Главный врач

12

Накануне Наталья Титова сообщила в районный отдел внутренних дел, что Юрия Андрица можно выписывать. Сказала об этом и самому Андрицу. Юрий, складывая вещи, напевал вполголоса: «Я уеду к северным оленям…»

— Как дальше, товарищ старший лейтенант?

— Знаешь же, чего спрашиваешь?

— Эх, товарищ старший лейтенант, если бы я знал…

— Не прикидывайся казанской сиротой. Знал, хорошо знал, что за такие шалости премии не выдают и почетными грамотами не награждают. Просто остановить было некому, когда пер на рожон. Как же не покрасоваться перед девушками, не выделиться среди дружков.

— А хотя бы и так? Быть не таким, как все, разве это плохо?

Алесь вприщур посмотрел на Юрия. Волосы торчком, как у ежа иголки. И характер ершистый. Сказал, не надеясь на согласие:

— Плохо быть хуже других.

— А если не получается? — неожиданно погрустнел Юрий.

— Значит, делать, что угодно, лишь бы о тебе говорили? Так, что ли? Нет, Юрий, это скверная философия. Ты слышал что-нибудь о римском императоре Нероне?

— Да вроде проходили в школе, — иронически ответил Юрий.

— Мало было ему устроенного им пожара, так надо было еще убить мать, брата, жену и своего воспитателя Сенеку. Видишь, чего натворил. Зато про эти его дела знает история. Ты такой славы хочешь?

— Тоже мне сравнение.

— А чем не сравнение? Масштабы, правда, не те. А так все в точку. Линия в жизни, Юрий, это большое дело.

Юрий немного помолчал, будто задумался. Не в гости к родичам ему ехать и не на один день. И все же ответил с вызовом:

— Моя линия уже наметилась — прямо на шестьдесят шестую параллель… И снова умолк. Непонятный человек этот старший лейтенант. Грамотный, кажется, во всем разбирается. А вот не замечает того, что видно даже постороннему. — Я вот о чем хотел вам сказать, товарищ старший лейтенант. Дерьмо ваша Нонка.

— Ты о чем? — удивился Алесь.

— О том самом. Знаю я вашу Нонку еще со школы.

— Ну и что?

— Месяц назад она приезжала к вам?

— Ну, приезжала.

— Тогда я вам не сказал, чтоб на лечение не повлияло. А теперь скажу. Учились мы с ней в одной школе. Знает же меня как облупленного. А когда увидела, сделала вид, будто не узнает. Ну, это мне до лампочки. Я увидел на ее лице страх.

— Какой страх? Чего ей бояться?

— Выходит, есть чего. Испугалась она, чтоб я чего не рассказал. Путалась она с кем попало. Один раз укатила с залетным типом. Полгода не показывалась. Приехала потом, как побитая собака.

— А ведь это не по мужски — говорить такое о женщине. — Алесь чувствовал, что Юрий не зря в последний день завел этот разговор.

— Так если бы это была женщина, а то ни дать ни взять, прости господи… По мне, как хотите. Только вас же жалко. Вы думаете, почему она уже месяц не показывается? Иду на спор, что уже нашла себе хахаля.

— Юрий, прекрати свою грязную болтовню.

— Эх, товарищ старший лейтенант. Еще раз говорю: мне все это до лампочки. Но если уж совсем на откровенность, то мне не так вас, как Наталью Николаевну жалко. Она ведь потянулась к вам. Хотите верьте, хотите нет, у меня на это глаз. Наталья Николаевна… вот кто правильный человек. Я бы за такую жизни не пожалел. Удивляюсь я мужикам. Да встреться она в моей жизни, я бы ради нее горы свернул.

Уходил Юрий из палаты, напевая все ту же переиначенную песенку: «Я уеду к северным оленям…» Болтун! Но все-таки почему Нонка за целый месяц так и не нашла времени навестить его, Алеся? Далеко? Верно, не близко. Но если тебе человек дорог, поедешь к нему и за тридевять земель. Не то что из райцентра в Поречье. Что этот пацан плел о Наталье Николаевне? Будто она тянется к нему, Алесю. Вряд ли. У нее, болтают, есть ухажер, тот самый Иван Валерьянович Корзун. Сильный мужик. Женщины таких любят. Правда, в последнее время он почему-то не показывается…

В палату вошла Марина Яворская. Положив на тумбочку таблетки, хмуро сказала:

— Там ваша сестра Нонна ждет в коридоре.

— Сестра? — удивленно переспросил Алесь.

— Сама так сказала. Она там со своим парнем.

— А почему вы решили, что это ее парень?

— Ну а с кем еще девушке целоваться, как не со своим парнем?

Вот оно что. Значит, сестра? И с поклонником, а он, Алесь, — на всякий случай. Расчетливая девица. А может, Марина ошибается? Ну кто станет в больничном коридоре целоваться? Здесь все-таки больные. Неужели так уж невмоготу?

— Целоваться, конечно, не грех, — пустился Алесь на хитрость. — Но в коридоре же больные.

— А перед вашей палатой закуточек. Туда почти никто не заходит.

— Марина, давай сделаем так: пригласи, пожалуйста, сестру в палату, а потом, немного погодя, зайдите с этим парнем.

— Хорошо. — Едва Марина вышла, как в палату вбежала Нонна:

— Здравствуй, дорогой!

В ее глазах светилась неподдельная радость. Щеки горели ярким румянцем. Господи, как долго она ждала этой минуты! Целый месяц! Думаешь, легко вырваться?

Нет, не верилось, чтобы эти глаза могли обманывать. Марина определенно что-то напутала.

— Ездили в Иваново, — рассказывала Нонна, — перенимали опыт у тамошних ткачих. Не могла дождаться, когда кончится этот семинар. Ты уже ходишь?

Тут-то и вошли Марина Яворская с незнакомым молодым человеком. Завидный парень. Спортивная фигура. Черные вьющиеся волосы, такая же, колечками, борода.

Нонна вспыхнула и, что-то пробормотав, выбежала в коридор.

Молодой человек, назвавшийся Эдиком, и Марина ничего не поняли.

— Чего это она? — спросил Эдик. Спросил так, как если бы только Алесь, «двоюродный брат» Нонны, мог знать, что случилось с его сестрой.

— Не обращайте внимания, — ответил Алесь. — Это у нее бывает.

— Нет, вы не подумайте, — начал объяснять Эдик. — Это у нас серьезно.

— Да не оправдывайтесь. Я охотно верю. Догоняйте Нонну.

— Но она же вернется?

— Нет, Эдик, она не вернется. Она поняла, что причинила мне слишком большую обиду.

— Какую обиду, если не секрет?

— В общем-то дело простое. Наследство не поделили, — сказал Алесь. Пусть разбираются сами. К нему, Алесю, Нонна, ясное дело, больше не придет и потом, в городе, будет избегать встреч. А вот Эдика попытается обвести. Наговорит всяких небылиц. Это она умеет. Удивительное дело: врет, а такое при этом у нее открытое выражение лица, такой правдивый тон. Редкий дар. Может, надо было открыть этому Эдику глаза? Нет, пускай сам хлебнет лиха, это ему на пользу. А сам он, Алесь, любил Нонну? Она ему нравилась. Но в последнее время все перевернулось вверх дном. Ему стало так хорошо. Даже то, что он прикован к постели, уже не казалось несчастьем. Алесь настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как вошла Наталья Николаевна.

— Александр Петрович, вы что-то загрустили. Что-нибудь случилось?

— Да нет, пустяки. Юрка вот ушел. Беспутный вроде парень, а выписался и как-то одиноко стало.

— Скоро и вас отпустим. Завтра снимем вытяжение, еще две-три недельки, и можно будет настраиваться на выписку. Забудете потом, что где-то есть такое Поречье.

Алесь уловил в словах Натальи Николаевны приглашение к разговору, касавшемуся их обоих. Когда Юрий, бывало, скажет, что-де Наталья Николаевна нравится старшему лейтенанту, она не сердилась, скорее — испытывала смущение. Шутки шутками, а Юрка-то, похоже, прав. Сказать ей об этом? Нет, надо сперва выяснить, какую роль отвела Наталья Николаевна Корзуну. Что тот подбивал к ней клинья, ни для кого не секрет. А приняла ли она его ухаживания? И Алесь не без задней мысли спросил:

— А кто будет снимать вытяжение? Приедет Иван Валерьянович?

— Он не приедет.

— По-моему, я ничем его не обидел.

— Не вы, а я его обидела.

Алесь тактично промолчал. Он понимал, что произнесенные Натальей Николаевной слова требуют продолжения, и ждал его.

— Почему вы не спросите, чем я его обидела?

— Неудобно.

— Деликатный вы, Александр Петрович. Но вам я все же скажу. Он предложил мне выйти за него замуж. Я отказалась.

Неужели это из-за него, Алеся? Такие вещи не рассказывают людям, к которым ты равнодушен. А раз так, почему бы не спросить у Натальи Николаевны и о другом. Начал издалека.

— Не понимаю я вас. Иван Валерьянович видный мужчина, занимает высокий пост.

У Натальи расширились глаза:

— Думаете одно, а говорите другое.

— Как это — говорить одно, а думать другое?

— Не притворяйтесь, Александр Петрович. Вас-то я узнала хорошо. При чем тут высокий пост?

— А разве такого не бывает?

— Бывает, конечно. И даже не так редко. Но мы же говорим не вообще, а конкретно, обо мне.

— Если конкретно, то я сдаюсь, — Алесь немного помолчал. Ему пришла в голову одна мысль, и он не мог решить, говорить об этом Наталье Николаевне или лучше промолчать. Решил все же поделиться.

— Вы знаете, что сказал о вас Андриц, когда выписывался?

— Если что-нибудь плохое, то не надо.

— Да нет, плохого о вас он сказать не мог.

— Но и хорошего от этого вертопраха тоже ждать не приходилось.

— Зря вы о нем так. «Наталья Николаевна, — сказал он, — вот кто правильный человек. Я бы за такую жизни не пожалел».

— Вот уж от кого не ожидала подобного, — немного смутилась Наталья. — А вы дипломат, Александр Петрович.

— Да какой из меня дипломат?

— Что дипломат, так это точно. Когда я сказала вам, чем обидела Ивана Валерьяновича, вы начали перечислять все его достоинства: и видный мужчина, и занимает высокий пост. Для чего вы все это делали? Чтобы убедить меня, что я сделала ошибку?

— Да нет.

— Нет. Тогда для чего?

Алесь молчал, как провинившийся школьник. Цель расписывания достоинств Корзуна была шита белыми нитками. По своей мужской наивности Калан считал, что Наталья Николаевна этого не заметит. Заметила. Притом сразу же.

— Молчите? — переспросила Наталья. — Тогда я вам скажу. Вы хотите узнать, почему я отказалась выйти замуж за Ивана Валерьяновича? Ведь так?

— Если честно, то да.

— А вот этого я вам не скажу. Вот так, дорогой Александр Петрович. Быстрее поправляйтесь, — сказала Наталья и, лукаво улыбнувшись, стремительно вышла из палаты.

Что все это значит? Что угодно, но только не равнодушие. Так равнодушные женщины не поступают. Эта лукавая улыбка, которую Наталья подарила Алесю, когда уходила из палаты. «Вот так, дорогой Александр Петрович», — звучали в ушах ее слова.

В глаза внезапно ударил яркий свет. Это, оказывается, пришла Марина Яворская.

— Вы что, уже спать улеглись?

— Да нет, рано еще, — ответил Алесь.

— Тогда примите лекарство.

— Зачем мне лекарство? В моем деле главное — время.

— Это вы скажите Наталье Николаевне. Назначения-то делает она, а не я.

— Попадись вам, — шутливо заметил Алесь, — так начнете пичкать разными снадобьями, что не знаешь, куда от них и деться.

— Ой, так уж и напичкали мы вас. К тому же вам назначаются почти одни витамины. Вы знаете, зачем они нужны человеку?

— В школе проходили, — ответил, стараясь казаться серьезным, Алесь.

— Разве что. А то я бы могла рассказать вам, что витамины участвуют в очень важных вопросах.

Алесь больше не мог держаться, рассмеялся. Наивная эта Марина, но добрая. Она готова рассказывать все и обо всем. Даже о витаминах, которые «участвуют в очень важных вопросах».

— Скучно небось в этой больнице? — решил отвлечься Алесь. — С дежурства на дежурство. Что-нибудь для себя, поди, и сделать некогда.

— Ой, что вы говорите? У нас такая сейчас интересная работа. А скоро… — Марина посмотрела на дверь и, немного понизив голос, заговорщицким тоном закончила: — Скоро у нас будет водолечебница.

— Что еще за водолечебница? — заинтересовался Алесь.

— Вы какую воду пьете?

— Ну какую? Обыкновенную.

— А вот и нет. Это живая вода. Наталья Николаевна из криницы вам приносит.

Алесь посмотрел на графин, стоявший на тумбочке. Вода как вода. Налил немного в стакан. Попробовал на вкус. Вроде бы с горчинкой, но приятная. Еще глоток. Что-то даже пощипывает.

— Ну как? — поинтересовалась Марина.

— Кажется, ничего.

— Кажется, — иронически повторила Марина. — Да этой воде, говорит Наталья Николаевна, цены нет. Она покойника может поставить на ноги.

Засыпал Алесь при открытом окне. Прохладный воздух приносил с собой слабый аромат пробуждавшейся весны. Вот только непонятно: откуда еще этот едва ощутимый аромат? То ли от садовых кустарников, то ли от криницы, из которой Наташа приносит Алесю живую воду.