Желтый металл. Девять этюдов

3

«Сокол ясный» появился в С-и утром и не по расчетам Антонины, а тремя днями позже. Он ехал из Восточной Сибири, минуя Москву, через Омск, Челябинск, Пензу, Ртищево, Балашов, Лиски, Ростов-на-Дону.

Такой маршрут короче пути через Москву километров на шестьсот из общих десяти тысяч пятисот километров. Но необходимость большого числа пересадок, связанные с этим неудобства и потеря времени заставляют сибиряков ездить на Кавказ через Москву: только одна пересадка, менее утомительно, менее хлопот. И даже скорее. В России и до революции железные дороги были удобны для пассажиров длиннейшими беспересадочными сообщениями.

Александр Окунев получал свое удовольствие от путешествия. Он ехал налегке, с небольшим чемоданом и солдатским мешком, в котором находились подушка и одеяло. Груз необременительный, с ним всюду пройдешь. В отношении путевых удобств Александр Окунев был невзыскателен.

Ему были приятны частая смена лиц, новые вагоны, ожидание на незнакомых станциях во время пересадок. От безделья между двумя поездами он охотно слонялся по привокзальным улицам, просиживал часы в вокзальных ресторанах. Без мысли и без любопытства он ощущал движение людских масс, потоки людей чужих, незнакомых, с которыми он больше никогда не увидится. Люди казались ему беззаботными, простыми, с простой, несложной жизнью.

Забывшись, Александр Окунев отдыхал, не думал о делах. Его дела не то остались в прошлом, не то ждали в будущем, но в эти дни он был свободен. Молчаливый транзитный пассажир лучше всего чувствовал себя на участке между Омском и Лисками, где все было незнакомо: до сих пор он ездил на Кавказ только через Москву.

В Лисках, узловой станции, где нет города, а все население небольшого поселка так или иначе железнодорожники, Александр Окунев провел весь день. Среди беспорядочно разбросанных домиков, высыпанных на песок, как детские кубики, Окунев прошел к Дону — теплой, мелкой, стремительной речке. Пользуясь прекрасной погодой, купался — течение сразу сносило, валялся на пустынном бережку, поглядывал на поезда, частившие сквозь решетчатые фермы высочайшего моста. Александр Иванович Окунев, забывшись, превратился в обыкновенное человеческое существо. Когда же перед приходом поезда пришлось закомпостировать билет и зайти за вещами, из-за ограждавшей камеру хранения решетки надвинулось дело. Последняя пересадка… Предстоял знакомый и, по сравнению с проделанным, уже недолгий путь. С-и лежал еще за горами, но конец отдыха уже наступил. Молчаливый пассажир стал разговорчивым. Отвлекаясь, он рассказывал о своей работе, объяснял, как промывают золото, и чувствовал: никто из случайных спутников даже не думает о том, что на приисках могут не только добывать, но и похищать золотой песок.

Налаженное дело, от которого Александр Окунев не мог отстать, стало хронической, неизлечимой привычкой; и, как у больного, нарастали раздражительность, тревожность, мнительность. Он не отдавал себе отчета в травме сознания, но иногда думал: «Если бы попало в руки сразу много, можно было бы остановиться, уехать с приисков, «спастись», бросив все, и жену, конечно. Но это «много» теперь для него должно было бы составить несколько десятков килограммов металла.