Главный врач

32

В ординаторскую больницы вбежала Марина Яворская.

— Ой, Наталья Николаевна, к нам большая комиссия приехала.

Сидевшие за своими письменными столами врачи подняли головы и посмотрели через окно во двор. Ангелина Степановна, присмотревшись к приезжим, сорвалась с места и с криком «Папа приехал!» побежала во двор. Встала со своего места и Наталья. Истории болезни своих больных она никогда не вела в кабинете. Записывала дневники вместе со всеми в ординаторской. Вышла в коридор. А по нему уже шагали к кабинету главврача Мезенцев, рядом с ним, ухватившись за руку, семенила Лина и чуть в стороне степенно шел незнакомый мужчина.

— Здравствуйте, Наталья Николаевна, — первым приветствовал Титову Мезенцев. — Приглашайте нас в свой кабинет.

— Пожалуйста, заходите, — открыла дверь Титова.

— Знакомьтесь, начальник Вольского ПМК Сапего Илья Касьянович. Не ожидали?

— Признаться, нет.

— Тем лучше. Приятная неожиданность всегда поднимает настроение. Я уже в общих чертах рассказал Илье Касьяновичу о ваших нуждах. Пристройка к больничному корпусу обойдется вам в несколько десятков тысяч. Где вы собираетесь брать деньги? Своих, как я понимаю, у вас нет.

— Папочка, — вмешалась в разговор Лина. — Если уж и делать пристройку, то не только к больнице, но и к жилому дому для медицинского персонала. Ты знаком с последними партийными документами? Производство производством, но не надо забывать и о соцкультбыте. А к нам едут и едут специалисты. Где размещать их, по-твоему?

— Видал, Илья Касьянович? — засмеялся Мезенцев, обращаясь к приехавшему вместе с ним начальнику районной ПМК. — Вот она, теперешняя молодежь? Не надо газет читать. Она тебе и про партийные документы, и про соцкультбыт расскажет. Только берись да делай!

Лина уловила в словах отца иронию, но не сдалась:

— Недавно Наталью Николаевну вызвали в министерство. Там говорят: дадим вам еще врачей, оборудование. Работайте только, оздоравливайте людей. А если получится, ваш опыт распространим на всю республику.

Мезенцев, видно, не привык разговаривать с дочерью всерьез и поэтому обратился к Наталье:

— Тут еще много вопросов. Ваш совхоз только-только становится на ноги. Но в области я нашел заинтересованных людей и кое-что пробил. Надо еще подключить ваш райком, и можно начинать. Илья Касьянович, когда будет проектно-сметная документация?

— Раньше чем месяца через два не смогу, Степан Свиридович. Вы же знаете…

— Я берусь все сделать за две недели, — сказала Наталья.

— Как это «берусь»? — удивленно уставился на нее Мезенцев. — Вы что, инженер?

— Не инженер. Но у нас тут работает целая группа специалистов именно по этой части.

— Если так, то дело упрощается.

— Словом, так, — заключил Мезенцев, — через недельку я приеду, возьмем с собою Наталью Николаевну и — к первому. Думаю, поддержит. А после этого все будет зависеть от тебя…

— А может, зря все это? — не то спросила, не то сама себе сказала Наталья за ужином.

— Как это зря? — удивилась Лина.

— Да вот и с водолечебницей, видишь, все заглохло. Даже родничок наш приказал долго жить. Ключик…

Марья Саввишна спохватилась:

— Вот старая! Все забывать стала. Оксанка-то нашла твой ключик.

— Как нашла?!

— Сегодня были мы с ней в лесу, — начала рассказывать Марья Саввишна. Подошли к месту, где был родник. Я, значит, ищу себе нужную травку, а Оксанка ковыряется в ямке. Вижу, потянула за кончик какой-то тряпки. Тянула, тянула и вытянула-таки. И тут же стало сочиться. Давай и я ей помогать. А там, не поверите, кол забит. Расшатала я его, вытащила. Как ударит! Не только Оксанка, даже я, старая баба, перепугалась. Вот, говори, Наталья, спасибо Оксанке: нашла твой ключик.

Наталья бросила на стол вилку, подбежала к Оксанке и давай ее целовать:

— Ах ты ж моя умница! Нашла-таки! Ну спасибо, спасибо тебе, родная.

— И кому пришло в голову забить родник? — не могла успокоиться Марья Саввишна.

— Кому-то, значит, это выгодно, — сказала Лина. — А он все же пробился. Вот так пробьется и все хорошее. Как бы и чем бы его ни затыкали.

Вечерами к Титовым, у которых жили Люда Каледа и Лина Мезенцева, часто приходили еще Вольдемар Козел и Людины дипломники. Вольдемар — всегда с магнитофоном. А сегодня он еще вырядился в куртку цвета хаки с надписью на груди: «U.S.Army». Люда, не щадившая никого, сразу же заявила:

— Никак, к нам прибыл американский военный атташе? Не припомнишь, Наталья, ты его звала?

— Не надо завидовать, — парировал Вольдемар. — Между прочим, это не какой-нибудь там суррогат, а настоящая импортная вещь.

— Дурак ты импортный, — отрезала Люда. — И как таким оболтусам дипломы выдают, ума не приложу. Не завидую я тебе, Наташа. Наплачешься ты с ним.

Наталья хотела было защитить коллегу, но на него дружно навалилась неразлучная парочка — Слава с Юлей, — и Вольдемар, с видом непонятого оракула, ушел. Даже уговоры Марьи Саввишны не помогли.

— Ну зачем ты так, Люда? — не на шутку огорчилась Наталья. — Теперь у меня в коллективе — конфликт.

— А что он такой, — добавила Лина, — так это же его не вина, а беда.

— Ну как вы не понимаете! — горячо заговорила Люда. — Это же очень серьезно. Это щели, через которые к нам просачивается гниль. Троянский конь. Ничего себе шалости! Такие, как ваш Вольдемар, опасны тем, что находят таких же бездумных подражателей.

После этой короткой стычки Наталья уж и не знала, как перейти к разговору, который был у нее намечен. Решила говорить без обиняков.

— Вы знаете, мы с Линой попали в тупик.

Все посмотрели на Лину, как будто на ее лице можно было прочесть, что там еще за тупик. Но та и сама не догадывалась, куда клонит Наталья.

— Нам, кажется, удалось уладить вопрос о двух пристройках — к больнице и к нашему жилому дому. Остановка за проектно-сметной документацией. Это и есть тупик.

— Ну и Наталья, — развела руками Люда. — Сватала за одного, а как до дела дошло, так сразу и второй объявился. Не сваха, а талант.

— Людочка, да я же понимаю, что работы у вас без наших пристроек под завязку…

— Не подлизывайся. Будто я тебя не знаю. Тут — как ребята. Они, видишь, и так без выходных вкалывают. Говори с ними.

— Раз мы настроились на лауреатство, — ответил за всех Слава, — то ничего не поделаешь. Я «за».

Согласие было единодушным.

Расходились поздно. Наталья, Лина и Люда собирались уже ложиться спать, как на веранде, словно привидение, возникла Вера Терехова. Недавно, под нажимом Корзуна, ее выписали из больницы. Конечно, здоровье к ней не вернулось, но наступило улучшение — она успокоилась, на лице уже не было тех болевых гримас, которые прежде выдавали разрушительную работу болезни.

Вера немного потопталась на месте, пригладила рукой сползшую на висок прядь волос. Огляделась, будто хотела призвать Люду и Лину в свидетели. Тихим извиняющимся голосом начала:

— Миленькая Наталья Николаевна! Не знаю, как вас и благодарить. Вы и только вы поставили меня на ноги.

— Вера, вы что, за этим только и пришли? Так уже поздно. Давайте завтра утром. Потолкуем заодно, как вам быть дальше.

— За этим, за этим, миленькая Наталья Николаевна. Но у вас всегда много людей, и вам не до меня.

— Вера, ну что вы говорите!

— Я вот еще что. Хотела бы взять к себе Оксанку.

— Оксанку? — холодея, переспросила Наталья.

— Да. Я чувствую себя хорошо и вполне могу за нею присмотреть.

Наталья перевела дыхание, еще толком не зная, что скажет Вере.

— Может, все-таки завтра? — ухватилась она за соломинку. — Девочка уже спит…

— Ничего. Я осторожненько возьму ее на руки. Она даже не проснется.

— А вот этого-то и нельзя. — Голос у Натальи окреп, это был голос врача, который в чем в чем, а в таких вопросах разбирается. — Брать ее на руки вам нельзя.

— Почему, Наталья Николаевна?

— Потому, что спина у вас еще не окрепла. Может пойти прахом все лечение.

— Но я же чувствую себя совсем хорошо, — не сдавалась Вера.

Ну как ты ее убедишь, что чувствовать себя хорошо — это еще не все. Не скажешь же, что болезнь только притаилась на время и когда она проявится снова, никто не знает. Даже самый опытный врач. Поднять тяжесть — это значит повредить и без того хрупкие позвонки. Нет, брать сейчас Оксанку на руки Вере действительно нельзя. Сказать ей правду тоже нельзя. Пусть уж лучше сердится, пусть считает ее, Наталью, черствой.

— Нет, Вера. Думай что хочешь, но Оксанку сейчас я тебе не отдам. Она спит с бабушкой. Мы всех разбудим. А это будет не по-человечески. Пришла бы ты раньше — другое дело. А сейчас поздно. Так что уж извини.

— Но это же моя дочь, — сквозь слезы проговорила Вера.

— Правильно. Твоя, и никто у тебя ее не отнимает. Завтра, если хочешь, я сама ее приведу. А сейчас иди домой и ложись спать.

Назавтра в больнице появился капитан Червяков.

— Как состояние Калана? С ним уже можно поговорить? Я прежде справлялся — худо ему было.

— Сейчас уже можно. А раньше действительно был плох.

— Так я, с вашего позволения, зайду к нему?

— Я провожу вас. Только, пожалуйста, недолго. И не удивляйтесь, что он мало вам скажет.

Направились в палату. Червяков узнал — та самая. Давно ли он был здесь? Тот случай был проще: в дорожном происшествии пострадали оба — и пьяный угонщик машины Юрий Андриц, и его преследователь инспектор ГАИ Александр Калан. Оказался под рукой и свидетель — Иван Валерьянович Корзун. С пьяницей Пашуком повозиться пришлось дольше. Пашук начисто отрицал свою вину. Пришлось по крупице собирать улики.

А как быть, с какого боку подступиться к бандитскому нападению, которое чуть не стоило жизни Калану? Тут ни малейшей зацепки не было. Вся надежда на Алеся. Может, он что-нибудь помнит? Скажем, номер машины, на которой приехали браконьеры. Вот с этой надеждой и приехал в Поречскую больницу капитан Червяков.

— Ну как, Алесь? — поздоровавшись и присев на стул у кровати, спросил Червяков. — Все более-менее в порядке?

— А что со мной может статься? — с некоторой бравадой ответил Алесь.

— И то верно, — согласился капитан, хотя отлично знал, что статься с Алесем могло всякое. Был, можно сказать, на волосок от смерти. — Ну а хоть что-нибудь помнишь? Как ты нарвался на браконьеров? Сколько их было? На чем приехали?

— Чего не помню, того не помню.

— Как же так, Алесь? Неужели ты ничем нам не поможешь?

— Ретроградная амнезия, — шепотом произнесла Наталья. Червяков знал, что это такое: выпадение памяти обо всем, что предшествовало травме. Что-то похожее было и с самой Титовой после нападения Пашука.

Ничего не удалось выяснить капитану Червякову. Разве что своими глазами увидел последствия травмы. Но экспертное заключение районного хирурга Павла Павловича Линько о тяжком повреждении головы Алеся давно лежало в деле и нисколько не приближало к главному: кто же они, преступники.

Еще раньше Червяков был у Заневского, вместе с ним и с Мишей Ведерниковым выезжали на место происшествия. Никаких тебе окурков или тряпок, ни клочка бумаги. Лишь пятно спекшейся крови на том месте, где лежала убитая лосиха, да слегка примятая трава. Впрочем, нет, кое-что удалось: заснять и сделать слепок протектора. Слепок получился достаточно четким: колесо прошло по песку, тоже залитому кровью. Но что след? Сколько их, колес, с таким рисунком протектора? И все-таки Червяков решил еще раз съездить туда с Мишей. Заневского не стал беспокоить. Когда приехали, попросил Мишу:

— Расскажи еще раз все по порядку, до мелочей.

— Так я уже говорил, — начал Миша. — Разошлись мы с директором: у него свой сектор, у меня — свой. Он еще спросил: «Ты в соревнованиях по ориентированию участвовал?» — «Участвовал». Ну и начали искать. Вот в этом месте лежал товарищ старший лейтенант. А рядом — большая лужа крови. Сперва я подумал: ну все, погиб наш старший лейтенант. Потом увидел лосенка. Ага, картина ясная. Мать его убили, и чтоб не было свидетелей, пытались сделать то же самое и с товарищем старшим лейтенантом.

— Та-ак… И больше ничего не видели?

— А что еще?

— Ну там мелочь какую-нибудь. Пыж, клочок бумаги. Да мало ли что.

— Нет, товарищ капитан. Бандюки, видно, опытные. Никаких следов… А что, если ничего нового узнать не удастся, так все и заглохнет? — спросил больше из любопытства Ведерников.

— Не будем загадывать наперед, Миша. Бывает и так: бьемся-бьемся, а улик никаких. Концы в воду. Досадно, но дело приходится закрывать.

— И что, преступники так и остаются гулять на свободе?

— Бывает, что и остаются.

— Но это же несправедливо.

— Несправедливо. Да что поделаешь?

В общем Червяков побывал в больнице, на месте происшествия, поговорил в деревне с людьми да так, как показалось многим, ни с чем и уехал.

Когда Наталья рассказала матери, что вечером приходила Вера Терехова и хотела забрать Оксанку, та прямо обомлела:

— Да как же так? Дитё привыкло к нам, мы — к нему. И теперь отдавать больной матери? А если все-таки эта хвороба заразная?

— Придется, мама. Тут уж ничего не поделаешь. Я и так вчера еле уговорила Веру оставить Оксанку до утра. А теперь надо Оксанку отвести.

Девочка занималась со своими игрушками, но краем уха прислушивалась к разговору. Когда же поняла, что говорят о ней, ее внимание удвоилось.

— А мы давайте маму возьмем к себе, — одним махом разрешила она все проблемы.

Наталья и Марья Саввишна переглянулись. Вот и сохрани что-нибудь в тайне. Нет, при детях говори, да оглядывайся. Наталье ничего не оставалось, как предложить:

— Давай, Оксанка, хоть проведаем маму. Посмотрим, что она делает. Может, чем-нибудь ей поможем. Ты же бабушке помогаешь?

— Так бабушка же старая, — резонно заметила Оксанка.

— Старая, правильно. А мама твоя еще не совсем поправилась. Ей тоже нужно помогать. А ты уже девочка большая. Ну-ка сколько тебе лет?

— Половина годика и четыре.

— Вот видишь. Так как? Пойдем проведаем?

— А бабушка Марья?

— А бабушка побудет пока дома. Договорились? Мы же с тобой женщины. А женщины должны помогать друг другу.

Собрались, пошли. Но как только ступили на площадку перед квартирой Тереховых, Оксанка заупрямилась:

— Я не хочу домой. Хочу к бабушке Марье.

Наталья не знала, что и делать. Раньше Оксанка часто хныкала, просилась домой. А тут все наоборот. Как образумить ребенка?

— Оксанка, мы только поможем маме и пойдем к бабушке. А если захочешь, заберем и ее к себе. Мама, наверное, сидит и плачет. Ждет свою Оксанку. Ты же не хочешь, чтобы мама плакала и чтобы у нее от этого снова заболела спинка?

— Я хочу к бабушке!

Да, тут любые доводы бессильны. Маленьким детям не нужно много времени, чтобы привязаться к тем, кто по-матерински о них заботится, болеет за них душой так же, как настоящая мать.

Вера услышала-таки разговор на площадке. Открыла дверь, бросилась, обливаясь слезами, к Оксанке:

— Доченька! Что ты, доченька? Не узнаешь свою маму?

Вспомнила-таки Оксанка мать, все вспомнила. Или, может, на нее подействовали слезы? Как бы там ни было, но она доверчиво приняла руку матери и прошла вместе с нею в открытую дверь.