Жар-птица

Глава XXIX. Полковник

Особняк Измайловых на Садовой улице

1829 год, Май

В тот вечер Оленька засиделась в гостиной. С самого утра у нее было меланхолическое настроение, оттого она даже не поехала был к княгине Куракиной. Уже три месяца, с начала зимнего сезона, как Ольга вновь выходила в свет. Оправившись после сентябрьских родов, она поначалу с упоением посещала все балы и приемы. Малышка Танечка родилась крепкой и здоровенькой. Оттого няня и кормилица прекрасно справлялись с присмотром за девочкой, и Ольга имела возможность заниматься собой, как и прежде. Только с утра и по вечерам на пару часов она приходила в детскую к дочери.

От Кирилла не было никаких вестей уже более года. С того самого тревожного дня февраля, когда Ирочка и Александр открылись, что намерены бежать в Берлин, Ольга ничего не знала о муже. Он не возвращался и не писал ей. Отчего-то волнуясь за него, ведь неспокойный Кавказ явно не располагал к мирной службе, Оленька ежемесячно наведывалась в военное министерство и узнавала там о здоровье мужа. Ее извещали, что с Измайловым все хорошо и он отлично справлялся со своими обязанностями. О его подвигах, наградах за этот год, а также о том, что ему пожаловали чин полковника, Ольга тоже узнала в министерстве. Она не знала, когда Кирилл вернется домой в Петербург, а написать ему не осмеливалась. Все же они расстались не лучшим образом.

Сегодня же у нее не было настроения ехать куда-либо. Оттого вечером, благословив Танюшу на сон грядущий, молодая женщина спустилась в гостиную, чтобы провести время за книгой, потягивая некрепкое прохладное вино. Конец мая стоял на редкость жарким и дождливым, оттого окна были распахнуты, пропуская вечерние звуки замирающего сада и дождя.

Часы недавно пробили одиннадцать, когда из парадной послышались голоса. Думая, что это слуги о чем-то спорят, Оленька перевернула очередную страницу невозможно скучного французского романа и вздохнула. Неожиданно двери в гостиную распахнулись, и в просторную светлую комнату вошел мужчина в военной форме. Невольно Ольга округлила глаза, но замерла лишь на мгновение. Быстро откинув книгу на софу, она поднялась на ноги.

— Кирилл! О Господи, это и вправду ты? — залепетала она, приближаясь к мужу.

— Я, — буркнул неучтиво Измайлов, отряхивая красно-зеленый мундир, с которого стекала вода. — Ливень как из ведра.

— Когда ты приехал в Петербург?

— Только что. Устал как собака, неделю безвылазно в седле.

— Наслышана о твоем повышении и наградах и… — начала Оленька, имея в виду его новый чин полковника, пожалованный ему в начале года.

— Польщен, — холодно перебил ее Кирилл. — Я устал, Ольга. Надеюсь, моя спальня убрана?

— Да, разумеется, — закивала она, подходя к нему ближе. Измайлов же застыл в недвижимой позе и смотрел поверх ее головы. — Все там прибрано и чисто, все время тебя ожидали.

— Хмм. Благодарю. Малышка спит?

— Наверное, няня укладывает Танечку в девять.

— Проводи меня в детскую, будь добра, посмотрю на дочь.

— Да, пойдем. Может, сначала ужин? Ты, наверное, голоден? — предложил она.

Отчего-то мысль о том, что будет видеть мужа за столом, вызвала у Оленьки приятное тепло под сердцем. Много раз она представляла, как они будут сидеть за одним столом, мило разговаривать, вкушая пищу.

— Вели подать ужин в мою комнату, — ответил он сухо. — Только к дочери загляну и пойду спать, валюсь с ног от усталости. Назавтра поутру к императору на доклад.

— О, конечно, я понимаю, поймем к Танечке.

Долгим изучающим взглядом Кирилл смотрел на спящую девятимесячную дочь, чуть посапывающую во сне, рассматривая ее темные густые волосы и миловидные черты лица, очень похожие на Ольгины. Он как-то тяжко вздохнул и произнес:

— Красавица, впрочем, есть в кого.

Быстро развернувшись и даже не взглянув на жену, Измайлов направился прочь из детской.

Ольга же, оставшаяся стоять у кроватки, как-то потерянно смотрела вслед мужу и думала о том, что Кирилл изменился. Стал более степенным и сдержанным. Возможно, виной тому была его усталость, а может, и нет. Раньше его взор постоянно искал ее, теперь же Измайлов едва мельком пару раз взглянул в ее сторону. Отчего-то эти наблюдения расстроили ее.

Уже у входа Кирилл бросил ей через плечо:

— Я к себе, распорядись насчет ужина. Я смертельно устал, хочу лечь.

— Конечно, — отозвалась она, засеменив за ним из детской.

На следующее утро проснулась Оленька от неудобной позы, в которой проспала всю ночь. Почти до трех часов она нервно ходила по спальне, терзаемая думами о муже.

Неожиданное появление Кирилла вчера всколыхнуло всё ее существо. Она вспомнила все то, что было между ними год назад — и на водах, и позже здесь в Петербурге. Эти воспоминания теперь отчего-то казались ей какими-то трагично-сладостными и страстно-неспокойными. Весь этот год она думала об Измайлове, не могла не думать, ведь он единственный из мужчин ее окружения вел себя необычно и непредсказуемо, часто меняя свое поведение по отношению к ней. Именно это волновало ее и не давало позабыть его. Сейчас Оленька не знала, что испытывает к Кириллу. Неприязнь, влюбленность, презрение или влечение. Скорее всего, симбиоз всех этих чувств. И отчего-то после его неожиданного возвращения ею завладело одно желание — непременно примириться с Кириллом, дабы узнать его сложную непонятную натуру.

Солнечные лучи пробивались в просторную спальню, и Оленька решила вставать, хотя совсем не выспалась. Осознание того, что Кирилл теперь дома, немедленно вызвало в ней волнение.

Вчера она заметила, что муж чересчур отстраненно вел себя с ней. И ей даже показалось, что он охладел к ней. Но она отчетливо помнила его страстные и неистовые чувства год назад. Потому решила сегодня же поутру вновь попытаться наладить с ним общение и все же выяснить, действительно изменился по отношению к ней Кирилл, или же ей просто показалось.

Встав с кровати, она нетерпеливо позвонила в колокольчик и далее стремительно направилась к кувшину с водой, чтобы умыться.

Раздался стук в дверь, и в спальню вошла рыжеволосая горничная, улыбаясь.

— Доброе утро, барыня, вы уже поднялись. Рано еще!

— Паша, сколько времени? — обернулась к ней Оленька, нахмурившись.

— Дак почти восемь доходит, Ольга Николаевна.

— Часы встали, вели починить, — распорядилась Ольга, вытирая лицо полотенцем. — Танюша уже покушала?

— А как же, Сусанна Никитична накормила ее молоком и снова спать уложила.

— Прекрасно, сейчас пойду проведаю ее. Давай побыстрее одеваться, — приказала Оленька. — Ты не знаешь, Кирилл Григорьевич встал?

— Уже давно, барыня.

— Тогда тем более поспеши, платье желтое достань. Я хочу успеть к завтраку.

Спустя час Оленька, одетая в светлое утреннее платье с кружевами по лифу, рукавами-фонариками и сильно открытыми плечами, вошла в столовую. Ольга прекрасно знала, что это кокетливое модное платье очень идет ей. Ее облик дополняла прическа с гладко убранными на макушке волосами и множеством длинных локонов, обрамляющих лицо.

Кирилл находился здесь же и, едва заметив ее появление, велел подавать завтрак. На удивление Оленьки, стул за ней отодвинул не муж, а слуга, так как Измайлов важно уселся во главе стола, не выразив желания помочь жене. Это немного задело Ольгу, но виду она не подала.

За утренней трапезой Измайлов вел себя, как и накануне, молчаливо и отстраненно. Лишь поздоровавшись с Оленькой, он более не выражал желания к общению. Ольга пыталась разговорить его и расспросить о службе, но Кирилл упорно отвечал односложно, чем остудил ее порыв. Она же не знала, как себя вести с этим новым Кириллом, он казался ей закрытым и даже мрачным. Тот молодой человек, трепетный и порывистый, словно исчез, и даже кокетливые улыбки Ольги не возымели никакого действия на мужа.

— Надолго ты приехал, Кирилл? — спросила она в какой-то момент.

— Пока на пару месяцев, возможно, останусь до осени. Будет зависеть от распоряжений министерства, — кратко пояснил он, вновь смотря поверх ее головы.

Оленьку задевало холодное поведение мужа за трапезой, но она старалась не показывать этого. Она не понимала, как Кирилл, вернувшийся после годовой отлучки, даже не поинтересовался, чем она все это время занималась? Может быть, уже завела себе любовника и не одного. Сейчас это было очень распространено у дворянок.

Большинство мужей закрывали на это глаза, ведь браки часто заключались не по любви, а из корыстных целей. Конечно, у Оленьки не было никакого любовника, ибо до сих пор она считала, что нет мужчины, достойного ее. Но все же Кирилл мог спросить. Теперь он имел на это право. Однако он не спросил, как будто это его мало волновало. К тому же он не поцеловал ее при встрече и не приближался к ней на интимное расстояние ни сегодня, ни вчера. Оттого Оленька не могла понять, то ли муж действительно охладел к ней, то ли это опять какая-то его игра, которую она еще не поняла.

Сразу после завтрака Кирилл уехал на доклад к императору, как и уведомил ее накануне, пообещав вернуться к ужину. Оленька решила остаться дома и несколько часов провела в детской с дочерью и ее няней и кормилицей, а после отправилась в свою комнату и до вечера подбирала к ужину наряд, чтобы поразить своей красотой мужа. Она не верила в то, что он разлюбил ее, и полугодовое воздержание должно было вызвать у него жажду.

Но ни этой ночью, ни последующими Кирилл не приходил в ее спальню. Ежедневно по вечерам он отправлялся к себе, лишь пожелав Ольге спокойной ночи. Кирилл совсем не жаждал с ней интимного общения. Прошла неделя, другая, затем месяц, а молодой муж так и не появлялся в комнате Оленьки.

И это казалось ей странным. Она прекрасно помнила его алчную диковатую любовь. Неужели и впрямь прошло так много времени, что он разлюбил ее? Да, она никогда не любила Кирилла. Но осознание того, что его страстное влечение к ней исчезло, вызывало у Ольги печаль и сожаление.

Следующие недели прошли так же, как и первые дни после возвращения Измайлова.

В течение дня Ольга редко встречалась с мужем, лишь за трапезами и иногда по вечерам в детской. Он ежедневно общался с Танечкой: брал малышку на руки, много говорил с ней, часто улыбался, умилялся тому, как дочь учится ходить или ест кашу.

С Оленькой Кирилл почти не разговаривал и даже избегал встреч. Он постоянно отсутствовал дома. То делая визиты, то пропадая в военном ведомстве. Возвращался Измайлов лишь к ужину. Вечером и по утрам после совместной трапезы он неизменно навещал дочь, а после отправлялся по делам или же в свою комнату.

Все эти неспокойные для Оленьки недели, когда она пыталась завлечь мужа, подбирая наряды, улыбаясь и даже кокетничая с ним, прошли в нервных думах и переживаниях. Несмотря на все ухищрения молодой женщины, Кирилл мало общался с ней. Ольге порой казалось, что Измайлов вообще ее не замечает и относиться к ней как к очередной мебели в гостиной.

Осознавать это было неприятно. Ей думалось, что Измайлов притворяется, пройдет немного времени, и он непременно покажет свои истинные горячие чувства к ней, которые не могли исчезнуть без следа. Но проходили недели, а надменный муж никак не проявлял свою прежнюю увлеченность ею. Она то и дело присматривалась к Кириллу, ловила каждый его взгляд, но не находила у него ни малейшей заинтересованности своей персоной.

Оленька была очень обижена на мужа. И не просто обижена, она негодовала. Ведь именно после его возвращения она поняла, что он ей нравится, и жаждала более близкого общения. Но вся трагедия заключалась в том, что теперь Кирилл остыл к ней и более не желал, как прежде.

К концу мая, окончательно убедившись в безразличии Измайлова, Ольга перестала унижаться и пытаться его завевать. Поинтересовавшись у Кирилла, может ли она посещать балы одна, Оленька получила утвердительный ответ и уверение, что вольна делать, что ей хочется. Она может посещать балы и рауты, когда и сколько ей угодно, а также навешать отца и делать визиты. Единственным условием мужа было: лично или через дворецкого доложить, где она находится и когда вернется.

После этого Кирилл иногда стал сопровождать Ольгу на приемы, однако там, едва войдя в зал, Измайловы расходились в разные стороны и проводили время отдельно друг от друга. За июнь, что пролетел, словно один день, Оленька ни разу не танцевала с мужем, хотя и видела, что он танцует с другими дамами. Правда, это случалось редко, но молодая женщина цензорским взглядом знатока отмечала, что Кирилл весьма искусно двигается.

Оленька блистала на светских балах, как и в прежние времена. У нее вновь появились поклонники и надоедливые кавалеры, которые признавались ей в любви, а по утрам присылали в ее дом огромные корзины цветов. На это Измайлов реагировал спокойно и безразлично. Оленька, поначалу опасавшаяся гнева мужа, вскоре поняла, что Кирилл сильно изменился и ей нечего опасаться. Оттого с досады, назло мужу, она уже открыто флиртовала на балах и танцевала подряд по нескольку танцев с одним и тем же молодым кавалером. Она желала показать Кириллу, что все так же привлекательна и желанна для других мужчин.

Санкт-Петербург, усадьба графа П.

1829 год, Июль, бал-маскарад

Коляска Измайловых подъехала к парадному подъезду особняка, и Кирилл, проворно спрыгнув с подножки кареты, подал руку жене. Одетая в обворожительное вечернее платье из красного шелка, с вызывающе открытыми плечами, Оленька кокетливо взглянула на мужа. Он был одет в свою неизменную зеленую форму Семеновского полка с золотыми эполетами. Его величавая фигура весьма эффектно выглядела в мундире.

Ольга оперлась на протянутую широкую ладонь мужа в бархатной перчатке и выпорхнула из кареты, оправляя на лице маску. Она остановилась на миг и вновь быстро окинула взглядом супруга. Измайлов, даже не удостоив молодую женщину внимания, уже отвернулся и недовольно вымолвил:

— Сударыня, мы и так опоздали на час по вашей вине. Прошу, пойдемте уже.

Он направился вверх по парадной лестнице широкими шагами, не дожидаясь, пока Оленька положит свою руку к нему на локоть. Она же наградила удаляющуюся спину мужа недовольным взором и, тяжело вздохнув, приподняв юбки, поспешила за Кириллом. Едва догнав его, она почти насильно втиснула свою ладонь в кружевной белой перчатке ему на локоть, который он был вынужден согнуть. Вновь окинув заинтересованным взглядом его четко очерченный красивый профиль, она отметила, что Кирилл так и не смотрит на нее.

Опять тяжело вздохнув, Оленька подумала о том, что почти два часа она прихорашивалась перед зеркалом, из-за этого они и опоздали. И все для того, чтобы муж хотя бы невзначай отметил, как она хороша в этом открытом платье, которое было до того прелестно, что казалось Ольге произведением искусства. Но Измайлов, лишь мельком взглянув на нее еще дома, вмиг нахмурился, отвернувшись, и более не смотрел на нее. На протяжении всего пути в коляске он упорно смотрел в окно, игнорируя Ольгу, да и теперь вел себя с ней как с надоедливой мухой, которую надобно сопроводить на очередной бал.

Когда они вошли в широкий бальный зал, Кирилл наконец соизволил посмотреть ей в лицо и сухо спросил:

— До которого часа вы намерены пробыть здесь?

— Я не знаю. Как вы пожелаете, — кокетливо улыбаясь ему, проворковала Оленька.

— Тогда в одиннадцать жду вас у парадного выхода. Вас это устраивает?

— Вполне, — кивнула она.

Уже через миг Измайлов скрылся в толпе, видимо, более не собираясь проводить в ее обществе ни одной лишней минуты.

Оленька нервно расправила большой веер и начала обмахиваться им. Ее настроение опять начало портиться, как и на всех последних приемах. Она начала лихорадочно искать глазами в разряженной толпе приглашенных своих подруг. Однако никого не заметила. Оттого она отошла чуть в сторону и села на бархатный диванчик, обмахиваясь веером. Громко заиграла музыка, и пары начали танец. Почти сразу же она увидела Кирилла, который танцевал с молодой княжной Гагариной в розовом бальном платье со множеством рюшек. Девушка призывно улыбалась, а Измайлов рассказывал ей нечто интересное.

Поджав губы, Ольга подумала, отчего муж не пригласил ее, Ольгу? Она тоже была бы не прочь потанцевать с ним.

К ней подошел один из кавалеров, и Оленька нелюбезно отказала ему, заметив, что ее карта вся заполнена. Эта была ложь. Но танцевать ей совсем не хотелось, точнее, хотелось, но с Кириллом. Уже к концу третьей мазурки настроение Оленьки окончательно испортилось. Она недовольно созерцала высокую подтянутую фигуру мужа, который умело выделывал па среди танцующих вместе с очередной молодой дамой. Созерцая эту неприятную картину, она ощущала, что ей обидно.