Желтый металл. Девять этюдов

4

Гаревая поросль, или порость, как зовется молодой лесок, взялась не выше человека. Только кое-где осинки, как всегда, перегоняя других в своей быстрой, но недолговечной жизни, вымахали метра на три. Охотники шли фронтом: Маленьев и Бугров по бокам, Сливин в центре. Ста шагов не сделали, как с громом взорвался старый глухарь. Чуя конец капели, он кормился сморщенными сизо-черными ягодами поздней голубики — гоноболи.

Сверкнув белым подбоем, тяжелая птица взмыла от Сливина и тяжело потянула, не собираясь набирать высоту. Сливин ударил навскидку: раз, два! Посыпалось перо. Глухарь удержался, но грянул выстрел Бугрова. Глухарь пал. Было слышно, как птица тугим мешком ударилась оземь.

Бугров и Сливин, приметив место, пустились бегом. Сила Сливин поднял громадную птицу за шею, казавшуюся неестественно длинной.

— С полем вас, Сила Силыч! — не без иронии поздравил товарища Бугров. — С вас мне причитается получить патрончик.

Глухарь крепок на рану. И битый насмерть, он может уйти далеко, коль не сломано крыло. Бугров не собирался спорить: пусть Сливин таскается с самого утра с тяжелой, килограммов на шесть, добычей. Сливин, возвращая, по охотничьему обычаю, патрон Бугрову, при всем удовлетворении не мог не упрекнуть:

— А ты чего ж бьешь из-под меня?

— Помогаю.

— Себе помогай! — сварливо заметил Сливин.

— Ладно вам, спорщики, — вмешался Маленьев. — Пошли, пошли!

По гарям в сырую погоду охота и без собаки бывает добычлива для дружных охотников. Они идут в линию, кто-либо поднимает птицу, бьет, а от выстрела взлетают другие птицы.

Часа через три мешки наполнились. Сливин взял еще одного старика глухаря, двух косачей-чернышей и зайца, хотя мазал, по обыкновению, из шести выстрелов пять.

Бугров не бил глухарей и косачей, считая их дичью грубой по сравнению с тетерками и глухарками, которых он набрал пять пар. Маленьев отстал от Бугрова на три головы.

Охотники были обременены добычей, но кончать не хотелось. Они зашли в гарь километра на два, если счесть по прямой от шоссе; оставалось так много нехоженого, заманчивого простора. Как видно, со всего прииска они одни в нынешний воскресный день выбрались на угодье: чужих выстрелов никто не слыхал.

Первым спасовал Сливин. Он остановился и закричал:

— Ну, ребята, вы как хотите, а я подаюсь обратно! Мне хватит.

— Постой!

Охотники сошлись, сбросили тяжелые и мокрые заплечные мешки.

— Чего же ты скис? — спросил Маленьев Сливина. — До шоссе близко, а там попутная набежит.

— Больно ты много видал попутных-то машин по воскресеньям, — возразил Сливин.

— Неужто, ребя, домой? — с огорчением воскликнул Бугров. — Еще двенадцати нет. И от такой охоты вдруг уходить? Зима-то, вот она. Может, нынче последний разочек ходим по чернотропу!..

— А чего делать-то? — возразил Сливин. — Утро завернулось, охоте конец.

— Много ты смыслишь, Сила, горе-охотничек! — оговорил его Бугров. — Молчал бы в тряпочку! В нынешний день стрельба сквозная дотемна. На гарях вся птица днюет. Кишка у тебя тонка, так скажи!

— Ты понимаешь, тетеревиный бог!

Люди не дружные, Сливин и Бугров успели несколько раз поспорить с утра. Частые промахи Сливина вызывали обидные замечания Бугрова, гордившегося своим уменьем и любившего выставлять себя первоклассным стрелком. Но и Сливин ядовито привязывался к случаям, когда мазал Бугров.

Маленьев, вовсе не склонный по характеру быть примирителем, в другое время не прочь был бы посмотреть, как товарищи сцепятся в драке. Но сегодня он играл роль умиротворителя: инстинктивно Маленьев понимал, что его «поставщикам» не следует ссориться по-настоящему. Вмешался он и теперь:

— Бросьте вы собачиться, ребята! Вот чего: ты, Сила, посиди у мешков, отдохни малость, покури. А мы с Алексеем еще кружок сделаем.

— Ладно. Только я больно долго ждать не буду…