Жар-птица

Глава XXXIII. Муж

В конце июля погода наладилась и стало гораздо теплее.

В ту ночь Оленьку мучила бессонница, и она, накинув легкий пеньюар, вышла на балкон. Ее тут же окутала прохлада, и она зябко обхватила себя руками. Было безветренно и тихо. Звезды покрывали почти все безоблачное небо, и она с упоением вдыхала свежий запах цветов и трав из сада. Она долго всматривалась в притягательную ночную высь и в далёкие очертания леса, что простирался в версте от усадьбы, и размышляла о своей жизни.

Опять она думала о Кирилле. Все эти две недели, пока с горячкой просидела больная в особняке, она вспоминала день, когда он спас ее из реки. Все тогдашние события не укладывались в ее голове и казались странными.

Сначала Измайлов пытался запретить ей ехать к Аракчееву вместе с Разумовским, и это походило на приступ ревности. Но все же отпустил ее. Затем каким-то странным образом Кирилл оказался в усадьбе, хотя изначально не собирался ехать и словно специально последовал за ней. Потом это спасение из бурной реки, когда она почти отчаялась выбраться и уж тем более не ожидала чьей-то помощи. Он не побоялся прыгнуть в ледяную воду, чтобы вытащить ее, рискуя собственной жизнью. Но самыми упоительными были, конечно же, воспоминания о его поцелуях, которыми он осыпал ее, когда думал, что она без сознания. Мысли об этих сладостных моментах бередили ее сознание, и Оленька нутром чувствовала, что далеко не безразлична мужу.

Однако, едва они оказались в тот злополучный день дома, Кирилл вновь превратился в надменного безразличного Измайлова, которого, казалось, совершенно не волновала ее персона. Но его безразличие к ней теперь выглядело только маской, которую он умело надевал, когда ему это было выгодно.

Раздался шорох, и Оленька невольно опустила взор на зеленую лужайку, которая простиралась под ее балконом. Фигура мужчины в темных одеждах внизу вызвала у нее оторопь и даже страх.

— Ольга Николаевна, не бойтесь, это я, Роман! — раздался громкий шепот молодого человека, который снял шляпу, поклонившись.

— Что вы здесь делаете, Роман Михайлович? — опешив, выдохнула Оленька. — Немедленно уходите!

— О! Не гоните меня! Я так хотел увидеть вас! Я две ночи подряд гулял под вашими окнами, но вы никак не выходили на балкон.

— Но отчего вы не вошли через дверь днем, как все нормальные люди?

— Ваш муж не пускает меня на порог. А я так хотел узнать о вашем самочувствии!

— Я вполне здорова, спасибо, — тихо ответила она.

— Я так рад. Мне сообщили, что вы сильно простудились.

— Теперь все в порядке.

— Мне надобно поговорить с вами! — воскликнул Разумовский уже громче, приближаясь к дому.

— Поговорить? Сейчас? — удивилась она.

— Да-да. Я более не могу ждать!

Ольга глухо выдохнула, понимая, что Разумовский не уйдет, пока не скажет, что хотел. Он отличался невероятным упрямством.

— Говорите поскорее, что хотели, и уходите, пока вас не увидели слуги, — велела она строго.

— Ольга Николаевна, тогда, на реке, я так перепугался за вас. Я правда потерял вас из виду в той сутолоке в воде. Я хотел вас спасти, правда, хотел, но…

— Я не виню вас, Роман Михайлович. Халим тоже не смог меня вытащить из воды.

— Да, но все же, — он чуть помолчал. — Однако я хотел вам сказать еще кое-что, — мялся Роман, как будто боясь продолжать свою речь. Задрав голову и не спуская с молодой женщины поглощающего взора, он громко выпалил: — Я вас люблю, Ольга Николаевна. Безумно! Я не могу без вас жить!

— Тише! — воскликнула громко Оленька, склонившись с балюстрады.

— Ольга Николаевна, вы должны мне ответить! Любите ли вы меня?

— Вы с ума сошли?! — воскликнула она. — У меня есть муж!

— Это не помеха! — произнес молодой человек.

— Уходите, Роман Михайлович, мне кажется, вы пьяны и несете всякую чушь. Завтра вы будете каяться, что говорили подобные вещи.

— Я немного выпил для храбрости. Я давно уже хотел признаться вам. Но…

— Уходите! Я вам приказываю! — уже нервно выпалила Оленька. — Мы и так уже, наверное, разбудили половину дворни.

— Вы правы, меня не должны видеть! Тогда я поднимусь к вам! Я более не в силах быть вдали от вас! — он приблизился к ажурной решетке с зеленым вьюном, видимо, решив осуществить то, что сказал.

— Ненормальный мальчишка! Только посмейте это сделать, и я клянусь, что более не только не подам вам руки при встрече, но и навсегда забуду ваше имя! — испуганно воскликнула она, ни на шутку испугавшись его порывов. Хотя они с Романом были ровесниками, Ольге казалось, что она гораздо старше и опытнее его по действиям и мыслям. — Уходите, я вам сказала! Если хотите, завтра мы можем встретиться в трактире на Фонтанке, что у моста, и все обсудить.

— Завтра? Но я думал…

— Разве вы не понимаете, что компрометируете меня? Уходите, немедленно! Поговорим завтра днем.

— Я буду вас ждать в трактире с полудня, хорошо, Ольга Николаевна?

— Договорились, — кивнула Оленька.

— Только обязательно приходите!

— Да, хорошо! Только теперь уходите!

Роман исчез в зарослях кустарника, а Оленька долго смотрела ему вслед, нервно дыша, думая, что Разумовский ей невозможно надоел. Ишь выдумал, по ночам приходить к ней под окна да еще угрожать визитами на ее балкон. Хорошо, что его не заметили, и Кирилл, возможно, ничего не узнает.

Оленька тут же подумала, что Измайлову, наверное, все равно, приходит к ней ночью кто-нибудь или нет. А может, не все равно? Чем больше она об этом думала, тем более склонялась к мысли о том, что эту глупую выходку Романа можно использовать в своих целях.

Через пару минут в ее хорошенькой головке возник план. Ольга быстро вернулась в спальню, оставив распахнутыми настежь балконные двери. Подбежав к напольному зеркалу, она критично оглядела свое прелестное отражение. Стянув с головы ажурный чепец, в который были убраны ее темные локоны, она красиво расправила пряди по плечам. Затем быстро сняла пеньюар и, положив его на банкетку, заняла нужную позу у кровати. Улыбнувшись своим тайным мыслям, она набрала побольше воздуха и начала кричать:

— Помогите! Помогите!

Вскоре в ее спальню вбежали две заспанные горничные с испуганными возгласами:

— Ольга Николаевна, голубушка, что случилась?!

За ними появились еще несколько дворовых девок, дворецкий и старик Фока.

— Я здесь, моя госпожа! — раздался низкий голос входящего Халима.

— В моей спальне кто-то был! Я так испугалась, — кричала нервно Оленька, хватаясь дрожащими руками за деревянные резные стойки кровати.

— Кто был? — опешил дед Фока.

— Мужчина! — воскликнула она.

— Мужчина?! Какой ужас! — подхватили, голося горничные, обнимая молодую женщину.

— Я так испугалась? О боже! — заверещала вновь Оленька.

— Я сейчас все проверю, госпожа! — воскликнул Халим и бросился обыскивать комнату.

— Ольга Николаевна, прекратите истерику! — неожиданно раздался позади дворовых недовольный баритон Кирилла, входящего в комнату. На ходу он застегивал батистовую простую рубашку. — В чем дело? Что за крики? Вы всполошили весь дом!

— В комнату к Ольге Николаевне пробрался мужчина и напугал ее! — заголосили горничные.

Измайлов остановился посреди спальни и нахмурился. Обведя комнату пронзительным взглядом, он остановил свой взор на открытых балконных дверях.

— Никого нет, госпожа, — раздался низкий голос негра, который в этот момент зашел обратно в комнату с балкона.

Кирилл еще сильнее нахмурился и внимательно посмотрел на Ольгу в окружении горничных, которые пытались успокоить молодую женщину.

— Может, вам лишь показалось, Ольга Николаевна? — холодно осведомился Измайлов.

— Показалось? — воскликнула нервно она и, отстранившись от горничных, взмахнула руками. — Я спала, как вдруг шорох. Я чуть приподнялась и отчетливо увидела фигуру мужчины! Я от ужаса закричала, и он тут же ринулся к окну и исчез за балконными дверьми.

— Я проверю парк! — воскликнул Халим и бросился вон из комнаты.

За ним вышел и дед Фока.

— И кто это был? — спросил тоном инквизитора Кирилл.

— Я не знаю! — воскликнула она истерично. — Но я отчетливо его видела, этого мужчину!

Кирилл долго молчал и обводил напряженным взором то спальню, то Ольгу. Спустя лишь некоторое время он, как будто обращаясь к самому себе, заметил:

— Весьма странно, что кто-то ночью пробирается тайком в дом, и его никто, кроме вас, не видит.

— Вы думаете, я лгу? — опешила Оленька.

— Все может быть, — заметил Кирилл.

В этот момент на пороге спальни появился Халим и громко заявил:

— В парке никого нет, я все проверил.

— Хорошо, — кивнул Измайлов.

Через минуту на пороге появился дед Фока, быстро сказав:

— Демьян сказывает, что около четверти часа назад он видел некую мужскую фигуру, укутанную в плащ. Он перелезал через заднюю ограду парка. Демьян решил, что ему показалось, оттого и не доложил.

— Все ясно, — мрачно произнес Измайлов и, снова обведя всех присутствующих глазами, остановил взгляд на Ольге. — Вряд ли этот ночной гость вернется. Хотя… Халим, оставайся до утра дежурить под окнами Ольги Николаевны. Фока, распорядись, чтобы сторож хотя бы раз в час обходил ограду.

— Слушаюсь, Кирилл Григорьевич, — кивнул Фока, выходя, за ним последовал и Халим.

— И вы расходитесь, уже второй час ночи, — обратился Измайлов к девушкам и дворецкому, которые тут же засеменили к двери.

Когда Оленька и Кирилл остались наедине, он вновь оглядел жену в ночной полупрозрачной сорочке и, поджав губы, направился к балконным дверям.

— Вы хоть бы прикрылись. Полная комната дворни, а вы в неглиже, — буркнул он, плотно закрывая балконные двери. Оленька быстро воспользовалась моментом, пока он повернулся к ней спиной, и чуть дернула завязку ночной сорочки, чтобы вырез рубашки еще сильнее распустился и стало видно ложбинку ее высоких грудей. Измайлов обернулся и, прищурившись, напряжено посмотрел на нее. — А знаете, я отчего-то даже не удивлен, что к вам по ночам в спальню наведываются посторонние мужчины.

— Отчего вы так говорите? — спросила она с вызовом, в душе довольная тем, что ее уловка удалась и Кирилл оказался у нее в комнате в этот час.

— С тем рвением, с каким вы трясете своими прелестями на всех балах, я вообще не понимаю, отчего у вашего окна до сих пор не стоит рота жаждущих гвардейцев Преображенского полка.

— Ах, зачем вы так, Кирилл Григорьевич, — воскликнула Оленька театрально и, подойдя к постели, присела на нее. — Я так перепугалась! А от вас, кроме язвительных замечаний, я опять не слышу ничего успокаивающего.

— Ну все, ложитесь, — велел Кирилл и уже направился к двери.

— Вы уже уходите?

— Конечно. Вы разбудили меня своими криками, когда я спал, и я собираюсь продолжить это занятие.

— Постойте!

— Что еще? — Измайлов замер у двери, чуть обернувшись к ней.

— А если этот мужчина опять вернется? — начала она, подыскивая нужные фразы, чтобы подольше задержать его в спальне.

— Не думаю. А даже если и вернется, Халим внизу.

— А вы?

— Что я? — не понял он.

— Кирилл Григорьевич, не уходите так быстро. Посмотрите, я до сих пор вся дрожу от страха.

— Чем же я могу помочь? — искренне удивился он, опустив ладонь с дверной ручки и поворачиваясь к ней.

— Побудьте со мной хотя бы четверть часа. Пока я немного не успокоюсь, прошу вас.

Он долго смотрел на нее пронизывающим непонятным взором синих глаз и лишь спустя минуту выдохнул:

— Ладно, побуду с вами немного.

Прикрыв дверь, Кирилл прошел в комнату и хотел сесть в кресло, стоящее напротив кровати, но Оленька взмолилась:

— Присядьте со мной, мне так будет спокойнее.

Молодой человек недовольно поджал губы, но все же сел рядом с ней на кровать. Ольга тут же придвинулась к нему. Прильнув к Кириллу, она обхватила руками его мощный торс.

— Это еще зачем? — тут же недовольно заявил он и попытался отстраниться, но она сильнее сжала его тело руками.

— Ваши объятия наверняка успокоят меня, — проворковала она с обволакивающими интонациями в голосе.

— Хорошо, — заметил он глухо и легко обнял ее.

Ее фиалковый чудесный аромат тут же окутал его дурманом, и Кирилл ощутил, как его руки мгновенно вспотели от прикосновения к нежному стану, облаченному в тонкий шелк рубашки. Еще сильнее приникнув к его широкой груди, Оленька положила голову ему на плечо. Ее горячее дыхание опаляло кожу его шеи, и Кирилл чувствовал, что с каждым мигом в его теле нарастает поглощающее дикое желание.

Но этого Ольге показалось мало. Спустя пару минут она начала пальчиками нежно гладить спину мужа, зазывно проворковав:

— Ты такой сильный, Кирилл. Когда ты рядом, я ничего не боюсь.

Кровь уже бешено стучала в висках Измайлова. Его дыхание участилось, а мысли стали лихорадочно метаться по сладострастным образам. Понимая, что теряет контроль над собой, он, пытаясь встать, хрипло произнес:

— Мне пора…

Однако Оленька напрягла руки и не позволила ему подняться, страстно прошептав у его губ:

— Отчего ты все время избегаешь меня? Неужели боишься?

— Не говори глупостей, чего мне опасаться, — напряженно ответил Измайлов, пытаясь собраться с последними разумными мыслями и стараясь не показать, насколько она верно угадала его душевное смятение.

Однако в искусстве соблазнения Оленьке не было равных, потому на категоричные слова мужа она хитро улыбнулась, понимая, что еще немного — и он сдастся.

— Если это так, тогда докажи, что не боишься меня, посиди со мной еще немного, — с придыханием прошептала она.

Замерев, он остался на прежнем месте. И это было ошибкой. Кирилл был слишком уверен в себе, в том, что его разум сможет совладать с желаниями. Оттого он решил остаться еще немного в ее коварных притягательных объятьях, стараясь доказать ей свою правоту.

Она же так и продолжала пальчиками нежно гладить его спину, опускаясь рукой все ниже.

Вскоре дыхание Кирилла стало срываться. Он чувствовал сладостный озноб в тех местах, где прикасались ее ладони. Его мысли были словно в тумане. Как будто загипнотизированный этой сиреной, он не мог двинуться, чувствуя, как она сама страстно прижимается к нему и с наслаждением вдыхая аромат ее волос.

В следующий миг Оленька приникла губами к его шее, и Измайлова пронзил горячий поток вожделения. Ее пальчики усилили свое давление и переместились на его плечи, лаская их. Она чуть приподняла лицо и, пожирая его серебристым взглядом, тихо велела:

— Хочу, чтобы ты поцеловал меня…

Если до этого момента Кирилл колебался, то ее соблазняющая фраза вытеснила из его головы последние разумные мысли. Его ладони тут же обхватили ее лицо, а губы неистово впились в приоткрытый соблазнительный рот. Уже через миг в страстном исступлении он обхватил сильными руками стройный стан Ольги и опрокинул ее на постель. Не отрываясь от ее сладких губ, он опустился на нее. Рывками освобождая ее и свое тело от покровов, он продолжал неумолимо дико покрывать ее шею и обнаженную грудь обжигающими властными поцелуями, вызывая восторг у молодой женщины.

Оленька пылко отвечала на его поцелуи и с упоением впилась ладонями в мощные плечи, которые возвышались над нею. Запустив свои ласкающие требовательные пальцы в его густые волосы, она подчинилась своему яростному желанию. Прикрыв глаза от удовольствия, она обвила ногами его бедра, сама прижимаясь к его чреслам.

Не ожидая от жены столь порывистого и откровенно страстного поведения, Кирилл тут же задрожал от бешеного возбуждения, осыпая яростными поцелуями ее губы, плечи и полную упругую грудь. Сладость ее тела, а более ответные ласки довели его до исступления, и он, словно зверь, рычал, шепча над ней какие-то бессвязные ласковые слова о ее прелестях. Он быстро овладел ею с неистовством и отчаянным болезненным желанием.

В ответ на ритмичные мощные движения его бедер Оленька чуть выгибалась всем телом, чувствуя нарастающее наслаждение. Не открывая глаз, она сладострастно постанывала, поощряя его ответными ласками губ и рук, желая его так же сильно, как и он ее.

После пылкого стремительного соития, Кирилл устало упал на постель, не понимая, что на него нашло, и отчего он как глупец поддался на зов этой сирены. Столько месяцев он держал оборону от ее прелестей, и вот теперь, как мальчишка, показал свою слабость. Теперь она, конечно, поймет, что он влюблен в нее до сих пор. Она будет вновь потешаться над ним, как над другими своими поклонниками. И он вновь будет смешен. «Глупец! Какой же я глупец», — корил себя Измайлов.

Не выдержав напряжения, он порывисто поднялся с постели, дрожа от нервного озноба и боясь даже думать о том, что сейчас произошло.

— Кирилл, ты куда? — спросила Оленька, чуть приподнимаясь на локте и недоуменно смотря на него. — Останься…

Ей думалось, что после столь бурного соития он останется с ней на ночь. Но он не ответил, а начал торопливо надевать свою одежду, разбросанную по полу у кровати. Уже через минуту он так стремительно покинул ее спальню, будто за ним гнались черти.