В приемном покое на кушетке лежал не старый еще мужчина. Лицо бледное, глаза запавшие. Пульс частит. С трудом справляется сердце. Но тут не просто нехватка кислорода. Язык сухой, шершавый, как щетка. Значит, что-то неблагополучно с животом. Так и есть: напряжен, как доска, говорят в таких случаях медики.
— Когда заболели? — спросила Наталья.
От больного ответа не добилась. Попробовала узнать у молодой женщины, приехавшей с больным. Жена, как выяснилось.
— Всего один день, — ответила та. — Схапило раптом. Вчера еще был здоров.
«Всего один день», — мысленно повторила Наталья. Как все относительно. Людям кажется, что это совсем немного, а на самом деле… Присмотрелась внимательнее. На животе — круглый синяк. Как после банок, только куда больше.
— А это что? — спросила Наталья у женщины.
— Соседка посоветовала поставить горшок вместо банок.
Вот это уже совсем плохо! От такой банки не польза, а прямой вред. Но почему люди берутся за то, о чем не имеют и малейшего понятия? Да что теперь об этом говорить. Надо звонить районному хирургу.
Павла Павловича Линько нашла дома. «Острый живот, говорите?» — «Да, Пал Палыч. И сомнений никаких». Линько помедлил, а потом сказал: «Придется все-таки везти его к нам. Но как можно скорее». Машина была под боком, и Наталья сама повезла больного, введя ему перед этим лекарства.
Ошибки не было: Пал Палыч сразу определил прободение язвы желудка. Захлопотал об операции.
— Я могу вам помочь? — спросила Наталья.
— Нет. Каждый должен заниматься своим делом. Мои помощницы всегда наготове.
— Я все-таки обожду здесь.
Возвращалась под утро, уже зная, что операция прошла благополучно. Вылезла у больницы. Машину отпустила. Присела в своем кабинете на диван да и заснула. Спала, не просыпаясь, до начала рабочего дня. А когда же у сельского врача бывает ему конец? Центральная бухгалтерия требует, чтобы в табеле рабочего времени указывались начало и конец рабочего дня. Пишут, понятно, то, что требуется для бухгалтерии.
Не успела толком привести себя в порядок, как в коридоре послышался шум и в кабинет ввалилась ватага студентов. Впереди — Люда Каледа.
— Хоть бы позвонила, — обнимая ее, сказала Наталья.
— А зачем? У нас разговор был? Был. Кто просил приехать? Некая Титова. Или, может, уже не Титова? А? — тараторила Люда.
— Нет, фамилия прежняя.
— Смотри, Наталья! Женский век не то, что доброе вино в подвалах. Ну да об этом успеется. Сейчас о другом. Знакомься, пожалуйста.
Какие они молодые и какие все разные! Четыре девушки и четыре парня. Три девушки были в брюках-бананах. Курточки с нашитыми на плечах полосками в виде погон. Лишь одна из четырех девушек была в платье. Эта, видно, понимала толк в одежде. Платье не простое, а вязаное, плотно облегающее тело. Все верно: прятать такие формы в бесформенную одежду?! Да, будет теперь у кого перенимать последнюю моду. У молодых поречанок дело за этим не станет. Ну а парни? Все в не вышедших пока еще из моды джинсах с традиционными бляхами. Правда, прибавились широкие, почти во все бедро, накладные карманы. Не спереди, а с боков. Интересные ребята, особенно этот, белокурый. Впереди на футболке изображение дружинника в древнерусском шлеме. Внизу непонятная для Натальи надпись «гриди». На спине старославянская надпись «Полоцк». Как и у дружинника на футболке, у студента были такие же усы и курчавая борода. Когда знакомились и студент протягивал Наталье руку, девушка, стоявшая рядом, с явной тревогой посмотрела на своего студента-«гриди». «И чего она так встревожилась? — внутренне улыбнулась Наталья. — Неужели приревновала? Да мы же еще совсем не знаем друг друга». Женщины чутко улавливают опасность, когда сталкиваются с возможными соперницами. Они как птицы или животные, чувствующие наступление ненастья.
— Вы полочанин? — спросила парня Наталья.
— Полочанин.
— Из Полоцка?
— Из Полоцка.
— А что такое «гриди»?
— Молодший дружинник, как говорили в старину.
Удивила Наталью эта футболка и своей красочностью, и оригинальностью. Титова не раз видела на молодых парнях такие же футболки, но с дурацким подражанием всему иностранному «Adidas», «Lewys» и даже «Ney-Vork». А вот у этого Славы все русское. И что интересно, на эти надписи и рисунок обращают куда большее внимание, чем на все эти «адидасы». Вот что значит настоящая выдумка. Где только Слава все это мог сделать? Ну да удивляться не приходится. Он ведь архитектор, а значит, и художник. И нисколько не вычурными кажутся его русая борода и такие же усы. Даже не назовешь его «патлатиком», как называют многих длинноволосых, хотя волосы длинные и у него. Но зато какие волосы! Как у настоящего русского богатыря. Надень на него древнерусский шлем и кольчугу, и впрямь бы выглядел былинным русским богатырем. Не зря, ох не зря так ревниво поглядывает на него его подруга, смотрит, на кого он больше обращает внимание.
— Куда же вас поселить, мои дорогие? — захлопотала Наталья. — Ты, Люда, будешь жить у меня. А этими бравыми парнями и их подругами пусть занимается директор совхоза. — Наталья набрала номер телефона. — Виктор Сильвестрович? Приехали! Ну как кто? Они самые… Восемь человек и девятая моя Люда. Да? Хорошо… Все в порядке, сейчас будет машина, — сказала Наталья гостям.
Ждать пришлось долгонько. Да и то — договориться о размещении восьмерых человек не так-то просто. Когда машина со студентами ушла, Наталья, предупредив дежурный персонал, повела Люду к себе домой.
— Накормлю тебя свежими витаминами. Небось проголодалась?
— Да ты что? Думаешь, если мы выехали чуть свет, так даже и не позавтракали?
— По себе сужу. Я действительно еще не завтракала. И дома не ночевала.
— Не узнаю. Считала тебя девицей строгих правил, а тут… С чего бы это? Надоел монастырский устав?
— Да нет, ночь суматошная выдалась. Привезли больного с запущенным перитонитом. Пришлось в район ехать, ждать там — операция долгая. Вернулась, присела на диван и до вашего приезда проспала. Не раздеваясь.
— Ну, Наташка, работка у тебя…
— У нас у всех она одинаковая. Если, конечно, с совестью все в порядке.
— Слушай, — спохватилась Людмила. — Ты приезжала в Минск с девочкой. Она и сейчас у тебя?
— Да, считай, это моя дочь. У матери дела плохи.
— А как же быть? Я не захватила никаких подарков.
— Не беда. Она у нас не обижена. Поляки на этот счет говорят: цо задужо, то не здрово.
— Ладно, будем считать вопрос закрытым. Кстати, хочу тебя предупредить.
— Что еще?
— Ты будь с моими мальчиками поосторожнее.
— То есть?
— Ты видела, как на тебя смотрела Юлия?
— Подружка Славы?
— Да. Она смотрела на тебя ревнивыми глазами. А этот Слава может вскружить голову кому угодно. Я популярно излагаю?
— Можешь быть спокойна. У меня на этот счет есть отличное противоядие.
— Какое, если не секрет?
— Как-нибудь расскажу.
— Смотри, Наташка. Сохранить коллектив в твоих интересах. Развалится все полетит к чертям собачьим.
Что бы ты ни строил, это делается не на песке и не с кондачка. Все зависит от того, для чего объект нужен. Кто-кто, а Людмила Каледа это понимала. Чтобы не собирать группу дважды, она решила проектировать дворец и водолечебницу одновременно. Начать с дворца. Во-первых, он должен быть красивым. Но этого мало. Нужно еще, чтобы он отвечал своему назначению, то есть был удобным. Но и это, оказывается, не все. Может быть, главное — выбор места. И когда все собрались в конторе (а были тут кроме приезжих директор, парторг, председатель профкома, секретарь комитета комсомола совхоза и, конечно же, Наталья как инициатор всего дела), то первое, с чего начали разговор, был вопрос: где строить? Водолечебницу, понятно, рядом с больницей. А вот дворец… Тут мнения разошлись: каждый доказывал свое.
— Мы так будем переливать из пустого в порожнее до утра, — подал наконец голос Заневский. — Пусть Людмила Петровна внесет предложение, а мы его обсудим. В этих делах, как впрочем и в любых других, нужно, чтобы решали специалисты, а не любители вроде меня и наших совхозных вожаков. Думаю, они за это на меня не обидятся. Потому как разговор о деле.
— Что ж, подход хозяйский, — улыбнулась Люда. — Предлагаю поставить дворец на берегу. Почему? Участок реки перед ним можно будет расширить и углубить, чтоб получился хороший водоем. В дальнейшем построить небольшую лодочную станцию. Зимой это будет прекрасный каток. Главный корпус мы спроектируем так, чтобы второй этаж выдавался в сторону реки. Открытая веранда над рекой. На веранде может быть танцевальная площадка или кафе. Пока не знаю. Нужно подумать. Представляете? Кафе над рекой. По сторонам и перед главным корпусом — благоустроенный сквер. Улица асфальтирована. Красота и уют. Ну как?
Некоторое время все молчали. Каждый по-своему представлял себе будущий дворец. Но то, каким его нарисовала Люда, захватило всех. Первым нарушил тишину Заневский:
— Каву на веранде будем пить, как сказал один наш долгожитель.
— Неужели мы все это построим? — усомнился комсомольский секретарь Валерий Сушко.
— Вот уж от кого, от кого, а от тебя не ожидал, — покачал головой Заневский. — С каких это пор молодые сделались скептиками?
— Да ведь это же… Это настоящая сказка. Зачем мне тогда город? В городе такого нет.
— Что верно, то верно, — согласился Заневский. — Хорошо вы придумали, Людмила Петровна. Так и порешим. Там на берегу пустуют три двора. По-моему, самое подходящее место. Пошли, товарищи, посмотрим? Прикинем что к чему на месте.
— Да лучше не придумать. Все как надо, — согласились Лепешко и Варнава.
— Хорошо, конечно. Но сегодня поднять его мы не поднимем. С год уйдет на согласование документации с проектными организациями, выделение фондов стройматериалов. Я уже не говорю об ассигнованиях. Но к тому времени мы уже разбогатеем и ни у кого помощи просить не будем. Сегодня же наша главная задача — построить жилье для тех, у кого его нет. И построить не времянки, а хорошие, добротные дома. Чтоб люди приживались, входили корнями в нашу сельскую жизнь. Стройматериалы нам дали. Этого отказать нам никто не мог. Не имел права. Вот теперь я вас спрашиваю, дорогие специалисты. Завтра берет ссуду и может начинать строить свой дом наш комсомольский вожак Валерий Сушко. У нас есть типовой проект сельского дома и, понятное дело, все, что требуется в хозяйстве. Так вот я спрашиваю вас, нужно ли нам взять уже готовый проект или вы и здесь нам поможете? Выдумка у вас, я убедился, что надо. Так, может, если уж и обновлять наше Поречье, так обновлять по-настоящему? Как считаете?
— Виктор Сильвестрович, — повернулась Каледа лицом к Заневскому. Дайте нам два дня, и мы вам положим на стол то, что вам хотелось бы.
…Три хаты подряд стояли заброшенные, видно, уже добрый десяток лет. Углы осели, и от этого оконные рамы перекосились. Проемы кое-где были заколочены досками, иные зияли черными дырами. Щепа на крышах прохудилась, покрылась зеленым мхом. Заборы местами лежали на земле.
— Все, что осталось после людей, которые здесь жили. Молодые разлетелись по городам, а старики ушли на покой. Грустная картина, не правда ли? — посмотрел Заневский на Люду.
— Да, слезы подступают.
— И таких дворов, сказать откровенно, немало. Бедновато мы еще живем. Вот и не задерживаются люди. Правда, сейчас заработки у нас неплохие. Ну да дело не в одних заработках. Жилье для людей и свободное время — вот то, в чем мы еще хромаем.
Вошли в один из дворов. Огородик, оказывается, кто-то засадил картошкой. Все остальное, в том числе и небольшой садик, заросло дикой травой.
— И мы хотим превратить эту богом заброшенную землю в сказочный уголок? — снова пал духом Сушко. — Просто не верится.
— А ты поверь. На то ты и комсомол. Людей нужно окрылить! Вот тогда земля наша и расцветет садом. Сюда будут приезжать из других районов, областей, республик. «Вы не знаете, по чьему проекту строился этот дворец?» — «Читайте!» А на фасаде — табличка с надписью: «Дворец построен по проекту лауреатов Государственной премии…»
Приезжие заулыбались: лихо замахнулся директор Поречского совхоза.
— А что? — улыбнулся и Заневский. — Чем черт не шутит. Да если получится так, как нам расписала Людмила Петровна, мы первые начнем хлопотать о присуждении вам премии.
— Ловим вас на слове, Виктор Сильвестрович, — сказала Люда. — Мы-то не оплошаем. Ребята подобрались что надо.
— Значит, по рукам?
— По рукам!