Герой Рима

Глава ХХХ

Три дня спустя, после форсированного марша в шестьдесят миль, Валерий узнал знакомые низкие очертания торфяных стен Камулодуна на далеком горизонте. Они были такими же впечатляющими, как и любые укрепления, которые он видел на острове, и все же он знал, что они были сданы без боя, когда прибыли силы вторжения Клавдия. Он считал, что понимает почему. Чтобы должным образом защитить стены такого масштаба, потребовался бы гарнизон, далеко превосходящий возможности триновантов, которые тогда удерживали Камулодун, даже если бы у них было желание сражаться за них. По дороге из Лондиниума он много думал о проблемах обороны и пришел к одному сокрушительному выводу. Город Колония не мог устоять против какой-либо силы разумного размера, имея лишь ветеранов, чьей обязанностью было защищать его.

Этот вывод укрепился, когда он подъехал к знакомой арке западных ворот города с двумя сотнями утомленных людей из его крошечного отряда, выстроившихся плотным строем позади него. Он снова заметил огромные бреши в стенах и лабиринт улиц позади, где противник мог обойти с фланга или начать атаку с тыла. Он видел только одну возможность защитить часть города, и ее можно было рассматривать только как последнее средство.

Он думал, что может положиться на Фалько. Другое дело Петроний и его совет.

Квестор стоял в тени арки вместе с половиной города, и приветствия начались еще в сотне шагов от легионеров. Валерий раздраженно закусил губу. Гражданское приветствие было последним, в чем он нуждался. Завыли рога, и кто-то вынул барабан, который бил в такт марширующим солдатам. Когда он добрался до Петрония и Фалько, стоявших бок о бок в дюжине ярдов перед толпой, Валерий едва расслышал их приветствие. На их лицах явно было написано облегчение.

— Вы пришли наконец. — На узком лице Петрония была широкая улыбка, но она была натянутой, и он постарел с тех пор, как Валерий видел его в последний раз. — Совет проголосовал за то, чтобы выбрать прекрасного быка для принесения в жертву в вашу честь и поблагодарить Божественного Клавдия за наше спасение.

Валерий обменялся взглядами с Фалько, который напрягся, пытаясь разглядеть что-то вдалеке. Он незаметно покачал головой, и глаза старшего расширились.

— Боюсь, вы пришли преждевременно, — тихо сказал он квестору. — Мы – все, что прокуратор счел нужным послать вам.

Петроний выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание, и Фалько взял Валерия за руку и яростно зашептал. — Это все? Но мы просили хотя бы четыре когорты и кавалерию. Полторы тысячи человек. Что толку в двухстах против всей мощи иценов?

Приветствия постепенно перешли в смущенный ропот, когда толпа поняла, что никакой легион не следует за жалким отрядом Валерия. Мужской голос потребовал объяснить, что происходит, и Петроний оглянулся через плечо. Валерий увидел, что квестор испугался. В Петронии это его не удивило, но было шоком увидеть выражение его лица, отраженное в Фалько, который пробился через Тамезис и возглавил атаку, приведшую к окончательному поражению Каратака. — Мне нужно знать все, — сказал он.

Через пять минут они встретились в вестибюле базилики, выходящем на Форум. В открытое окно Валерий мог видеть группы ветеранов, упражняющихся с мечами, в то время как другие смотрели, выкрикивая советы и смеясь над их усилиями, а дети размахивали короткими палками, подражая своим отцам и дедам.

Петроний оживленно разговаривал с невысоким, крепко сложенным кельтом, седые торчащие усы которого придавали ему вид угрюмой собачьей выдры. — Это Целл, — представил вошедшего Петроний. — Он зарабатывает на жизнь охотой и рыбной ловлей в прибрежных заболоченных местах. Он один из моих осведомителей и смог приблизиться к лагерю иценов, где их королева призывает дух волка, зайца и лошади, чтобы проповедовать мучительную смерть всем римлянам. Он признает, что недостаточно близко, чтобы получить полное представление о мыслях и планах этой Боудикки – он вызвал подозрения разведчика иценов и был вынужден убить его, – но достаточно близко, чтобы получить ценную информацию о ее силе.

Валерий изучал человека, который выглядел неуместно в заляпанном путешествием плаще и рваных штанах на фоне абсолютной чистоты белых стен. — Ему можно доверять?

Петроний нахмурился, как будто его собственная лояльность была поставлена под сомнение. — У Целла нет причин любить иценов, — сказал он. — Пять лет назад его детей взяли в рабство, а жену убили, когда они напали на его лагерь из-за спора о правах на рыбную ловлю. Он никогда не подводил меня. — Он сделал знак Целлу, и тот выплюнул непрерывный поток предложений на диалекте, которого Валерий не понял.

Фалько перевел, и его слова рухнули в тишину, как камни в могилу. — Он говорит, мы должны знать, что армия Боудикки насчитывает пятьдесят тысяч человек – пятьдесят тысяч воинов.

Валерий почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Это было невозможно. Все племя иценов насчитывало менее сорока тысяч человек; даже если выставить каждого мужчину и мальчика и вооружить их косами и мотыгами, их не могло быть больше двадцати пяти тысяч.

Фалько увидел недоверие на его лице. — Это сообщение мы отправили прокуратору. Катувеллауны и тринованты объединились на стороне Боудикки. Короли и принцы, вожди, вельможи и воины, даже рабочие с полей. И каждый день прибывают новые, в том числе бриганты с севера. Дружба, видимо, менее обязывает, чем запах добычи. Теперь вы понимаете, почему мы боимся? Мы попросили Ката Дециана прислать нам достаточно солдат, чтобы сдержать иценов, пока губернатор не вернется, чтобы противостоять угрозе. Вместо этого он послал тебя. — Седой ветеран горько усмехнулся. — Рад снова видеть тебя, Валерий, но я бы предпочел более солидный подарок.

— Губернатор не придет. Дециан не будет беспокоить его.

Фалько скривился, а лицо Петрония побелело еще больше, если это было возможно.

— Но почему? — спросил Петроний. — Мое сообщение было ясным.

— Он тебе не верит.

***

Пока Петроний созывал полное собрание ордо и старших офицеров ополчения, Валерий вместе с Лунарисом обошел то, что осталось от стен. Он узнал, что всего за несколько дней до этого совет с опозданием согласился, что оборона города важнее, чем чувства застройщиков, снесших стены, чтобы освободить место для своих вилл и садов. Дупликарий покачал головой — Слишком поздно. Потребуется тысяча человек и месяцы, чтобы снова сделать это место пригодным для обороны. Нам пришлось бы сносить дома, восстанавливать стены и сносить все хижины на двести шагов, чтобы получить чистое поле для обстрела. Даже тогда я не думаю, что у нас было бы достаточно людей, чтобы защитить периметр такого размера.

Валерий что-то буркнул, соглашаясь. — Фалько считает, что сможет наскрести две тысячи своих ветеранов и несколько сотен здоровых гражданских, от которых будет больше проблем, чем пользы. Бела приказал своей кавалерии патрулировать северную дорогу, но я приказал ему отступить и сформировать заслон в десяти милях к северу отсюда. Они должны дать нам достаточное количество предупреждений о любом нападении, и когда они отступят, это даст нам еще пять сотен, но я думаю, что они будут полезнее на лошадях, чем на стене.

— А что насчет сигнальной станции на дороге к Венте?

— Они остаются на месте и пробиваются прочь при первых же признаках опасности, — решительно сказал Валерий.

— Мы оба знаем, что это значит.

Валерий кивнул. Он только что приговорил восемь человек к смерти. Ицены сокрушат их за считанные минуты, но их предупреждение может оказаться решающим. Он попытался выкинуть из головы образ рассерженного тунгрийского командира, но его преследовали слова легата, сказанные несколько месяцев назад: «Придет день, Валерий, когда твои солдаты станут всего лишь монетами, которые можно будет потратить». Что ж, этот день настал раньше, чем он предполагал. — Как парни?

— Наши люди – Грацилис, Лука, Паул, Мессор и остальные – хороши, а ребята из Лондиниума – отличные солдаты, но… ты слышал эти истории?

— Этот вздор о том, что море становится красным?

— И статуя на вершине храма пала.

— Скорее всего, ее отодвинули, — пренебрежительно сказал Валерий. — Большинство местных триновантов, возможно, исчезли, чтобы спрятаться или присоединиться к восстанию, но их осталось достаточно, чтобы создавать проблемы. Потребовалось бы не более двух человек с парой веревок.

Лунарис ухмыльнулся. — Ты прав, но ты знаешь, какими бывают солдаты. Суеверными. — Его рука поднялась, чтобы коснуться амулета на шее.

— Передай им то, что я сказал, и в следующий раз, когда кто-нибудь шепнет им на ухо, арестуйте их за распространение слухов и инакомыслия.

— Пора, — напомнил ему Лунарис.

— Да, пора.

***

Их было слишком много даже для курии, так что сотня видных граждан Колонии и еще сотня собрались в главном зале заседаний на территории храма. Корвин был там, его темные глаза были озабочены и искали Валерия; Дидий, ростовщик, ловкий и расчетливый, но на этот раз нервный; и десяток других, которых он знал. Люди, которые руководили развитием города со времен Клавдия, согласились на его основание, и люди, которые с тех пор получали от него прибыль. Примерно треть из них была в форме ополчения, остальные – в тогах в пурпурную полосу, которые обозначали их должность. Валерий знал, что его сообщение не понравится ни одному из них.

— Я собираюсь оставить город.

Объявление было встречено бурной реакцией. Мужчины требовали, чтобы им разрешили говорить, требуя первенства от Петрония, который сидел, сгорбившись, в своем кресле, выглядя сбитым с толку и побежденным. Даже ветераны, всю жизнь приученные к власти, казались близкими к мятежу, и Фалько стоял среди них с таким же мрачным лицом, как и все остальные.

Валерий возвысил голос, перекрывая несогласие. — Выбора нет, — сказал он. — Мы не можем защитить этот город от пятидесяти тысяч воинов или даже половины этого количества. Даже если бы стены не были разрушены, я бы не стал пытаться с той силой, которая у нас есть. Вы должны подготовить стариков, больных, женщин и детей к отправке в Лондиниум завтра на рассвете. Обеспечьте их достаточным количеством еды и воды на четыре дня. Реквизируйте каждую повозку в городе, но сведите количество багажа к минимуму. Жизни дороже сокровищ.

— Неужели мы трусы, если бежим от сброда кельтов, чьи задницы мы надрали двадцать лет назад? — Голос доносился из дальнего конца комнаты, и Валерию пришлось вытянуть шею, чтобы разглядеть, кто это сказал: скрюченный седобородый крестьянин, бывший офицер легиона, а теперь центурион Второй когорты ополчения.

— Не трусы, Марк Секуларис, и я, например, не убегу. Если мы побежим, они вцепятся нам в шею, как стая шакалов. Если мы попытаемся защитить город, они разрежут нашу маленькую армию на сотню частей и будут охотиться на нас по улицам, как на крыс.

— Что тогда? — Это был Фалько.

Валерий кивнул, в знак согласия. Он нуждался в помощи этого человека больше, чем в любой другой. Без сотрудничества Фалько Колония была обречена.

— Есть шанс, что мы сможем убедить их обойти Колонию. Если мы продемонстрируем силу в нужном месте и покажем, что у нас достаточно людей, они будут осторожны. Восстание находится в зачаточном состоянии, и его лидерам нужна быстрая победа, чтобы укрепить лояльность своих последователей. Им не понравится атаковать то, что они посчитают полным легионом.

— А если это не сработает?

Валерий позволил своим глазам блуждать по толпе лиц, чтобы каждый человек поверил, что говорит с ним и только с ним.

— Мы сделаем то, что легион делает лучше всего, — сказал он и увидел, как в глазах Фалько вспыхнуло понимание. — Мы будем сражаться с ними на нашей земле и на наших условиях. Когда мы получим известие о приближении варваров, мы выступим им навстречу. Я намерен использовать реку вместо стен, которых у нас нет. Наша самая большая сила – это наше единство и наша дисциплина. Мы напомним им о цене, которую придется заплатить за неповиновение Риму.

— Нас достаточно? — спросил командир ополчения. — Меньше трех тысяч против пятидесяти?

Валерий заколебался, не зная, что сказать дальше. Затем знакомый резкий голос, звучавший несколько недель назад, дал ему ответ. — Если ополчение не может удержать Колонию, ее люди не заслуживают того, чтобы ее удерживать.

Слова были встречены недоверчивым молчанием. Он увидел потрясение на лице Фалько, и через мгновение комнату наполнил рев ярости. Центурион ополчения бросился к нему, но его удержали от физического нападения только двое его соотечественников. Теперь они ненавидели его. Но это было хорошо. Если бы он только мог направить эту ненависть против иценов, тогда, возможно, у них был бы шанс.

Петроний призвал к порядку. Им это не нравилось, но никто не хотел дебатов. Валерий носил власть прокуратора, и неповиновение ему означало мятеж.

Некоторые возражали против эвакуации, те, кто хотел остаться с женами и детьми и защищать то, что принадлежало им, но они были в меньшинстве. Все в комнате знали о кельтах, которых больше не было в Колонии, которые теперь были на севере и точили свои мечи. Они помнили унижения, которым подвергались их соседи; страх перед их возвращением и спокойная властность Валерия сделали все остальное. Когда вопрос был решен, он объяснил, как должен быть организован исход, кто возглавит конвой, кто будет командовать эскортом, сколько разрешено багажа. Получив их согласие, Петроний отдал приказ, и они молча вышли из комнаты, каждый обдумывая, как он скажет своей жене, сколько она сможет унести и где закопает то, что она не сможет.

Когда они уходили, Валерий отвел Фалько в сторону. — Ты был прав, — извинился он. — У нас не хватает людей. Но это было не то, что им нужно было услышать.

Фалько изучал его с задумчивым выражением лица. — Я слышал много призывов к оружию, Валерий, но ни один из них не был столь прямым. Калигула мог бы многому у тебя научиться.

Валерий улыбнулся. Обоюдоострый комплимент, если это вообще был комплимент. Но он чувствовал, что никакого серьезного ущерба нанесено не было.

— Есть одна вещь, которую ты должен знать, примипил, — официально сказал он. — Когда мы будем сражаться с ними, когда их тела будут грудами лежать под нашими мечами, но они все равно будут бросаться на нас, тогда я отступлю сюда, на территорию этого храма, чтобы дать последний бой. Жрецы будут жаловаться, что это святотатство, но я человек практичный и верю, что боги меня поддержат. Мы обеспечим храм теми припасами и водой, которыми сможем. Если ты или кто-то из твоих людей окажитесь в изоляции в бою, направляйтесь к храму. Вы будете среди друзей. Теперь у нас много дел.

За этим последовала ночь хаоса, какого провинция никогда не видела.

Они хлынули в Колонию тысячами. Сбитые с толку семьи, вырванные из безопасности своих домов, в ужасе от того, что может произойти. Богатые или бедные, теперь все они были одним классом, бездомные беженцы, спасающиеся бегством от мстительной армии, которая не проявит к ним милосердия.

Конечно, телег не хватило, чтобы всех забрать. Валерий приказал использовать те, что были в наличии, для перевозки самых маленьких детей, больных и стариков, которые едва могли переставлять ноги. Но какая мать согласилась бы разлучиться со своим ребенком? Какая дочь со своим престарелым отцом? В разгар столпотворения он наткнулся на Лунариса, пытавшегося разлучить двух женщин, которые, крича и ругаясь, боролись за места в транспорте для своих детей. В другое время Валерий рассмеялся бы, увидев недоумение на лице легионера.

— Что мне с ними делать? — спросил Лунарис, держа пару на расстоянии вытянутой руки, когда они рвали друг другу волосы и срывали платья с груди и плеч.

— Брось их в реку, — предложил Валерий. Он сказал это достаточно громко, чтобы они услышали истинное намерение в его голосе, и борьба утихла. Лунарис усмехнулся, и две женщины разделились, все еще плюясь друг в друга, и отступили к противоположным концам конвоя. Валерий помог слепому, разлученному впервые за десять лет со своим опекуном, когда тот бродил по очереди, раскинув руки, вежливо спрашивая, не видел ли кто Юлию. Чуть позже он стал свидетелем того, как две упрямые проститутки Колонии уступили место, за которое они заплатили золотом, обезумевшей молодой матери с визжащим младенцем на руках и широко раскрытыми глазами и сопливым ребенком, дергающим каждую за юбку.

Но он не мог быть везде. В первом из многих несчастных случаев сбитая с толку пятилетняя девочка, сидящая на краю открытой повозки, уже вдвойне перегруженной, упала на путь обитого железом колеса и завизжала, когда кости ее ног были сломаны. Они сделали все, что могли, чтобы утешить ее, но она умерла через несколько минут, ее глаза все еще были широко раскрыты от шока.

Через три часа после полуночи Лука, один из молодых легионеров, составлявших его эскорт, позвал Валерия вперед, туда, где у одной из повозок собралась разгневанная толпа.

— Что тут происходит?' — спросил он. Повозка была защищена приподнятым промасленным полотнищем, так что содержимое было невидимым, но кузов был расположен низко над осями и явно был сильно нагружен. На ободе сидела грузная женщина с закрытым капюшоном лицом, держа поводья.

Лука пожал плечами, глядя на подозрительные лица вокруг себя. — Говорят, с этой телегой что-то не так. Они попросили женщину забрать одного из их детей, но она не подпускает их к телеге. Все, что она делает, это качает головой. Может, она немая?

Валерий изучил фигуру у поводьев и заметил, что ее руки дрожали, когда она держала кожаные ремни. Заметил и еще кое-что. — Клянусь священной бородой Марса, разве у него недостаточно дел? — Он протянул руку и откинул капюшон, открывая лицо Басса Атилия, одного из самых преуспевающих торговцев Колонии, толстого, небритого и сверкающего взглядом в сером женском платье. Испытывая отвращение, Валерий схватил перепуганного торговца за шею и швырнул на землю.

— Убей его. — Крик раздался из глубины толпы.

— Держите их подальше, — приказал Валерий, развязывая ремни на фургоне, чтобы показать жену Басса, притаившуюся среди нескольких больших ящиков. Он помог женщине спуститься, поднял один из ящиков и опрокинул его за борт, где он распахнулся, обнажив десятки изящных медных изделий. Затем последовали другие, каждый из которых был наполнен одинаковыми предметами, включая серебряную посуду и украшения. Басс пресмыкался среди них, а его жена прятала лицо.

— Пожалуйста, это все, что у меня есть. Я должен спасти их.

Валерий поднял мешок, в котором сельский рабочий мог носить полуденную еду, поражаясь его весу. Он заглянул внутрь и увидел сотни золотых ауреев, подмигивающих ему в ответ, каждая монета сияла, как будто владелец потратил долгие часы на их полировку. Увидев мешок, Басс вскрикнул.

— Убей его, — повторил голос.

Валерий обнажил свой меч и посмотрел в направлении голоса. Теперь Басс съежился у его ног, умоляя о пощаде. — Если хочешь, чтобы он умер, убей его сам.

Толпа зарычала, но никто не шевельнулся.

— По крайней мере, забери его золото.

— Нет, мы не воры. Вы хотите пасть так же низко, как этот человек, который пожертвовал бы вами и вашими детьми за несколько кастрюль и сковородок? — Он оглядел их, в основном женщин и юношей, а также нескольких пожилых ополченцев. Не многие встречались с ним взглядом. — Это жадность привела иценов к вашей двери. Такая жадность, которая недостаточно знает значение этого слова. — Он швырнул золото Бассу, и оно упало с громким звоном. Торговец протянул ему мешок. — Лука, найди место в фургонах для женщины, затем отведи этого мужчину к мосту и переведи его через него. Посмотрим, сколько золотых потребуется, чтобы купить милость Боудикки.

Всю оставшуюся ночь легионеры метались, как сухие листья в осенний шторм, успокаивая, запугивая и умоляя, иногда набрасываясь кулаками и сапогами, пока первый багровый намек на рассвет не омрачил чернильно-черное небо над городом, и из хаоса не появилось подобие порядка.

Бела, командующий фракийской кавалерией, появился с тридцатью своими солдатами, которые выстроились на своих больших лошадях по обе стороны конвоя. Это будет разочаровывающее путешествие для людей, ограниченных скоростью самой медленной повозки с волами, но, по крайней мере, подумал Валерий, это пощадит их лошадей для того, что должно было произойти.

Борясь с усталостью, он прошел вдоль линии телег, проверяя, все ли на своих местах и что он разобрался со всеми мелкими, придирчивыми, опасными проблемами, возникшими за ночь. Хорошо одетая женщина, которая, как он думал, могла быть женой Петрония, смотрела на него, когда он проходил мимо, как будто он был виноват в ее бедственном положении, но многие благодарили его, и не только те, от кого он обязательно этого ожидал. Другие все еще смотрели на него в поисках утешения. Они хотели знать, что вернутся; что бы все было как прежде. Он улыбнулся и кивнул, но это была ложь. Эти женщины оставляли свою жизнь вместе со своими мужьями, и ничто уже не могло быть прежним. Он просмотрел сотню последних прощаний. Страстные поцелуи и безудержные слезы. Душераздирающие мольбы о том, чтобы им позволили остаться и бросить вызов всему, что должно было произойти, вместе. Отец прижимал к груди новорожденного младенца, пока жена не взяла его у него из рук, опасаясь, что он поранит его. Когда взошло солнце и он оказался в начале конвоя, где его ждал Бела, он знал, что детские крики будут сопровождать его до самой смерти.

Молодой фракиец стоял у шеи своего коня, небрежно держа в одной руке полированный шлем, его темные, как глина, волосы были взлохмачены и растрепаны. У Белы был взгляд молодого Александра и соответствующая уверенность, но глаза его были торжественны, и, когда Валерий подошел, он принюхался. Римлянин бросил на него вопросительный взгляд.

— Дым, — объяснил Бела. — Но только от ваших костров. Когда они придут, дым будет другим, потому что они сожгут все.

Валерий кивнул. — Твои инструкции ясны?

Кавалерист улыбнулся. — Конечно. Я доставлю свой драгоценный груз и потом вернусь, но не ранее личного визита к прокуратору.

— Где ты убедительно выразишь мои опасения.

— Где я решительно выражу вашу озабоченность, рискуя своей карьерой.

— А другие сообщения, которые я приказал отправить?

— Янус передаст ваше личное письмо непосредственно губернатору, но это займет несколько дней, и я боюсь, что он вряд ли вам поможет. К ночи Петур должен добраться до лагеря Девятого, если они еще не выступили.

— Будем молиться, чтобы они были на марше. Тогда иди, и да защитит тебя Марс.

Бела взял его за руку, и его взгляд снова скользнул по длинной в милю веренице фургонов. — Вчера мы принесли жеребенка в жертву Геросу, главе наших собственных богов. Это была хорошая жертва, но я приму любую помощь, которую смогу получить.