Глава 20. Откровение Азерона

Ну хоть в этот-то раз мне дадут помереть спокойно?!

Шучу, конечно. Если б не подлая птица, меня на тот свет никакими коврижками не заманишь. Живым в Великой Росии куковать всяко интереснее…

Стоп.

Если я сейчас об этом думаю, значит, до сих пор жив?!

Распахиваю глаза и судорожно ощупываю грудную клетку.

Ну надо же.

Целёхонькая.

От накатившего чувства облегчения начинаю смеяться — внезапно даже для себя самого. А ведь в этот раз твёрдо был уверен, что всё, кончилась моя верёвочка. Да я чёртов везунчик!

Кстати, где это я очутился?

Запоздало оглядываюсь по сторонам. Это место не похоже ни на что, виденное раньше. Даже странный, но вполне реальный мир убежища Корви не напоминает.

Вокруг меня колышется зыбкая темнота. Ни верха, ни низа — сплошное бесформенное ничто. Не скажешь даже, что здесь темно: себя-то я прекрасно вижу.

Ради эксперимента стучу ногой по поверхности, на которой стою. Она вроде как твёрдая, но никакого характерного звука воспроизвести не получается.

Я что, оглох?

— Ну и бред, — произношу вслух, чтобы проверить эту гипотезу. Ничего подобного: свой голос я прекрасно слышу. Ещё одна хорошая новость.

— Лютый бред, согласен, — тяжко вздыхает кто-то за спиной. Голос немного напоминает Корви, но гораздо более торжественный.

Подпрыгиваю от неожиданности и поворачиваюсь к неведомому существу всем телом. На ладонях само собой вспыхивает пламя.

И тут же гаснет — слишком уж странное зрелище предстаёт перед моим взором.

Посреди невнятной пустоты висит огромный глаз с пылающей радужкой. И всё. Остального туловища сюда почему-то не завезли.

В голове крутится тысяча вопросов, но от удивления выдаю самый животрепещущий:

— Чем ты это сейчас сказал?

Глаз молчит, будто впервые в жизни о таком задумался. Он то фокусируется на мне, то вращается в пределах невидимой глазницы. Хотя почему «невидимой»? Если присмотреться, граница между пространством, в котором висит глаз, окружающей темнотой всё-таки видна, хоть и не слишком выделяется.

— Это всё, что тебе в данном случае интересно? — наконец соображает перевести стрелки таинственный незнакомец. — Раз уж посчастливилось лично повстречать Вороньего бога.

Усмехаюсь:

— А точно «посчастливилось»? Что-то вокруг меня вашего брата как собак нерезанных в последнее время развелось. Куда ни плюнь — не промахнёшься.

Глаз пристально в меня вглядывается. Чёрный зрачок расширяется, поглощая радужку. А я чувствую себя муравьём под микроскопом.

— Ты в меня не веришь, — наконец констатирует самоназванный бог. — С кем же ты в таком случае разговариваешь?

— А мне почём знать? — пожимаю плечами. — Очередной апостол какой-нибудь дряни. Системы, Бездны — мне без разницы.

Цвет радужки глаза меняется на лиловый.

— Есть разница, — произносит он. — Бездна дарует. Но и забирает тоже. Система — лишь поглощает. Я же предпочитаю поощрять.

Киваю:

— Всё понятно. Лупишь пряниками, значит. Тоже дело. Может, расскажешь тогда, как я здесь очутился?

— Тебя посчитали достойным, — величественно провозглашает глаз. — И дозволили пройти последнее испытание.

Ещё чего не хватало! Закинули неведомо куда, чтобы участвовать непонятно в чём. Ну, страж пернатый, удружил так удружил.

— У меня другая версия, — отвечаю нахально. — Твой страж помер и решил забрать с собой побольше народа. А я так, случайно под клюв подвернулся.

Глаз встречает новость тяжёлым молчанием. Даже двигаться в своей орбите перестаёт.

— Помер, значит, — наконец подаёт голос. — Это многое объясняет. Например, почему ты совсем не походишь на возлюбленных мной кхелотов.

Страдальчески морщусь:

— Ой, только давай обойдёмся без возлюбленных, ладно? Расскажи, как отсюда выбраться, вот и вся недолга!

— Легко и просто, — покладисто соглашается глаз. — Назови моё имя.

— Вороний бог?

Ну а что? Я ж должен был попытаться.

Глаз усмехается:

— Настоящее имя. То, которое известно лишь Владыкам.

— Ага! А звезду с неба тебе достать не надо? — интересуюсь раздражённо. — Откуда мне его знать? Мы люди простые, с Владыками вашими сношений не имеем…

— Не моё дело, — отпирается глаз. — Как хочешь, так и разбирайся. У нас, богов, времени навалом.

— У людей зато его нету! — восклицаю совсем уж сердито. — Кончай придуриваться и отправляй меня обратно!

— Ой, всё, — скучнеет глаз. — Ты мне надоел.

Обрадоваться, что всё закончилось, не успеваю. Потому что внезапно оказываюсь в лесу. Высоченные деревья шумят, будто море, и закрывают кронами небо. Только по общей освещённости можно понять, что сейчас день.

Делать нечего. Топаю вперёд. Должен же я, наверное, куда-то прийти!

И почти сразу выхожу на цветочную поляну.

В центре, спиной ко мне, стоит молодая женщина. Она держит в руках букет и что-то напевает.

В душе поднимается ярость. Погоди, воронья морда, ещё встретимся!

Женщина медленно поворачивается и счастливо улыбается:

— Максим!

— Здравствуй, Вера, — отзываюсь обречённо. Сколько ещё этот мир будет использовать мою память в своих целях?!

Женщина освобождает одну руку и протягивает её ко мне:

— Иди сюда, Максим. Я слишком давно тебя жду.

Прикусываю губу и упрямо качаю головой.

— Максим умер двенадцать лет назад, — сообщаю спокойно. — Как и ты. А я Макс. И у меня своя дорога.

— Вот как, — улыбка Веры становится печальной. — Значит, прощай?

Киваю:

— Прощай, Вера. На этот раз навсегда.

Женская фигура взрывается цветочным вихрем.

На миг зажмуриваюсь — и внезапно оказываюсь в сокровищнице.

Здесь так ярко, что глаза хочется закрыть заново. Груды золота и драгоценные камни сверкают так ярко, как никогда не смогли бы в реальности.

Из-за них даже не сразу замечаю, что это помещение представляет собой каменный мешок без дверей и окон.

Ясно-понятно. Снова шутки Вороньего бога. Или это то самое испытание, о котором он болтал?

Тогда, получается, придётся его пройти…

Оглядываюсь кругом — глаза разбегаются. Чего тут только нет — кольца, браслеты, какие-то цепочки с медальонами… Крупные монеты по-простому навалены грудами прямо по углам.

И всё блестит, сверкает — будто я в сказку попал.

А ведь в самом деле сказка и есть. Хитрая воронья морда явно хочет сбить меня с толку. Ждёт, что сейчас начну хвататься за всё подряд.

Ага, щас!

Если тут что и выбирать, то что-то не слишком заметное. И, конечно, связанное с вороньим культом. Судя по имеющимся у меня знаниям из мифологии, боги такое любят.

Внезапно взгляд цепляется за знакомый предмет. Серебристая фигурка раскинувшего крылья ворона — то ли сломанная брошь, то ли столь же испорченный кулон.

Точно такой, как тот, что лежит сейчас в оставленном мной на квартире Цеада гире.

Моё!

Раньше, чем отдаю себе в этом отчёт, мои пальцы смыкаются на украшении. И тут же в ушах раздаётся звучный голос:

— Я, Владыка Фех Цуд, присягаю на верность Вороньему богу. Да хранит он мой народ так же, как сохраним мы его истинное имя.

И что, даже не назовёт ни разу? Ну вот, я так не играю.

— Я, Азерон, — раздаётся после непродолжительного молчания, — принимаю твой народ под сень своих крыльев. Отныне и вовек.

— Азерон, — бормочу я. И тут же оказываюсь под пристальным взглядом огромного глаза. Цвет его радужки сменился на зелёный.

— Угадал, — без особой радости сообщает бог. — Теперь мне ничего не остаётся, кроме как исполнить твоё заветное желание.

Недоверчиво хмурюсь:

— Слишком уж легко это всё получилось. В чём подвох?

— Его нет, — голос Вороньего бога предельно серьёзен. — Просто у меня слишком мало времени, а условности требуется соблюсти. Так уж у нас, неназываемых, принято.

— Условность — это испытание? — уточняю на всякий случай.

— Да, — соглашается глаз. — Всё равно ты единственный, у кого получилось войти в убежище после Фех Цуда. А лишних тридцати лет на ожидание у меня больше нет.

— А как же «у бога много времени»? — поддеваю Азерона. — Врал, получается?

— Скорее провоцировал, — хмыкает бог. — А теперь перейдём к исполнению…

Останавливаю:

— Погоди. Раз уж мне посчастливилось встретить настоящего бога, то я кое-что должен передать. Не хочешь стать хранителем этой планеты? А то одна Система совсем берега попутала…

— Нет, — радужка глаза бледнеет почти до белого цвета. — Я не смогу этого сделать, хоть с Системой у меня свои счёты. Выслушай и сам всё поймёшь.

— Ладно, — усаживаюсь прямо там, где только что стоял. — Рассказывай.

Взгляд глаза устремляется в пространство поверх моей головы. Кажется, бог прямо сейчас погружается в воспоминания.

— Стыдно признавать, — начинает он, — но среди неназываемых я всегда был одним из слабейших.

— А неназываемые — это у нас кто? — вклиниваюсь деловито.

Вороний бог охотно поясняет:

— Смертные создания считают нас высшими силами или богами. Но на самом деле большинство из нас с вами мало соотносится. Смысла нет с вами возиться.

Ну а что? Логично. Людям, если уж на то пошло, тоже нет нужды заниматься проблемами муравейника. И плевать, что про нас думает каждый отдельный его обитатель.

— Зато мы часто противостоим друг другу, — продолжает глаз. — И тот, кто проигрывает, либо питает победителя, либо бежит так далеко, как только может. У меня был второй вариант.

Догадываюсь:

— Ты сбежал и оказался на этой планете?

— Именно, — поддакивает глаз. — Тогда я встретил первого Владыку кхелотов и заключил с ним соглашение. Мне нужно было восстановить силы, чтобы вернуться и отомстить. Но чем дольше я оставался среди кхелотов, тем сильнее врастал в этот мир, растворялся в нём. И когда пришла пора, просто не смог его оставить.

— О чём ты?

Цвет радужки Азерона переключается на красный.

— Система — это особое умение одного из неназываемых, — произносит он медленно. — В отличие от других, он не гнушается вести дела со смертными. И черпает от них свои силы.

Вороний бог надолго замолкает. Кажется, с владельцем Системы их связывают не самые лучшие отношения.

— Когда этот мир угодил в сферу его интереса, я пытался противостоять, — наконец продолжает он глухим, будто сдавленным, голосом. — Но мой противник снова оказался сильнее. Сейчас ты видишь всё, что от меня осталось.

Присвистываю. Если один его глаз настолько огромный, то какого же размера должна быть сама птичка? Да и птица ли этот ваш Вороний бог на самом деле? Теперь уже вряд ли узнаешь.

— И всё же мне удалось кое-что ему противопоставить, — в голосе бога проскальзывают нотки сдержанной гордости. — Для начала я вывел кхелотов из игры и дал им подходящего Владыку.

— Зачем? — пока что его действия совсем не выглядят для меня чем-то вроде «противопоставить».

Взгляд бога снова возвращается ко мне.

— В игре должны принять участие все разумные обитатели планеты — хотя бы по одному от каждой расы. Так они подтверждают своё согласие на всё, что будет происходить с ними дальше. Я оставил лазейку, которой, видимо, сумели правильно воспользоваться.

Скептически хмурюсь:

— Так себе план, как по мне. Малейшая случайность — и всё идёт коту под хвост.

— За могущество неназываемым приходится платить, — вздыхает глаз. — Каждый из нас ограничен определёнными условиями. Система, например, работает лишь на основе добровольного соглашения с пользователями. А я вынужден полагаться на произвольные стечения обстоятельств.

— Ладно, — киваю, принимая к сведению. — А что насчёт Владычицы? Говоришь, она самая подходящая?

Вот уж ни за что с этим не соглашусь!

— Конечно, — судя по тону, Вороний бог усмехается. — Кхелоты с давних пор слишком сильно полагаются на мою милость. Пришла пора им начинать думать самостоятельно. Мареона же способна разрушить мой культ до основания.

— Ну ты и жук! — возмущённо тычу в него пальцем. — Вместе с культом она ещё кучу людей уничтожила. И продолжает это делать. Трудно было кого нормального поставить?

— Вы, смертные, по-другому не понимаете, — спокойно отзывается Азерон. — И память у вас чересчур короткая. Пройдёт сто лет — и потомки пострадавших от действий Мареоны станут мечтать о том, чтобы её времена вернулись. Но пусть лучше так, чем рассчитывать на несуществующего бога.

— Так ты, вроде, пока ещё здесь.

Глаз меняет цвет на пронзительно-синий.

— Это ненадолго, — произносит он. — Для внешнего мира я уже не существую. Там осталась лишь моя последняя воля и проход в это измерение. Но теперь, после гибели стража, он окончательно закроется.

Глаз замолкает и приближается, зловеще нависая надо мной.

— Именно поэтому моё откровение придётся принять тебе, чужестранец. Кхелот был бы лучше, но, за неимением оного…

— Не-не-не, — я аж вскакиваю на ноги. — Даром мне не нужны твои откровения! Ты меня вообще-то обещал обратно отправить. Забыл что ли?

— А это в качестве бонуса, — нагло отвечает глаз. — Последний подарок ставшему родным миру. Ничего личного. Просто именно тебе посчастливилось его передать.

Радужка глаза вдруг вспыхивает ярким свечением. Успеваю зажмуриться, но его видно даже через сомкнутые веки — будто на солнце смотрю.

И стоит сиянию погаснуть, как я слышу за спиной шелест огромных крыльев.

Да ладно, не может быть!

С нарастающим удивлением ощупываю новоприобретённые конечности. Они самые обычные — если так вообще можно выразиться про крылья, принадлежащие человеку.

— Ты что со мной сделал, поганец?! — внезапно соображаю, сколько мороки будет с этой дрянью. — А ну верни, как было!

— Надо же! Этот в порядке, — довольным тоном произносит глаз. — А Фех Цуд в прошлый раз не выдержал. Жаль, его убить тогда не получилось.

— Что значит «не выдержал»? — интересуюсь сварливо.

Вороний бог на мгновение замолкает, словно подбирая слова.

— Повредился рассудком, — отвечает наконец. — Не выдержал просветления. А ты ничего, даже не почесался. Впитал жадно, будто сухой песок.

— Ну, спасибо большое, — бормочу уязвлённо. Никаких изменений, кроме проклятых крыльев, я за собой не замечаю. — И что мне теперь с этим богатством делать?

Азерон равнодушно отзывается:

— Что хочешь. Главное, засвидетельствуй окончание Вороньей эры среди кхелотов. А ещё разберись с моей последней волей. Негоже оставлять её в том виде, который есть. А я сам уже ни на что не сумею повлиять.

Молодец, бог! Важно уметь брать ответственность в свои руки и перекладывать на плечи кого-нибудь другого.

Качаю головой:

— Это называется «я умываю руки». Даже не думай, что я стану следовать твоему приказу.

Висящий в темноте глаз вдруг впервые с моего появления здесь моргает — и начинает выцветать, становясь прозрачным.

— Столкновение неизбежно, — провозглашает он, будто издалека. — Вот только когда и с кем? Никто не является верным союзником. Никто не является заклятым врагом. Цвет фигур на доске постоянно меняется. На которую поставить — решать только тебе.

— Ну, это и ежу понятно, — хмыкаю. — А с крыльями твоими что теперь делать? Как мне теперь на спине спать, ирод пернатый?

Короткий смешок служит ответом на мой вопрос. «Прощай, человек», — шепчет темнота на разные голоса.

В смысле, «прощай»?!

В том месте, где только что был божий глаз, чернота трескается и осыпается причудливыми обломками.

А я понимаю, что полулежу, прислонившись спиной к неровной стене. И на фоне тёмного неба трепещут чуть светящиеся цветные крылья Эфении.

— Эй ты! — не своим голосом вопит фейри. — Морда клювастая! Спорим, тебе меня ни за что не поймать, дылда!

Что она творит? Собирается смахнуться с апостолом хаоса, не иначе. Кажется, пока я впитывал божественное откровение, крыша поехала у фейри, а не у меня.

— Хаос! — выкрик твари звучит совсем близко, аж уши закладывает.

Эфения, вместо того, чтобы где-нибудь укрыться, бросается навстречу мелькающей впереди тени. Точно чокнутая!

Что, помереть решила, пока я не вижу?!

Подрываюсь с места, машинально расправляя за спиной чёрные крылья.

Ну, сейчас я тебе устрою разбор полётов, зараза мелкая!

Загрузка...