Женщина-генерал и старшая принцесса

На эту дорогу в день нападения "случайно" забрел караван торговцев.

Когда начальник префектуры Хучжоу привел группу стражников на место происшествия, они увидели двадцать трупов, беспорядочно разбросанных по всей дороге. Их тела были изранены и покрыты кровью. Безжизненный конь юйхуацун лежал с раскрытыми глазами, а на поодаль лежали остатки развалившейся кареты. Перед обломками лежал труп еще одной лошади с кинжалом, вонзенным в ее круп, и лужей крови на земле. Стражники нашли еще трех испуганных лошадей и отвели их назад.

— Обнаружили кого-нибудь? — спросил начальник префектуры, нетвердой походкой приближаясь к вернувшемуся стражнику.

— Отвечаю господину. Мы нашли только трех перепуганных лошадей и только что привели их обратно, больше мы никого не видели.

Ноги начальника префектуры подкосились, и он осел на землю.

— Господин, господин, что с Вами?

— Найдите...Разошлите людей, прочешите местность вдоль дороги, вы должны найти их.

— Слушаюсь! — ответил стражник и немедленно отбыл.

Начальник префектуры Хучжоу потерянным взглядом смотрел на землю, пропитанную кровью, и с отчаянием воскликнул: "Я обречен!”.

Его глаза закатились. Не выдержав потрясения, он потерял сознание.

В эту ночь, после тщетных поисков, ему ничего не оставалось, кроме как принять действительность. Он приказал написать отчет, а затем взял его с собой и отправился доложить об этом в столицу.

Из-за старшей принцессы, которая столкнулась с убийцами, и шицзы Пинъян Хоу, тоже пропавшего без вести, путь в столицу вел прямиком к его смерти. Его Высочество Юн, возможно, тоже не сможет защитить его...

Если б он знал, к какому риску все это приведет, то не послал бы все эти серебряные монеты, чтобы купить должность. Теперь в опасности не только его жизнь. Всех членов своей семьи, от мала до велика, он утянет на погибель...

На третий день после "исчезновения" Ли Сянь Ли Чжао получил отчет. В это время он уже спал в своих покоях с наложницей Дэ. Старший дворцовый евнух, убедившись в критичности ситуации, собрался с духом и разбудил Ли Чжао.

Император просмотрел отчет. Горячая кровь бросилась в голову, он яростно сдернул одеяло, встал с постели и отвесил евнуху смачную оплеуху, отчего тот упал на пол.

Увидев это, наложница замерла. Только когда Ли Чжао вылетел из покоев, она осмелилась позвать дворцовую служанку, чтобы та помогла ей собраться.

Ли Чжао расхаживал туда-сюда перед коленопреклоненным начальником префектуры Хучжоу. Он поднял свою ногу и пнул подчиненного. Жалкий начальник префектуры был уже в годах. Он провел трое суток в изнурительном путешествии, наполненном тревогой и страхами, и этот удар избавил Ли Чжао от дальнейших забот, так как начальник префектуры сразу же упал в обморок.

Ли Чжао посмотрел на лежащего на боку человека и, все еще не чувствуя удовлетворения, приказал стоявшему рядом стражнику:

— Сейчас же выволочить этого сукина сына и обезглавить. Все его имущество должно быть конфисковано, все члены семьи мужского пола старше четырнадцати лет должны быть обезглавлены, а тех, кто помладше, сослать в Ичжоу сооружать городские стены, и ни в коем случае не освобождать до самой смерти. Женщин продать в бордель, дальним родственникам пожизненно запретить занимать официальные должности.

— Слушаюсь!

Императорские стражники получили приказ и быстро утащили начальника префектуры. Они опасались гнева императора, но и не понимали, какой грех совершил этот человек, что навлек на себя столь жестокий указ Его Величества.

Сидевший неподалеку советник, вытирая пот со лба, записывал: "Двадцать восьмой год династии Юань. В девятый месяц и тринадцатый день император был в величайшей ярости…"

Несчастный начальник префектуры Хучжоу отдал большое состояние, чтобы снискать расположение принца Юна и получить свою должность. Он даже не успел нагреть место, как пришлось день и ночь нестись в столицу, чтобы в конце концов ему отрубили голову.

Наложница Дэ вышла из опочивальни и узнала суть произошедшего от начальника стражи.

Она была одной из немногих наложниц, которые соответствовала своему имени*, и действительно была добродетельной. При жизни Ли Цинчэн у них были довольно хорошие отношения. У наложницы Дэ было два сына, один — шестнадцатилетний Ли Хуань, который должен был скоро получить титул принца. Ее второго сына звали Ли Пэй, ему было двенадцать лет.

* Дэ — 德 (dé) — добродетельная, нравственная. Наложницам часто давали имена, подразумевающие благоприятное моральное качество, в надежде, что наложницы будут вести себя соответственно

Но наложница Дэ не использовала сыновей, чтобы добиться благосклонности. Среди всех наложниц она занимала последнее место.

Наложница Дэ приблизилась к Ли Чжао со спины и набросила на его плечи черную накидку.

— Ваше Величество, сейчас середина осени, и ночь уже поздняя. Подумайте о своем здоровье.

Услышав ее голос, Ли Чжао немного смягчился. Он повернулся и сказал:

— На Сянь-эр напали, даже шицзы Пинъян Хоу, Ли Чжун, пропал. Как только узнаю, кто набрался смелости совершить подобное, сразу же зарежу его живьем.

Наложница Дэ горько усмехнулась про себя. Нужно ли гадать, кто это сделал? Кто, за исключением его горячо любимых приближенных, мог вынашивать коварные замыслы против постоянно проживающей во дворце принцессы? Но наложница Дэ понимала, что следует говорить, и о чем лучше помалкивать.

Кроме того, она глубоко верила, что Ли Чжао не дурак. Какой глупец смог бы продержаться на троне? Маневры, которые они использовали сейчас, вполне могли быть повторением тех, которые Его Величество использовал в свое время. Наложница Дэ не думала, что Ли Чжао был совсем несмышленным, но и не возражала попритворяться дурочкой с ним.

Она легонько похлопала его по заметно вздымающейся от гнева груди. Глядя на его седые волосы, она утешала его:

— Ваше Величество должны позаботиться о здоровье. Эта наложница думает, что то, что их тела не нашли, — это хорошая новость.

— Мгм...

Ли Чжао держал наложницу Дэ в своих объятиях и смотрел на бронзовые фонари у входа в главный зал, задумавшись о чем-то.

Почти в то же время, даже не достигнув дверей дворца, новость о нападении на Ли Сянь распространилась на каждую префектуру.

Принц Ци, принц Чжу и принц Юн…

Они узнали о происшествии раньше всех.

Принц Ци прочитал отчет на шелковой бумаге и задумчиво улыбнулся:

— Как безрассудно. Отец-император, может быть, и стар, но не до такой степени бестолков. Неужели мои многоуважаемые братья не боятся последствий? — сказав это, он сжег отчет.

Ушуан Хоу приблизился и тихим голосом спросил:

— Господин, кому, в конце концов, понадобится убивать принцессу? Этот подчиненный не понимает. Вместо того, чтобы приложить столько усилий на расправу с принцессой, почему бы не устранить наследного принца? А принцесса — всего лишь женщина, которая никогда не станет кем-то большим, чем просто наложницей. К чему столько стараний?

— Хехе.

Принц Ци, Ли Чжэнь, усмехнулся, глядя на Ушуан Хоу, и покачал головой.

— Ушуан, просто уметь воевать недостаточно. Даже в мирные времена ты все равно должен шевелить мозгами. Хоть отец-император и стар, но еще не выжил из ума. Неужели ты думаешь, что он не знает об их кознях? Наследный принц совсем юн, но он все же законный наследник, разве это не равносильно смерти — бесчинствовать под носом отца-императора? Даже если им все сойдет с рук, они просто свалят вину на кого-то другого. Но покушаться на принцессу — совсем другое дело. Ты был прав в одном: как бы отец-император ни заботился о нашей сестричке, она просто дочь. Если у них все выйдет, отец-император пострадает, но все равно встанет на сторону своего сына, и на этом все закончится. Что касается наследного принца, то он потеряет единственного покровителя в лице сестры. Тогда у них будет достаточно времени, чтобы все детально распланировать и разработать стратегию.

— Значит, для принцессы это не сулит ничего хорошего?

— Не стоит недооценивать мою многоуважаемую сестру. Я уже говорил, что если бы она родилась мужчиной, то несомненно стала бы наследным принцем. Неужели ты думаешь, что двое моих братьев способны остановить ее? Кто знает, что у нее на уме? Ее исчезновение и случайное спасение вполне могли входить в ее планы...

— Господин, этот подчиненный не понимает еще кое-чего. Императрица скончалась, а Вы, старший сын Его Величества, имеете выдающиеся боевые заслуги и уважение простого народа. Этот подчиненный считает, заполучение места на троне не является для вас недостижимым...

— Ушуан, однажды ты поймешь, что богатство и знатность подобны проплывающим перед глазами облакам и дыму*. Жизнь коротка, и нужно ловить миг наслаждения. Я люблю красавиц, а не территории.

— Но, господин, если бы Вы взошли на престол, какую на свете женщину Вы не смогли бы заполучить?

* проплывающие перед глазами облака и дым — 过眼云烟 (guòyǎnyúnyān) — обр. в знач.: преходящий, мимолётный)

Принц Ци посмотрел на Ушуан Хоу и лишь улыбнулся, но ничего не ответил.

В ту ночь десятки посланников покинули столицу, взяв потреты Ли Сянь и Ли Чжуна, а также указ о смертном приговоре. Они мчались от зари до зари...

Тем временем Линь Ваньюэ гнала осла на запад, в город Лянь, в соответствии с планом Ли Сянь.

Линь Ваньюэ хлестала осла по спине маленьким кнутом, вспоминая о сказанном Ли Сянь. Она, наконец, поняла, насколько ограничен был ее кругозор. Слова Ли Сянь позволили ей прозреть. Она была так поражена и рада, узнав, что этот вопрос можно обдумать по-другому.

Линь Ваньюэ испытывала ни с чем не сравнимое восхищение перед Ли Сянь. В то же время ее сердце сдавила тоска. Она мечтала, что однажды станет такой же, как Ли Сянь. Мечтала о том, чтобы Ли Сянь дала ей больше советов, наделила ее знаниями...

Можно сказать, Ли Сянь дала Линь Ваньюэ новый смысл жизни, новое направление, которое Линь Ваньюэ считала наиболее подходящим для себя.

Путешествие продолжалось без разговоров. Ли Сянь сидела внутри повозки, которой управляла Линь Ваньюэ. Они следовали по небольшой дороге на окраине, которая вела в сторону города Лянь.

Проехав весьма длительное время, Линь Ваньюэ увидела вдалеке деревушку. Она подняла голову и посмотрела на небо.

— При...Сянь-эр, там впереди деревня. Как насчет того, чтобы переночевать там? Если поедем дальше, боюсь, нам придется ночевать в пустыне.

— Как посчитает нужным Фэйсин.

— Хорошо.

Линь Ваньюэ погнала осла к воротам, слезла с повозки, затем повела его внутрь, пока они не достигли центральной части деревни. Она привязала поводья к старому дереву, подошла к повозке с ослом и сказала:

— Сянь-эр, я пойду спросить, можно ли нам остаться на ночь, а Вы подождите в повозке.

— Мгм.

Линь Ваньюэ подошла к бамбуковой ограде двора и увидела седовласого старика, который сидел на скамейке и обмахивался веером.

— Дядюшка!

— А? Кто меня позвал?

— Дядюшка, это я.

Старик поднял голову и увидел за забором загорелого, долговязого юношу. Он встал с деревянной скамьи и подошел к Линь Ваньюэ:

— Что такое?

— Дядюшка, моя фамилия Линь, а звать меня Фэй...я везу свою жену в город Лянь к семье. Мы почти добрались, но нам негде остановиться. Солнце клонится к закату, и я хотел спросить, позволит ли дядюшка нам, мужу и жене, остаться на ночлег.

— Что случилось, мой старик*?

* так пожилые жены называли своих мужей

Услышав разговор во дворе, женщина преклонных лет, готовившая еду в доме, заковыляла к ним.

— Проезжая пара молодых людей хотят у нас остаться на ночь.

Старик, сгорбившись, подошел к воротам и открыл их для Линь Ваньюэ.

— Входите. Нынче здесь живем только мы вдвоем. Можете расположиться в доме, где раньше жил мой сын.

— Спасибо, дядюшка!

Линь Ваньюэ почтительно поклонилась пожилой паре и пошла за Ли Сянь.

— В западном крыле дома давненько никто не жил, что там, должно быть, слишком холодно. Иди, зажги нагревную стену и разгони морозный воздух. Заодно свари момо*.

* момо (мо) — 馍馍 (mómó) — блюдо из теста с начинкой

Пожилая женщина приняла указания и ушла по делам.

В это время Линь Ваньюэ подошла к повозке, подняла занавески и сказала:

— Сянь-эр, я договорился, можете выходить.

Она протянула руку, чтобы осторожно помочь Ли Сянь вылезти.

Вдвоем они вошли в небольшой двор. В его центре росло финиковое дерево, у западной стены на привязи лежала большая собака с золотистой шерстью, а между двумя домами стоял дровяной сарай. Из трубы медленно струился дым от готовки пищи.

— Спасибо, дядюшка, — вежливо поблагодарила старика Ли Сянь.

— Ай...не благодарите, не благодарите! Молодой человек, тебе действительно повезло жениться на такой красавице.

Линь Ваньюэ неловко улыбнулась на эти слова, но старик принял это за смущение и подумал про себя: "Они определенно влюбленные молодожены".

Разведя огонь в западном крыле, старуха вышла. Она увидела молодую девушку, одетую в крестьянскую одежду, но выглядевшую так, словно она сошла с картины. Высокий смуглый парень стоял подле нее. Женщина любезно подозвала их:

— Проходите скорее, присаживайтесь, ужин почти готов.

Обе последовали за ней в дом. Мебель выглядела очень старой. Линь Ваньюэ не возражала, но, подумав о Ли Сянь рядом с ней, почувствовала себя виноватой. Почти неосознанно она подняла руку, чтобы вытереть рукавом сиденье, и помогла Ли Сянь сесть. Только тогда она поняла, что ее действия были очень грубыми. Она уже хотела было извиниться перед пожилой женщиной, но та лишь ласково улыбнулась. Морщины на ее лице стали глубже.

— Молодой человек, вы ведь недавно женились, да?

Лицо Линь Ваньюэ запылало.

— Мгм...да, недавно.

— Эта девушка из богатой семьи?

Линь Ваньюэ почесала затылок и ответила:

— Да.

Утвердившись в своих догадках и заметив напряженность Линь Ваньюэ, она улыбнулась еще счастливее.

— Ты "похитил" ее, и вы сбежали, не так ли?

— Да...Нет-нет-нет, тетушка, это не то, о чем Вы подумали.

Когда до Линь Ваньюэ дошел смысл предположения старушки, она запаниковала и поспешила объяснить, но даже после долгих размышлений не смогла найти отговорки. В итоге она только и могла, что многократно отрицать это.

Пожилая женщина продолжила говорить с глубоким чувством:

— Молодой человек, тебе повезло. Ты должен хорошо с ней обращаться.

Сказав это, она не стала продолжать разговор с Линь Ваньюэ и удалилась.

Дело было не в том, что старушка слишком много надумала, а в том, что она сама в молодости сбежала со своим возлюбленным. Она была дочерью богатого местного шэньши*, который презирал ее молодого человека из семьи военного поселенца, потому что считал, что армейцы слишком ненадежны. Он боялся, что его дочь рано овдовеет, и категорически отказывался дать согласие на брак. В конечном итоге эта молодая гооспожа с негодованием собрала свои драгоценности и имущество и сбежала с тем юношей. Подобные поступки были общественно неодобряемыми, и ее терзали сомнения. Сорок лет пролетели незаметно. Несмотря на то, что они жили бедно, а сын погиб в бою более десяти лет назад, она никогда не жалела о том, что вышла замуж за своего старика.

* шэньши — учёные мужи, носящие широкий пояс (в древности служивший символом власти)

Как пережившая подобное, старушка, взглянув на Ли Сянь, поняла, что такая молодая госпожа не могла вырасти в обычном крестьянском доме. И, обратив внимание на то, как этот высокий, тощий паренек так усердно хлопотал и заботился о Ли Сянь, ей показалось, что она смотрит на себя и своего старого мужа из далекого прошлого. Ведь когда она сбежала со своим стариком и поселилась в убогой лачуге, он обходился с ней именно так…

— При...Сянь-эр...

Ли Сянь знала, что хочет сказать Линь Ваньюэ и, утешительно улыбнувшись, ответила:

— Все хорошо. Раз уж мы здесь, давай устраиваться.

— Я просто чувствую, что это чуть-чуть несправедливо по отношению к Вам, — виновато сказала Линь Ваньюэ.

Ли Сянь твердо покачала головой:

— Меня только радует возможность выйти в свет и увидеть мир своими глазами. Таким образом, я буду знать, что следует сделать в будущем.

Линь Ваньюэ смаковала слова Ли Сянь, чувствуя, что они тронули ее сердце.

Ужин был очень простым: момо на пару и каша с дикорастущими овощами.

Линь Ваньюэ украдкой бросила несколько взглядов на Ли Сянь и увидела, что та не выказывает ни малейшего отвращения. Ли Сянь лишь нахмурила брови, когда откусила первый кусочек, но все же съела половину момо и порцию каши.

Было дурным тоном не доедать в такой крестьянской семье, как эта. Линь Ваньюэ это прекрасно знала.

Поэтому она взяла у Ли Сянь оставшуюся половину момо и стала доедать свою кашу вприкуску с ним.

Когда Ли Сянь увидела, что вытворяет Линь Ваньюэ, ее сердце заколотилось от удивления. Она уже собиралась остановить ее, но видя, что двое пожилых пожилых людей мягко смотрят на уплетяющую за обе щеки Линь Ваньюэ, была вынуждена отступить.

Однако на бледном лице Ли Сянь расцвел румянец. Думая о том, что надкусанная ею еда была съедена мужчиной, Ли Сянь почувствовала, как ее обуяло смущение. Даже если...этот человек, вероятно, не считался мужчиной в самом строгом смысле.

Палящее солнце скрылось за гору. Старик достал топор, чтобы наколоть немного дров, пока воздух был прохладным, но его остановила Линь Ваньюэ.

— Дядюшка, позвольте мне.

— Так не годится, вы тут гости. Давай-ка топор обратно.

— Дядюшка, я сам. Вам нужно отдыхать. Я не могу есть и спать за бесплатно. К тому же, я хочу...согреть воды для своей жены. Чтобы она приняла ванну...Если можно.

— Конечно можно, почему нет? Я скажу своей старушке согреть воды.

— Тогда спасибо, дядюшка!

Линь Ваньюэ робко улыбнулась старику, затем подняла топор и принялась колоть дрова.

Участвуя в боях более двух лет, Линь Ваньюэ уже натренировала тело, и эта рутинная работа казалась ей детской забавой. Не прошло и часа, как она нарубила все поленья. Старик был вне себя от радости и начал восхвалять Линь Ваньюэ.

Ей было ужасно неловко от навалившихся похвал. Она посмотрела на небо и, убедившись, что время еще есть, спросила старика, где взять воды. Затем взяла ведра с коромыслом и отправилась за водой.

В ста шагах от дома пожилой пары стоял колодец. Линь Ваньюэ наполнила чаны в доме двумя дополнительными бочками. Этого должно быть достаточно, чтобы Ли Сянь тоже приняла ванну.

Сама Линь Ваньюэ не могла объяснить свои мысли. Они спасали свои жизни, но в то же время она хотела обеспечить Ли Сянь комфорт и хорошие условия всеми своими силами.

Путь обратно в столицу очень долог, а их припасов было недостаточно. Порой им придется ночевать в пустыне, под открытым небом. Пользуясь случаем, она сделает все возможное для Ли Сянь.

Ли Сянь сидела в западном крыле дома. Услышав звуки, доносящиеся со двора, она встала у окна и увидела Линь Ваньюэ, которая помогала рубить дрова, затем снова села.

С огромной бочкой в руках Линь Ваньюэ появилась на пороге комнаты и испугала Ли Сянь. Вытерев пот со лба, она заговорила:

— Сянь-эр, я попросил тетушку нагреть немного воды. Подождите немного, я скоро принесу ее. После тяжелого дня, проведенного в дороге, Вам нужно принять ванну.

Сказав это, она повернулась и ушла.

Ли Сянь с удивлением уставилась на деревянную бочку: неужели этот человек колол дрова и таскал воду только для того, чтобы она помылась?

Через некоторое время Линь Ваньюэ вернулась с ведром, полным воды. Она бегала туда и обратно, и вскоре большая бочка была наполнена горячей водой.

— Сянь-эр, можете принимать ванну, я буду охранять снаружи. Позовите, как закончите.

Сказав это, Линь Ваньюэ снова вышла. Она придвинула стул к двери дома и села, прислонившись к ней спиной.

Ли Сянь приблизилась к деревянной бочке и проверила воду, убедившись, что температура была в самый раз. В груди снова разлилось необыкновенное чувство, которое она не могла контролировать.

Она сняла одежду и залезла в бочку, позволяя теплой воде окутать тело. Ли Сянь плеснула немного воды на лицо и погрузилась в свои мысли…

Она была старшей принцессой, дочерью императрицы. Отец-император души в ней не чаял и даже удостоил ее правами владения восемью тысячью землями. С ней обращались так же, как и с остальной знатью. С юных лет она никогда не испытывала недостатка в людях, которые снискали ее благосклонности. Она всегда добивалась того, что что хотела.

По мере взросления Ли Сянь медленно приходила к осознанию, что те, кто хотел добиться ее расположения и безропотно подчинялись, имели свои собственные мотивы. Она была тронута сегодняшним проявлением заботы. За столько лет Линь Фэйсин оказался первым человеком, который сделал для нее что-то без корыстных соображений…

Думая об этом, она не могла понять, почему внутри возникли такие сложные чувства.

Глава 38

Глава 38. Крестьянская жизнь лишена изяществ

Закончив водные процедуры и переодевшись, Ли Сянь позвала Линь Ваньюэ. К этому времени небо уже начало темнеть. Поскольку свечи в западном доме не были зажжены, вся комната была погружена во мрак.

Когда Линь Ваньюэ вошла, ее ослепил отраженный дрожащий свет на поверхности воды в деревянной бочке. Затем она увидела Ли Сянь, которая только что закончила мыться.

Она была подобна расцветающему в прозрачной воде лотосу. После купания от нее исходил слабый водяной пар. Ее кожа казалась еще более нежной, и, несмотря на то, что она была облачена в грубую ткань, это не затронуло естественную красоту Ли Сянь. Без дворцовых одеяний, без пудры и украшений она все равно оставалась той, чья красота способна покорить города и свергнуть государство.

Линь Ваньюэ обомлела. Она стояла перед деревянной бочкой и бездумно смотрела на Ли Сянь, не скрывая изумления в глазах.

Естественно, Ли Сянь заметила этот прожигающий пристальный взгляд. Она испытывала отвращения, потому что не нашла в нем признаков желания и эгоистичных мыслей. Все, что она могла прочитать в глазах Линь Ваньюэ, было изумление и восхищение...

Ни одна женщина не могла остаться равнодушной под таким взглядом, как у Линь Ваньюэ, в котором не прослеживалось дурных намерений, а было лишь любование и благоговение. Женщины любят эстетику и в то же время жаждут быть источником прекрасного. Ли Сянь не была исключением.

— Линь...Фэйсин, я закончила. Мне придется затруднить тебя и попросить вылить воду.

Ли Сянь медленно опустилась на отапливаемую платформу*, слегка пылая смущением.

* отапливаемая платформа (кан, отапливаемая лежанка) — 火炕 (huǒkàng) — кирпичная платформа, внутри которой по специально проведенным каналам проходил горячий воздух от печи

— А...о...о, хорошо, сейчас.

Линь Ваньюэ вышла из оцепенения, как только дослушала предложение Ли Сянь. Она наполнила ведро водой из бочки и быстро подняла его. Она делала все очень шустро, и всего за несколько зачерпываний большая деревянная бочка была опустошена.

Наконец, Линь Ваньюэ обняла пустую бочку и сказала Ли Сянь:

— Сянь-эр, Вам нужно поспать. Я тоже пойду умоюсь. Скоро вернусь.

Сказав это, она вышла из дома, таща деревянную бочку.

Ли Сянь повернулась и посмотрела на кирпичную лежанку. Нагретая платформа была не маленькой, на ней могли поместиться по меньшей мере пять-шесть взрослых человек. Но одеяло и подушка...они подходили для одной кровати.

Это обеспокоило Ли Сянь. Как ей спать?

Что касается Линь Ваньюэ, то у нее не было привычки мыться каждый день. В военном лагере сигнал о боевой готовности мог прозвучать в любой момент. К тому же, здесь были грубые мужчины, которые ничего не знали о понятии личного пространства. Девушка, которая долгое время соблюдала личную гигиену, со временем подстроилась под ситуацию. Даже сейчас Линь Ваньюэ все еще не чувствовала себя в безопасности. Но когда она вспомнила о том, что ей придется делить комнату с Ли Сянь, желание принять ванну усилилось. Тем более, когда Линь Ваньюэ караулила у входа и слышала плеск воды изнутри, она не могла удержаться и не вдохнуть запах собственного тела. От нее исходил тот самый знакомый запах. Она нахмурила брови. Этот запах маячил по всему военному лагерю, но сейчас она чувствовала себя неловко из-за него. Линь Ваньюэ не хотела, чтобы Ли Сянь почувствовала этот запах пота или увидела ее такой неопрятной. Она почувствовала еще больший стыд за свою нечистоплотность, когда увидела Ли Сянь, закончившую принимать ванну.

Когда Линь Ваньюэ складывала нарубленные дрова в сарай, она случайно обнаружила большой участок свободного пространства. Здесь было более чем достаточно места для деревянной бочки. Она уже предупредила хозяев дома. Что насчет Ли Сянь, то она определенно не пойдет в дровяной сарай.

Линь Ваньюэ наскоро помылась, тайком пробралась в тележку за сменной одеждой и переоделась. Затем она подняла руку и принюхалась. Наконец, она удовлетворенно улыбнулась. Распаренная и довольная, она вернулась в дом.

Ли Сянь еще не легла спать и по-прежнему неподвижно сидела на кирпичной лежанке. Линь Ваньюэ посмотрела за спину Ли Сянь и поняла, в чем проблема. Там было только одно одеяло и подушка.

Она ничего не сказала и просто улыбнулась Ли Сянь, затем вернулась к повозке с ослом, чтобы забрать сверток, и вернулась в дом.

Она положила этот сверток на самый дальний край кирпичной лежанки и сказала Ли Сянь:

— Сянь-эр, у нас вынужденное положение, и ночлег может принести Вам некоторые неудобства. Я думаю, что эта кирпичная лежанка довольно просторная, поэтому я буду спать в ногах, а Вы в изголовье, идет?

Ли Сянь кивнула. Линь Ваньюэ сняла свою обувь и запрыгнула на лежанку. Она положила голову на сверток и легла на бок, оставив много места для Ли Сянь. Та была признательна тактичности Линь Ваньюэ. Однако она никогда раньше не пыталась заснуть в присутствии "постороннего" мужчины.

Ли Сянь посмотрела на спину Линь Ваньюэ, затем поправила подушку. Она медленно забралась на платформу, легла и укрылась одеялом.

— Фэйсин...тебе нормально без одеяла?

Линь Ваньюэ поняла, что Ли Сянь уже легла, и перевернулась на спину.

— Все в порядке, лежанка отапливается до восхода солнца. На ней действительно намного удобнее, чем на деревянных досках в военном лагере. Так что мне нормально даже без одеяла.

...

— Сянь-эр, спите, нам завтра снова выдвигаться в путь.

— Мгм.

Услышав голос Ли Сянь, Линь Ваньюэ улыбнулась и закрыла глаза. Через некоторое время ее дыхание стало глубоким и ровным.

Но Ли Сянь никак не могла уснуть. Лежанка была такой жесткой — Ли Сянь никогда в жизни не спала на таком неудобном месте. Она почувствовала, как ее спина онемела через некоторое время. Но так как она ночевала в одной комнате с "мужчиной", то не осмелилась ворочаться. Только прислушавшись к медленному и ровному дыханию Линь Ваньюэ, она тихо повернулась к ней. Небо было совсем темным. Несмотря на то, что они были так близко друг к другу, Ли Сянь не могла ясно разглядеть лицо Линь Ваньюэ без какого-либо источника света в комнате. Тем не менее, она слышала едва различимый звук дыхания Линь Ваньюэ. Ли Сянь почувствовала легкую зависть: этот человек поистине непривередлив и не боится трудностей, что способен подстраиваться под любую среду. Без подушки, без одеяла, на такой жесткой постели — и спит так крепко. Ли Сянь беззвучно рассмеялась, подумав об этом.

Ли Сянь не знала, когда заснула, но этой ночью спала она ужасно. Когда Линь Ваньюэ осторожно разбудила ее, она почувствовала ломоту в теле и легкую головную боли. Она чувствовала еще большее утомление, чем если бы просто не спала всю ночь.

Линь Ваньюэ заметила усталый вид Ли Сянь. Она знала, что та не сможет приспособиться к такой обстановке и не могла не почувствовать прилив жалости в сердце. Она помогла Ли Сянь подняться с лежанки и предложила ей сначала просто немного посидеть. Затем она ушла и вернулась с тазом воды.

Линь Ваньюэ смочила и отжала полотенце, пока оно не стало почти сухим. Аккуратно сложив его, она протянула его Ли Сянь.

— Сянь-эр, вот, сначала умойтесь.

Ли Сянь взяла у Линь Ваньюэ полотенце, которое сохранило остаток тепла рук Линь Ваньюэ. Приложив его к лицу, она сразу почувствовала себя намного лучше.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Ли Сянь, чувствуя тепло в сердце.

— Я пойду, принесу Вам завтрак. Как поедим, отправимся в дорогу.

— Ладно.

Через некоторое время Линь Ваньюэ принесла еду. На подносе была миска белой рисовой каши, миска каши из диких овощей, два момо и небольшая тарелка с засоленными овощами. По сравнению со вчерашним ужином, завтрак был роскошным!

Линь Ваньюэ обошла столик у лежанки и поставила рисовую кашу перед Ли Сянь:

— Сянь-эр, Вам нужно съесть эту миску каши. Старушка приготовила ее специально для Вас.

Договорив, Линь Ваньюэ схватила момо и начала уминать его вместе с кашей из диких овощей.

В другом доме пожилые хозяева тоже принялись завтракать. Когда старик увидел на столе две миски с рисовой кашей, он уставился на них широко раскрытыми глазами и спросил:

— Откуда у нас эта крупа?

— Тот парнишка, который остался у нас на ночлег, когда ходил за водой, купил у деревенского старосты Чжана Эрфу. Он принес полный ковш! Сегодня утром он попросил меня сварить из этого риса кашу. Миску для его жены, а остальное — нам.

— Ай-яй, этот паренек очень трудолюбив. По нему видно, как он обожает свою жену. Тут уж ничего не скажешь.

Имея в наличии высококачественную крупу, старик чувствовал неописуемое счастье. Их единственный сын погиб в сражениях, а сами они старели и больше не могли работать в поле. Каждый день был хуже предыдущего: они варили дикие овощи с щепоткой соли и момо из грубой муки. Это компенсировало их ежедневное трехразовое питание. Кто бы мог подумать, что, по доброте душевной предоставив ночлег молодоженам, они получат столь солидный обед из мелкой крупы. Старик и старушка расплылись в счастливых улыбках.

Старик черпал кашу и неожиданно наткнулся на что-то твердое. Палочками для еды он зацепил кусочек и выпучил глаза.

— Так тут еще и яйцо?

— Этот парнишка купил четыре яйца у Чжао Сяохуа и отдал нам по одному на каждого.

— Ай-яй, рисовая каша с вареными яйцами, мы будто начали жить помещичьей жизнью.

……

Миска простой безвкусной белой каши с двумя вареными яйцами была самым грубым и примитивным завтраком, который Ли Сянь когда-либо ела, но теплая, мягкая масса согревала ее желудок. Ли Сянь обо всем догадалась. Хозяева дома не разводили кур, а если бы и разводили, то не стали бы отдавать яйца двум незнакомцам. Это могло быть делом рук только одного человека, который сейчас стоял перед ней. Ли Сянь хотела поделиться с Линь Ваньюэ и отдать ей одно яйцо, но та ни в какую не соглашалась. Линь Ваньюэ нашлась с ответом и сказала, что, раз она съела момо Ли Сянь, то будет справедливо, если Ли Сянь съест ее яйцо. В итоге она взялась "контролировать" процесс поедания каши, и только когда Ли Сянь закончила, то удовлетворенно улыбнулась.

После завтрака Линь Ваньюэ и Ли Сянь приготовились продолжить свой путь. Старик со старушкой сердечно поблагодарили Линь Ваньюэ за такой обильный завтрак. Заметив, что молодая пара собирается в дорогу, они вышли из своего дома, чтобы проводить их. Пожилая женщина ласково взяла Ли Сянь за руку и, прищурившись в улыбке, сказала:

— Юная дева, у твоего благородного мужа поистине золотые руки и выносливость. Он качественно и шустро выполняет работу по дому, да еще и болит душой за других людей. Ваша совместная жизнь обязательно будет благополучной!

Ли Сянь мягко улыбнулась в ответ. Старик, казалось, действительно проникся симпатией к Линь Ваньюэ, и, когда они стояли у двери, он похлопал Линь Ваньюэ по плечу и сказал:

— Молодой человек, как только вы поселитесь в городе Лянь, выкраивайте свободное время и навещайте нас время от времени.

Линь Ваньюэ почувствовала себя немного удрученной, но все же кивнула в знак согласия. Она повернулась и бережно поддержала Ли Сянь, забирающуюся в повозку, после чего поклонилась пожилой паре и, наконец, отвязала веревку, чтобы увести осла с повозкой.

Глава 39

Глава 39. Озеро величиной в пол-акра, словно зеркало, прозрачно

Как только Линь Ваньюэ вывела осла с повозкой за пределы деревни, она предупредила Ли Сянь, что повозка вот-вот наберет скорость, и запрыгнула на место извозчика. Взмахнув маленьким кнутом, она подхлестнула осла. Сопровождаемые ярким утренним солнцем, Линь Ваньюэ и Ли Сянь продолжили свой путь.

……

Столица, двор принца Чу.

По причине кончины наложницы Лян принц Чу, Ли Сюань, должен был остаться в столице на некоторое время. Пинъян Хоу прибыл в его двор ранним утром и длительное время с почтением ожидал разрешения войти.

— По какому поводу почтенный пришел в столь ранний час?

Принц Чу сидел на почетном месте. Он поднял руку, приглашая Пинъян Хоу сесть.

Пинъян Хоу устроился на месте, и тут же появилась служанка с чаем.

— Господин... — начал говорить Пинъян Хоу, но прервался, оглядываясь по сторонам.

— Вы все можете идти, — принц Чу поставил чашку с чаем и махнул рукой.

— Слушаемся! — ответили служанки и ушли, оставляя двух мужчин наедине.

Пинъян Хоу наклонился всем корпусом к Ли Сюаню и, понизив голос, сказал:

— Господин...Чжун-эр...Чжун-эр сейчас у Вас?

— Шицзы Чжуна здесь нет.

Выражение лица Пинъян Хоу тут же изменилось:

— Господин, разве Вы не…

— Да, я действительно послал несколько группировок наемников к сестре, но все они были устранены еще по дороге. У них ничего не вышло. К тому же, противник был крайне самонадеян. Из каждой группировки выживал лишь один, и то с серьезными травмами, затем докладывал мне.

Лицо Пинъян Хоу посерело, и он бухнулся на сиденье.

— Господин, мой господин, пожалуйста, помогите этому старику. Мне уже за пятьдесят, и только с моего сына выйдет толк. Я воспитывал его не щадя сил, но сейчас...сейчас…

— Хоу, успокойтесь. Согласно полученным мною сведениям, помимо моих, были еще две группировки, посланных убить Ли Сянь. Среди них распознали человека принца Юна. Другая группировка еще более загадочная, я пока не выяснил, кто ею руководит, но думаю, что это принц Ци. Только у него хватит способностей и побуждений, чтобы провернуть такое. Лишь трое из нас могут располагать наемниками. Что касается Ли Хуаня и Ли Пэя, то первый нелюдимый, а второй еще ребенок, поэтому они выпадают. Мне кажется, что Ли Сянь либо умерла, и ее останки уничтожили, либо она все еще жива и находится под контролем одного из принцев в качестве инструмента воздействия на Ли Чжу. Насчет шицзы Чжуна…

Ли Сюань намеренно растягивал слова. Он сложил руки перед собой, затем начал крутить кольцо на большом пальце.

— Господин, этот старый человек предан только Вам! Господин.

Пинъян Хоу собирался было упасть на колени и поклониться, но его остановил принц Чу. Он пристально посмотрел в глаза Пинъян Хоу и продолжил:

— Хоу нужно подождать, пока я договорю. Если шицзы Чжун не был убит во время покушения, вполне вероятно, что очень скоро кто-нибудь придет к Вам обсудить некоторые условия.

Закончив говорить, он улыбнулся Пинъян Хоу, отпустил его руку и похлопал по плечу. Затем взял чашку чая и сделал глоток — жест, чтобы выпроводить гостя.

Пинъян Хоу, слегка пошатываясь, встал со стула и, сложив руки, поклонился принцу Чу:

— Господин, пожалуйста, не сомневайтесь во мне. Ваш старый слуга никогда бы не предал Вас.

Принц Чу приподнял уголки губ и с безразличием ответил:

— Хоу не следует раньше времени давать такие обещания. Спасение шицзы Чжуна все-таки в приоритете. В случае необходимости можете передать немного информации, но не забудьте перед этим уведомить меня, чтобы я мог подготовиться соответствующим образом.

На Пинъян Хоу лица не было. Он поклонился принцу Чу и вышел из зала.

Как только он ушел, лицо Ли Сюаня потемнело. Взмахнув широким рукавом, он опрокинул чашку чая:

— Ли Чжэнь*, ты отравил мою мать, тайно сговорившись с Ли Сянь, и сейчас опять портишь мне жизнь. Рано или поздно я сведу с тобой счеты!

* или просто принц Ци

… …

— Сянь-эр, уже полдень. Давайте немного отдохнем и перекусим.

Ли Сянь кивнула. Линь Ваньюэ остановила повозку на обочине и помогла Ли Сянь выйти. Она выбрала место с прекрасными видами. Неподалеку располагалось небольшое, около половины акра, озеро с прорастающим камышом. Ветер покачивал его стебли, и поверхность озера мерцала рябью, придавая этому месту особое великолепие.

Линь Ваньюэ нашла просторную поляну и присела на корточки, чтобы отбросить мешающие камешки. Постелив ткань, в которую был завернут их багаж, она похлопала по ней, убедившись в отсутствии камней, и позволила Ли Сянь сесть. Затем она направилась к повозке с ослом, взяла немного еды и флягу с водой и, вернувшись, села на траву рядом с Ли Сянь.

— Сянь-эр, держите. Кушайте.

— Спасибо.

Ли Сянь взяла лепешку и надкусила ее.

— Здесь очень красиво. Так любезно со стороны Фэйсина принять это во внимание.

Она улыбнулась Линь Ваньюэ и отвернулась, чтобы полюбоваться видом, поедая лепешку.

Линь Ваньюэ уплела свою лепешку в один момент, но почувствовала, что не насытилась. Она подумала взять еще одну, но вспомнила, что дорожных расходов у них не в избытке, и неизвестно, как долго им еще ехать…

Рука, потянувшаяся к лепешке, дрогнула и изменила направление в сторону фляги с водой, но сбоку мелькнула тонкая рука Ли Сянь, которая взяла лепешку и передала ее Линь Ваньюэ. Рядом прозвучал нежный голос:

— Фэйсин, возьми еще.

Видя, что Линь Ваньюэ колеблется, Ли Сянь улыбнулась:

— Фэйсин, я знаю, какой у тебя аппетит, и одного куска для тебя недостаточно. Если ты отправишься в дорогу на голодный желудок, то кто защитит меня, когда что-то случится?

Легкий ветерок ласково играл с ее длинными черными волосами. Мягкие пряди коснулись лица Линь Ваньюэ, щекоча его. Необыкновенный аромат достиг носа Линь Ваньюэ и осел в ее сердце.

Голубое небо, луг, легкий ветерок. Озеро с камышами, колышущимися на ветру. Старая ослиная повозка, смуглый солдат, старшая принцесса... Пройдет много-много лет, но в памяти Линь Ваньюэ запечатлеются моменты этого дня: отчетливо и красочно, впредь не поблекнув...

У Ли Сянь же был иной аппетит. Ей хватило половины лепешки и несколько глотков воды. После вчерашнего случая с доеданием момо она, естественно, отдала вторую половину лепешки Линь Ваньюэ. Та с радостью приняла кусок и поглотила его в два укуса, набив полные щеки.

Ли Сянь обняла колени и прочитала строчки из стихотворения, глядя на открывающийся перед ней пейзаж:

— Озеро величиной в пол-акра, словно зеркало, прозрачно.

В нем искрится отражение солнца и облаков.

Почему это озеро так прозрачно?

В него бесконечно льется пресной воды ровный поток.

Глаза Линь Ваньюэ засияли, и она восторженно сказала:

— У Сянь-эр воистину литературный дар. Когда-то мой отец тоже писал стихи для моей мамы и моей...моей старшей сестры. Но, к сожалению, будучи ребенком, я все время резвился и запомнил только несколько иероглифов. Я с трудом могу написать свое имя, а впоследствии не было возможности притронуться к книге…

— Судя по способностям Фэйсина, в ближайшем будущем ситуация определенно изменится. Когда придет время, и, если у Фэйсина все еще будет желание учиться, многие люди будут рады помочь.

— Мгм.

… …

— Если Сянь-эр достаточно отдохнула, можно выдвигаться. Будет лучше, если мы найдем место для ночлега до наступления темноты, иначе придется ночевать в пустыне.

— Ладно!

Линь Ваньюэ поднялась на ноги, протянула руку Ли Сянь и помогла той встать. Затем она собрала их вещи, положила багаж в повозку, и они тронулись в путь.

Когда повозка растворилась на горизонте, неподвижную гладь озера всколыхнули брызги. Из воды вышли два человека!

Промокшие насквозь фигуры в черной одежде вышли на сушу, оставляя за собой следы. На их лицах были надеты маски. По изгибу их тел можно было определить, что это женщины.

Одна из них отбросила бамбуковую трубку, которую держала в руке, и проворчала другой женщине:

— Не чересчур ли пристально этот сопляк следит за Ее Высочеством? Как мы получим дальнейшие поручения от принцессы, если он ни на минуту не отходит от нее? Обстановка снаружи настолько накалилась, что небеса вот-вот упадут!

— Сяо-Шии, принцесса уже говорила тебе, что ты тупица, но ты продолжаешь это отрицать. Прямо сейчас нет необходимости что-либо докладывать принцессе, она ведь уже дала нам четкие инструкции. Чего бояться, когда во главе Цинъянь-цзецзе*? Тем более принцесса, вероятно, думает, что чем больше шумихи, тем лучше. Нам просто нужно проследить за ней и убедиться, что она в безопасности. Вот и все. Остальное на себя возьмет этот солдатик.

— Но...Юй Сянь-цзецзе...ты разве не видела, какую еду этот сопляк давал принцессе? Ее Высочество прежде никогда не ела ничего подобного!

* цзецзе — досл. сестрица

Юй Сянь искоса взглянула на сяо-Шии и холодно сказала:

— Ее Высочество стойко переносит это, так почему ты жалуешься? Все, что мы должны делать, это подчиняться приказам нашей хозяйки и скрываться в тени. Не в наших обязанностях беспокоиться о таких мелочах.

— Айя, Юй Сянь-цзецзе, не злись~ В следующий раз Шии не будет нести такой вздор.

— Нам нужно идти. Этот солдат слишком бдителен, в прошлый раз он с первого взгляда обнаружил нашу засаду. Нам нельзя приближаться слишком близко. Если он нас заметит, планы принцессы сорвутся в одночасье.

— Хмф, Юй Сянь-цзецзе переоценивает этого мальчугана.

……

Линь Ваньюэ размахивала кнутом, погоняя осла, и осматривала окрестности. В последние несколько дней она получала редкий за последние годы отдых. Благодаря плану Ли Сянь, они не наткнулись ни на одного преследователя…

Со своего сиденья Линь Ваньюэ увидела впереди тропу, пролегающую между двумя горами. Неужели им предстоит ехать через горное ущелье? Линь Ваньюэ нахмурилась. Она натянула поводья, и повозка замедлила ход.

Глава 40

Глава 40. Оставь свою ослиную повозку

Согласно интуиции и опыту Линь Ваньюэ, излюбленным местом для засад у противника являлись долины. Во-первых, здесь было удобно прятаться. Во-вторых, местность была возвышенной. Если бы там укрывались еще и лучники, то любые войска, вошедшие в долину, понесли бы ужасающие потери…

Ли Сянь почувствовала, что повозка замедляет ход, и подняла занавески.

— Фэйсин, что-то случилось?

— Сянь-эр, впереди ущелье. Подобная местность идеально подходит для внезапных атак. Боюсь, что впереди может оказаться засада.

— Тогда что же нам делать? Мы сможем сделать крюк?

Линь Ваньюэ покачала головой и ответила:

— В обход дороги нет. По главной дороге ехать нельзя, а на маленьких тропинках, как эта, часто возникают происшествия. У нас мало времени, и ослиная повозка едет очень медленно. Я боюсь, что если мы будем дальше так тележиться, то убийцы нас догонят.

Линь Ваньюэ достала поясной клинок и положила его под себя, затем сказала Ли Сянь держать кинжал наготове.

Когда они уже собирались въехать в долину, Линь Ваньюэ остановила повозку. Она подняла занавеску и серьезно промолвила Ли Сянь:

— Сянь-эр, если то, что я сказал ранее, произойдет, Вам ни в коем случае нельзя покидать повозку, независимо от ситуации. Я задержу их, а Вы тем временем постарайтесь воткнуть кинжал в круп осла. Даже если этот осел маленький и худой, он все равно быстро побежит, если его ранят. Эта дорога ведет прямо в город Лянь. Просто сосредоточьтесь на побеге. Когда придет время, я встречу Вас в городе. Все вещи лежат в повозке.

Закончив говорить, Линь Ваньюэ снова о чем-то задумалась. Она полезла за пазуху, вынула мешочек с деньгами и передала его Ли Сянь:

— Вот, деньги на дорожные расходы.

Ли Сянь взяла увесистый мешочек и посмотрела на Линь Ваньюэ. Внезапно она поняла, что не могла найти слов для ответа.

Линь Ваньюэ ободряюще ей улыбнулась и опустила занавеску. Повозка продолжила свой путь.

В покачивающейся повозке Ли Сянь молча сидела, держа в одной руке мешочек с деньгами, а в другой — кинжал.

С тех пор, как почила императрица Ли Цынчэн, Ли Сянь обдумывала каждый свой шаг, чтобы обеспечить благополучие своего младшего брата. Приложив все свои усилия, она совершала много дел и использовала разные методы, не жалея никого из членов императорской семьи. Но Ли Сянь знала, что этим не ограничиться. Впереди будут гораздо большие жертвы. К этому она была готова уже давно. Но столкнувшись с этим Линь Фэйсином, Ли Сянь впервые испытала укол вины. Однако это чувство было мимолетным и вскоре полностью исчезло из сердца Ли Сянь.

Она медленно закрыла глаза и втянула в себя воздух. Когда ее глаза вновь открылись, к ней вернулось самообладание и внешняя наружность, коей должна была обладать старшая принцесса. Когда играешь в игру престолов, ты побеждаешь или умираешь. Третьего не дано.

Пока Принц Ци, принц Чу, принц Юн, даже Ли Хуань и Ли Пэй имели возможность взойти на трон, они были ее соперниками. На этой шахматной доске Линь Фэйсин был самой важной и исключительной фигурой, которую она выбрала...

Ли Сянь напомнила себе: это убийство было совершено по ее собственной инициативе. И она знала, что, хоть Ночные Тени и незаметны, они следуют за ними и обеспечат безопасность. Этот Линь Фэйсин просто подыгрывал ей, можно было не воспринимать все всерьез. Ли Сянь была уверена, что у нее все под контролем, но забыла, что даже у умного на тысячу планов есть один промах*.

* у умного на тысячу планов есть один промах — 智者千虑必有一失 (zhìzhě qiānlǜ bìyǒu yīshī) — обр. в знач.: даже очень мудрый иногда ошибается

Повозка уже въехала в долину...

Когда здоровяк, прятавшийся в высокой траве на полпути к вершине горы, увидел старую повозку с ослом, его лицо исказилось гримасой разочарования.

— Да-гэ, здесь никакого улова!

— Заткнись! Даже мухи — это чертово мясо. Пусть хоть дикий гусь пролетит мимо, ты обязан вырвать у него перо и принести мне! Ну и что, что это ослиная повозка? Забери этого осла домой, сгодится для закуски с вином!

— Ладно, ладно, ладно...

"Тпрр"

Линь Ваньюэ уже давно заметила, что в высокой траве прячутся люди. Увидев такую непрофессиональную маскировку, она вздохнула с облегчением. Это означало, что они не были подосланными убийцами.

— Сянь-эр, пока оставайтесь внутри.

— Наемники?

— Нет, всего лишь разбойники...

Ли Сянь потеряла дар речи: что он сказал?.

Вслед за тем она вспыхнула недовольством: чем занимались тени? Почему они не убрали разбойников?

Ли Сянь и не подозревала, как тяжело было теням.

Во-первых, чтобы направить этот "нефритовый камень", старшая принцесса раздала Линь Фэйсину советы и предложения, и, воспользовавшись обстоятельствами, изменила первоначальный маршрут. В итоге все усилия по расстановке Ночных Теней в определенных точках были впустую. Только сяо-Шии и Юй Сянь, которые были ближе всего к Ли Сянь, не отставали...

Во-вторых, Линь Ваньюэ была чрезвычайно проницательной и кропотливой.

На протяжении всего путешествия, хоть Ли Сянь и не замечала этого, каждый выбор их временного места проживания Линь Ваньюэ выбирала сознательно, с определенной целью. Например, жилье в уединенном доме с внутренним двором. Ввиду финансового положения у этой семьи не было ограды, лишь редкая бамбуковая изгородь. Линь Ваньюэ не только помогла пожилым хозяевам таскать воду, но и сделала несколько вещей по дороге. Помимо покупки зерна и яиц, она прочесала все места деревни, в которых можно было спрятаться, оставив Юй Сянь и сяо-Шии без укрытия. Поэтому у них не было другого выбора, кроме как держаться на расстоянии от деревни. Только под покровом ночи они смогли прокрасться обратно, чтобы проследить за безопасностью Ли Сянь.

В качестве места для отдыха от дороги Линь Ваньюэ выбрала широкую поляну, где не было ни одного укромного места, что заставило Юй Сянь и сяо-Шии погрузиться под воду. Им пришлось переплыть через реку, чтобы попасть в это озеро, и долго отмокать в холодной воде...

Караулить незамеченными в таких условиях было уже непостижимым подвигом для теней. К обезвреживанию горных разбойников они были более чем готовы, но попросто были не в состоянии этого сделать.

Когда они издалека увидели, как повозка остановилась, хозяин Тигриного стана, Хэй Лаоху*, немного растерялся.

* Хэй Лаоху — 黑老虎 (hēilǎohǔ) — черный тигр

Укрывшись в траве, он присмотрелся внимательнее и убедился, что на старом осле сидел тощий загорелый юноша. Опасения развеялись, и можно было не беспокоиться о нападении из засады. Он с важным видом вышел из зарослей, держа в руках большой позолоченный нож. Хэй Лаоху махнул рукой, дав знак своим прихвостням, и те тоже вылезли из травы.

Линь Ваньюэ произвела подсчет. Стан горных разбойников был довольно велик, но всего насчиталось двадцать один человек.

— Гм! — Хэй Лаоху бросил многозначительный взгляд прихвостню, стоявшему рядом.

Тот сразу все понял, сделал широкий шаг в сторону Линь Ваньюэ и громко закричал:

— Эта дорога проложена нами, эти деревья посажены нами. Если желаешь проехать, плати! Малец, оставь свою ослиную повозку, и можешь идти восвояси, иначе этот уважаемый даст волю рукам. Плати деньги и уйдешь цел и невредим!

… …

— Дело дрянь! Юй Сянь-цзецзе, принцесса натолкнулась на горных разбойников! Идем!

Юй Сянь удержала сяо-Шии от поспешного бегства:

— Не двигайся, подождем еще немного. Давай не будем портить планы принцессы.

— Юй Сянь-цзецзе! Что, если принцесса пострадает? Это все из-за этого сопляка, его умения не так уж велики, зато ухо держит в остро, заставляя нас маяться. Он не отходит от принцессы ни на шаг. Как нам работать, когда мы связаны по рукам и ногам!

— А теперь послушай меня, сяо-Шии. Мы будем ждать. Принцесса столько усилий вложила в этого человека, он определенно важен для ее планов. Если мы засветимся, его нельзя уже будет использовать.

— А ты подумала о принцессе?!

— Мы поднимемся на гору чуть раньше них. Если принцессе будет угрожать опасность, то немедленно начнем действовать.

— Ладно!

……

— Уважаемые да-гэ! Этот младший брат, Линь Фэй, лишь нищий хлебороб, проезжающий мимо этих землей изобилия к родне в городе Лянь. Уповаю на вашу милость и надеюсь, вы позволите нам проехать.

— Тьфу! Мухи тоже мясо, какое имеет значение, богатый ты или бедный? Мы, разбойники из Тигриного стана, ощипываем даже пролетающих мимо уток...

Как мог Хэй Лаоху позволить этому братцу продолжать, услышав, как он ляпнул его шутку? Услышь этот вздор разбойники с других гор, они непременно надорвали бы животы от смеха.

"Шлеп!" — Хэй Лаоху своей массивной ладонью дал подзатыльник прихвостню и яростно прошипел:

— Что за херь ты несешь? Иди и добудь мне эту повозку!

Разбойник шарахнулся назад, потирая затылок, и издал приглушенный звук в ответ, затем направился к Линь Ваньюэ.

Хэй Лаоху со злостью сплюнул на землю:

— Какая жалость, просидеть весь день на корточках, и все ради этой хлипкой повозки.

Тем временем Юй Сянь и Шии уже залезли в высокую траву на склоне горы, внимательно наблюдая за ситуацией внизу.

— Юй Сянь-цзецзе, идем?

— Без моего приказа ты не шелохнешься с места. Услышала меня?

— О...да, поняла, — Шии недовольно надула губы.

Юй Сянь, лежавшая на животе, печально вздохнула. Эта сяо-Шии и вправду глупышка.

Юй Сянь могла только молиться небесам, чтобы этот Линь Фэйсин смог расправиться с разбойниками и защитить принцессу, не вынуждая ее и Шии раскрывать себя...

Если это произойдет, Линь Фэйсин будет потерян для них. Юй Сянь смотрела на все через глаза принцессы: в том случае, когда Линь Фэйсин докопается до сути и увидит истинное положение вещей, он несомненно отвернется от Ли Сянь.

Если все дойдет до такого состояния...

Сяо-Шии и она сама, да все Ночные Тени окажутся перед лицом катастрофы. То, что они не уничтожили горных разбойников, будет их упущением. Если принцесса потеряет ценную шахматную фигуру из-за этой неудачи, смысла в существовании теней уже не будет.

Юй Сянь изо всех сил вцепилась в траву и продолжала молиться: у этого Линь Фэйсина были хорошие навыки, он не должен подвести! Если он умрет, то свидетель того спектакля по пути в столицу пропадет. Даже если она с сяо-Шии видели все своими глазами, они не могли выступить в качестве очевидцев, и, возможно, они составят Линь Фэйсину компанию…

— Малец, я говорю тебе, будь хорошим мальчиком и отдай свою повозку, этот уважаемый сяо-Кай в хорошем расположении духа, мы даже оставим тебя в живых. Не заставляй нас применять силу.

Горный разбойник сяо-Кай с дубинкой в руке направился к Линь Ваньюэ. Она коснулась рукояти поясного клинка, на котором сидела, но все же заколебалась...

Этот клинок убивал только гуннов, и сама она также хотела убивать лишь гуннов…

Глава 41

Глава 41. Ни одна муха не пролетит, не заплатив

Увидев быстро приближающегося горного разбойника, Линь Ваньюэ все же решила отпустить рукоять клинка. Вместо этого она выставила руки перед собой, сложила их в приветственном жесте и улыбнулась:

— Не мог бы да-гэ сжалиться надо мной?

— Ай, заячий ты сосунок, никак опозорить меня решил?

Разбойник сяо-Кай увидел, насколько "невосприимчивым" был этот смуглый тощий паренек, который не знал своего места, взмахнул дубинкой и нацелился на голову Линь Ваньюэ. В его глазах промелькнула свирепость, без малейшей тени колебания.

"Па!” — Линь Ваньюэ схватила конец дубинки, едва достигший ее головы.

— Ах ты проклятое отродье, ты еще смеешь сопротивляться? — разбойник сяо-Кай кипел от злости из-за того, что его дубинку поймали.

— Да-гэ, пожалуйста, имейте милосердие, пощадите.

Линь Ваньюэ держалась за дубинку, продолжая улыбаться разбойнику, тон ее голоса все еще сохранял оттенок вежливости и сговорчивости.

— Мать твою иметь буду...

Заметив, что Линь Ваньюэ все так же улыбалась, сяо-Кай почувствовал, будто его разбойничьему самоуважению бросили вызов. "Теперь мне действительно придется забить этого дерзкого сопляка до смерти", — подумал он и, выкрикивая ругательства, снова занес дубинку для удара.

Не успел поток его брани обрушиться на Линь Ваньюэ, как сяо-Кай понял, что его дубинка, казалось, слилась с рукой другого человека. Она не сдвинулась с места, несмотря на огромные усилия с его стороны.

— Ты что, демон, мать твою?!

Сяо-Кай испуганно смотрел на Линь Ваньюэ с непомеркшей улыбкой на ее лице, и глаза его округлились. Он что есть мочи дернул дубинку. На этот раз рука молодого человека слегка шевельнулась, но дубинку по-прежнему не удалось отобрать. Наконец, горный разбойник понял: этот парень обучен военным искусствам!

— Да-гэ, проявите милосердие.

Линь Ваньюэ неотрывно смотрела в глаза разбойнику, не отпуская дубинку и сохраняя переговорный тон.

От этой улыбки у сяо-Кая появилось чувство, что сейчас его прошибет холодный пот. Он не мог понять, что происходит, но выражение глаз этого невзрачного юноши источало внушающий ужас, что заставило разбойника испугаться!

Сяо-Кай медленно убрал руку от дубинки. Уголки его рта дернулись вверх, и он, неестественно улыбаясь Линь Ваньюэ и отступая назад, промолвил:

— Хорошо, хорошо, мы проявим милосердие…

Отдалившись на некоторое расстояние, горный разбойник сяо-Кай тут же развернулся и трусливо умчался прочь, громко выкрикивая:

— Да-гэ, да-гэ, этот сопляк не в своем уме!

Линь Ваньюэ слегка вздохнула. Она собиралась выбросить дубинку, но после некоторого колебания положила ее рядом с собой.

Лежащие на склоне горы Юй Сянь и сяо-Шии были свидетельницами этой сцены. Сяо-Шии спросила в замешательстве:

— Юй Сянь-цзе, что делает этот Линь Фэйсин? Зачем он просто так отпустил разбойника?

— Не знаю, что там у него на уме, но произошедшее только что показало, что этот Линь Фэйсин знает свое дело. Будем наблюдать дальше.

… …

Хэй Лаоху находился далеко, и зрение не позволяло ему увидеть Юй Сянь и сяо-Шии. Все, что он видел, — это как его прихвостень с самодовольным видом подошел к Линь Ваньюэ, а спустя некоторое время, чуть ли не обделываясь в штаны, побежал обратно, оставив Линь Ваньюэ непоколебимо стоять. Поэтому, без всякого сочувствия, Хэй Лаоху пнул сяо-Кая, что тот повалился на землю.

— Ебучий остолоп! Ты что творишь? Ты даже с таким пустяком не смог справиться?

— Сянь-эр, держите кинжал наготове и не вылезайте... — велела Линь Ваньюэ, затем встряхнула поводья.

Повозка медленно двинулась вперед.

Сяо-Кай, получив взбучку от Хэй Лаоху, катался по земле, но не смел жаловаться. Затем он поднялся, испачканный в грязи с головы до пят, подошел к Хэй Лаоху и, всхлипывая, проговорил:

— Да-гэ, не вини меня, этот сопляк хорошо обучен! Ну в самом деле...

— Сгинь с глаз моих!

Когда Хэй Лаоху увидел приближающуюся повозку Линь Ваньюэ, он, потеряв терпение, дал затрещину сяо-Каю и ринулся вперед, преграждая путь повозке.

Хэй Лаоху неспроста занял место главаря горных разбойников, у него были недюжинные способности. Он по первому взгляду заметил клинок, на котором сидела Линь Ваньюэ, затем поднял глаза и присмотрелся к ней.

Несмотря на излишнюю худобу, на лице этого юноши не было и следа паники. Он равнодушно глядел на вооруженную братву, не сходя с повозки. Похоже, слова сяо-Кая были верны, этот сопляк действительно обладал определенными навыками...

Линь Ваньюэ сидела на месте извозчика, держа в одной руке поводья, а в другой — маленький кнут. Одна ее полусогнутая нога покоилась по оглобле, другая повисла и слегка покачивалась. Она выглядела расслабленной и непринужденной, губы ее изогнулись в неявной улыбке.

Линь Ваньюэ натянула поводья, и повозка остановилась в одном чжане* от Хэй Лаоху.

— Да-гэ, проявите милосердие.

* чжан — 丈 (zhàng) — китайская сажень (3,33 метра)

Хэй Лаоху прищурился и начал перекидывать позолоченный нож из одной руки в другую.

— Младший братец, откуда ты?

— Этот младший брат родом из крестьянской семьи и держит путь в город Лянь к родне. С собой у меня только немного еды, но нет ничего, что стоило бы больших денег. Не мог бы да-гэ пропустить меня?

Не дожидаясь ответа Хэй Лаоху, сяо-Кай, стоявший рядом с ним, не в силах сдерживаться, подпрыгнул на месте и заорал на Линь Ваньюэ:

— Вздор! Ты хоть знаешь, что это за место — наш Тигриный стан? Ни одна муха не пролетит, не заплатив, не говоря уже о тебе! Даже у дикого гуся, пролетающего мимо, я выдергиваю перо!

Хэй Лаоху укоряюще вытаращился на сяо-Кая, брызжущего слюной во все стороны, и тот сразу же примолк.

Взглянув на Линь Ваньюэ, Хэй Лаоху сказал:

— Братец, оставь свою ослиную повозку, и я позволю тебе пройти.

Линь Ваньюэ подумала: "Если бы я была одна, то можно было бы и отдать им повозку. Но в ней сейчас принцесса. Если эти горные разбойники обнаружат ее, у них появятся похотливые мысли, и это оскорбит принцессу".

Таким образом, Линь Ваньюэ покачала головой в ответ Хэй Лаоху.

Из-за того факта, что этот молодой человек оставался упрямым, несмотря на свою любезность, выражение лица Хэй Лаоху исказилось гневом. Пристально глядя в глаза Линь Ваньюэ, он холодно произнес:

— Младший братец, здесь, на этой территории, свои правила. Эта тропа принадлежит нашему Тигриному стану. Для меня и моих братьев будет неприемлемо позволить тебе сейчас безвозмездно пройти. Если об этом станет известно, Тигриный стан потеряет лицо.

— Не осмелится ли главарь сразиться со мной один на один? Если возьмет моя, вам придется пропустить меня. Если я потерплю поражение, убить меня или разрубить на куски — решать Вам.

— Хахахахахахаха...

Услышав эти слова, разбойники за спиной Хэй Лаоху разразились громким смехом. Они решили, что этот парень действительно сумасшедший, раз готов был отдать свою жизнь за простого осла. Они прекрасно знали, какой сноровкой обладал их главарь, и поэтому в их глазах Линь Ваньюэ искала погибели.

Перед лицом глумившейся толпы Линь Ваньюэ вовсе не чувствовала раздражение. Уголки ее губ растянулись в улыбке, когда она подняла голову и посмотрела на Хэй Лаоху, ожидая его ответа.

— Ну, будь по-твоему. Но больше всего я ценю тех, у кого есть отвага, поэтому, если ты продержишься тридцать раундов, я позволю тебе пройти!

— Хорошо, значит, договорились!

Линь Ваньюэ выпустила поводья и кнут и спрыгнула с сиденья. У Хэй Лаоху были острые глаза, и он сразу же увидел поясной клинок, на котором сидела Линь Ваньюэ. Лезвие отражало холодный блеск. Цвет такого оружия свидетельствовал о том, что в прошлом его окропила кровь…

Хэй Лаоху внутренне ликовал своему решению. На самом деле он был очень умен, и, наблюдая за тем, как Линь Ваньюэ спокойно реагировала на членов его стана, он сразу понял, что она была не простым противником. Но у разбойников были свои правила, к тому же, младшие братья смотрели на него. Он действительно не мог просто позволить Линь Ваньюэ пройти просто так. Услышав просьбу об одиночном бое, он еще выше оценил Линь Ваньюэ.

Будучи главарем, он, конечно, не мог избежать битвы. Увидев полную уверенность во взгляде этого юноши, Хэй Лаоху изменил свои условия. Он использовал его замысел к своей выгоде и метко предложил тридцать раундов — не более, чем одолжение по доброте душевной. Поскольку он сам это предложил, этот юноша, возможно, не станет все усложнять, даже если проиграет. Тридцать раундов? Да десяти вполне было бы достаточно, чтобы определить исход боя!

Хэй Лаоху все тщательно расчитал. Эти десять раундов покажут ему способности Линь Ваньюэ. Если он обнаружит, что она и мизинца его не стоит, то прикончит ее без колебаний. Старое доброе убийство и грабеж укрепят его авторитет главаря. В случае, если мощь Линь Ваньюэ намного превзойдет его, он будет действовать сообразно обстановке и позволит Линь Ваньюэ пройти. В конце концов, это был всего лишь осел.

Если их способности окажутся примерно на одном уровне, то Хэй Лаоху сразу же откажется от своего слова и прикажет своим братьям окружить ее...

Простодушная и наивная Линь Ваньюэ не уловила хитрости в словах Хэй Лаоху, но Ли Сянь, сидевшей в повозке, все было яснее ясного.

Ли Сянь с грустью вздохнула, подумав про себя: "Линь Фэйсин действительно дурень. У него рука не поднимается навредить другим, но сам он и не предполагает, что дал увести себя за нос".

И Линь Ваньюэ в этот момент была именно такой, как о ней думала Ли Сянь. Она радостно спрыгнула с места извозчика, воодушевленная тем, что может разрешить эту ситуацию без кровопролития.

Она отвела осла на дальнее расстояние. Проходя мимо повозки, она приглушенным голосом сказала:

— Сянь-эр, подождите меня, скоро все закончится.

Затем она взяла поясной клинок, лежавший на сиденье, и направилась к Хэй Лаоху...

Хэй Лаоху без перерыва наблюдал за Линь Ваньюэ. Она была совершенно неустрашима — невозмутима, как скала, ступая легким грациозным шагом. Клинок в ее руке сверкал пугающим блеском, покачиваясь в такт движениям ее рук. Глядя на это мерцание, Хэй Лаоху почувствовал, как его сердце невольно сжалось от страха...

От подобной реакции ему стало не по себе. И тут его мысли снова обратились в другое русло. Он придумал другой план…

Глава 42

Глава 42. Провоцирующие гнев будут убиты

(TW: много крови, графическое описание насилия)

Подождав, когда Линь Ваньюэ приблизится, Хэй Лаоху скривил губы в улыбке и со свистящим звуком взмахнул золоченым ножом, пригвоздив его к земле.

— Братец, ты вызвал у меня восхищение. Восхищение восхищением, но правил никто не отменял. Клинки безжалостны, как насчет того, чтобы сразиться врукопашную? Но, как мы уже ранее договорились, если ты не выдержишь тридцати раундов, тебе придется оставить свои вещи.

Линь Ваньюэ подумала про себя: "Похоже, этот Хэй Лаоху не из тех, кто совершает зверские преступления против людей. В таком случае все в порядке, мне не хочется никого убивать".

— Да-гэ все понятно разъяснил, в таком случае я окажу почтение.

Линь Ваньюэ не раздумывая воткнула свой клинок в землю.

Ли Сянь, сидевшая внутри повозки, слегка приподняла угол занавески, когда услышала приглушенный разговор Линь Ваньюэ и Хэй Лаоху. Увидев, что Линь Ваньюэ действительно пригвоздила свое оружие к земле, она не смогла сдержать тихий вздох…

Ли Сянь почувствовала крайнее огорчение: этот Линь Фэйсин все-таки смышленный? Или все-таки дурак?

Предположим, он умен, но не смог разглядеть такую явную ловушку горных разбойников и радостно запрыгнул в нее. Допустим, он глуп, но мгновенно обнаружил признаки засады за пределами города Хучжоу и даже выложил свою теорию о кротах. И совсем недавно он предсказал, что они столкнутся с проблемами едва заедут в ущелье.

Ли Сянь опустила занавеску, не желая больше наблюдать за тем, что происходит снаружи. Она все еще полностью была уверена в боевых способностях Линь Ваньюэ.

К настоящему моменту она уже пришла к выводу, что даже если Линь Фэйсин одержит победу, он все равно пострадает. Но также она подумала: если Линь Фэйсин, пострадав, научится разглядывать злой умысел в сердцах людей, то оно, возможно, к лучшему.

В конце концов, Линь Фэйсин — одна из шахматных фигур. Если он не сможет быстро приспособиться, то в будущем потеряет свою жизнь.

Ли Сянь, однако, не имела понятия, что ее движение с поднятием занавески было замечено горным разбойником по имени сяо-Мао, стоявшим неподалеку…

— Ну что, братец, давай!

Хэй Лаоху повернулся к Линь Ваньюэ и сделал приглашающий жест.

Линь Ваньюэ учтиво поклонилась Хэй Лаоху, а затем, держа кулак наготове, атаковала.

В течение двух лет, проведенных Линь Ваньюэ в армии, их обучали смертоносным движениям, а не каким-то вычурным приемам ради услады глаз. В первую атаку всегда вкладывалось наименьшее количество энергии для последующего нанесения наибольшего урона, вплоть до смертельного исхода противника.

Линь Ваньюэ не хотела убивать Хэй Лаоху, лишь протянуть все тридцать раундов, а затем небрежной уловкой уступить ему, чтобы закончить дело.

Линь Ваньюэ нацелилась в грудь Хэй Лаоху, чтобы нанести прямой удар. Хэй Лаоху пока не знал ее уровня, поэтому не осмелился сделать первый шаг. Он уклонился, ловко избегая кулака Линь Ваньюэ, схватил ее руку, и со всей силы потянул ее вперед!

Будучи захваченной Хэй Лаоху, Линь Ваньюэ сделала два шага вперед. Теперь передняя сторона ее тела была уязвима перед противником!

Рука Хэй Лаоху с силой удерживала запястье Линь Ваньюэ, предотвращая ответную атаку. Затем он поднял правую ногу и направил колено в живот Линь Ваньюэ!

Линь Ваньюэ мгновенно среагировала и подняла правую ногу, чтобы отбить ногу Хэй Лаоху. Таким образом она заблокировала удар в живот.

Несмотря на то, что его движение встретило сопротивление, Хэй Лаоху не растерялся. Он быстро опустил правую ногу и поднял правый кулак, чтобы ударить в лицо Линь Ваньюэ.

Она наклонилась, и кулак Хэй Лаоху просвистел над ее головой. В это время Линь Ваньюэ подняла левую руку и локтем нацелилась в горло Хэй Лаоху. Она сделала это почти подсознательно. До того, как ее локоть достиг горла разбойника, она с ужасом осознала: по привычке она начала наносить смертоносный удар!

Она четко осознавала, что если ударит с такой силой, то сломает ему шею и отнимет жизнь!

Тем не менее, сдерживать силу было уже поздно…

В мгновение ока Линь Ваньюэ резко опустила плечо, рискуя получить травму от отдачи.

"Бум!" — локоть Линь Ваньюэ в последний момент переместился с горла Хэй Лаоху на его грудь.

От этого удара у Хэй Лаоху потемнело в глазах. Он ослабил хватку, отпустил Линь Ваньюэ и отступил на полшага.

Хэй Лаоху потер грудь и мрачно посмотрел на Линь Ваньюэ. Сейчас он начал испытывать некоторое сомнение. Ему не следовало было соглашаться на этот одиночный бой.

Он искоса взглянул на свой золотой нож, прибитый к земле. В голове назрел дурной план.

И в этот самый момент...

— Аааа... — из-за спины Линь Ваньюэ раздался пронзительный крик Ли Сянь.

Оказалось, что пока Линь Ваньюэ была увлечена боем, горный разбойник сяо-Мао увидел, как задернулись занавески на окне повозки, и решился на действие. Он прокрался к повозке и раздвинул занавески. Это застало Ли Сянь врасплох, и она завизжала.

— Принцесса!

Сяо-Шии, лежавшая на склоне, попыталась подняться, чтобы броситься на помощь Ли Сянь, но ее удержала Юй Сянь, придавив ее к земле и зажав рот.

— Не двигайся! Ты не можешь творить все, что взбредет в голову, до нужного момента. Разве ты не видишь, в чьих руках веревка?!

Однако крик Ли Сянь отвлек Линь Ваньюэ. Она повернула голову и увидела, что горному разбойнику пришла в голову мысль украсть ослиную повозку, пока она сражалась, что он даже приподнял занавески!

Увидев это, Линь Ваньюэ почувствовала, как кровь хлынула ей в голову.

Тем временем Хэй Лаоху воспользовался моментом. Когда Линь Ваньюэ оглянулась, он шагнул вперед и поднял свой огромный позолоченный нож. Он устремился к Линь Ваньюэ и сделал круговое движение ножом — движение, которое одним махом могло смести тысячную армию врага, — собираясь нанести рубящий удар!

Линь Ваньюэ заметила боковым зрением холодный блеск. Ее разум не успел отреагировать, но после стольких лет нахождения на грани жизни и смерти у нее развились необходимые рефлексы, которые действовали за нее.

Ноги Линь Ваньюэ молниеносно оттолкнули ее назад. Несмотря на то, что она избегала быть порубленной на части, лезвие все же задело ее левую руку, так как она находилась ближе всего, и Линь Ваньюэ была отвлечена. Из раны тут же потекла алая кровь.

Увидев результат своего выпада, Хэй Лаоху громко рассмеялся:

— Хахаха...на войне все средства хороши, парень. Сегодня ты оставишь свою жизнь здесь.

Линь Ваньюэ никак не отреагировала на это. Она даже не взглянула на свою порезанную руку. Отступив назад, она вытащила из земли свой поясной клинок. Затем под пристальным взглядом Хэй Лаоху она отвернулась, оставив спину и голову уязвимыми для противника.

Пока что все в порядке. Эти горные разбойники ничего не сделали принцессе.

Линь Ваньюэ держала клинок, не ведая о том, что задумал Хэй Лаоху. Широкими шагами она направилась к повозке с ослом.

Хэй Лаоху не ожидал таких действий. Он стоял на месте, слегка озадаченный, и, воспользовавшись этой возможностью, Линь Ваньюэ перешла на бег.

— За ним! — Хэй Лаоху махнул рукой, и остальные братья тут же бросились за Линь Ваньюэ.

За ней гнались девятнадцать вооруженных горных разбойников, но она продолжала бежать, не оглядываясь назад.

Расстояния до повозки было чуть меньше двадцати шагов, но Линь Ваньюэ оно казалось бесконечным. Она сожалела об этом, ей не следовало быть такой мягкосердечной!

К счастью, когда она увидела, что разбойник сяо-Мао оцепенело смотрел в окно повозки, она почувствовала некоторое облегчение.

Он отодвинул занавески и обомлел, ослепленный красотой. За всю свою жизнь он никогда не встречал такой красивой женщины.

Он словно прирос к земле и забыл, как двигаться. Это предоставило Линь Ваньюэ благоприятную возможность!

Она на всей скорости помчалась в сторону повозки, схватила сяо-Мао за воротник и отбросила его с такой мощью, что его ноги оторвались от земли, и он взлетел в воздух!

С характерным звуком сяо-Мао грохнулся на землю. Из его глаз посыпались искры, и он чуть не потерял сознание.

Линь Ваньюэ держалась за деревянную поверхность повозки, чтобы не упасть, и обеспокоенно заглянула внутрь. То, что предстало перед ее глазами, заставило ее сердце сжаться невыносимой болью.

В "кабине" повозке мертвенно-бледная Ли Сянь зажалась в углу. Ее руки вцепились в кинжал. На ее лице застыла паника, которую она не могла скрыть под вынужденным самообладанием.

Сердце Линь Ваньюэ заныло. На нее вдруг нахлынул поток сложных чувств: желание защитить, страх, сожаление, чувство вины и неистовая, глубокая ярость…

Линь Ваньюэ опустила занавески. Она развернулась и пошла к сяо-Мао, который все еще пытался подняться.

В нескольких десятках чжанов от сяо-Мао к Линь Ваньюэ устремились девятнадцать горных разбойников, жаждущих крови.

Но Линь Ваньюэ будто и не замечала их вовсе. С клинком в руке она, опустив голову, смотрела на сяо-Мао, который все еще сидел на земле. Шаг за шагом она приближалась к нему.

Он поднял голову и увидел ее свирепое выражение лица и холодные, как лед, глаза, прикованные к нему…

В голове Сяо-Мао промелькнула кристально чистая мысль: он хочет убить меня!

Сяо-Мао продолжал обессиленно сидеть на земле. Он хотел встать и убежать, но обнаружил, что его тело не слушается его! Он нервно задергал ногами, пытаясь отталкнуться от земли, но мог лишь во все стороны разбрасывать ими камешки.

Линь Ваньюэ прищурилась на сяо-Мао. Уголки ее глаз и губ слегка подергивались.

Девятнадцать разбойников были уже менее чем в десяти шагах от нее. Один за другим они подняли оружие, готовые зарезать Линь Ваньюэ.

Но Линь Ваньюэ вела себя так, словно их не существовало. С по-прежнему опущенной головой и уставившись в глаза сяо-Мао, она подняла руку с клинком и с размаху рубанула.

Вслед за этим движением раздался звук лезвия, рассекающего плоть. Полилась кровь и оросила землю алыми брызгами!

Сяо-Мао был обезглавлен Линь Ваньюэ. Его голова, отброшенная потоком артериальной крови, упала на землю и откатилась в сторону. Он моргнул один раз, показав выражение шока и ужаса, прежде чем замереть…

Тишина.

Жуткая тишина.

Труп сяо-Мао медленно накренился и повалился назад.

Горные разбойники с оружием наготове, собиравшиеся убить Линь Ваньюэ, были уже в пределах досягаемости. Нужно было всего-то поразмахивать ножами и саблями, чтобы отсечь ей голову.

Но время словно остановилось, ибо все горные разбойники застыли на месте. Даже их выкрики, призывающие к убийству, замолкли.

Лицо Линь Ваньюэ было заляпано кровью, капли которой медленно стекали вниз, огибая контуры загорелого лица…

Так или иначе, она не обращала на это никакого внимания. В руке она сжимала клинок, с которого капала кровь. Взгляд был ледяным. Все ее тело источало убийственную ауру.

Линь Ваньюэ гневно уставилась на разбойников, как будто давая понять, что любой, кто сделает шаг вперед, станет вторым сяо-Мао.

В результате произошла странная сцена: все как один девятнадцать разбойников замедлили шаг, даже поднятое вверх оружие замерло в воздухе. Из всех девятнадцати не было ни одного, кто осмелился бы сделать шаг вперед!

Упавший труп все еще фонтанировал кровью. Горячая, липкая багряно-красная жидкость растекалась по земле, медленно просачиваясь под сапоги разбойников, как будто умерший с открытыми глазами и не нашедший покоя сяо-Мао манил к себе в преисподнюю.

Линь Ваньюэ оглянулась кругом. Каждый разбойник, встретившись с ней взглядом, опускал оружие. Некоторые даже отступили назад.

Хэй Лаоху все еще держал в руках свой большой золоченый нож и потирал ушибленное место на груди. Когда он услышал, что его младший братец умолк, и увидел брызги крови, он подумал, что тот расправился с самоуверенным парнишкой.

Тогда он прикрикнул на столпившихся разбойников, вымещая всю злобу:

— С дороги, мать вашу, дайте пройти!

Услышав голос своего главаря, они почувствовали себя помилованными преступниками и один за другим уступили ему дорогу.

Когда стена людей медленно расступилась, Хэй Лаоху увидел следующее...

Юноша с окропленным алыми каплями лицом, одетый в одежду из грубой ткани, верхняя часть которой была пропитана кровью крепко сжимал поясной клинок, с которого падали кровавые капли в растекающуюся под его ногами лужу крови. Перед ним лежало обезглавленное тело, из которого все еще струилась кровь, и чуть поодаль — отрубленная голова…

Хэй Лаоху был поражен. Не успел он отреагировать, как этот юноша, напоминающий бога смерти, медленно подошел к нему.

Сверкающие яростью черные глаза, контрастирующие со смуглым лицом, забрызганным кровью, придавали ему чрезвычайно устрашающий вид.

Хэй Лаоху попятился назад.

Девятнадцать горных разбойников расступились. Наблюдая, как Линь Ваньюэ шаг за шагом приближается к Хэй Лаоху, они опустили головы, не смея задерживать взгляд на Линь Ваньюэ.

Сердце Хэй Лаоху сковало страхом, но все же его психика была немного крепче, чем у обезглавленного сяо-Мао.

И все же Хэй Лаоху почувствовал, как его колени неконтролируемо начали дрожать. Он не мог понять, каким образом доброжелательный и легковерный молодой человек в одно мгновение превратился вот в это?

— Младший...младший братец...ты...послушай...

— Младший брат, я могу объяснить...

— Нет-нет-нет, да-гэ, да-гэ, спаси!

По мере сокращения расстояния между ними и Линь Ваньюэ защитный психологический барьер Хэй Лаоху дал трещину, и даже его голос начал дрожать.

Но Линь Ваньюэ как будто ничего не слышала. Выражение ее лица было неизменным, когда она шагала к Хэй Лаоху в обычном темпе.

Убедившись, что просить о пощаде бесполезно, он поднял свой огромный нож и замахнулся на Линь Ваньюэ!

— ААААА!!!!!!!!!!

Душераздирающий и отчаянный вопль разнесся далеко по долине...

Хэй Лаоху не удалось ясно разглядеть, как двигалась Линь Ваньюэ. Он почувствовал лишь холод в животе, и вслед за этим, казалось, что-то вытекло из его живота.

Хэй Лаоху поднял нож и опустил голову. Из кровавого места наружу вытекали кишки с какой-то плотью, название которой он не знал…

Разве это было не его непревзойденное движение, которое одним махом могло смести тысячную армию врага? Что за...?

Глава 43

Глава 43. Никто не мудр от природы

(TW: много крови)

Хэй Лаоху все еще держался на ногах. Полученное ранение не было смертельным. У него не было того везения, что у сяо-Мао, который умер практически сразу.

Хэй Лаоху повалился на землю. Он хотел встать, руками опираясь о поверхность, но нижняя половина тела не слушала его...

Он отчетливо видел свою рану на животе — багровая кровь вытекала наружу, окрашивая одежду в красный. Он чувствовал, как ускользает его жизнь, и смотрел с широко распахнутыми глазами, не в силах ничего сделать.

— Ах...! ААААА!!!!!!!!!!

Разрывающий сердце, полный страданий крик раздался по всей долине.

Никто из девятнадцати горных разбойников не осмеливался взглянуть на своего главаря. Одни отвернулись, другие закрыли глаза. Что касается тех, кто был до смерти напуган, то их тела уже сотрясала дрожь!

Лежащая на склоне сяо-Шии невольно вздрогнула. От криков Хэй Лаоху по ее коже пробежали мурашки.

Линь Ваньюэ стояла и сверху вниз смотрела на Хэй Лаоху, пока его лицо не приобрело восково-желтый цвет. Цвет лица человека, находящегося на грани смерти.

Кишки, вытекшие из разрезанного живота Хэй Лаоху, образовали широкую лужу на земле.

Линь Ваньюэ с клинком в руках прошла два шага, как ни в чем не бывало наступая на нее. В этот момент Хэй Лаоху переводил дыхание, глаза его то и дело закатывались. Лицо Линь Ваньюэ расплывалось...

За этим последовал просвистевший в воздухе звук лезвия.

Снова брызнула кровь, фонтанирующая на этот раз не так высоко, как у сяо-Мао.

Голова Хэй Лаоху упала на землю и откатилась в сторону.

… …

В многократных сражениях с гуннами, в соответствующих условиях, Линь Ваньюэ всегда выбирала обезглавливание, чтобы прикончить раненых, приближающихся к смерти гуннов.

Все потому, что в детстве она и ее брат Фэйсин однажды услышали от странствующего торговца легенду, согласно которой обезглавленные люди никогда не перерождались.

Раздался еще один гулкий звук. Один из разбойников поддался любопытству и повернулся, чтобы посмотреть. Ноги его тут же обмякли, и он безвольно упал на землю.

Он испуганно посмотрел на Линь Ваньюэ и испустил тихий всхлип. Его тело задрожало. По ногам потекла жидкость, распространяя в воздухе вонь.

Оказалось, он был напуган до такой степени, что обмочился...

Всхлипы слышались еще некоторое время, прежде чем стихнуть. В ущелье стало до ужаса тихо. Две группы горных разбойников стояли, как вкопанные. Никто не смел пошевелиться. Даже дыхание их было тихим и осторожным.

Но Линь Ваньюэ не обратила на это внимания. Она медленно присела и подняла одну из рук Хэй Лаоху. Проехав клинком по чистой ткани на его руке, она вытерла кровь.

Солнечные лучи падали на лезвие и отражались колышущимся, пронзительным блеском.

Линь Ваньюэ поднялась на ноги и вернулась к ослиной повозке.

— Сянь-эр, сидите тихо и не выглядывайте наружу. Мы уезжаем.

Затем она натянула поводья и медленно двинулась к выходу из долины…

Горные разбойники стояли, держа оружие в руках. Никто из них не отважился препятствовать ей.

Когда Линь Ваньюэ с повозкой полностью исчезли из поля зрения, разбойники, наконец, вышли из оцепенения. Одни кричали, другие хныкали, третьи бросали оружие и убегали.

В конце концов все девятнадцать человек разбежались в разные стороны, и никому не было дела до сяо-Мао и Хэй Лаоху.

Как только толпа рассеялась, сяо-Шии и Юй Сянь спустились с горного склона. Увидев с близкого расстояния, в каком плачевном состоянии находилась долина, они переглянулись. В глазах друг у друга отразилась тревога и недоверие...

Линь Ваньюэ убрала свой клинок, вскочила на место извозчика и взмахнула кнутом. Повозка снова тронулась в путь.

Линь Ваньюэ молчала. Как и сидящая внутри повозки Ли Сянь.

… …

Примерно час спустя ослиная повозка внезапно остановилась, и Линь Ваньюэ спрыгнула с сиденья.

— Сянь-эр, я пойду быстро ополоснусь. Подождите немного.

Ли Сянь вздохнула так тихо, что ее не было слышно. Там, в долине, когда Линь Ваньюэ вернулась к повозке, она могла учуять в воздухе запах крови.

Ли Сянь приподняла занавески, затем вылезла из повозки и увидела Линь Ваньюэ, которая сидела на корточках у небольшого ручья. Левая рука Линь Ваньюэ безвольно висела вдоль тела, а правая не спеша омывала лицо водой.

Ли Сянь подошла ближе и увидела алые дорожки, дымообразно рассеивающиеся в потоке ручья и уносимые течением.

Все это время она стояла за Линь Ваньюэ, пока ручей снова не стал кристально чистым.

— Тебя ранили? — тихо спросила Ли Сянь.

Линь Ваньюэ молчала и немного погодя мрачно ответила:

— Все в порядке.

— Дашь мне взглянуть?

Линь Ваньюэ стояла с опущенной головой. Поток ручья был ровным и зеркально чистым. Она посмотрела на свое слегка дрожащее отражение, и внезапно оно показалось ей чужим.

Линь Ваньюэ вспомнила, что в деревне Чаньцзюань был такой же ручеек, с таким же ровным и чистым течением. В то время она очень любила сидеть у ручья и смотреть на себя с завязанными в два пучка волосами.

В мгновение ока пролетели года. За столь долгое время Линь Ваньюэ не доводилось так внимательно разглядеть себя. Она подросла, а кожа приобрела смуглый оттенок. Черты ее лица, казалось, напоминали те, что были в детстве, но в то же время выглядели иначе.

Ли Сянь посмотрела на Линь Фэйсина, который, съежившись, сидел на корточках у воды. Неподвижный, как валун, он будто не слышал ее слов.

Ли Сянь была бессильна: еще никто никогда не осмеливался игнорировать ее таким образом. Но она ничего не могла поделать с этим Линь Фэйсином. Она вдруг поняла, что он, похоже, с самого начала не испытывал страх перед ней. Складывалось ощущение, будто старшая принцесса для этого человека не обладала "статусом" вовсе…

В конце концов, Ли Сянь ничего не оставалось, кроме как приблизиться к левой стороне Линь Ваньюэ. Она медленно присела и посмотрела на неподвижную левую руку Линь Ваньюэ. Как она и предполагала, поперек руки зияла рана, но не такая серьезная, как та, что была в последней битве с гуннами. Но все же она не была незначительной, и из нее все еще сочилась кровь…

Ли Сянь подняла руку, ее пальцы остановились над раной Линь Ваньюэ.

— Болит?

… …

Линь Ваньюэ снова "проигнорировала" ее. Ли Сянь так разозлилась, что ей захотелось рассмеяться: этот Линь Фэйсин, она даже не упрекала его за то, что он поставил свою жизнь под угрозу, но он все равно был угрюмым и подавленным...

— Ты чем-то расстроен?

— Да...

— Чем?

Ли Сянь уставилась на лицо Линь Ваньюэ, на котором промелькнул потерянный взгляд, когда Линь Ваньюэ услышала ее вопрос.

— Я убил людей...

Линь Ваньюэ в смятении смотрела на бегущий ручей, в ее глазах застыла пугающая пустота. Она не хотела никого убивать. В итоге она не только потеряла контроль, но и использовала самый жестокий метод убийства, который она обычно использовала против гуннов!

Услышав ответ Линь Ваньюэ, Ли Сянь несколько удивилась. Хоть имеющаяся у нее информация о Линь Фэйсине не была на сто процентов достоверной, но все же была детальной. Ли Сянь имела общее представление о боевой "стороне" Линь Фэйсина за последние два года. Неужели кто-то вроде него действительно расстроится из-за того, что "убил людей"?

— Но ты ведь уже...

— Это совсем другое. Гунны должны мне жизни. Долг крови покрывается кровью.

— Значит ли это, что если бы горные разбойники убили меня сегодня, а ты бы убил их в ответ, тебе стало бы легче?

Линь Ваньюэ резко повернула голову и посмотрела на Ли Сянь широко открытыми глазами.

— Конечно нет! Как мог я позволить им причинить Вам вред!

Взгляд Линь Ваньюэ встретился с глазами Ли Сянь, которые источали мягкость и нежность. И тогда она, наконец, поняла.

Линь Ваньюэ медленно повернула голову назад. Помолчав некоторое время, она легонько вздохнула и села, скрестив ноги.

— Сянь-эр, я слишком мягкосердечен.

— Так и есть.

Линь Ваньюэ снова замолчала. Ли Сянь улыбнулась и продолжила:

— Но на мой взгляд, Фэйсин, ты просто-напросто слегка неопытен, и к тому же очень добр.

Устав сидеть на корточках, Ли Сянь села на землю и обняла колени.

— Я хорошо осведомлена о твоих умениях. После стольких лет усердной работы, будучи отличным солдатом на фронте, ты превосходишь этих горных разбойников, сколь доблестными они бы ни были. Но ты все равно пытался решить конфликт путем переговоров, это и есть твоя доброта. Те разбойники, которые запугивают слабых и боятся сильных, испытывали тебя. Они замышляли козни, но ты ни о чем не догадался. К счастью, они были недостаточно умны, иначе мы бы оказались в большой опасности.

Слова Ли Сянь попали в самую точку. Линь Ваньюэ думала про себя: она действительно позволила провести себя и не могла разглядеть злого умысла. Если бы Хэй Лаоху не потерял самообладание и не напал на нее, она, возможно, до сих пор не ведала бы ни о чем.

Ли Сянь посмотрела на профиль Линь Ваньюэ и с чувством сказала:

— Фэйсин, сердца людей нечисты. Если будешь измерять моральным компасом слова и действия каждого, то это приведет к тому, что тебя будут использовать в своих интересах. Особенно это предупреждение касается тех, кто слишком добр.

— Сянь-эр, извините меня. Я едва не позволил разбойникам причинить Вам вред…

— Признавать свои ошибки и исправлять их — это великая добродетель. Поскольку я не ранена и не пострадала, Фэйсину не нужно так расстраиваться из-за случившегося.

—...Спасибо.

— Фэйсин...

Ли Сянь открыла рот, но в ее голове промелькнуло то, что сказала ей стоящая в тот день на коленях Цинъянь: "Но, принцесса, эта подчиненная считает, что чересчур сообразительных людей наоборот трудно контролировать. Этот Линь Фэйсин еще не проявил свой потенциал, тем более, неудивительно, что он мог заметить ошибку в информации и быстро исправить ее. Будь он сейчас под руководством принцессы, его было бы еще труднее удержать в руках“.

Ли Сянь колебалась. Сейчас Линь Фэйсин был как чистый лист бумаги. Что бы она на нем ни написала, вскоре он проявит это в реальности...

Хотела ли она воспитать в нем "вторую" себя, способную строить планы и разрабатывать стратегии? Неужели ей действительно нужна пешка, чтобы быть "превосходной"?

Если бы эта шахматная фигура была достаточно смышленной и обнаружила, что она пешка, впала бы она в ярость и опрокинула бы доску, чтобы избежать судьбы шахматной фигуры?

Глава 44

Глава 44. Осталось перенести еще одну боль

— Сянь-эр, Вы хотели что-то сказать?

Ли Сянь повернула голову, встречая блестящие ясные глаза Линь Ваньюэ. Слова, которые собиралась произнести Ли Сянь, тут же застряли в горле. Наконец, она спокойно сказала:

— Фэйсин, запомни: добрые намерения не таятся за семью печатями, лишь злой умысел, который сквозил в словах главаря разбойников, покрыт уклончивым притворством.

Ли Сянь поднялась с земли и, стряхнув с одежды пыль, вернулась к повозке. Она залезла внутрь и села. На сердце тяжелело какое-то противоречие.

Ли Сянь восхищалась Линь Фейсином, ее душа была преисполнена предвкушением и любопытством относительно его формирования как личности. Но в то же время она была встревожена. Если настанет день, когда он, направляемый ею, "созреет" настолько, что разглядит эту шахматную доску, не создаст ли он проблем, полностью уничтожив ее планы? В конце концов, эмоциональный всплеск — довольно сложный случай…

Таким образом, многие слова, которые Ли Сянь первоначально хотела сказать Линь Ваньюэ в этот благоприятный момент, заменились ни соленой ни пресной* заключительной фразой. Что же касается степени воодушевления, то все будет зависеть от восприятия Линь Ваньюэ.

* ни соленый ни пресный — 不咸不淡 (bùxián bù dàn) — обр. в знач.: пресный, невыразительный, скучный

Линь Ваньюэ посидела еще немного, пока не почувствовала терзающую боль в левой руке. Она наклонилась, чтобы посмотреть. Рана была неглубокой, но длинной, незатянувшейся…

— Ай... — выдохнула Линь Ваньюэ.

Она вернулась в "кабину" повозки и достала кусок ткани, чтобы обмотать им свою руку.

— Давай ускорим ход. Будет лучше, если мы прибудем в Лянь до наступления темноты. Может быть даже найдем тех, у кого останемся на ночлег. Твою рану нужно обработать как следует.

— Мгм, — кивнула Линь Ваньюэ.

Они отправились в путь.

Еще до того, как начало смеркаться, в Лянь въехала ослиная повозка. Город был небольшим. Взгляд стоящего у городских ворот мог достигнуть конца улицы.

На улице было тихо и безлюдно, лишь несколько лавок оставались открытыми.

— Сянь-эр, давайте сперва поедим чего-нибудь. Заодно разузнаем, где тут постоялый двор.

— Хорошо.

— Лаобань*, сколько стоит лапша с луком?

— Две монеты за чашку!

— Тогда две чашки лапши с луком, пожалуйста.

— Ладненько, подождите немного.

* лаобань — 老板 — хозяин лавки

— Посидите здесь, Сянь-эр, я пока схожу привяжу осла.

Линь Ваньюэ, казалось, беззаботно вела осла за упряжку, но ее глаза сканировали каждую деталь окружения. Наконец, она остановила повозку у перекрестка улиц и привязала упряжку искусным узлом, который можно было развязать одним рывком.

Когда Юй Сянь и сяо-Шии, переодевшиеся в крестьянскую одежду, увидели, что Линь Фэйсин смотрит в их сторону, они испуганно бросились в соседнюю лавку косметики. Сяо-Шии надула щеки и зло выпалила:

— Юй Сянь-цзецзе, этот мальчишка опять за свое! Я никогда раньше не сталкивалась с такими бдительными людьми!

Юй Сянь посмотрела на негодующую сяо-Шии и рассмеялась. Она повертела в руках коробку румян, и, понизив голос, ответила:

— Разве это плохо? Честно говоря, после этих нескольких дней я начинаю понимать, почему принцесса выбрала именно его.

— Хмф, может потому что он настолько туп, что им легко манипулировать?

Юй Сянь мило улыбнулась.

— По-моему, в подчиненных у принцессы тупица только ты. Посмотри хорошенько, где он оставил повозку.

Юй Сянь сунула коробку румян в руки сяо-Шии и сказала:

— Тупицы остаются здесь, а я пошла. Это тебе.

… …

Линь Ваньюэ вернулась к лапшичной лавке. Две миски луковой лапши уже были поданы.

Она перешагнула через скамейку, села и начала поедать лапшу большими глотками.

— Лаобань, в этом городе есть постоялые дворы?

— Есть, но наш Лянь маленький, и постоялые дворы тоже не очень большие. Следуйте по этой улице и идите на восток, вот второй дом — это трактир "Тунфу"*.

— Спасибо, Лаобань.

* Тунфу — 同福 (tóngfú) — досл.: совместное благополучие

Поскольку посетителей не было, владелец лавки вымыл руки и накинул на плечо сухое полотенце. Он придвинул стул и завел разговор с Линь Ваньюэ и Ли Сянь:

— Откуда вы?

— С запада.

— Вы прибыли в Лянь, чтобы погостить у родственников или просто проездом?

— Проездом. Завтра направимся в Хучжоу.

— О, — услышав холодные ответы Линь Ваньюэ, хозяин лавки тактично перестал задавать вопросы.

Поев и расплатившись, Линь Ваньюэ отвязала упряжку осла и, с повозкой позади, вместе с Ли Сянь они направились в "Тунфу".

Они заказали одну комнату. Линь Ваньюэ, немного подумав, дала служащему две монеты, чтобы тот приготовил горячую воду. Тот взял деньги и воодушевленно удалился. Линь Ваньюэ с Ли Сянь поднялись на второй этаж и вошли в свою комнату.

Комната была небольшой, но чистой и опрятной, с однополостными кроватью, квадратным столом и двумя табуретами. С одной стороны стояла ширма, а за ней — большая деревянная бочка, используемая для купания.

Линь Ваньюэ быстро распахнула окно, высунула голову и посмотрела вниз. Убедившись, что все в порядке, она так же быстро закрыла его.

Через некоторое время подошел служащий постоялого двора с двумя другими рабочими, которые несли горячую воду.

— Господин, вода готова.

Линь Ваньюэ кивнула. После того как бочку наполнили, служащий трактира и помощники уже собирались было уйти, но их остановила Ли Сянь:

— Сяо-эргэ*, позвольте спросить, есть ли здесь лекарь?

* сяо-эргэ — 小二哥 (xiǎoèrgē) — обращение к служащему постоялого двора

Служащий повернулся и увидел, что заговорившая с ним девушка была прекрасна, как нежный цветок. Он некоторое время стоял в ошеломлении, прежде чем ответить:

— Есть, есть. Этой деве нездоровится? Я могу позвать Вам лекаря.

Линь Ваньюэ молча шагнула вперед, полностью заслонив ему обзор, и сказала:

— Нет повода для беспокойств, я хотел бы узнать, не мог бы сяо-эргэ найти для меня иголку и нитку.

Ли Сянь стояла у кровати и смотрела на стоящего перед ней Линь Фэйсина, чья спина была хоть и не широкой, но твердой и прямой. Уголки ее губ поползли вверх.

Служащий трактира хотел еще несколько раз взглянуть на красавицу, но не ожидал, что этот "глава семейства" поймает его с поличным. Осознав, что провинился, служащий учтиво поклонился Линь Ваньюэ:

— Господин, пожалуйста, подождите, я сейчас все принесу.

Как только он ушел, Ли Сянь подошла к Линь Ваньюэю и спросила:

— Точно будет все в порядке, если лекарь не осмотрит рану?

— На самом деле это не так уж и важно, для нас в военном лагере это легкое ранение. Когда военные лекари заняты, мы сами справляемся с этим. Кроме того, лекарь с первого взгляда определит, что рана от лезвия. Как бы то ни было, лучше нам держаться в тени.

— Но если не приостановить кровотечение и воспаление с помощью лекарств, в рану попадет инфекция.

— С прошлого раза осталась мазь для колотых ран, которую мне отдала Сянь-эр. Пока вода горячая, Сянь-эр нужно принять ванну.

Раздались стуки в дверь. Линь Ваньюэ сначала хотела пригласить служащего войти, но после некоторых раздумий решила сама подойти к двери и открыть ее, высунувшись на половину.

— Господин, вот иголка и нитка.

Служащий посмотрел на Линь Ваньюэ, неловко улыбаясь: кто бы мог подумать, этот человек поистине заботлив, однако...будь он на его месте, то, вероятно, был бы таким же для такой красивой девы.

— Спасибо, — сказала Линь Ваньюэ, затем взяла иголку с ниткой и хлопнула дверью.

Она взяла маленькую плетеную корзинку с иголкой и ниткой и уселась за стол, положив левую руку на столешницу. Правой рукой она медленно закатала рукав, обнажая смуглое предплечье и бледное плечо.

Ли Сянь принесла масляную лампу, поставила ее на стол и села рядом с Линь Ваньюэ, затем взяла одну из иголок и поднесла ее на небольшое расстояние от огня.

— Я помогу.

— Нет-нет, как я смею затруднять...Сянь-эр, позвольте мне самому это сделать. Вода еще теплая, Вам лучше пойти мыться.

— Твоя рана располагается высоко на руке, и зашивать одной рукой будет неудобно, так что не отказывайся от помощи.

Ли Сянь снова вытащила тоненькую прядь из своих волос и пробормотала себе: “Волос тоньше нитки, это уменьшит боль”.

Затем она просунула волос в игольное ушко. Увидев это, Линь Ваньюэ перестала протестовать и подняла руку, лежавшую на столешнице, предоставляя Ли Сянь свободу действий. Ли Сянь подняла взгляд на бледное плечо Линь Ваньюэ. Рана, зашитая ее волосами в прошлый раз, уже зарубцевалась и внешне напоминала сколопендру.

Ли Сянь легонько взялась за плечо Линь Ваньюэ, которое было твердым наощупь. В другой руке она держала иглу. Но, посмотрев на открытую рану, Ли Сянь несколько замешкалась. На этот раз рана была не такой глубокой, шириной всего в палец, поэтому, похоже, с ней будет гораздо легче справиться. Однако по сравнению с прошлым разом она все еще сочилась кровью, которая время от времени собиралась в капли и стекала вниз по руке.

Другой рукой Линь Ваньюэ держала сухой кусок ткани. Всякий раз, когда капала кровь, она вытирала ее. Видя, что Ли Сянь колеблется, она подумала, что той стало не по себе от открывшегося вида.

— Сянь-эр, может все-таки примете ванну? Я сам справлюсь.

— Потерпи чуть-чуть.

Ли Сянь глубоко вздохнула и, зажав иглу, кольнула рану. Так как у Линь Ваньюэ не было чрезмерного кровоизлияния, на месте укола сразу же выступили капли крови. Рука Ли Сянь дрожала, она не могла продолжать шить...

— Позвольте мне, Сянь-эр.

Ли Сянь поняла, что она действительно не в состоянии выполнить такую задачу, поэтому убрала иглу из раны и протянула ее Линь Ваньюэ.

Линь Ваньюэ взяла иглу и несколько беспомощно посмотрела на Ли Сянь: похоже, не было сделано ни одного стежка…

Ли Сянь взяла оставленную на столе ткань и осторожно стерла капли крови с руки Линь Ваньюэ.

— Спасибо.

Сжав иглу, Линь Ваньюэ проколола кожу и плоть вокруг открытой раны и потянула, аккуратно сделав первый стежок. Ли Сянь тотчас вытерла новые капельки крови, затем перевела взгляд на Линь Ваньюэ.

Загорелое лицо. Высокая переносица, которая была отчетливо проступала в профиль. Густые и красиво очерченные брови. Черные блестящие глаза, в совершенстве соответствующие своему обладателю. Плотно сжатые тонкие губы, что, несмотря на боль, не издают ни звука — в точности как в тот раз, на ковре в шатре Ли Сянь.

— Сянь-эр! — позвала Линь Ваньюэ, нахмурив брови.

Ли Сянь очнулась и увидела, что выступило несколько алых капель, медленно скользящих вниз по руке Линь Ваньюэ. Она быстро приложила туда ткань.

Ли Сянь оставалось лишь наблюдать за тем, как Линь Ваньюэ медленно штопает свою рану стежок за стежком. Звук волос, стягивающих плоть, вызывал покалывание и мурашки по коже головы.

В этот самый момент Ли Сянь чувствовала некий трепет перед Линь Ваньюэ. Ей определенно было бы не под силу не проронить ни звука, не говоря уже о том, чтобы зашивать рану самой...

Ли Сянь подняла руку и мягко вытерла капельки пота на лбу Линь Ваньюэ. Внезапно в ее голове промелькнул вопрос, и, не подумав, она выпалила:

— Фэйсин, ты когда-нибудь плакал?

Услышав вопрос Ли Сянь, Линь Ваньюэ затормозила свою слегка дрожащую руку, тяжело вздохнула и повернулась к Ли Сянь.

— Конечно, я плакал и раньше.

Ли Сянь подперла рукой подбородок и с любопытством спросила:

— А когда ты в последний раз плакал?

Ли Сянь продолжала смотреть на Линь Фэйсина. Она не ожидала, что из-за этого небрежного вопроса яркие глаза Линь Фэйсина внезапно потемнеют.

— Фэйсин...

Линь Ваньюэ медленно подняла голову и, взглянув на Ли Сянь, блекло улыбнулась.

— В последний раз я плакал, когда убил первого гунна.

Глава 45

Глава 45. Начало шахматной партии

— В последний раз я плакал, когда убил первого гунна.

Ли Сянь была поражена ответом Линь Ваньюэ.

Линь Ваньюэ опустила голову и продолжила зашивать свою рану. Сделав последний стежок, она срезала лишние волосы Ли Сянь и, вытерев иглу тряпочкой, положила ее обратно в маленькую плетеную корзинку.

В комнате царила напряженная тишина. Ли Сянь смотрела на Линь Ваньюэ, взвешивая сказанное.

Порой сильные люди проявляют несвойственную им свою хрупкость, что потрясает больше, чем слезы слабых.

Ли Сянь уже два раза была свидетельницей того, как Линь Фэйсин превозмогал боль от швов, не издавая ни звука. Его непроницаемое выражение лица, скрывающее признаки боли, произвело на Ли Сянь глубокое впечатление. Именно поэтому она задала такой вопрос. По ее мнению такой жесткий, терпеливый человек, как Линь Фэйсин, по всей вероятности плакал только в детстве…

Однако она не ожидала от него такого ответа. Он заплакал, когда впервые убил гунна. Насколько сильными должны быть чувства и эмоции, чтобы пробиться сквозь упрямство и настойчивость этого человека?

При этих мыслях сердце Ли Сянь заныло.

— Мне так жаль...

— Все нормально. Вода скоро остынет, Сянь-эр лучше поторопиться.

— Сначала я помогу тебе с перевязкой.

— Спасибо.

Ли Сянь равномерно нанесла мазь для колотых ран на кривые стежки и перевязала рану чистой, аккуратно разрезанной тканью. Затем она, наконец, ушла принимать ванну, а Линь Ваньюэ решила воспользоваться случаем, чтобы сменить одежду. Она никогда бы не решилась принять ванну в таком тесном помещении, но запах крови на ней был слишком густым, поэтому ей оставалось лишь переодеться.

Когда Ли Сянь вышла из-за ширмы, Линь Ваньюэ уже расстелила себе на полу. Заметив Ли Сянь, она тут же сказала:

— Нам нужно лечь пораньше, Сянь-эр.

Она легла, не дожидаясь ответа Ли Сянь.

Ли Сянь кинула взгляд на лежащую на полу Линь Ваньюэ и растрогалась. Обычная кровать в постоялом дворе не могла сравниться с кирпичной лежанкой крестьянского дома. В такой маленькой кровати было неизбежно соприкосновение делящих ее людей. Хоть Фэйсина и можно было не считать мужчиной в подлинном смысле слова, Ли Сянь все-таки не могла согласиться спать с ним в одной постели…

Этот человек был ранен, а осенние ночи уже веяли прохладой. Но чтобы не ставить ее в затруднительное положение, он перескочил этот разговор и выяснение того, где кому спать.

Ли Сянь молча подошла к кровати и легла. Однако сна не оказалось ни в одном глазу. В голове звучали слова, сказанные Линь Ваньюэ ранее, и чем больше она размышляла над ними, тем тяжелее становилось на душе и больнее на сердце.

— Фэйсин, ты не спишь?

— Нет ещё. Что такое?

— Можешь немного рассказать о своем прошлом?

— Моем прошлом?

— До того, как ты вступил в армию.

Линь Ваньюэ на некоторое время замолчала.

— Хорошо, позвольте мне подумать.

Линь Ваньюэ медленно закрыла глаза. На поверхность выплывали сцены из воспоминаний...

— Честно говоря, я не из семьи военного. До вступления в армию я жил с родителями и...моей сестрой, в деревеньке под названием Чэньцзюань. Мой отец был единственным учителем в деревне, а мать — благосклонной женщиной. Когда мы с а-цзе были совсем маленькими и шалили, и отец собирался наказывать нас, матушка всегда за нас заступалась. А-цзе звали Линь Ваньюэ. Мы с ней были близнецами и выглядели практически одинаково. Очень часто даже родители не могли угадать, кто из нас кто, поэтому у нас с а-цзе появилась новая игра. Она завязывала мои волосы в два пучка и менялась со мной одеждой. Вот так мы и резвились, и все в деревне путали нас.

Ли Сянь тихо слушала. Она обнаружила для себя, что голос Линь Фэйсина был очень приятен на слух. Он не был похож на глубокий и хриплый, как у большинства мужчин, не резал слух. Он звучал звонко и мелодично, словно стремительный горный источник, бьющий о камни. Столь ровно льющаяся интонация, ласкающая слух, как нельзя кстати подходила для таких ночей, как эта.

Ли Сянь постепенно погружалась в рассказ Линь Ваньюэ. В тот момент, когда Линь Ваньюэ и Линь Фэйсин поменялись одеждой, чтобы обмануть жителей деревни, она тихо рассмеялась. У Ли Сянь и Ли Чжу была разница в восемь лет — немаленькая пропасть. Особенно после смерти Ли Цинчэн Ли Сянь чувствовала себя так, как будто она взяла на себя роль матери, и поэтому не имела представления о таком роде отношений между братом и сестрой, что описывал Линь Фэйсин…

— Когда я был маленьким, я очень любил тянуть а-цзе за руку. Мы раскачивали руками взад-вперед, подпрыгивая на ходу. А-цзе тоже начинала бежать, когда я тащил ее за собой. Мы мчались вперед и смеялись. Я смотрел на лицо а-цзе, точь-в-точь как у меня, и мы повторяли друг за другом: "Я это ты, ты это я".

— "Я это ты, ты это я"?

— Ага!

Линь Ваньюэ знала, что не следовало говорить такие вещи Ли Сянь, это было очень опасно. Она не совсем понимала, что толкнуло ее на это, и в конце концов она произнесла это вслух.

— Когда нам было по восемь лет, к востоку от деревни поселился старый целитель. Никому не было известно, откуда он. Он просто внезапно появился в нашей местности. Еще он был очень искусен во врачевании и обладал весьма странным норовом. Он не назвал нам своего имени и позволил называть себя почтенным. За лечение болезней он денег не брал, и мы были очень признательны ему за это. Все жители деревни по собственному желанию посылали старику предметы первой необходимости. У него было самодельное лекарство, называемое конфетами чуанбэй, которые мы с а-цзе так любили, поэтому мы часто наведывались к почтенному целителю, чтобы выпросить у него сладости. Он очень любил нас, из-за этого мы почти всегда добивались успеха. Помню, я видел, как а-цзе с закрытыми от наслаждения глазами жевала чуанбэй, и подумал, что должен стать лекарем, когда вырасту, и изготовить тонны этих конфет, чтобы а-цзе могла есть их каждый день…

… …

— А затем напали гунны. Я незаметно поднялся в горы, чтобы найти те немногие лекарственные травы, о которых мне рассказывал старый целитель. Благодаря этому я избежал смерти. Когда я вернулся, все в деревне уже были мертвы. Сто восемнадцать человек, не считая меня. Никто не выжил.

… …

— Честно говоря, я очень сожалею об этом, потому что в тот день мне захотелось взять с собой а-цзе. Она отказалась, и я ушел один. Если бы я попросил еще несколько раз, она наверняка последовал бы за мной. Может быть тогда она бы и не умерла…

— Фэйсин, это была не твоя вина.

— Да. Гунны должны мне сто восемнадцать жизней, и я верну их, пусть даже мне придется умереть.

— Фэйсин...На самом деле я всегда считала, что с твоими высокими боевыми навыками такое желание не притянуто за уши.

— Я... я серьезно задумался о том, что Вы сказали мне в тот день в шатре.

— О? О чем ты задумался?

— Я…

— Ты не обязан отвечать сразу. Раз уж я услышал твою историю,то расскажу и свою.

— Хорошо.

— У меня тоже есть младший брат. От одной матери. И разница у нас в восемь лет. Когда моя...когда моя мать была беременна Чжу-эром, ее отравили.

— Оу!

— Удивительно, не так ли? В месте, где я жила с самого детства. С тех пор каждое подаваемое мне блюдо проверялось серебряной иглой. К счастью, чтобы спасти мою мать и младшего брата от смерти, дядя нашел ученика искусного целителя из долины Яован. Но поскольку матушка была в положении, многие лекарственные травы, нейтрализующие яд, были вредны для плода. Таким образом, мой брат был отравлен в материнской утробе. За последние восемь лет мы испробовали множество лекарств для восстановления его здоровья. Однако его тело все еще намного слабее, чем у остальных детей. После рождения моего брата, из-за воздействия яда и родовой травмы ее состояние ухудшалось с каждым днем. В конце концов она заболела и была прикована к постели. Через несколько дней она скончалась.

У Линь Ваньюэ возникало ощущение, будто Ли Сянь рассказывает содержание книги. Настолько эти вещи были странными, что это выходило за рамки ее восприятия. Ошеломленная Линь Ваньюэ повернула голову и широко раскрытыми глазами посмотрела в сторону Ли Сянь. Она несколько раз открывала рот, желая что-то сказать, но поняла, что не могла…

Все эти события были далеко за пределами ее понимания...

— На самом деле я очень завидую тебе. Твои родители, может быть, и ушли рано, но они любили друг друга. Когда умерла моя матушка, у ее постели находились только я и мой брат. Мой отец...не пришел. Перед тем как испустить дух матушка взяла мою руку и сказала, что слава, богатство и знатность подобны проплывающим перед глазами облаками и дыму, и что она только надеется, что мы с братом будем жить счастливо и благополучно. Но как нам сохранить наше благополучие? Мой младший брат был отравлен еще до своего рождения. Фэйсин, мне кажется, ты не должен быть слишком строгим к себе. Я верю, что твоя сестра непременно хотела бы твоей лучшей жизни. У меня тоже есть младший брат, я могу понять ее. Если бы настал день, когда мне пришлось бы отдать свою жизнь за брата, думаю, я бы согласилась.

После паузы Ли Сянь продолжила:

— На этот раз мой дядя потерпел поражение в битве, и многие придворные уже жаждут его смерти. К тому же, кто способен разглядеть намерения императора? Отец-император даровал мне императорский меч, наказав действовать так, как я считаю нужным. Но мой дядя не стал бы впутываться в эти придворные дела, что бы я ни говорила…

— Сянь-эр...главнокомандующий...

— Фэйсин, можно попросить тебя об услуге?

— Конечно...

— Если когда-нибудь моего дядю вовлекут в эти придворные козни, и он лишится своего места в армии, я выражаю надежду на то, что ты возьмешь на себя тяжкое бремя ответственности и защитишь простой народ на границе страны Ли.

— Как такое может случиться? Я не понимаю...

— Фэйсин, генерал Ли Му мой кровный дядя. Даже если на глазах у всех придворных он откажется мне помогать, его тут же отнесут к приспешникам наследного принца. Сейчас, после кончины матери-императрицы, принцам уже были пожалованы земли и личные войска. Проще простого будет разобраться со мной и Чжу-эром, которым не на кого положиться. Но дядя обладает военной силой, так что им сначала придется расправиться с ним, если они захотят уничтожить нас. Простой народ невиновен, и если случится то, о чем я тебе рассказала, я надеюсь, что ты возьмешь ответственность за защиту границы.