Жар-птица

Глава XXI. Игра

Стрельна, усадьба князя Орлова,

1827 год, Декабрь

У Николая Николаевича за последний год появилась одна страсть — пагубная, болезненная и опасная — игра в карты. Пристрастившись к этому, Трубецкой несколько раз в неделю неизменно посещал закрытые клубы, где игроки проявляли небывалый азарт и порой на кон ставили огромные суммы. Помня о нескольких удачных выигрышах летом, бывший сенатор надеялся на удачу, желая пополнить свое состояние.

В тот воскресный вечер Трубецкой приехал в Стрельну, в знаменитый дворец князя Алексея Фёдоровича Орлова, где в этот день давался роскошный бал по случаю именин жены князя. Но Николай Николаевич прибыл сюда по другому поводу. В одном из отдаленных павильонов дворца сегодня происходила крупная игра в карты для членов закрытого клуба.

К восьми вечера Трубецкой уже выиграл несколько партий, довольно обдумывая, как лучше распорядиться победными десятью тысячами рублей. Понимая, что сегодня ему сопутствует везение, он решил остаться в клубе еще, надеясь на новый выигрыш. Он и пара его партнеров по игре сидели за карточным столом и ожидали для следующей партии четвертого игрока взамен покинувшего их только что проигравшегося графа Васильева. Мужчины обсуждали последние столичные новости, неспешно раскуривая сигары, когда к игорному столу приблизился хозяин дома князь Орлов в сопровождении некоего высокого господина в черном фраке и светлых брюках.

Николай Николаевич невольно поднял глаза на подошедших и смертельно побледнел. Князь Алексей Фёдорович представил своего гостя:

— Господа, капитан Кирилл Григорьевич Измайлов, желает играть с вами.

Трубецкой напрягся всем телом и сел прямо, вперив потемневший взор в Измайлова. Наглый мальчишка двадцати шести лет от роду, которого он застал месяц назад в будуаре изменницы Евгении, теперь имел наглость заявить, что намерен играть в карты за одним столом с ним. Это была неслыханная дерзость, по мнению Трубецкого. Кирилл же замер в уверенной позе рядом с князем Алексеем Фёдоровичем. Высокий, широкоплечий, статный, изыскано одетый, с нагловатым блеском в синих глазах, он показался Николай Николаевичу повзрослевшим, надменным и опасным.

Взор Кирилла Измайлова, темный и мрачный на бледном волевом лице, сразу же вызвал у Трубецкого злость, и он с негодованием воскликнул:

— Я отказываюсь продолжать игру за этим столом, если этот господин намерен играть с нами!

Испепеляя гневным презрительным взглядом Кирилла, Николай Николаевич, желая доказать свое возмущение, даже нервно затушил сигару в пепельнице.

Двое других дворян, Болотов и Никитин, сидевшие за столом, с удивлением воззрились на Трубецкого после его запальчивых слов. Они не понимали, отчего Николай Николаевич так категорично высказывается против подошедшего Измайлова, который имел прекрасную родословную, и теперь его военная карьера шла в году, даже сам император благоволил ему.

— Николай Николаевич, — произнес примирительно князь Орлов, — господин Измайлов так же, как и вы, является членом клуба и может сесть за любой игральный стол в зале.

— Неужели нельзя сесть за другой стол? — не унимался Трубецкой.

Кирилл прищурил глаза, не собираясь отступать от своих планов.

— К сожалению, все столы, кроме вашего, заняты, — желчно отрезал Орлов.

Партнеры по игре заинтересованными взглядами смотрели на всех участников спора и начали в два голоса уговаривать Трубецкого принять Измайлова в игру. Под напором Болотова и Никитина Трубецкой, скрипя зубами, все же согласился. Ему надобно было продолжать играть, ведь удача ему благоволила. А, как сказал князь, других свободных столов теперь не было.

Кирилл уверенно сел и, мрачно улыбнувшись всем троим партнерам по игре, глухо произнес:

— Начнем?

Спустя пару часов игровое заведение князя Орлова напоминало нечто вроде арены. Многочисленные зрители, обступив игральный стол, где сидели Трубецкой и Измайлов, в полнейшей тишине следили за весьма напряженной игрой. Николай Николаевич слыл довольно хорошим игроком в Петербурге. О навыках капитана Измайлова никто из присутствующих в зале не слышал, ведь он никогда не посещал подобных клубов. Поэтому, когда Кирилл начал выигрывать партию за партией, это вызвало недоумение у его соперников. Уже через час Никитин и Болотов, проиграв Кириллу довольно солидные суммы, быстро распрощались и покинули стол. Николай Николаевич, хотя также спустил довольно много денег, но все же не в силах смириться со своими непонятными проигрышами, упорно сидел за столом напротив Измайлова и продолжал делать ставки, полагая, что вот-вот к нему пойдет карта и он все отыграет.

К тому же Николай Николаевич не мог проиграть этому наглому мальчишке. Это было свыше его сил. Сначала тот забрал у него Евгению, сейчас выигрывал деньги. Такого унижения он не мог вытерпеть.

Вытирая холодный пот со лба, Трубецкой был до напряжения взвинчен и лихорадочным взором следил за картами. Кирилл сидел напротив него с непроницаемым каменным лицом и, раз за разом делая большие ставки, выигрывал.

Остальные члены клуба, видя, что дело идет к трагичной развязке и не понимая, отчего Трубецкой просто не смирится с проигрышем и не бросит игру, с интересом следили за всем этим действом.

— Каре, короли, — произнес Кирилл и выложил на стол карты, после того как Николай Николаевич уже раскрыл своих четырех дам разной масти.

Трубецкого пробил холодный озноб, ибо он понял, что вновь проиграл. Измайлов, прищурив глаза, облегченно выдохнул, откинулся своей мощной фигурой на спинку бархатного стула.

Поняв, что пора наконец остановиться, Трубецкой глухо выдохнул. Он уже проиграл Измайлову крупное имение с тремя деревнями и полторы тысячи душ, векселя на сумму более двухсот тысяч и восемь породистых скакунов из своей конюшни. Далее было опасно продолжать.

В этот миг за спиной Измайлова раздался звонкий женский голос:

— Кирилл Григорьевич, как вы удачливы сегодня! — Евгения Ивановна Красовская протиснулась в первый ряд и склонилась к Измайлову. Легко чмокнув молодого человека в щеку, она встала над ним, положив руки на его широкие плечи, затянутые во фрак, и добавила, словно подбадривая его: — Никогда не думала, что вы так умелы в игре. Вам нет равных и тут.

Трубецкой от этой сцены сначала побледнел, потом побагровел, ощущая, что ему не хватает воздуха. Конечно, теперь ее молодой любовник был в фаворе богини удачи и разбогател, а он, глупый фигляр, остался почти без денег и имущества. Он отметил, как Евгения перевела с Измайлова свой прекрасный взгляд на него. Она насмешливо и ликующе посмотрела на Николай Николаевича, явно довольная тем, что ее любимец-капитан выиграл у него. В голове Трубецкого тут же всплыло воспоминание о том, как этот мальчишка целовал Евгению в шею, и он застал их в слишком интимной позе. Эти воспоминания вконец вывели Николай Николаевича из равновесия.

— Продолжим! — процедил Трубецкой, зеленея от ревности и унижения и испепеляя ненавидящим взором волевое лицо Кирилла.

Он думал только об одном в этот миг, что может одной удачной партией отыграться и вернуть все обратно.

— Что вы ставите? — спросил тихо Измайлов, не спуская цепкого взгляда с соперника.

Руки Евгении так и покоились на плечах молодого человека, и это раздражало Трубецкого неимоверно.

— Мое последнее имение в Березниках с деревнями и крепостными и дворец в Петербурге на Фонтанке со всеми слугами против всего вашего выигрыша, — твердо произнес Николай Николаевич, понимая, что эта ставка была равноценна тому, что Измайлов уже выиграл.

После этих слов рядом с играющими поднялся невообразимый шум. Некоторые дворяне, особо расположенные к Трубецкому, стали отговаривать его от рискованного шага.

— Николай Николаевич, вы уже проиграли столько деньг и имущество. Одумайтесь!

— Прекращайте игру! Все вас поймут.

— Нет, это невозможно! — словно безумный твердил Трубецкой, диким взглядом смотря то на карты, то на изменницу Красовскую, которую компания Измайлова, похоже, очень занимала. — Я непременно должен выиграть!

— Оставьте хотя бы дом в Петербурге. Что вы делаете? Вам негде будет жить! — пытался убедить его Болотов.

Но Николай Николаевич ничего не хотел слушать и словно одержимый жаждал отыграться.

— Не лезьте не в свое дело! Я сам могу решить, играть или нет! — неучтиво оборвал увещевателей Трубецкой. — Итак, я ставлю имение и дом в Петербурге!

— Согласен, — кивнул Кирилл, хмуро оскалившись. — Начнем? — вновь повторил в который раз за вечер молодой человек.

Спустя полчаса после напряженной игры, за которой следили с замиранием все присутствующие, Николай Николаевич вновь проиграл. Когда Кирилл выложил перед присутствующими карты, и все поняли, что все состояние Трубецкого теперь принадлежит Измайлову, наступило гробовое молчание.

Но тут раздался довольный голос Евгении, которая даже захлопала в ладоши.

— Кирилл Григорьевич, примите мои поздравления! Вы просто неотразимы!

Николай Николаевич вскочил на ноги, побагровев, и глухо отчеканил в лицо Измайлову:

— Завтра мой поверенный принесет вам все документы для подписания, милостивый государь. Я держу слово, все мое состояние ваше…

Далее, покачиваясь от пережитого унижения и потери, Трубецкой направился к выходу, еще не до конца осознавая, что теперь он разорен и ничтожен. Он немедля покинул дворец князя Орлова.

Спустя некоторое время, когда в клубе вновь возобновились игра, Кирилл подошел к князю Орлову, стоявшему в одиночестве, и тихо заметил:

— Благодарю вас, князь. Вы очень помогли мне учителем, что за такой короткий срок обучил меня виртуозной игре.

— Да, у него весьма необычная тактика, как вести игру и непременно выиграть, — улыбнулся ему Алексей Фёдорович, говоря так же тихо и склоняясь ближе к молодому капитану.

— Я, признаюсь, удивлен. Не думал, что все так быстро закончится, — заметил Измайлов, чуть улыбнувшись. — Однако у меня есть причины ненавидеть семейство Трубецких, но мне показалось, что у вас тоже?

— Конечно, — глухо ответил князь Орлов. — Этот наглый Трубецкой постоянно выставлял меня в сенате дураком. А я, знаете ли, к такому не привык. Я исполнил часть нашего с вами уговора…

— Согласен, — кивнул Кирилл. — Как я и обещал, завтра же пятая часть моего сегодняшнего выигрыша будет переписана на ваше имя.

— Я рад, что подружился с вами, уважаемый Кирилл Григорьевич. Я думаю, и в будущем вы можете рассчитывать на мою поддержку и участие при дворе.

— Так же, как и вы можете рассчитывать на мои услуги…

Часы пробили одиннадцать вечера, когда зазвонил дверной колокольчик. Оленька, как и обычно по вечерам, дожидалась отца допоздна в гостиной. Однако Трубецкой не появился, и Оля проворно вышла в парадную. Такого никогда не было, чтобы батюшка перед сном, после поздних визитов, не проведал ее. Быстро осведомившись у дворецкого, куда направился Николай Николаевич, девушка пошла в его кабинет.

Едва открыв тяжелую дверь, Ольга истерично вскрикнула:

— Батюшка! Что вы делаете?!

Трубецкой стоял у окна, а у виска держал пистолет. Увидев на пороге испуганную дочь, Николай Николаевич вздрогнул и быстро взвел курок. Оленька как безумная бросилась к отцу и, схватив его за руку со смертельным оружием, начала оттягивать ее от его лица.

— Не смейте! Не надо! — неистово кричала она.

— Все кончено, дочка, — обреченно прошептал мужчина, попытался высвободиться из рук дочери и завершить начатое. — Пусти! — прохрипел Николай Николаевич. — Я разорен! Она больше не любит меня. Это конец!

— Отдайте мне пистолет! — требовательно закричала девушка, и ей удалось отобрать оружие у отца.

Трубецкой тут же схватился за виски и рухнул в кресло. Оленька, осторожно сняв курок, положила пистолет в верхний ящик стола. Она склонилась над отцом и, ласково гладя его по волосам, осторожно попросила:

— Батюшка, что случилось? Что? Расскажите…

Николай Николаевич поднял болезненный взгляд на дочь, чувствуя, что не в силах рассказать ей страшную правду.

— Прости, Оля, — еле слышно прошептал он. — Я не хотел, но все вышло так дурно.

— Что вы хотите сказать, батюшка? — напряженно спросила Ольга, с опаской глядя в лицо отца.

Трубецкой как-то весь сгорбился и трагично произнес:

— Все кончено!

— Что кончено? Я не понимаю! — нервно воскликнула Ольга.

— Я проигрался сегодня в клубе! Проиграл все наше состояние в карты, — раздался его загробный голос. Обводя вокруг глазами, он продолжал: — Все! И это все принадлежит ему…

— Вы проигрались в карты? Вы опять играли? — воскликнула девушка в сердцах. — Я же простила вас!

— Да… но сегодня я играл с ним… с этим страшным человеком… он явно дружит с нечестью. Ты знаешь, она до сих пор с ним, она его любовница наверняка. Я не хотел с ним играть, чувствовал, что не надо! Но словно потерял разум… а он все выигрывал и выигрывал. Я думал, что смогу отыграться одной партией и потерял все… все наши имения, все деньги, лошадей! Даже этот дворец!

— Ужас! — воскликнула Ольга, шарахнувшись от него. — А матушкино имение под Москвой?

— И его, доченька, и его. Я так виноват перед тобой, — Трубецкой уронил лицо в ладони и заплакал словно дитя.

— О Боже… — пролетала Оля и без сил осела на темный ковер к ногам отца.

Некоторое время они молчали, девушка — пораженная всем услышанным, а Трубецкой — чувствуя свою никчемность и безысходность положения.

— А она все подбадривала его и смотрела на него такими влюбленными глазами… я не выдержал, я играл до последнего, и вот печальный итог…

— Кто она?

— Евгения! Я так ее любил, так любил, но она совсем не любит меня больше. Мне незачем жить…

— Эта дерзкая женщина тоже там была? — вскричала девушка, поднимая на него взволнованное лицо. — Это из-за нее вы так обезумили, что промотали всё?

— Я хотел доказать ей, что еще на что-то гожусь… но получилось все так жутко… мы разорены. Другого выхода нет… только пистолет. Он спасет меня от позора и сердечной тоски.

— Про это забудьте, я вам сказала! — запротестовала Ольга, немедля вскочив на ноги и придавив бедром ящик стола, чтобы отец не мог достать оружия. — Эта дрянная женщина не заслуживает, чтобы вы покончили с жизнью из-за нее! Много чести!

— Так я запутался, доченька…

— Расскажите, вы прямо всё-всё проиграли?

— Да. И наш дворец, и имения, и векселя, и крепостных, всё….

— Значит, мы нищие, батюшка? И, кроме вашей должности надворного советника и нашего имени, у нас ничего нет?

— Похоже, что так…

— Что же нам делать? Где нам жить?

— Я не знаю, Оля. Теперь всем нашим состоянием владеет этот мерзавец. Ах, отчего я не приказал своим людям прибить его еще летом, тогда в Кисловодске, когда Евгения связалась с ним.

— Да про кого вы говорите, батюшка?! Я не понимаю, кому вы все проиграли и при чем здесь Красовская? — нервным голосом спросила Ольга.

— Измайлову! Этому наглецу, Кириллу Григорьевичу, который теперь ее любовник, моей Женечки! Он разорил меня…

— Кому? — пролепетала Оля, холодея.

Они оба замолчали, и каждый думал о своем. Перед глазами Оленьки пронеслись все летние воспоминания о знакомстве с Кириллом, все перипетии их непростых взаимоотношений. Ее последний дерзкий отказ ему. Отчего-то Ольга чувствовала, что нынче Кирилл оказался за одним столом с ее отцом не просто так. Вся сегодняшняя ситуация очень походила на некий план мести, ведь в прошлый раз Измайлов обещал ей, что она еще пожалеет о том, что отказала ему. И, видимо, сейчас это время настало. И тут ее осенила мысль, как спасти их плачевное положение.

— Когда мы должны освободить этот дворец? — спросила она тихо.

— Завтра, наверное…

— Возможно, не все еще потеряно, батюшка, — воскликнула Оленька. — Завтра же поутру я поеду к капитану Измайлову, поговорю с ним.

— Нет! Не смей! Я запрещаю тебе говорить с этим мальчишкой!

— Батюшка, послушайте, это наш последний шанс, — твердо заявила Ольга. — Летом Измайлов делал мне предложение, и в его глазах тогда я явственно видела любовь. Возможно, он до сих пор любит меня. Я попытаюсь его уговорить и вернуть вам хотя бы часть состояния.

— В обмен на что? — глухо произнес Трубецкой.

— Если я ему все еще нужна, соглашусь венчаться с ним, но с условием, что он отдаст вам хоть что-то обратно. Если любит меня, он согласится, я думаю.

— Ольга Николаевна, не смейте! — воскликнул в ярости Трубецкой. — Я запрещаю тебе! Не позволю, чтобы моя дочь связала свою жизнь с этим нищим выскочкой-гвардейцем! Это позор!

— Сейчас он имеет чин капитана, насколько мне известно. Эта военная должность будет даже повыше вашей теперешней. И он уже не нищий, батюшка! Как раз мы оказались теперь на дне, благодаря вашим стараниям. Я помню о великодушии Кирилла Григорьевича, он может смилостивиться над нами! — сказала уверенно Оленька. — Решено! Завтра же поутру я поеду к нему.

— Нет, я запрещаю тебе! — процедил Николай Николаевич.

Ему была отвратительна одна только мысль о том, что любимая дочь поедет унижаться перед этим хлыщом за его грехи.

Оленька осторожно взяла лицо отца в свои ладони и, с любовью глядя ему в глаза, проникновенно произнесла:

— Вы всегда оберегали меня от всех невзгод, батюшка. Просто сейчас вы сильно запутались. Эта ведьма Красовская загнала вас в беду, я понимаю. Но я помогу вам. Я сделаю все, что в моих силах.

— Но доченька, я не хочу, чтобы ты ради меня пожертвовала собой, не надо.

— Батюшка, я очень люблю вас. Неужели вы думаете, что ваши страдания мне безразличны? Нет. Я все решила, не отговаривайте меня.

— Я знаю этот твой взгляд, Оля, — сказал Трубецкой, вздыхая. — Ты не отступишься от своей идеи…

— Дайте мне слово, что более не будете пытаться покончить с собой. Ибо я этого не переживу.

— Не буду, доченька, а теперь дай я обниму тебя.

Он протянул руки, и девушка с облегчением упала к нему на грудь, осыпая лицо отца ласковыми поцелуями.