Почтовая станция по дороге в Московскую губернию,
1827 год, Октябрь
Кудашевы остановились в почтовой станции, чтобы пообедать и поменять лошадей. После полудня, немного передохнув от неприятной тряски и поев горячего супа, Ирина вышла с мужем в переднюю трактира, где уже ждали гайдуки князя.
— Лошади готовы, ваше сиятельство, — заверил один из них, поклонившись Виктору Сергеевичу.
— Ирина, ступай в карету, — велел Виктор властно, но мягко. — Я рассчитаюсь со смотрителем и приду.
Бросив на мужа быстрый взгляд, Ирина молча кивнула. Ее не мог ввести в заблуждение вкрадчивый тон мужа, она знала, что это всего лишь маска и за его видимой мягкостью стояли жестокие кулаки.
Она поспешила на улицу, желая хоть на четверть часа остаться в одиночестве.
Неприятная девица Трушнева в это время ушла справить нужду в отхожее место и потому также не присматривала за молодой женщиной.
Все эти четыре месяца, прошедшие с отъезда из Кисловодска Кудашев, не давал Ирине спокойно вздохнуть. Его тотальный контроль, деспотичные приказы стали обычными в ее жизни. Ко всему прочему унижению Виктор выписал из дальнего имения свою родственницу, Глафиру Ивановну Трушневу, которая ни на шаг не отходила от молодой княгини Кудашевой, став ее тюремщицей и компаньонкой. Эта старая дева, которой в прошлом году стукнуло тридцать лет, с неприятным лицом и жидкими волосами, не спускала с нее глаз и обо всех действиях Ирины сразу же доносила Кудашеву. Письма молодой женщины тщательно проверялись самим Виктором и в случае необходимости сжигались.
Все эти месяцы Ирина неистово страдала в разлуке с Александром. Ведь еще летом, едва они переехали в Пятигорск, Виктор, переговорив с местным губернатором и дав ему хорошую взятку, добился запрета на въезд поручика Измайлова в город. Кудашев опасался того, что Александр устремится вслед за своей зазнобой, оттого предпринял все меры, чтобы Измайлов не появился в Пятигорске.
Почти полтора месяца Ирина не видела Александра и в первые недели пыталась вымолить у мужа свободу. Но от ее слов о разводе князь только злился и вновь приходил в бешенство. Да, он более не бил ее, но, порой видя его кровожадный взор, Ирина сама замолкала. Злость же Виктора после переходила в раскаяния, во время которых он молил жену вновь полюбить его и принять в свою постель. Ирина же, зная, что никогда и не любила его, категорично отказывала Кудашеву в близости и даже не допускала поцелуев между ними. Ей был противен этот человек.
Хотя Виктор и был жестоким и требовательным, все же он не мог насильно принудить жену к близости, оттого покаянно отступал, оставляя ее на ночь одну. Однако это не мешало ему постоянно навещать любовницу-актерку, которая так же последовала за ним в Пятигорск. Ирина знала, что муж получает удовлетворение своих интимных желаний у Серебряковой, и это ее вполне устраивало.
В сентябре Кудашевы вернулись в Петербург.
И тут вновь начались перипетии в жизни Ирины. Уже через пару дней у ограды их усадьбы появился Александр, когда она гуляла по саду. В тот день они смогли поцеловаться только через чугунную решетку сада и поговорить всего лишь четверть часа.
— Ириша, ты должна быть сильной, — просил при той встрече Александр, стоявший по ту сторону ограды. Просунув руки через литые прутья ограды, он обнимал Ирину, неистово прижимая к себе и смотря с любовью в ее глаза. — Я написал императору прошение. Если это не поможет, я буду говорить с твоим отцом.
— Батюшка не будет ничего предпринимать, Сашенька, — печально ответила Ирина, так же через прутья обнимая молодого человека и с трепетом взирая на его милое лицо. — Виктор уже говорил с ним о моем проступке. Батюшка сделал мне внушение, что я веду себя недостойно.
— И все же я поговорю с Николаем Николаевичем, он должен нас понять. Я все равно не оставлю тебя в лапах этого зверя, твоего мужа.
— Ничего не получится, милый, я чувствую. Он не выпустит меня из своих лап, — вспылила она нервно, поддерживая слова молодого человека и сравнивая Виктора со зверем. — Ему нравится мучить меня, я знаю.
— Не говори так, Ириша, я с тобой. Ты должна верить, что у нас все получится. Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, — пролепетала она, и они вновь поцеловались через решетку.
Однако в тот день их заметила вредная Глафира и немедля рассказала Кудашеву о том, что княгиня некоторое время тайком говорила с поручиком Измайловым у ограды и даже дерзко целовала его в губы. Виктор вновь впал в ярость, жестоко избил жену, едва она вернулась в дом, и запер ее в комнате. Почти месяц Ирине было запрещено даже выходить на улицу, а еду ей приносила ненавистная шпионка Трушнева.
Узнав от слуг, что Кудашев вновь избил жену и запер ее, Александр понял, что более не стоит приближаться к возлюбленной, ибо князь явно отыгрывался на беззащитной Ирине за свою неудачу в завоевании ее сердца.
Через месяц Виктор принял решение уехать до зимы в свое загородное имение в Московской губернии, чтобы избавить жену от соблазна в виде Измайлова, именно так он и заявил Ирине. Именно туда они теперь и направлялись.
Ирина вышла на улицу и, подняв лицо к серому небу, вздохнула полной грудью. Месяц безвылазного сидения в доме научил ее наслаждаться даже кратким глотком свободы и свежего воздуха. Хорошо, что пока не вышла Трушнева, которая была ее тенью.
Неожиданно раздался сильный стук копыт лошади подъезжающего всадника. Ирина вскинула голову и увидела верхом Александра. Он быстро осадил жеребца и спешился, кинув поводя подошедшему мальчонке. Ирина уже подбежала к Измайлову, и он вмиг протянул к ней руки.
— Ириша!
Они слились в страстном поцелуе, позабыв о том, что они на дворе почтовой станции и кругом люди. Нетерпеливой рукой Ирина дернула завязки своей шляпки, которая мешала, и стянула ее с головы. Ладонь Александра тут же обвила ее затылок. Шляпка упала на землю, но они не заметили этого, неистово осыпая губы друг друга поцелуями.
— Как ты? Здорова? — прошептал Александр над ней спустя пару минут, чуть отстраняясь и страстным взглядом осматривая ее любимое лицо.
Он осторожно дрожащими руками проводил по ее плечам и рукам, словно нежно ощупывая.
— Вроде да. Я подчиняюсь ему, чтобы не злить.
— Все верно, Ириша, ты должна еще немного потерпеть. Я все устрою, верь мне. Еле нагнал вас. Узнал, что он увез тебя, только сегодня поутру.
— Ты что же, ехал следом? — поняла она.
— Я писал тебе много раз, но ты не ответила…
— Он перехватывает все твои письма, — объяснила княгиня.
— Я так и понял, потому теперь, узнав, последовал за тобой, надеялся, что смогу увидеть тебя.
— И вот ты здесь, — пролепетала счастливо она, проводя рукой по его плечу и наслаждаясь краткими моментами их близости.
— Ириша, император отказал, — выпалил он порывисто, целуя ее руки и устремляя на нее влюбленный взволнованный взор. — Но я все равно что-нибудь придумаю, чтобы вызволить тебя, обещаю. Главное, не отчаивайся и не причиняй себе вреда.
— Благодарю, — ответила она, приникнув своим телом к его груди, и, подняв руку, провела ладонью по его непокрытым волосам. — Ты оброс, Сашенька.
— Немедленно отойдите от моей жены, сударь! — раздался вдруг окрик Виктора прямо над ухом Ирины, и в шею Измайлова уперся конец трости князя.
Александр опустил руки и чуть отступил, видя, что за спиной Кудашева стоят два гайдука с плетками и с угрожающими взорами.
Так и не опуская свою трость и держа ее словно оружие у лица Александра, Кудашев дернул Ирину за руку и процедил:
— А ты, негодница, отправляйся в карету! И немедля!
Алекс кивнул ей, понимая, что не надо Ирине быть сейчас здесь, если начнется потасовка. Поджав губки, молодая женщина медленно наклонилась, подхватив шляпку, и направилась к карете.
Едва Ирина отошла от них, Измайлов тут же процедил:
— Вы думаете удержать ее силой, князь? Вы лишь тюремщик, который совсем потерял совесть!
— Не твоего ума дело, мерзавец! Она моя жена! Ну-ка, проучите этого наглеца как следует! — приказал Виктор.
Кудашев чуть отошел, а два гайдука надвинулись на молодого человека. Измайлов уже положил руку на эфес сабли, но в следующий миг на него сзади напрыгнули еще двое. Один из них заломил ему руки, не дав Измайлову достать саблю. Два других обрушили на него свинцовые кулаки. Алекс умело поднял ноги и врезал каблуками сапог одному из нападавших прямо в солнечное сплетение, отшвырнув его от себя. Третьему гайдуку удалось вытянуть из ножен саблю Измайлова, и он отшвырнул ее в грязь. Остальные накинулись на молодого человека, нанося сильные удары, и уже спустя пару минут повалили его на землю. Они начали жестко избивать его, пиная ногами. Александр пытался оказать им сопротивление, ему даже удалось снова встать на ноги и отбросить на время от себя двух гайдуков. Но силы были явно неравны, а без сабли Измайлов не мог с ними справиться. Они вновь повалили его и, сильно избив, оставили лежать на грязной земле.
Отмечая, что этот наглый поручик довольно прилично получил тумаков от его людей и явно не один день будет отлеживаться после нанесенных ударов, Кудашев велел гайдукам прекратить. Подойдя к поверженному сопернику, который лежал на земле, окровавленный и избитый, он зло окинул его взглядом.
— Еще раз увижу тебя рядом с Ириной, похотливый пес, прикажу своим людям добить тебя до конца! — прохрипел над поверженным Александром Виктор и плюнул Измайлову в лицо.
Кудашев ворвался в карету и захлопнул дверцу. Ирина, увидев его, вся сжалась, отмечая его бешеный взор.
— Дрянь! — процедил князь и с размаху залепил сильную пощечину жене.
От силы удара Ирина откинулась на спинку сиденья и тут же закрылась от него руками, думая, что он начнет избивать ее.
Но Виктор, сжав кулаки, все же заставил себя успокоиться и уселся на сиденье напротив нее. Крикнув кучеру трогать, он злобно испепелял жену взглядом, желая проучить ее, как и этого наглого Измайлова, который посмел преследовать их. Но все же он пытался сдержаться, увидев, как на щеке Ирины проявился красный след от его жесткой ладони.
— Ты грешница, Ирина! — заявил Кудашев обвинительно. — Когда ты поймешь, что твоя греховная связь с этим гвардейцем порочна?! И что Бог не простит тебе этот грех!
— Моя любовь не может быть грехом, — прошептала она.
— Блудница вавилонская! Ты еще смеешь перечить мне? — вскричал он. — Я тебя сказал, что это грех. Я твой муж и господин, ты должна любить и уважать меня! Меня, своего мужа! Я ведь добьюсь того, что тебя отлучат от церкви.
— Меня это не страшит, — простонала она.
— Вот как? Прекрасно! Что ж, раз ты не хочешь смириться — будешь всю зиму безвылазно сидеть в усадьбе. Так этот наглец тебя точно не увидит.
— Ваши запоры все равно не остановят мою любовь к нему… — произнесла она непокорно.
— Еще слово, гадкая девчонка, и я за себя не отвечаю! — взорвался Кудашев, сжав кулаки.
Она видела, что Виктор уже на взводе, еще немного — и он кинется на нее и вновь ударит. Оттого она заставила себя замолчать и, прикрыв глаза, откинулась на спинку сиденья.
Как она устала уже от его запугиваний и издевательств, это было просто невыносимо. И Ирина не знала, что делать. Она даже не могла убежать от него. Ведь все ее документы были у Кудашева, и он имел над ней полную власть как муж. Отец также не хотел вмешиваться в ее трагедию, ведь она не раз писала ему. Теперь, как сказал Саша, и государь отказал ей в милости, не дав возможности избавиться от ненавистного мужа. Ирина была в отчаянии. Она знала, что некоторые понимающие мужья в таких случаях отпускали жену от себя, великодушно позволяя ей жить своей жизнью, но Виктор был явно не из таких.
Некоторое время они ехали молча. Ирина с закрытыми глазами делала вид, что дремала, а Кудашев зло и нервно смотрел в лицо жене, не зная, как еще образумить ее и заставить подчиняться. Он видел, как из ее прикрытых глаз текут молчаливые слезы, она явно страдала. Хотя он было дико зол на нее, но все же ее слезы действовали на него успокаивающе.
Через час после отъезда с постоялого двора, Кудашев уже совершенно остыл, и им завладели совсем другие чувства. Ирина так и сидела неподвижно, словно натянутая тетива, только теперь смотрела в окно заледенелым стеклянным взором. И это ее безразличие терзало его.
В какой-то момент, не выдержав, князь передвинулся на сиденье к жене и, обвив ее тонкий стан руками, приник губами к ее обнаженной ключице. Вырез ее платья был довольно низок, что позволяло видеть чуть выступающие холмики ее нежных грудей. Эта картина весьма возбуждала Виктора уже более получаса, и он решил все же примириться со своенравной женой, чувствуя, что жаждет от нее ласк, в которых она отказывала ему с лета.
— Прости меня, Ирочка, я опять был не сдержан, — проворковал он, поднимая к ней лицо.
Он чуть выпрямился, прижимая жену к себе и заглядывая в ее влажные глаза. Но она не двигалась и упорно смотрела в окно, никак не реагируя на его действия.
— Но я люблю тебя, только тебя.
— Гмм, — хмыкнула она мрачно, даже на секунду не поверив его словам.
Разве мог тот, кто по-настоящему любит, избивать ее, давать пощечины и держать в неволе? Нет. Ее мужем владели похоть, уязвленное самолюбие, жестокость, страсть и эгоизм, все что угодно, все низменные страсти, но только не любовь, она в этом не сомневалась. Но он явно не осознавал этого.
— Не веришь? — произнес он порывисто. — Раньше я не понимал этого. Но сейчас точно знаю, мне нужна только ты одна, только ты тревожишь мое сердце.
— Уж ваше сердце тут точно ни при чем, — буркнула Ирина, пытаясь не замечать, как Кудашев стал осыпать ее плечи поцелуями.
Она начала отталкивать его руки от своей талии, чувствуя, что ей неприятно от его близости.
— Нет-нет, —шептал он страстно. — Ты должна поверить мне, я люблю тебя. И я верю, что когда-нибудь ты простишь меня и тоже полюбишь.
Кудашев и сам верил в эту свою «любовь» в этот миг. Ведь еще ни разу ни одна любовница не вела себя так с ним. Ни разу не пренебрегала им и не говорила открыто, что любит другого. Все его пассии увивались за ним и жаждали его благосклонности. Но Ирина как будто нашла ту самую нить, которая привязала Виктора прочнее, нежели вся безоговорочная преданность других женщин.
— Оставьте меня, наконец! — возмутилась она, сбрасывая его руки со своего стана.
Наверное, впервые Ирина решила быть непокорной и решительной. Как она устала от него. От его тирании и похотливых поползновений, которые были ей противны. Она пересела на сиденье напротив.
— Шлюха! Бережешь себя для него? — процедил тут же зло Виктор, впадая в ярость. — Но вместе вам все равно не быть! Клянусь!
На его слова она лишь долго взглянула на него и вновь отвернулась к окну, показывая всем видом безразличие.
Не в силах более выносить ее холодность и презрение Виктор ударил тростью по крышке кареты. Экипаж остановился, и князь спрыгнул с подножки, закрыв на ключ дверцу, и направился по дороге чуть назад. Он пересел в следовавший позади экипаж, где ехала Трушнева, решив дальнейшую дорогу провести в обществе Глафиры, а не с этой своенравной девчонкой, которая ни во что его не ставила.
— Вы расстроены, Виктор Сергеевич? — заискивающе спросила Глафира, едва Кудашев уселся напротив нее и захлопнул дверцу кареты.
Он проигнорировал ее вопрос, пребывая в мрачных думах. Виктор искренне не понимал, как Ирина могла любить этого бедного поручика, а ему упорно отказывать во внимании. Он знал, что все окружающие девицы и дамы были без ума от него и его состояния. Только она одна посмела отвергнуть. Он не понимал, как себя вести и что делать. Но одно знал точно, что скорее удавит жену собственными руками, чем отдаст ее Измайлову. Ирина принадлежала только ему.
— Она не любит вас, Виктор Сергеевич, неужели вы не понимаете? — продолжала Глафира.
Трушнева приходилась троюродной племянницей князю и жила в его дальнем поместье последние десять лет из милости.
— Замолчите, сударыня, вашего мнения я не спрашивал, — процедил Виктор.
— Но есть женщины, которые преданы вам, которые жаждут всегда быть вам угодными, — заверила она.
Обратив на нее взор, Виктор прищурился. Глафира не была красива, но ее невзрачный взгляд сейчас горел такой преданностью и страстью, что князь даже ехидно заметил:
— В вашей преданности, сударыня, я никогда и не сомневался.
— Благодарю вас! Вы мой кумир. Я день и ночь молю Бога за вас, за все ваши благодеяния по отношению ко мне.
Кудашев долго изучающе смотрел на Трушневу, и его взор начал меняться, становясь более темным и дерзким. Через пару минут он приподнял свою трость, поднес ее тонкий конец к плечу женщины.
— Вам не жарко, сударыня? — спросил он хрипло, и концом трости немного отодвинул шейный палаток на ее плечах, обнажая ключицу.
Глафира глухо выдохнула, тут же поняв его призыв, и выпалила:
— Вы правы, Виктор Сергеевич, тут очень душно.
Он опустил трость, отставив ее с сторону, и она поняла, что надобно делать. Стремительно перебравшись к нему на сиденье, Глафира стащила платок с шеи, обнажая плечи. Она склонилась к руке князя и благодарно поцеловала его пальцы в перчатке.
Быстро выпрямившись и услужливо заглядывая ему глаза, она страстно задышала.
Зная, что она сделает все сама, Кудашев чуть откинулся на спинку, намереваясь сегодня все же успокоить свою возбужденную плоть.
— Вы хотите, чтобы я расстегнула платье, ваша светлость? — угодливо спросила женщина, быстро задергивая занавеси на окнах кареты.
— Это лишнее, — кратко бросил он, довольно оскалившись, понимая, что Трушнева прекрасно знала, как успокоить его недовольство.
— Как прикажете, — кивнула она, своими умелыми пальцами расстегивая его брюки.
В следующую минуту Глафира встала на ноги, быстро задрала выше свои юбки и проворно уселась сверху на его бедра, направляя рукой его возбужденное естество в свою промежность.
Удовлетворяя свою похоть, Виктор прикрыл глаза, ибо неприятное веснушчатое лицо Трушневой раздражало. В те моменты, когда ее бедра поднимались и опускались на него, он представлял, что это именно Ирина так ласкова с ним и хочет его так же сильно, как и он ее в тот миг. Однако запах Глафиры был другим, не таким, как нежный сладостный аромат его жены, оттого князь старался вдыхать носом как можно реже, чтобы не портить себе удовольствие.