника отыскать и разбомбить наблюдательный пункт.

На карте, которая лежала перед командиром, вражеская цель выглядела едва приметной, но вполне конкретной точкой. Когда комэск перенес эту точку на свою карту, гвардии подполковник поздравил его с днем рождения и пожелал удачного выполнения боевого задания.

— В этом году твой день рождения, Иван Лаврентьевич, начинается с утра,— улыбнулся Михаил Николаевич.— Желаю, чтобы он хорошо завершился!

Для человека со стороны такая фраза Колокольцева могла показаться несколько странной. Что значит «с утра»? День рождения есть день рождения независимо от времени суток. Но Иван Лаврентьевич знал, о чем говорит командир.

Капитан Сиренко прибыл на должность командира звена в 34-й гвардейский полк год тому назад, как раз накануне своего дня рождения.

Каждому, конечно, было интересно познакомиться с новым сослуживцем, увидеть его, как говорится, в деле. Ведь он прибыл в часть, богатую боевыми традициями. В полку законно гордились тем, что еще до Великой Отечественной войны военком эскадрильи И. И. Кожемякин и командир звена М. Т. Трусов были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

С первых дней фашистского нападения полк защищал Ленинград, принимал участие в Тихвинской операции, а недавно стал гвардейским, был награжден орденом Красного Знамени.

В те дни, когда Иван Сиренко прибыл в полк, обстановка на Ленинградском фронте была нелегкой. После прорыва советскими войсками блокады Ленинграда гитлеровцы прилагали отчаянные усилия, чтобы срезать горловину, через которую город на Неве получил выход из кольца вражеского окружения на Большую землю. Летчикам бомбардировочной авиации приходилось по нескольку раз в день наносить удары по немецким войскам, атаковавшим наши позиция.

25 марта 1943 года, в день своего рождения, гвардии капитан Сиренко поднимался в воздух пять раз, действиями звена руководил умело, что позволило ему и его подчиненным успешно выполнить боевые задания.

Уже поздно вечером, когда стало ясно, что больше вылетать не придется, когда технический состав доложил о готовности техники к новому боевому дню, капитан как-то невзначай обронил:

— Что и говорить, удачно отметил свой денек...

— День рождения, что ли? — спросил кто-то из стоявших рядом летчиков.

— Ага...

— Так вы, товарищ капитан, настоящий именинник! Слетали мы хорошо. Фашистам дали прикурить здорово! Вот и подарок ко дню рождения.

Откуда стало известно об этом разговоре, Иван Лаврентьевич не знал. Только вызвали его чуть не за полночь в штаб, и тут поздравили его командир полка, заместители командира, начальник штаба и все, кто здесь находился.

Вот об этом случае и напомнил майору подполковник Колокольцев.

С тех пор миновал ровно год. И конечно, как и всегда на войне, произошло за такой длительный срок многое.

Если год назад летчики настороженно присматривались к новому товарищу, изучали, на что он способен, то сейчас он считался одним из лучших бомбардировщиков полка. Его полеты на разведку войск противника, бомбовые удары по вражеским дальнобойным батареям, обстреливавшим Ленинград, успешное выполнение многих других боевых заданий показали, что Иван Сиренко — мастер своего дела. И потому назначение гвардии капитана командиром эскадрильи и присвоение ему очередного воинского звания было воспринято в полку как должное, вполне заслуженное боевым офицером.

Теперь у Ивана Лаврентьевича работы прибавилось. Он не только водил эскадрилью на выполнение боевых заданий, но и обучал всему тому, что знал, молодых летчиков. Главное, чему уделял внимание комэск,— бомбометание с пикирования. Вначале — парой самолетов. Потом — звеном. А затем и всей эскадрильей.

Такой прием повышал точность попадания, увеличивал бомбовый залп, а значит, и ударную силу бомбардировщиков. Атакуя цель эскадрильей, экипажи получали возможность использовать такой порядок боевого построения, который обеспечивал наилучшую оборону от истребителей противника.

Именно так и действовала эскадрилья 15 сентября 1943 года.

Тогда она получила задание вывести из строя железнодорожную станцию Мга. Иван Сиренко искусным маневром провел машины сквозь шквальный зенитный огонь, ввел их в крутое, почти отвесное пикирование, чем уменьшалась вероятность артиллерийских попаданий по самолетам. И эскадрилья разбомбила станцию вместе с вражеским эшелоном, груженным боевой техникой.

Когда в полк стала поступать радиосвязь, первым внедрил ее в своей эскадрилье гвардии майор Сиренко. Теперь летчики могли из кабины самолета связываться с наземными командными пунктами и друг с другом. Это намного повысило эффективность действий бомбардировщиков.

Новый комэск пришелся по душе авиаторам. Его любили и уважали за знания, боевой опыт, выдержку, ровный характер. Даже за строгость, в которой всегда были видны не только командирская воля и требовательность, но и забота о подчиненных.

Родился Иван Сиренко в 1910 году в башкирской деревне Порофеевка. Окончил военно-техническую авиационную школу, а затем Качинскую школу военных летчиков. Отличное знание авиационной техники и тактики воздушного боя позволили ему стать настоящим военным летчиком. Командование по достоинству оценило его отношение к службе, его знания, и вскоре молодого авиатора коммуниста направили на курсы армейских политработников. Этим, собственно, и объясняется тот факт, что, когда началась Великая Отечественная война, Иван Лаврентьевич занимал должность комиссара эскадрильи.

В первом же воздушном бою военком Сиренко сбил «мессершмитта». В другом — уже пару вражеских машин.

Во время обороны Москвы бомбардировочная эскадрилья, в которой Сиренко был комиссаром, нанесла немалый урон наземным войскам противника. В одном из боев, например, ведомая комиссаром Сиренко семерка разгромила танковую колонну.

И в 34-м гвардейском бомбардировочном полку считалось в порядке вещей, когда эскадрилье гвардии майора Сиренко поручалось выполнение наиболее сложных задач. Как правило, выполнялись они мастерски, тактически грамотно, смело.

Одно из таких ответственных заданий получил гвардии майор и в тот свой день рождения — 25 марта 1944 года.

Глядя на низко висевшие облака, Иван Лаврентьевич подумал о том, что они не только затрудняют полет и обнаружение цели, но и могут помочь скрытно приблизиться к ней. Надо только суметь разглядеть ее в этой белесой пелене.

Вспомнился вылет в район Вырицы в октябре прошлого года. Предстояло установить место нахождения вражеской танковой колонны. Небо тогда тоже было затянуто облаками. Но задание получено. И Сиренко вылетел.

Вскоре на кромках крыльев появился белый налет: началось обледенение. Самолет затрясся, и Сиренко пошел на снижение.

Стрелка высотомера показала двести, затем сто метров. А земли все еще не видно. Того и гляди — врежешься в высокое дерево или какую-нибудь остроконечную постройку. Очень хотелось взять штурвал на себя, но летчик продолжал снижение.

Наконец самолет оказался под кромкой облаков. Сиренко внимательно вгляделся в проносившуюся под ним землю. Через несколько минут он увидел в стороне от шоссейной дороги танки. Они хорошо просматривались на фоне снег;а, немного припорошившего землю.

— Пять... десять... двенадцать,— считал танки стрелок-радист Лагунов.

Сиренко снова вошел в облака. После доклада командиру полка сюда прилетела группа бомбардировщиков, чтобы меткими бомбовыми ударами уничтожить фашистские бронированные машины.

И на этот раз комэск-2 решил для выполнения задания использовать облачность.

Около одиннадцати часов пара бомбардировщиков, поднимая клубы снежной пыли, взлетела и вскоре скрылась в облаках.

Между тем облачность из сплошной под напором ветра становилась все более редкой. Когда самолеты подходили к намеченному району, она и вовсе исчезла. На плоскостях самолета заиграли солнечные лучи. Внизу стала отчетливо просматриваться прибрежная полоса. И тем не менее пришлось несколько раз «прогуляться» вдоль берега в обоих направлениях, пока обнаружили вражеский наблюдательный пункт. Бомбометанием с пикирования уничтожили его и легли на обратный курс.

Неожиданно со стороны солнца нашу пару «Пешковых» атаковали шесть «фокке-вульфов».

— От них не уйти,— сказал Сиренко.— Придется отбиваться!

Сиренко дал до отказа газ — и бомбардировщик устремился навстречу фашистским истребителям. Второй экипаж последовал его примеру.

В прицеле комэска оказался ведущий. Последовала длинная очередь. Вражеский истребитель вспыхнул и, охваченный пламенем, рухнул вниз.

Но силы были неравны. Вслед за фашистским истребителем упал на лед советский бомбардировщик.

Гвардии майор Сиренко продолжал вести бой в одиночку. Он не только виртуозно уклонялся от атак, но и сам атаковал врага.

— Сзади сверху двое! — послышался голос стрелка-радиста.

Майор убрал газ и резко потянул штурвал на себя. Самолет взмыл вверх. Один из «фокке-вульфов», увлекшись атакой, проскочил мимо советского бомбардировщика и попал под огонь крупнокалиберного пулемета Федора Лагунова. Фашист задымил, свалился на крыло и врезался в лед.

Сколько ни отстреливались стрелок-радист и штурман от наседавшего противника, как ни уклонялся пилот от вражеских атак, численное превосходство гитлеровцев — четыре против одного — сделало свое дело: одна из фашистских очередей прошила бомбардировщик. Он стал почти неуправляем. Языки пламени заплясали по фюзеляжу. Кабину затянуло дымом. Стало трудно дышать.

Сиренко сорвал колпак.

— Прыгать! — приказал он.

Перевалившись через борт, Лагунов пошел вниз. За ним выпрыгнул Скиба. Сиренко покинул самолет последним.

Войдя в пике, фашистские истребители принялись расстреливать опускавшихся на парашютах советских воинов.

Чтобы затруднить врагу прицеливание, Сиренко подобрал боковые фалы и начал скользить. То асе сделали и остальные члены его экипажа.

Выпущенные из истребителей очереди не задели парашютистов, и «фоккеры» начали новую атаку.

Так продолжалось не один раз.

Коснувшись льда, Сиренко быстро отстегнул парашют и побежал, чтобы помочь товарищам. Но тут же упал, настигнутый пулеметной очередью.

Не повезло и Лагунову. При падении он сломал ногу. Напрягая силы, Федор пополз к командиру.

Сиренко лежал без сознания. От возгласа Лагунова он очнулся и попытался встать, но тут же снова рухнул в снег.

Разрезав парашют, Федор туго перевязал командира, раненного в обе ноги и левую руку. Осмотревшись, они увидели неподалеку от обломков самолета неподвижно лежавшего штурмана старшего лейтенанта Скибу.

Превозмогая боль, майор пополз к лежавшему. Приблизившись к неподвижному телу, он осторожно смахнул с его лица снежинки, долго смотрел в него, словно ожидая, что боевой товарищ очнется и скажет, как не раз это делал в воздухе, встречаясь с вопросительным взглядом командира:

— Все нормально, товарищ майор? Идем точно по курсу?

Нет, не проложит больше курса командирскому кораблю штурман Скиба, человек, с которым Сиренко поднимался в воздух вот уже целый год — от одного своего дня рождения до другого.

Майор увидел выжидающий взгляд Лагунова:

— Здесь лед, и мы ничего не сможем сделать. Доберемся до своих, объясним, где лежит наш товарищ. Запомним это место...

— Запомню, товарищ майор!

— Ну что, Федя, надо бороться.

— Поборемся, Иван Лаврентьевич!

— Тогда пошли...

Легко сказать: пошли? Оберегая раненые ноги, помогая друг другу, они медленно ползли к восточному берегу озера.

Мороз крепчал. Ярко-красный диск солнца заходил за горизонт, когда силы совсем покинули их.

Время от времени они поднимали руки, размахивали шлемофонами, зная, что свои где-то недалеко. Их заметили располагавшиеся на восточном берегу автоматчики, пришли на помощь.

В санчасти Иван Сиренко и Федор Лагунов встретили стрелка-радиста второго из бомбардировщиков Александра Кузина. Саша рассказал, что в их машине разорвался снаряд. Командир и бортмеханик были убиты, а он сумел выбраться из охваченного огнем самолета и, отделавшись небольшими ожогами, благополучно опустился на парашюте.

Вот так закончился второй в этом полку день рождения Ивана Лаврентьевича Сиренко.

Впрочем, что там день рождения! Сиренко забыл о нем. Война есть война, и все памятные в жизни человека даты на войне проходят в нелегкой боевой работе, в ежедневных схватках с врагом.

Задание они выполнили. Но какой ценой! Гибель боевых товарищей вызывала у Ивана Лаврентьевича боль куда большую, чем раны.

Комэска-2 и его стрелка-радиста отправили в один из ленинградских госпиталей. Здесь они пробыли около месяца.

Когда выписывали Федора, Сиренко упросил врачей, чтобы выписали и его. Правда, раны еще как следует не зарубцевались. Потом они не раз напоминали о себе в кабине самолета. Но летчик, превозмогая боль, поднимал бомбардировщик в воздух и вел эскадрилью на вражеские доты и траншеи, скопления бронетехники и живой силы противника.

17 сентября 1944 года войска Ленинградского фронта начали Таллинскую наступательную операцию. В 7 часов 30 минут артиллерия произвела огневой налет по обороне гитлеровцев. В 8 часов последовал второй, еще более мощный налет по врагу из всех артиллерийских и минометных стволов.

Артиллерийская подготовка сопровождалась боевыми действиями авиации. В обработке переднего края противника участвовали все полки 276-й Гатчинской дважды Краснознаменной ордена Суворова авиационной дивизии.

Входивший в состав дивизии 34-й гвардейский Тихвинский Краснознаменный бомбардировочный авиационный полк вылетел на бомбежку полным составом во главе с командиром гвардии подполковником Колокольцевым. Вторая эскадрилья шла замыкающей. Несмотря на сильный зенитный огонь, бомбардировщики обрушили на врага весь свой боезапас, подавляя и уничтожая огневые точки и живую силу гитлеровских войск.

Когда отходили от цели, машину Сиренко изрядно тряхнуло. Осколки разорвавшегося рядом с самолетом зенитного снаряда угодили в правый мотор. Из него повалил дым, показалось пламя.

Подобное с Иваном Лаврентьевичем уже случалось. Год назад при налете на станцию Мга был подбит левый мотор, пробит масляный бак. За самолетом потянулся шлейф черного дыма. В сложной обстановке командир эскадрильи проявил настоящую выдержку и хладнокровие. Он выключил зажигание, перекрыл подачу бензина. На одном моторе летчик дотянул до своего аэродрома и благополучно посадил самолет.

Не потерял Сиренко самообладания и на этот раз. Он и теперь отключил зажигание и прекратил подачу горючего в поврежденный мотор. Но мотор продолжал гореть. Резким скольжением Сиренко сбил пламя. К тому времени машина находилась на такой малой высоте, что с парашютом, если бы пришлось, не прыгнешь.

Впрочем, летчик сейчас думал не о том, чтобы прыгать, а о том, как спасти машину и экипаж.

— Будем тянуть! — крикнул Сиренко.

— Давай, командир! — услышал он в ответ.

Вести самолет на одном моторе нелегко. Все еще давало себя знать ранение руки. Превозмогая боль, летчик медленно, но все более уверенный в счастливом исходе, двигался к линии фронта.

Невдалеке от переднего края наших войск была посадочная площадка, которой пользовались самолеты разведки и связи. Ее малые размеры не были рассчитаны на приземление тяжелых самолетов. И все же майор Сиренко сумел посадить здесь свой израненный бомбардировщик.

Когда все члены экипажа оказались на земле, командир облегченно вздохнул и спросил:

— Как самочувствие, Федя?

— Теперь — хорошее. Признаться, не думал, что уцелеем. После войны буду рассказывать — не поверят.

— Я и сам не поверил бы, что на такую площадку можно посадить бомбардировщик с одним мотором, если бы это случилось не с нами. Но вот видишь: оказывается, бывает!..

В ноябре 1944 года гвардии майора Сиренко назначили заместителем командира полка. К этому времена 34-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк был переброшен на 3-й Белорусский фронт, где вошел в состав 1-й Воздушной армии.

13 января 1945 года войска фронта нанесли сильный удар по глубоко эшелонированной обороне гитлеровцев в Восточной Пруссии. Действия наземных войск поддерживала советская авиация.

Бои не утихали ни днем, ни ночью. К концу марта фашистские войска оказались прижатыми к заливу Фринес-Хафф. Попавшая в окружение группировка дралась с особым ожесточением. Поэтому перед авиаторами была поставлена задача усилить удары с воздуха, уничтожать боевую технику и живую силу врага в прибрежном районе, не дать ему возможность вырваться из кольца окружения ни по суше, ни по воде.

27 марта 34-й гвардейский полк совершил валет и прибрежный город Бальго, в порту которого скопилось много немецких частей, приготовившихся к погрузке на суда. Самолеты вели гвардии майор Иван Сирени с полковым штурманом гвардия майором Александром Труновеким. При подходе к городу бомбардировщики были атакованы «фокке-вульфами». Наши истребители сопровождения завязали с ними бой. Им помогали экипажи бомбардировщиков, открыв по противнику массированный огонь из крупнокалиберных пулеметов.

В этой сложной обстановке хорошо себя проявил ведущие звеньев молодые пилоты Виктор Самофалов Константин Тюряев, Иван Захаров, Анатолий Ефремов и другие.

Иван Лаврентьевич и не сомневался в них, в их выучке. В период подготовки к наступлению она не раз вылетали с майором на выполнение различных боевых заданий. И конечно, опыт заместителя командира полка многое дал им, еще только начинавший свою военную и летную биографию.

И вот теперь в схватке над городом Бальго ни один из экипажей не спасовал, не дрогнул.

Истребители и бомбардировщики отбили несколько атак «фокке-вульфов», прежде чем удалось выйти в район порта. Теперь все внимание на цель. Прорвавшись сквозь заградительный огонь, полк сумел нанести массированный удар по немецким транспортам, скоплениям боевой техники, по ожидавшим погрузки и расположившимся на отдых фашистам. Бомбы ложились кучно, точно в цель.

При подходе к аэродрому базирования гвардии майор Сиренко в наушниках шлемофона услышал голос командующего Воздушной армией генерал-полковника Т. Т. Хрюкина:

— Молодцы! Задачу выполнили отлично!

Что и говорить, поработали неплохо. Возвращались в полном составе, нанеся врагу ощутимые потери, не дав ему возможности выскользнуть из кольца.

6 апреля войска 3-го Белорусского фронта начали Кенигсбергскую наступательную операцию. На следующий день Ивану Сиренко довелось вести девятку самолетов для бомбежки южной части Кенигсберга, превращенного гитлеровцами, как они считали, в неприступную крепость.

Немецкие зенитчики встретили советские самолеты огнем. И все же Сиренко сумел вывести свои пикирующие бомбардировщики на цель. Один за другим самолеты ринулись вниз, нанесли бомбовый удар. Столб огня и черного дыма взметнулся на высоту нескольких сотен метров.

Еще до того, как вражеский объект был подвергнут бомбежке, летчики сделали его фотоснимки. Съемку повторили после того, как столб дыма и огня рассеялся. Проявленная после возвращения девятки на аэродром фотопленка показала, что от крупного склада боеприпасов ничего не осталось. Мощным взрывом он был уничтожен до основания.

На следующий день — новая задача: на аэродроме Девав, расположенном в северо-западной части Кенигсберга, уничтожить боевые и транспортные самолеты и штабные машины.

И в этот раз гвардии майор Сиренко выполнял задачу со второй эскадрильей. Он сроднился с ней, с ее людьми. Командуя ими, он понимал, что от их умения, их боевой выучки будет зависеть не только успешное выполнение боевых заданий, но и жизнь каждого из членов экипажей. Поэтому добивался, чтобы эта выучка была отличной, чтобы каждый действовал смело и наверняка.

Получив повышение по должности, Иван Лаврентьевич по-прежнему опекал свою эскадрилью, свою «двойку», заботливо помогал молодому комэску в работе по совершенствованию летного мастерства, военных и технических знаний подчиненных. В авиации то, чему учат на земле, проверяется в воздухе.

В тот день погода была неважной. Моросил дождь и, естественно, ограничивал видимость. Вторая эскадрилья прижалась к земле. То и дело мелькали хутора. Во все стороны расползались дороги. Кое-где над землей стлался дым от пожарищ.

Но вот показалась река Прегель. Шедшие плотным строем самолеты взяли курс на цель. И тотчас навстречу им понеслись огненные трассы — фашисты открыли стрельбу изо всех видов оружия.

Умело маневрируя среди огненных трасс, Сиренко приближался к точке нанесения удара. За ним неотступно следовали остальные экипажи. Низкие облака и неожиданно хлынувший ливень начисто скрыли цель. О бомбежке нечего было и думать. Но и вернуться, не выполнив задания, летчики не могли.

Гвардии майор Сиренко принял решение: коль скоро цель скрыта облаками и дождем, пройти дальше, развернуться и на обратном пути поразить намеченный объект. Вряд ли ливень будет продолжительным. Возможно, к моменту возвращения видимость улучшится.

Отвернув влево, пикировщики вышли из зоны огня. Взяв курс на северо-запад, они шли над городом, в котором полыхали сотни пожаров. Дым доходил до самолетов, шедших по-прежнему на малой высоте, забирался в кабины, застилал глаза.

Эскадрилья легла на обратный курс. На большой скорости она устремилась к аэродрому. На этот раз он был виден хорошо. Можно было без особого труда разглядеть не только самолеты, автомашины, но и разбегавшихся фашистов. |

Хлестанули огнем зенитные орудия и пулеметы. Вокруг рвались снаряды. Но машины уже легли на боевой курс. По сигналу штурмана Ролина девяносто стокилограммовых фугасных бомб обрушились на фашистский аэродром. В то время как штурманы сбрасывали этот боевой груз, стрелки-радисты обстреливали цели из пулеметов.

Снова задание было выполнено отлично. И что самое отрадное — снова без потерь.

Вечером в полк пришла телеграмма от комдива. За успешное выполнение задания генерал объявил благодарность всем участникам налета на вражеский аэродром. Особо он отметил умелые действия ведущего девятки гвардии майора Сиренко и штурмана гвардии капитана Ролина.

До конца войны оставалось совсем немного. И чем ближе была развязка, тем злобнее огрызался враг. Трудными и опасными были задачи, которые выполняли пикировщики под командованием Ивана Лаврентьевича Сиренко.

Свой последний, сто пятьдесят пятый боевой вылет он совершил 8 мая 1945 года. И не знал гвардии майор, что в этот день началось, как говорят в армейской среде, движение по команде, снизу вверх, представление на присвоение ему звания Героя Советского Союза.

Перечисляя заслуги гвардии майора Сиренко, командиры и начальники отмечали отвагу и мужество офицера, его высокое боевое мастерство, командирскую зрелость. Назывались фронты, на которых воевал Иван Лаврентьевич. И среди них — Ленинградский. Здесь, на этом фронте, у стен города на Неве, было совершено большинство из ста пятидесяти пяти боевых вылетов гвардии майора Сиренко.