За два дня до обеда на вилле Лукулла Валерий посетил рынок рядом с Форумом Колонии. Именно сюда местные фермеры привозили свои излишки, а ремесленники, занимавшиеся своим ремеслом в мастерских на холме к западу от города, приезжали продавать свои товары. Из любопытства он поднялся на холм и нашел оживленное место полное искр и дыма, странных металлических запахов и лязга кузнечных молотов. Среди них он нашел Корвина, что его удивило, так как это было место ремесленников, а ювелир теперь считался элитой Колонии. Но бывший оружейник Двадцатого объяснил — У меня есть мастерская в Колонии, но наш устав не разрешает производство в стенах города. — Он указал на светящуюся кузницу неподалеку. — Слишком велик риск возгорания. Вещи, которые я продаю, должны где-то производиться, поэтому я устроил здесь свою мастерскую.
Воспоминание о встрече зародило у Валерия мысль, но он решил оставить это на другой день. Теперь он шел среди прилавков с овощами, свисающими кусками мяса, набухшими мешками с ячменем и полбой, грудами утиных и куриных яиц, то свежих, то нет, и серебристой речной и морской рыбой, любуясь видами и резкими запахами домашних трав и экзотических импортных специй и игнорируя мольбы и лесть продавцов. Некоторое время он внимательно изучал корзину с тощими цыплятами, кудахтающими и суетящимися среди соломы, но ни один из них не был подходящим. Звук блеяния привлек его. Возможно? Дойдя до загона, он проклял себя. Конечно, в это время года ягнят не будет. Он представил, как ведет овцу на веревке по улицам. Нет, так не пойдет. Он вернулся к цыплятам.
— Я возьму самого большого, с белым пятном на крыле.
Он нес за лапы кричащую птицу, бессильно хлопающую крыльями, по главной улице, пока не достиг ворот храма. Сегодня от ступеней храма вытянулась очередь, и ему пришлось ждать своей очереди за сморщенной пожилой женщиной с белым свитком и маленькой кожаной сумкой, крепко прижатой к груди. Прошло несколько минут, прежде чем она предстала перед жрецом у каменного алтаря перед мраморной лестницей. Сделка должна была быть конфиденциальной, но у женщины был громкий голос, который напомнил Валерию крики цыпленка, и он не мог не услышать.
— Я хочу, чтобы бог наложил это проклятие на того, кто украл мои простыни, когда они сохли. Это была моя соседка, Поппея, я уверена, но я узнаю наверняка, когда у нее почернеют ноги и руки, вороватая сука. Во исполнение моего прошения я оставляю это подношение. — Жрец взял кожаную сумку, открыл ее и изучил содержимое, прежде чем принять свиток с коротким кивком. Женщина поклонилась и ушла, что-то бормоча себе под нос.
Валерий занял свое место у алтаря, пока жрец что-то записывал на вощеной дощечке. Несмотря на властность, с которой он обращался с женщиной и предыдущими просителями, жрец был немногим больше, чем мальчик, с узкими морщинистыми чертами лица и носом, который выдавал в нем римлянина. Поначалу Валерий был озадачен, но, когда он подождал –немного дольше, чем нужно, – он понял, что люди, которые на самом деле руководили культом Клавдия, вряд ли были такими крупными благотворителями, как Лукулл. Каждая организация нуждалась в своих сборщиках и перевозчиках, и он узнал одного из них перед собой.
Он кашлянул, и жрец поднял взгляд, словно только что заметил его присутствие. На Валерие была простая туника поверх штанов, и он знал, что его приняли за дежурного легионера или, возможно, за одного из фермеров, отправившегося в город на рынок.
— Я хочу принести жертву богу, — сказал он, протягивая курицу.
— Это? — спросил парень, нахмурившись.
— Да, это, — согласился Валерий, чувствуя растущее беспокойство позади себя.
Жрец изучал цыпленка, и Валерий задумался, совершал ли он когда-нибудь жертвоприношение. Вероятно, эту задачу обычно выполняли более опытные жрецы.
— Может быть, тебе нужна помощь? — рискнул он.
Парень серьезно посмотрел на него, потом снова на курицу. — О, нет. — Он сделал паузу. — Вам требуется предсказание?
Валерий на секунду задумался. Он действительно верил, что у этого ребенка был дар? Он почти наверняка зря тратил деньги. И все же, зачем он пришел сюда, если не узнать, была ли та девушка частью его будущего?
— Сколько? — спросил он, и ему назвали цену, от которой его кошелек протестующе завизжал. При таких расценках храм Клавдия должен быть самым прибыльным предприятием в Британии. Он передал серебряный динарий, который парень положил в корзину под алтарем, затем цыпленка, которого молодой жрец ловко прижал одной рукой, а другой залез в корзину и достал смертоносный на вид кухонный нож. Легким движением руки он перерезал птице горло. Цыпленок дернулся, и его крылья затрепетали в непроизвольной судороге. Жрец изучал его предсмертные движения, пока он не замер, а затем еще одним искусным взмахом лезвия сделал длинный разрез в его животе и позволил внутренностям высыпаться на мраморную поверхность.
Валерий уставился на останки цыпленка, но все, что он увидел, была груда перьев, мешанина из внутренностей и водянистая кровь. Жрец использовал острие ножа, чтобы отодвинуть свернутый комок кишок в сторону, и издал протяжный вздох, обнажая печень. Он снова вздохнул, обнаружив желчный пузырь, который внимательно изучил. Валерий наклонился ближе, пока объяснялись знаки. — Путь, по которому вы идете, не тот, по которому вы хотите идти, — осторожно сказал парень. — И все же есть много способов достичь цели, которую вы ищите. Не все они прямолинейны, но каждый по-своему приведет вас туда, куда вы хотите попасть. — Он сделал паузу, еще более внимательно изучая внутренности, пока Валерий пытался расшифровать предсказание, которое ему давали. Говорил ли парень о его погоне за девушкой, или путь, который против его воли приведет его обратно в Рим? Или оба? Или ни то, ни другое? Он поднял голову и увидел, что священник изучает его с любопытством в темных глазах. — Вы можете столкнуться с большим испытанием, а можете отвернуться от него. Ваша судьба связана с этим решением. Это неясно, но я считаю, что вы многое приобретете, но еще больше потеряете, если продолжите идти по выбранному вами пути. — Он полез в корзину, и рука его вынула серебряный динарий. — Вот. Я не сказал вам ничего такого, чего бы вы не знали.
Валерий покачал головой. — Нет. Оставь его… для себя, если не для храма.
Уходя в глубокой задумчивости, он оглянулся и увидел, что жрец смотрит на него, игнорируя очередь просителей, ожидающих, чтобы воспользоваться его услугами.
***
Вилла Лукулла располагалась высоко на склоне напротив Колонии и примерно в миле к западу от города. Она находилась в центре его «поместья», которое, насколько мог видеть Валерий, состояло просто из еще одного участка британских сельскохозяйственных угодий, беспорядочно испещренных участками леса и кишащими блохами, крытыми соломой круглыми домами, в которых жили соплеменники. были опознаны по показным воротам и ландшафтным садам, но он смог найти дорогу сюда только благодаря точным указаниям, которые указал Фалько, проходя по пути еще дюжину ферм. На первый взгляд вилла разочаровала: простая одноэтажная постройка с белыми стенами, закрытыми ставнями окнами и красной черепичной крышей – в ней мог бы жить любой фермер, живущий на берегу Средиземного моря. Все-таки подошел он по узкой, огороженная дорожка с сердцем, бьющимся о ребра. В его голове возникали противоречивые видения предстоящей встречи с Мейв, и он обнаружил, что едва может вспомнить ее лицо, отчего в животе у него похолодело от страха, но ее глаза были ему так же знакомы, как глаза его собственной матери. Как она была одета? Он вспомнил стройную фигуру, уходящую от храма. Возможно, не такую уж и стройную; узкая талия, но ее бедра и… Во рту у него вдруг пересохло, и он облизал губы, выбрасывая соблазнительные воспоминания из головы. Почему сейчас он нервничал больше, чем тогда, когда собирался возглавить атаку на крепость на холме? Нервничал ли? Нет, это было нечто большее. Он боялся. Боялся не смерти или неудачи, а разочарования. Но страх был таким же реальным. Не имело значения, что он только однажды бросил взгляд на британскую девушку. Все, что имело значение, это то, что он снова увидит ее.
Он не был неопытен в отношениях с женщинами, но этот опыт имел тенденцию быть с определенным типом, или, точнее, типами. Были, конечно, и служанки, возможно, подсказанные его отцом – уж точно не матерью? – которые вели его по деликатному пути к зрелости. А когда он надел тогу, отец повез его в Рим с обязательным визитом в публичный дом высшего класса, где его познакомили с наслаждениями, сделавшими его грубое возню на кухне какой-то незначительной. Затем были армия и солдатские женщины, многие из них были легко доступны, но лишь мимолетные эротические переживания, не затронутые страстью или нежностью. Впервые он понял, что никогда не знал любви.
Лукулл стоял, улыбаясь, во дворе перед виллой, вместе с конюхом, который взял лошадь Валерия и повел ее к конюшням. — Добро пожаловать в мой скромный дом, — официально сказал маленький кельт, но Валерий видел, что он почти танцует от волнения, как иногда его отец, когда должен был прибыть какой-нибудь особенно важный гость.
— Вы были очень любезны, пригласив меня отобедать с вашей семьей, — ответил он так же формально. — У вас прекрасное поместье, господин Лукулл.
Лукулл пренебрежительно отмахнулся, но его улыбка говорила, что он оценил комплимент. — Это? Это ерунда. Лучшая земля находится за холмом, земля, которую мои предки возделывали из поколения в поколение – слава им – и за ней мои охотничьи угодья. Вы уверены, что не охотитесь? Я должен соблазнить вас. Хороший олень? Или кабан? Разве вепрь не был бы достойным противником для солдата?
Валерий покачал головой, а Лукулл засмеялся и повел его к дому, болтая о животных, на которых он охотился и убивал. Они вошли через арочный дверной проем, который вел в зал, где раб удивил Валерия, проводя его к скамейке, чтобы он мог снять сандалии и заменить их парой мягких тапочек. Этого он мог ожидать только в самых фешенебельных домах Рима и что казалось неуместным в этом грубом провинциальном аванпосте. Он поднял глаза и увидел, что Лукулл наблюдает за ним, ища его одобрения, и улыбнулся в знак благодарности. Обувшись соответствующим образом, он последовал за хозяином в роскошно обставленную комнату, освещенную ароматными масляными лампами. Комната имела размеры примерно тридцать на десять шагов, а оштукатуренные стены были выкрашены в драматический темно-охристый цвет, что еще более бросалось в глаза благодаря широкой золотой горизонтальной полосе, разделявшей их и красочные сцены, которые занимали большую часть каждого конца комнаты. Пол представлял собой простой opus signum, покрытый коврами, за исключением центральной части, узорчатой мозаики из синего, красного и белого цветов со знакомой фигурой Вакха в центре, окруженной виноградными лозами. Опять же, Валерий был впечатлен; очевидно, Лукулл относился к своей культуре достаточно серьезно, чтобы тратить на нее значительные средства. Двое мужчин и женщина разговаривали перед мраморным бюстом, и он почувствовал укол разочарования, когда понял, что женщина не Мейв. Валерий был впечатлен; очевидно, Лукулл относился к своей культуре достаточно серьезно, чтобы тратить на нее значительные средства. Двое мужчин и женщина разговаривали перед мраморным бюстом, и он почувствовал укол разочарования, когда понял, что женщина не Мейв. Валерий был впечатлен; очевидно, Лукулл относился к своей культуре достаточно серьезно, чтобы тратить на нее значительные средства. Двое мужчин и женщина разговаривали перед мраморным бюстом, и он почувствовал укол разочарования, когда понял, что женщина не Мейв.
Лукулл представил их. — Мой кузен Киран и его жена Энид. Они наши северные соседи, ицены. — Валерий вежливо поклонился. Киран и Энид были одной из самых поразительных пар, которые он когда-либо видел, они были так похожи внешне, что могли быть братом и сестрой. Черты лица Кирана имели идеально сбалансированную симметрию, которую Валерий помнил по статуям греческих богов, только с более резкими краями. Его золотистые волосы падали на плечи, а глаза были удивительно нежно-голубыми. Энид была благословлена высокими скулами и полным ртом своего мужа, но у нее были длинные волосы, спускавшиеся до середины спины. Их одежда каким-то образом сумела преодолеть культурный разрыв между римлянами и бриттами, не оскорбляя ни того, ни другого; Киран был в простой кремовой тунике и наручах, с тонким золотым торком на шее, в то время как Энид была одета в длинное бледно-голубое платье, закрывающее ее шею и руки. Потребовался второй взгляд, чтобы понять, что они старше, чем кажутся, вероятно, всего на несколько лет моложе своего хозяина.
Валерий все еще смотрел на них, когда Лукулл представил второго человека. — Марк Нумидий Секунд, — сказал он. — Нумидий построил храм Клавдия. — Его глаза мерцали, как бы говоря: «Видите, я заметил ваш интерес, и это мой подарок вам». Казалось, что все, связанное с Лукуллом имеет какую-то цену.
Нумидий кивнул, и Валерий заметил, что, хотя он и стоял рядом с Кираном и Энид, нельзя сказать, что он был с ними. Обеими руками он держал серебряную чашу, прижав руки к бокам, словно избегая случайного контакта с двумя бриттами. С худого, почти истощенного лица близоруко глядели темные настороженные глаза, но они загорелись, действительно почти загорелись, когда инженер понял, что нашел соотечественника-римлянина. Он прошел через комнату и схватил Валерию за правую руку, как утопающий, хватающийся за проплывающий мимо обломок. — Пойдем, Лукулл сказал мне, что у нас общая страсть. Вы должны сесть рядом со мной.
Он подвел Валерия к низкому столу в дальнем конце комнаты, окруженному удобными мягкими скамейками. На лице Лукулла появилась та же застывшая улыбка, что и при упоминании Петронием бриттункулов. — Да, пора обедать. Киран, Энид? — Он подвел пару иценов к скамьям, которых, как отметил Валерий с трепетом в животе, было шесть. Лукулл поместил Валерия и Нумидия по одну сторону стола, напротив Кирана и Энид по другую. Он занял свое место справа от Нумидия, оставив кушетку рядом с Валерием пустой.
Когда они уселись, он выкрикнул что-то на своем родном языке, и Валерий уловил слово Мейв среди множества неразборчивых слогов. Он поднял голову, надеясь увидеть британскую девушку, но Нумидий дернул за рукав своей туники.
— Лукулл сказал мне, что вас интересует храм?
— Меня интересует вся архитектура, — признался Валерий. — Я думаю, храм Клавдия – прекрасный пример. Качество изготовления, если не масштаб, не уступает ничему в Риме.
— Чему угодно в Империи, — самодовольно ответил инженер. — Я работал по указанию архитектора Перегрина, посланного из Рима самим Клавдием для надзора за строительством. Ранее мы вместе завершили храм в Немае, но это была совсем другая задача.
Валерий вежливо кивнул, разрываясь между неподдельным интересом и надеждой, что Мейв вот-вот войдет в комнату и сядет рядом с ним.
— Видите ли, это был фундамент, — объяснил Нумидий голосом, сухим, как пустая амфора. — Выбранное место было совершенно неподходящим, но они настояли, потому что когда-то здесь стояло святилище одного из языческих кельтских богов. Перегрин не думал, что это возможно, но я нашел ответ. Фундамент настолько прочный, что мог бы выдержать сам Капитолийский холм. Чтобы вырыть ямы, понадобилось двести рабов, и мы должны были обложить их бревнами, иначе они рухнули бы на работающих в них людей. Когда они были закончены, мы заливали в них раствор тоннами, а затем еще толстым слоем на пространство между ними, так что, когда материал затвердел, мы создали четыре огромных засыпанных землей свода удивительной прочности. Даже тогда, Перегрин сомневался, пока жрецы не принесли в жертву Юпитеру прекрасного быка и не предсказали, что храм простоит тысячу лет.
Наконец-то.
Сегодня она носила белое, и от каштановых волос, собранных в модный пучок на голове, до туфель ручной работы, которые обхватывали ее нежные, ухоженные ножки, она выглядела римлянкой до мозга костей. Ее платье было длинным, прозрачная ткань облегала ее тело, ее складки были полны теней и обещаний, но плечи оставались обнаженными, а бледная кожа сияла в желтом свете ламп. Валерий отметил, что она использовала пудру, чтобы превратить здоровый румянец на ее щеках в нежно-розовый, и сегодня ее губы были цвета спелой клубники. Он задумался, сколько ей лет, и голос в его голове ответил. Восемнадцать.