Уж не знаю как, но в мгновение ока я очутилась в стенной нише за дверью графской спальни. Как хорошо придумано, радовалась я, стараясь слиться со стеной. Естественно, если бы кто-то шел в спальню, меня бы сразу видели. Однако распахнутая дверь должна была как раз скрыть меня из виду.
Кто-то вышел из комнаты, ступая мягко как кошка. Неужели граф идет на цыпочках? С чего бы это, в собственном-то доме?
Однако из спальни вышел вовсе не граф. Хоть видно было и плохо, однако тонкий женский силуэт я все же разглядела. Маркиза Шевалон! Женщина, крадучись и озираясь по сторонам, выскользнула из спальни, оставив в двери щель и угрем принялась идти по коридору к выходу. Итак, теперь я убедилась точно: они любовники. Эта мысль наполнила меня почему-то странной горечью, как будто граф… Как будто он был дорог мне! Но ведь это странно, при его-то ко мне ужасном отношении.
Когда силуэт Оливии скрылся в дальнем конце коридора, я решила, что пора и мне честь знать, отправившись восвояси. Здесь делать было больше нечего.
Я уже сделала шаг в сторону, где только что скрылась маркиза, как вдруг из спальни послышался какой-то… Стон? Всхлип? Вздох? Храп? Я замерла с занесенной для шага ногой в воздухе. Затем поставила конечность на пол и прислушалась. Стон — тяжелый, протяжный, но еле различимый даже в тишине спящего замка, повторился.
Сомнений не оставалось: граф у себя, и с ним что-то не так! Думала я недолго, и спустя секунду уже входила в спальню. Там тоже было темно, но на кровати, освещаемой луной из окна, виднелась какая-то куча, заваленная простынями.
Я подошла поближе и вгляделась. Только простыни, но под ними слышались стоны. Моментально я скинула верхнее тряпье и увидела лицо графа. Во рту у него красовался кляп, а глаза завязаны белеющим в темноте полотенцем. Он стонал и жадно вдыхал воздух, раздувая ноздри.
Я лихорадочно сбросила с него оставшиеся простыни и чуть не вскрикнула от ужаса: руки мужа были связаны за спиной веревками, ноги в лодыжках тоже привязаны друг к другу. Видно было что он пытался ослабить веревки из последних сил, но толку было мало, учитывая критическую нехватку воздуха под кучей одеял.
Оливия его связала и закидала простынями, чтобы любовник задохнулся? Но зачем? Я решила, что подумаю об этом потом, сейчас же надо было помочь бедолаге. Я сорвала с повязку с его глаз, вытащила изо рта кляп и пока он кашлял и чертыхался, принялась искать на письменном столе ножницы.
Когда это удалось, я подошла к постели и разрезала стягивающие конечности мужа веревки. Он лежал и наблюдал за моими действиями, однако в ночной темноте взгляд его оставался непроницаемым.
Наконец путы спали и граф уселся, потирая затекшие запястья и лодыжки. Я замерла возле кровати. Будет ли он мне объяснять что-то? Или просто прогонит, как всегда?
— Присядь, — граф похлопал рукой по пустому месту рядом, неожиданно перейдя на ты. Не иначе как от пережитого стресса.
Я повиновалась, хотя все еще не представляла, что от него ожидать.
— Как видишь, я немного… сглупил, — даже в темноте его белозубая улыбка была вполне различима. — Потерял сознание, а когда очнулся… вот.
Граф обвел руками лежавшие на постели простыни и веревки.
— Это Оливия? — спросила я зачем-то, хотя и без того уже знала ответ. — Я видела ее.
Тут же, поймав пристальный взгляд графа, прикусила язык. Во зачем я это сказала? Сейчас он поймет, что я следила за ними!
— Да, — не стал юлить граф. — Женщины страшны в гневе, правда, Арида?
В его голосе прозвучало что-то странное. Как будто он уже не столь сильно ненавидит меня, как раньше.
— А за что она вас так? — я поднялась с кровати. — Впрочем, я и так знаю, можете не утруждаться объяснениями.
— Ничего ты не знаешь, — проговорил граф, тоже поднимаясь. — Ничегошеньки!
И вдруг он резко привлек меня к себе, впившись поцелуем в губы. От неожиданности я не сразу сообразила, что делать. Впрочем, особо делать ничего и не хотелось. Хотелось просто нежиться в его объятиях… вечно.
Затем он также резко, как поцеловал, отстранил меня.
— Нет, не надо, — пробормотал он. — Лучше не надо. Уйди!
Я не заставила себя упрашивать, хотя поведение мужа было более чем странным. Но я знала, что ответы на свои вопросы вряд ли получу.
Уже стоя на пороге, я повернулась и проговорила:
— В следующий раз, когда будете ссориться с Оливией, не забудьте убрать все веревки, ножи и прочие опасные предметы, граф! Спасать вас я больше не намерена.
И я быстро вышла из спальни, пока он не сообразил, что ответить. Все же приятно, когда за тобой остается последнее слово.
Граф Санген Сангиан
Я смотрел вслед Ариде: моя спасительница покинула спальню так спешно, будто бежала от черта! Неужели я действительно ее так пугаю?
Впрочем, сейчас есть о чем подумать и кроме женушки... Например, о поведении Оливии или о бедном Антуане, все еще пребывающем в каком-то помутнении сознания. Так почему же эта девчонка, моя новоиспеченная супруга, без конца лезет в мою голову?
А что она там сказала?… Кажется, видела, как Оливия покидает мою спальню. Как Арида могла это увидеть? Ведь Оливия ушла за пять минут до того, как та сама появилась. Получается, что? Получается, женушка была неподалеку… И что же она делала ночью в коридорах замка, да еще и в моей половине? Интересно….
Мысли мои опять приняли мрачноватый оттенок, впрочем, как всегда, когда я думал об Ариде. Девчонка не дает расслабиться! То флиртует с маркизом… Тут я сама себя оборвал: разве не я сам попросил друга приударить за женой? Вот он и приударил. Все так, но ведь она могла бы и не ходить! Но все же она пошла с ним «на прогулку».
Я схватился за голову: та болела. Оливия, перед тем как связать меня и бросить задыхаться под кучей одеял, оглушила меня, шандарахнув чем-то тяжелым по затылку. Ох уж эти женщины, они меня точно в могилу сведут!
Было бы еще за что злиться! Я ведь всего лишь сообщил маркизе, что никогда ей не быть хозяйкой замка Сангиан. И даже объяснил почему: во-первых, у замка уже есть формальная хозяйка в виде моей столь же формальной жены, а во-вторых, я просто не хочу видеть Оливию ежедневно. Ведь это честно! Маркиза была хороша в постели, особенно лет десять назад. Но это все в прошлом, потому что она успела побывать замужем и овдоветь. И оставшись одна, вспомнила о моем существовании, решив почему-то, что все будет как прежде…
Не будет. Она мне уже не интересна как любовница. И я для начала обезопасил свою приватность, наняв бывшую камеристку Ариды Голоку, которая славилась резким нравом, чтобы та хоть немного отгораживала меня от докучливой маркизы.
Но та не теряла надежды… И я счел необходимым сообщить ей свою точку зрения на наши отношения открыто.
Однако, похоже, лучше бы этого не делал… Если бы не Арида, лежал бы сейчас мертвым под простынями и одеялами, задохнувшись, как пес последний.
А ведь еще королевский бал! Торжество уже через день, как же оно некстати! Не то, чтобы я не хотел показывать жену свету, но все же… Зная ее редкостную любвеобильность, предпочел бы держать в замке вдали от соблазнов. А поцеловал-то я ее зачем, боже!? Вот дурак, не удержался от избытка эмоций от неожиданного спасения!
Я подошел к бару и плеснул виски в стакан. Затем уселся в кресло и принялся смотреть в ночное небо. Мысли блуждали вокруг и около Ариды. Девчонка странная, ей богу… Как будто не та совсем, что была раньше. Как она тогда в беседке развлекалась с тем белобрысым пареньком, каким-то слугой, не иначе… Теперь она стала гораздо серьезнее, умнее, правильнее… Странно все это. И еще лекарства, вот зачем она их пьет?
Вспомнив о лекарствах, я решил завтра же поехать к Трисмегисту и узнать, для какой цели он дал свои подозрительные снадобья Ариде. Заодно можно поинтересоваться у шарлатана, так, на всякий случай, то за напасть приключилась с бедолагой Антуаном. С этой мыслью и уснул, не забыв тщательно запереть двери спальни на случай, если маркиза захочет вернуться, чтобы убедиться в моей смерти.
****
— Скажи мне тогда, зачем ей все эти пилюли и порошки? — я потряс перед Трисмегистом руками, в которых лежали конфискованные у Ариды склянки и таблетки.
Лекарь отводил глаза, мялся, и вообще сначала не хотел даже пускать меня в свое логово. Пришлось пригрозить, что пожалуюсь на него властям: аристократам всегда больше веры, чем рыночным шарлатанам.
Однако признаваться, зачем он снабдил Ариду таким количеством разнообразных лекарств, горе-докторишка не хотел. Запирался, мычал, но не выдавал тайну. А что тут какая-то тайна, я уж не сомневался.
— Она чем-то больна? — пытался я задавать наводящие вопросы. — Чем?
— Ничем, — ответил Трисмегист и добавил:
— Ведь она же прошла предсвадебную проверку.
Что верно, то верно. В Пандионе указом короля, который строго следил за популяцией аристократов, знатным женихам и невестам перед свадьбой надлежало пройти полное медицинское освидетельствование. Без этого разрешение на брак король не выдавал, объясняя этот тем, что ему нужны здоровые потомки родовитых семей, чтобы не вымирали аристократические рода
— Тогда зачем ей лекарства?
— Это витамины!
— Какие к черту витамины? — я встряхнул один пузырек с ядовито-розовыми капсулами. — Вот это для чего?
— Для волос, — пискнул лекарь. — Чтобы цвет и пышность сохранять. А также от гастрита, универсальное средство, экспериментальное! Моя разработка! Там все натурально, на травах сделано, сплошная польза.
— Интересно, — хмыкнул я. — Что за травы розовые такие… А вот это? — Продолговатые пилюли серебристого цвета весело запрыгали в моей руке.
— Это для… — глазки лекаря бегали. — Это для вашей любви, господин!
— Что? — я удивился так, что снадобья выпали у меня из рук. — Для какой такой любви?
— Ну, ведь госпожа Арида чувствует, что вы ее недолюбливаете, — хитрые глазки лекаря поблескивали. — Вот и попросила дать ей что-нибудь, что приманит к ней вашу любовь.
Я озадаченно посмотрел на него. Конечно, я не дурак и не первый день живу, поэтому слыхал, что некоторые дамы прибегают к колдовству, чтобы приворожить мужчину. Но Арида! Это было на нее совсем не похоже. Не такой она была масти. Да я ей нафиг был не нужен, это я знал точно. Не в ее вкусе! Ей нравились белобрысые, тощие юнцы, я сам видел.
Но спорить с Трисмегистом не стал. Отчего-то эта его версия, подозрительной правдивости, мне понравилась.
Однако оставался еще один вопрос. И я, как мог кратко, обрисовал шарлатану состояние маркиза Агастьяна. Как друг озверел во время прогулки с Аридой, как гнался за ней по лесу, как странно краснели его глаза в темноте, как он был сам на себя не похож, и как до сих пор не пришел в ясное сознание.
К моему удивлению, выслушал этот рассказ Трисмегист весьма серьезно. И даже капли пота заблестели на его желтоватом лбу. Затем он нацепил на нос очки в медной оправе и принялся искать что-то на книжных полках. Вытащив одну из книг, лекарь углубился в чтение, напрочь забыв о моем присутствии.
— Ну что там? — окликнул я его, когда спустя полчаса потерял надежду, что он вспомнит обо мне сам.
Трисмегист поднял на меня потускневшие глаза.
— Боюсь, дело плохо, — глухо проговорил он. — И все вы в замке в опасности.