Жар-птица

Глава XIV. Ревнивец

На следующее утро Кудашев встал в прекрасном настроении.

Камердинер помог ему облачиться в изысканную сюртучную пару из светло-коричневого легкого сукна, чтобы комфортно чувствовать себя в изнуряющую жару, которая стояла последние дни в Кисловодске. Около девяти Виктор вышел из своих комнат в ресторации, собираясь позавтракать в ресторане один. Ирина еще почивала, как сказала ее горничная, оттого что вернулась глубоко за полночь с приема у Трубецких. Он не слышал сам, когда именно пришла жена, так как вчера немного перебрал портвейна и потому крепко уснул еще до полуночи в своей спальне.

Спустившись на первый этаж ресторации, князь подумал о том, что, наверное, уже стоит сказать Ирине о том, что они не будут переезжать в частный дом, как сделали это Трубецкие, и останутся здесь. Только надо было придумать предлог для жены, отчего они останутся в ресторации, ведь он, как и прежде, намеревался ежедневно навещать Аннет, которая была весьма страстна в любовных утехах, не чета его сдержанной пуританке-женушке.

Он уже направился в сторону ресторана, чувствуя ароматы свежесваренного кофея и ванильных испеченных булок, доносившиеся из кухни, когда ему в широком вестибюле попался поручик Измайлов. Сухо поклонившись одной головой, Александр быстро произнес:

— Приветствую вас, князь. Могу я переговорить с вами об одном важном деле?

— Добрый день, Александр Григорьевич, — поздоровался с ним вежливо Кудашев. — Вы намеренны говорить прямо сейчас?

— Да, немедленно, если позволите.

— Так и быть, — согласился Виктор. — Могу уделить вам четверть часа, милейший. Я хотел позавтракать.

— Я не задержу вас надолго. Мы можем выйти на улицу?

— Почему бы и нет.

Мужчины спустились по лестнице вниз к парку и остановились у небольшого грота, где в этот час было пустынно.

Без всяких предисловий Александр твердо заявил:

— Виктор Сергеевич, я намерен сообщить вам: Ирина Николаевна и я — мы любим друг друга. Потому я прошу вас, князь, дать ей развод, чтобы…

— Что-с? — перебил его вмиг Виктор, опешив от слов поручика.

— Мы любовники. И давно любим друг друга. Развод, как вы понимаете, спасет ваше имя от позора, а нас с Ириной сделает счастливыми. Вы должны понять нас, князь.

Наверное, минуту Кудашев молчал, откровенно потрясенный заявлениями Измайлова.

— Как вы смеете, милостивый государь, говорить мне подобные вещи?! — тут же взъярился Виктор. — Вы что же, преспокойно признаетесь мне в том, что гнусно соблазнили мою жену и…

— Да. Сегодня Ирина провела ночь со мной и стала моей любовницей. Я обожаю ее всем сердцем, как и она меня.

— Вы дерзкий наглец! — выплюнул оскорбление Кудашев. — Закройте немедля свой поганый рот, ибо я даже слышать не хочу о подобном!

После оскорбительных слов князя Александр побледнел и хмуро сказал:

— Вы должны дать Ирине развод, она хочет этого!

— Развод?! Никогда!

Немедля стянув белую перчатку, Измайлов бросил ее Кудашеву прямо в лицо, и та, ударившись о подбородок князя, бесшумно упала на землю.

— Тогда дуэль! — процедил Алекс облегченно. — Раз вы не хотите все решить мирным путем, то я вызываю вас, сударь!

Виктор похолодел всем телом. Естественно, он не собирался участвовать ни в какой дуэли. Он отвратно стрелял и знал наверняка, что Измайлову не составит труда убить его. Князь прекрасно знал, что все офицеры отлично стреляли. А умирать Кудашев не собирался, да еще так глупо, из-за какой-то там неверной девки. Он решил проигнорировать слова поручика, якобы не обратив на них внимания, и прошипел:

— Развод?! Да вы умалишенный, если думаете, что я поведусь на ваши наглые речи, поручик! Пойдите прочь от меня!

— Я вызвал вас на поединок и требую сатисфакции! — пророкотал Александр.

— Вы, сударь, хам и распутник, потому я не собираюсь участвовать в этом комичном действе!

— Вот как? — удивился Измайлов, тут же осознав, что Кудашев еще тот трус. — То есть честь вашей жены ничего не значит для вас?

— Честь моей жены не ваша забота, месье бретёр!

— Понятно, дуэли вы боитесь, князь, — парировал Измайлов. — Пусть так. Но я требую, чтобы вы дали развод Ирине Николаевне. Мы любим друг друга, вы должны понять…

— Ирина моя жена! — перебил его Кудашев, цедя слова сквозь зубы. — Ею и останется! Вы же ступайте прочь, месье наглец! Я более не намерен говорить с вами!

Кудашев быстро обошел негодующего поручика и поспешил немедля в ресторацию, намереваясь потребовать от этой блудливой девицы объяснений.

Виктор ворвался в спальню жены в нервном клокочущем состоянии. Разговор с этим наглым гвардейцем вызвал в его существе настоящую ярость.

— Пошла вон! — прикрикнул он на горничную княгини, которая в эту минуту укладывала последние локоны на голове Ирины в изысканную прическу.

Девушка быстро поклонилась и вылетела прочь, видя, что барин сильно не в духе.

Князь Кудашев остановился посреди комнаты и сжимая кулаки, процедил:

— Я хочу знать правду! Ты была близка с этим гвардейцем?!

Испепеляя жену жутким взором, он в негодовании прохрипел:

— Не смей отпираться! Сейчас он все мне рассказал, что ты, как последняя блудница, провела ночь в его доме!

Ирина не ответила, а Виктор продолжал в повышенном тоне:

— Никогда не думал, что моя жена шлюха! Причем самого низкого побора, раз связалась с этим нищим хлыщом!

Весь лоск и воспитанность князя улетучились, и теперь он предстал перед женой в неприглядном свете. Он виделся Ирине кричащим диким мужиком, который был одержим яростной злостью, его глаза угрожающе сверкали, а лицо покраснело. Она не на шутку испугалась этого нового облика Виктора, неприятного и даже отталкивающего. Еще ни разу за два года супружества она не видела мужа в таком сильном гневе, потому не знала, как себя вести. Она лишь стиснула кисти рук, опустила голову и тихо сидела.

Искренне не понимая, отчего так вышло, что его жена спуталась с этим предерзким поручиком, Кудашев ощущал, как его существо охватывает неуправляемое бешенство. Он просто не мог поверить во все это. Как эта тихая, послушная девица, которая за эти два года даже слова против не сказала, могла наставить ему рога, да еще и прямо перед его носом. Это было просто немыслимо, по мнению Кудашева. Он бы в это никогда не поверил, если бы это были просто сплетни. Но поручик говорил так уверенно об этой ночи, что князь понимал, что все это горькая грязная правда.

Кудашев начал нервно ходить по спальне, все более заводясь и кидая на жену яростные взгляды.

— Это же надо! Этот наглец вызвал меня на дуэль? Да кто он такой? Нищий дворянчик без положения, а возомнил о себе! Еще смеет требовать у меня жену! Мерзавец! Ну ничего, я добьюсь, чтобы его лишили всех наград и званий! И, слава Богу, у меня есть для этого связи!

Ирина молча слушала истерику князя, зная, что он вспыльчивый человек, но быстро остывает, и потому ждала, когда же он немного успокоится. Да и к чему было говорить что-то? Похоже, Александр и так ему все сказал, как и обещал ей. Так и сидя на бархатной банкетке, она лишь повернулась к Кудашеву. Опустив глаза на свои дрожащие руки, выслушивала его оскорбления словно нашкодивший ребенок. Ирина была слишком мягкой, чтобы вступать с мужем в открытую ругань.

В какой-то момент, не выдержав, Виктор подскочил к ней и, грубо схватив ее за подбородок рукой, приподнял ее лицо вверх, заставляя смотреть на себя.

— Ты так и будешь молчать, блудливая девка?! — злобно закричал он ей прямо в лицо. — Была ты с ним или нет? Признавайся!

Более не в силах теперь его оскорбляющие слова, Ирина подняла глаза на него и тихо с достоинством сказала:

— Вы правы, Виктор Сергеевич, я провела ночь с Александром. Я люблю его. Прошу вас, дать мне развод.

Она видела, как князь поменялся в лице и оскалился словно зверь. Еще никогда Ирина не видала Кудашева в такой дикой агрессии и ярости. Черты его лица перекосились, сделав его лицо похожим на маску демона. В следующий миг он поднял руку и со всего размаху ударил Ирину кулаком в лицо. От силы удара Ирина рухнула на пол и тут же в испуге закрылась руками от обезумевшего мужа.

— Дрянь! — заорал Виктор, склоняясь над испуганной Ириной. — Я тебя научу, как надобно хранить верность мужу!

Не понимая, что происходит, и отчего князя Кудашевы решили так внезапно покинуть Кисловодск, как она узнала от их слуги, Оленька быстро поднялась на второй этаж ресторации. Достигнув императорских меблированных апартаментов, которые снимали князья, она прошла в гостиную, откуда слуга выносил последний тяжелый саквояж. Узнав от горничной княжны, что Кудашевы в спальне Ирины, Оля стремительно последовала в комнату сестры.

Вечерний сумрак уже окутал спальню, когда зашла Оленька. В тот миг Кудашев властно произнес:

— Довольно пудры, дорогая, надобно ехать. Извозчик ждет.

Виктор стоял у дверей, видимо, ожидая, когда соберется жена. Ирина сидела за трюмо, уже причесанная и одетая в фиолетовое модное платье, и как-то странно, словно заторможенная кукла, медленно пудрила лицо.

Обернувшись к Виктору, Ольга удивленно осведомилась:

— Что случилось, князь? Отчего такой неожиданный отъезд? Даже нам с папенькой ничего не сказали.

— Вот так, Ольга Николаевна, решили только сегодня поутру, — ответил холодно Кудашев. — Здешний воздух, да и вода, губительны для Ирины Николаевны. Доктор посоветовал как можно скорее сменить место отдыха.

— И куда же вы поедете?

— Пока в Пятигорск, далее будет видно.

Ольга бросила взор на сестру, которая тихо сидела перед зеркалом, как будто в забытье поднимала руку, пудрила свое и так бледное лицо и вновь опускала. Почувствовав неладное, девушка приблизилась к ней сбоку и склонилась к ней, заглядывая в глаза.

— Ирочка, с тобой все хорошо?

Старшая сестра подняла на нее лицо, и Ольга ахнула от ужаса. На правой щеке княгини красовался большой синяк-кровоподтек, и даже несколько слоев пудры не могли его скрыть. Оля окинула напряженным взором плечи сестры и резко сдернула шаль, которой Ирина пыталась прикрыть руки и шею. Она увидела многочисленные следы ссадин и побоев на обнаженных руках и шее.

— Господи, Ирочка, что это? — промямлила Ольга. Она стремительно развернулась к Кудашеву, который невозмутимо натягивал перчатки, и возмущенно спросила: — Что произошло, князь? Что вы натворили?

— Что произошло, драгоценная Ольга Николаевна? — медленно чеканя каждое слово, произнес Виктор, сверкая глазами на Ирину. — Спросите у добродетельной княгини Кудашевой. Хотя благопристойности в ней нет вовсе! Спросите у нее, как она посмела нарушить обет венчания, когда поклялась хранить мне верность у алтаря в церкви! Нет, она весьма легко забыла про него!

— Я не понимаю, кто дал вам право так обращаться с моей сестрой, сударь?! — возмутилась в негодовании Ольга, понимая, что этот чопорный вежливый Виктор не так уж тих и спокоен, и, видимо, она многого не знала о нем.

— Я муж и имею право учить нерадивую жену, как должно хранить свою честь! Я вообще не понимаю, как ваш отец, Ольга Николаевна, ее воспитывал. В ней нет ни капли порядочности, раз она позволяет себе проводить ночь с другим мужчиной! И прямо у меня на глазах!

— Господи, Ирочка, что он говорит? Я не понимаю, — затрепыхалась над сестрой Ольга, и тут ее осенило. — Это Измайлов? Так?

Ирина молчала, лишь как-то испуганно и несчастно смотрела на нее, и ее глаза вновь наполнились слезами.

— Не надо, голуба моя, не береди душу, — промямлила молодая княгиня.

В этот момент заглянул слуга, доложив, что багаж собран.

— Ирина, вставай, нам пора. Лошади готовы, — велел холодно Виктор.

Оленька не могла поверить, как этот полный высокомерия и безразличия мужчина мог наброситься на ее сестру с кулаками и так изувечить. Это не укладывалось в ее голове.

Ирина послушно поднялась на ноги и медленно последовала к выходу. Виктор взял цилиндр со стола и распахнул перед женой дверь. Дождавшись, пока Ирина выйдет из комнаты, князь обернулся к Ольге и заметил:

— Раз уж вы так радеете за вашу сестрицу, Ольга Николаевна, хочу просить вас об одолжении.

— Каком же? — насторожилась девушка, пребывая в ужасе от всего, что сейчас узнала и увидела.

— Передайте этому сукиному сыну, что развода я не дам ни при каких условиях. Ирина моя жена и останется ею!

Кудашев быстро вышел за дверь, а Ольга стояла в недоумении и, как безумная, мотала отрицательно головой, понимая, что все эти преследования Измайлова и греховное «падение» сестры окончились столь трагично и жестоко.

Кисловодск, 1827, июль

Еженедельный бал в ресторации

Она нравилась ему до дрожи в коленях, до пьянящего восторга и мучительных терзаний одновременно.

Фаворитка этого бала, одна из первых петербургских красавиц, Оленька Трубецкая невольно притягивала к себе взгляд публики, едва входила в залу. Невероятно горделивая и прекрасная, восемнадцати лет, она могла позволить себе выбирать поклонников и возлюбленных из самых достойных мужчин, но отчего-то не делала этого. Она соблазняла, играла, кокетничала, порой даже поощряла, но на людях никогда и никого не допускала к себе ближе поцелуя руки. За ее спиной сплетничали, что она имеет много любовников, не дорожа ими и меняя кавалеров как перчатки. Но никто открыто не мог назвать ее своей невестой. И это более всего создавало ажиотаж у ее прелестных ног.

Из-за нее стрелялись, делали глупости, страдали и умирали от безответной любви. И Кирилл все это уже знал. Он и сам не раз испытал на себе колдовское обаяние Ольги Трубецкой, когда пытался заслужить ее благосклонность, делая всякие глупости, и оба раза оказывался в дураках. Первый раз она опозорила его с поцелуем в беседке, второй раз заставила проиграть скачки, а потом выставила перед всеми в неприглядном свете.

Он боялся ее и обожал одновременно. Как и на последних двух балах, он стоял в стороне и лишь тайком алчно любовался ею, не смея приблизиться. Каждый раз он давал себе зарок, что вот на этом балу решится, подойдет к Оленьке и пригласит на вальс или мазурку. Но не мог найти в себе смелости сделать первый шаг в ее сторону.

Хотя с детства он не любил танцевать, но сейчас думал, что совместный танец поможет приблизиться к ней, он сможет поговорить, узнать ее ближе. Но виной его пассивности была немощная раненая нога, которая еще плохо слушалась его. Не желая выглядеть глупо из-за того, что не сможет выполнить нужные движения, Кирилл лишь наблюдал за танцами и за нею, так и стоя в стороне.

Ее имя бередило и терзало его душу. Он знал ее всего месяц, но ее образ ее запах с первого же дня впечатался в его сердце глубоко и сильно.

Час назад, едва Оленька вошла в залу с отцом, взор Кирилла, трепетный, взволнованный, устремился в ее сторону и более не оставлял девушку в покое. Несмотря на все ее каверзы и холодность по отношению к нему, Измайлов все равно считал ее прекрасным и нежным созданием, которое достойно его страстного поклонения.

Теперь Ольга стояла около одной из мраморных колонн бальной залы и вальяжно обмахивалась веером. Она знала, что она царица среди всех женщин, пришедших на бал, и в городке не найдется и пары молодых девиц, сравнимых с нею по красоте и грации, но это совсем не радовало ее. На душе скребли кошки. Лишь одно воспоминание о несчастной Ирине и о ее муже-рогоносце, который вдруг решил показать себя буйным ревнивцем, вызывало в ее душе бурю негодования и желание мести.

Еще днем в голове Ольги родился страшный коварный план. Она знала, что он придет сюда, на еженедельный бал в ресторацию, как и на последние три. Что будет, как и раньше, терзать ее своим горящим настойчивым взглядом, именно это и происходило сейчас. Она же делала вид, что не замечает жгучего интереса младшего Измайлова, но это было не так. Она все прекрасно видела и замечала.

Он влюбился в нее так опрометчиво и быстро. Это была его самая большая ошибка. Ей было не жаль его, она только вершила справедливость. Муки ее сестры за мучения его брата. Око за око, страдание за страдания.

Прошло два часа от начала танцев, и Ольга уже довольно сильно устала, прокружившись подряд сразу два вальса и мазурку. Отойдя к своей подруге Зинаиде Оболенской, она якобы отдыхала, но у нее была конкретная цель. Она уже поняла, что Измайлов снова так и не решится подойти к ней и пригласить на танец. Но жаждала начать атаку на него, однако для этого нужен был предлог. Она решила все сделать сама.

Беседуя с Зиной, она вдруг придумала, как вызвать Кирилла на разговор.

Извинившись перед Оболенской, Оленька сказала, что выйдет освежиться на воздух из душной залы. А затем намеренно устремилась в ту сторону, где стоял Измайлов. Проходя мимо молодого человека, она как бы нечаянно обронила свой веер. Кирилл вмиг поднял вещицу и подал девушке.

— Мадемуазель Трубецкая, вы уронили, — сказал он и как-то призывно и нежно улыбнулся ей.

— О, благодарю вас, месье Измайлов, вы очень любезны, — ответила Оля как можно ласковее.

— Всегда к вашим услугам.

Итак, повод начать беседу Оленька придумала, теперь дело оставалось за малым.