Главный врач

36

Первыми жителями Молодежного района стали Куприяновы. Но вот пришла очередь и Марины Яворской, теперь уже Ведерниковой.

Вся она светилась от счастья. Что брать с собою? Да, считай, нечего брать. Разве что чемодан с разными там женскими мелочами да пару вешалок с платьями, костюмчиком и пальто. Мебелью она не обзаводилась. Все, что есть в комнате, больничное. Да если бы и было что? В новый дом старую рухлядь? Нет, ни к чему. Они с Мишей соберутся — пусть не сегодня и, может быть, даже и не завтра — и купят себе новый мебельный гарнитур. Такой, чтоб был и удобен, и красив, и моден. Ведь это на всю жизнь.

Галина Чередович оставалась одна. Она, конечно, радовалась за подругу, но радость была пополам с горечью. Улыбалась, но улыбка была какая-то жалкая, вымученная. Будто ей приказали: «Ну улыбнись же! Хоть самую малость».

Все уже знали, что она беременна. Скрывать дальше уже было нельзя. Но кто, кто отец ее будущего ребенка? Странная эта Галина: не скажешь, чтобы была с характером, а вот, поди ж ты, до сих пор никому ничего не сказала. Даже своей лучшей подруге — Марине. Сколько раз Марина пыталась выведать ее тайну, но так ничего и не добилась.

— Ну телка ты, Галина. Одно слово — телка, — пожимала Марина плечами. Сколько ты получаешь?

— Восемьдесят. А с добавочными дежурствами — сто.

— И ты собираешься на них прожить?

— Живут же люди. И детей растят.

— Так они хоть алименты получают.

— Стыдно мне, Марина, выпрашивать.

— А не стыдно будет держать ребенка в тряпье?

— Не будет он в тряпье.

— Боже, какая же ты все-таки дура!

— Не обижайся, Марина, — просила ее Галина на прощанье. — Может, я и правда делаю что-то не так. Но иначе не могу. Счастья вам с Мишей.

И вот Галина осталась наедине со своими невеселыми думами. Теперь ей уже некого стесняться. Упала на свою кровать, зарылась головой в подушку, залилась слезами. Потом постепенно успокоилась и не заметила, как уснула. Это только кажется, что сон — вычеркнутая страница из книги жизни. Ого, как бы не так! Не будь сна, организм разладился бы в самое короткое время. Известно, например: чем в старости меньше человек спит, тем быстрее он дряхлеет.

Проснулась, когда солнце уже было высоко. Полежала в раздумье. Потом, будто решилась на что-то очень серьезное, быстро встала, умылась холодной водой, надела свое выходное платье и — на автобусную остановку. Села в проходящем автобусе на заднее сиденье, чтобы поменьше обращали на нее внимания, и снова ушла в свои мысли.

Как же это она решилась поехать к Ивану Валерьяновичу? Ясно даже не представляла, что ему скажет. Так, какой-то безотчетный порыв. Посмотрит на него. Это ей нужно, чтобы знать, как жить дальше. Догадается же, с чем она к нему приехала.

Иван Валерьянович был у себя в кабинете. Села в приемной на стул. И тут вдруг от ее решимости не осталось и следа. Он может подумать, что пришла к нему чего-нибудь просить. Да не нужна ей никакая его помощь. А что нужно? Она и сама не знает.

Секретарь-машинистка раз и другой посмотрела на Галину, наконец спросила:

— Вам к Ивану Валерьяновичу?

— Нет-нет, — поспешно ответила Галина. Поднялась и хотела было уже уходить, как вдруг открылась дверь кабинета и на пороге показался сам Корзун. Всмотрелся в лицо, узнал.

— Вы ко мне?

— Да… То есть нет…

— Зайдите, — уловив нерешительность Галины, сказал Корзун.

Неуверенно вошла. Глаз у Ивана Валерьяновича наметанный, еще в приемной заметил: беременна. И претензии, естественно, к нему. Что ж, и по времени совпадает, и вообще водится за ним такой грех, не зря хвастал приятелям: «Иду вдоль забора и боюсь, что каждая доска от меня забеременеет». Знать бы, что она никому о нем не сказала и что готова все перенести молчаливо и безропотно — прошел бы мимо. Но все женщины болтливы, как сороки. С какой стати эта будет исключением? Чертовски неприятно! Не успел стать главным врачом, как уже дал повод для сплетен. Главный врач района — это как-никак фигура, и нельзя допускать, чтобы о нем болтали в подворотнях.

— Вас, помнится, Галиной зовут? — спросил Корзун, усадив ее напротив.

Вопрос, казалось, был рассчитан точно: сразу указать этой простушке расстояние. Но Иван Валерьянович переборщил: Галина беззвучно заплакала, потом встала и направилась к двери. Корзун проворно выскочил из-за стола. Не хватало, чтобы сейчас ее увидели: беременную женщину, которая вышла заплаканной из кабинета главврача. Что случилось? Догадаться нетрудно. И кроме того, он, Иван Валерьянович, не выяснил главного: знает ли о нем еще кто-нибудь?

— Ну хорошо, — перешел Корзун с официального тона на дружеский. — Ты кому-нибудь говорила о… Ну, о том, что между нами было?

— Нет.

— Умница, — обрадовался Корзун. — У тебя родители есть? Где они?

— В Брашинском районе.

— Тебе было бы лучше поехать к ним.

— Не могу.

— Почему?

— Стыдно. Меня там все знают.

— А еще куда-нибудь?

— Кто меня такую на работу примет?

— Да, тут есть сложность. Что же нам делать? — спросил Корзун не столько Галину, сколько себя. Жениться? Чепуха! В его теперешнем положении это конец всему. Раньше — да. А теперь это уже совсем другое дело. Вынужденная женитьба. О таких вещах отзываются не очень похвально. Нет-нет, о женитьбе не может быть и речи. Но и отмахнуться теперь не отмахнешься. Что же все-таки придумать?

— Как у тебя с жильем?

— Комната в больничном доме. Жили с подругой. Но теперь она вышла замуж и съехала. Осталась я одна.

— Ну, хоть с этим все в порядке. Комната останется за тобой. Подселять к матерям-одиночкам теперь не имеют права. А сколько ты получаешь?

— Восемьдесят рублей. Иногда чуть больше.

— Сколько тебе еще нужно?

Это, наверное, опять был перебор. Галина поспешно вытерла слезы, слегка подсушила пудрой лицо.

— Извините, — сказала. И вышла.

Корзун не знал, торжествовать ли ему победу или бранить себя. Все-таки решил, что Галина будет хранить молчание. Гордая…