Набивка патронов еще более любимое дело для охотника, чем изготовление дроби. К этому времени на маленьевской кухне появились два новых помощника, но не охотника. На огонек пожаловали Михаил Статинов и Иван Гухняк. Маленьев приветствовал их:
— Здорово, мои работнички! Вас только сюда и не хватало!
Алексей Бугров расхохотался во всю мочь: здорово сказанул Гриша! Сила Сливин ухмыльнулся одними зубами.
Понимай, как захочешь. Не то работнички пособлять снаряжаться на охоту, не то — по доставке желтого металла. Статинов, Гухняк, Бугров и Сливин состояли при Маленьеве в поставщиках и по этому темному делу знались лишь с ним. Для них Василий Елизарович Луганов оставался в стороне и в неизвестности.
Менее напористый, более робкий, чем Маленьев, Василий Луганов хоть и был зачинателем хищений, но сам умел доставать золото только у некоего Костинова, съемщика-доводчика на одной из шахт, и у древнего старика дяди Кости, под каким именем был известен на Сендуне китаец Сун Ша-лин. Был ли этот китаец от рождения действительно Сун Ша-лином, как значилось в документе советского гражданина китайской национальности, рождения 1878 года, город Нанкин, про то знал один дядя Костя, если не запамятовал от старости.
Дядя Костя мог порассказать много интересного. Когда-то он пришел на Дальний Восток пешком через свободную границу. Вместе со многими другими обитателями тогдашней «Поднебесной империи» Сун Ша-лин брел через Маньчжурию, приманенный слухами о хороших русских деньгах, которые можно заработать на постройке Транссибирской железной дороги. И верно, работы хватало всем, кто мог держать в руках лопату, лом и катать тачку. За работу русские платили получше, чем можно было получить даже в Гонконге и в Шанхае на погрузке и разгрузке черных высокобортных английских пароходов. Если взять равный рабочий день, то китайские артели не могли состязаться с русскими, но взамен физической силы китайцы брали неутомимостью и способностью гнуть спину по шестнадцати часов в сутки. Некоторые подрядчики, пользуясь безответственностью «ходей», пытались обставлять их с расчетами. Но китайцы умели считать. Один из приказчиков-десятников восстановил против себя артель Сун Ша-лина не только мошенничеством, но и грубыми оскорблениями. Однажды злой русский Иван бесследно пропал, к удовольствию и русских рабочих артелей, братски друживших с китайцами. Власти сунулись со следствием, но встретили непроницаемую стену китайского незнания и отступились. После исчезновения Ивана китайцев остерегались обижать, а в артели Сун Ша-лина не было ни одного человека из пятидесяти, кто не знал бы точно, в каком именно месте таежного болота нашел свою могилу злой человек.
С концом строительства дороги Сун Ша-лин, превратившийся в дядю Костю, оказался в милости у оценившего способности темнолицего «ходи» купца Голубева, того самого, чей десятник кончил свои дни в болоте. Голубев занялся золотыми приисками, дядя Костя состоял при нем, и приисковые рабочие хотя и чувствовали тяжесть слабой на вид руки китайца-приказчика, но ладили с обходительным человеком. Дядя Костя пережил дни революции, колчаковщину и атаманов. С двадцать четвертого года по пятидесятый он работал старателем. Его запасы золотого песка были припрятаны с тех лет.
Обоих поставщиков Луганова нельзя мерять на один аршин. Старый китаец был истинным обломком прошлого, двух империй, в своем роде музейной древностью. В действительности ему шел не семьдесят девятый год, как по паспорту, а, по меньшей мере, девяносто второй. Попав к Голубеву, дядя Костя уменьшил свои годы, сообразив, что хозяева в России, как и в Китае, не слишком любят держать на службе стариков. Документы? Их у Сун Ша-лина никогда не бывало. Первый настоящий документ ему вручила советская власть в виде профсоюзного билета. В свои годы старательства дядя Костя обманывал контроль и нарушал закон из-за неудержимого скопидомства, развивающегося к старости у людей нелегкой жизни. Дядя Костя — Сун Ша-лин не сознавал преступления. А второй поставщик Луганова, Костинов, сознательно крал золотой песок — достояние советского народа.