Графиня поневоле

Глава 20

Граф Саген Сангиан

Я уставился на лекаря вне себя от удивления.

— Давай без этих ваших загадок шарлатанских, — оборвал я его. — Говори толком. В чем опасность, от кого исходит и кому грозит? Если ты конечно, все это прямо сейчас не выдумал!

— Вы слышали что-нибудь о вампирах? — лекарь поднял на меня глаза, которые лихорадочно блестели под толстыми стеклами очков.

Я хмыкнул. Так и знал, что этот шарлатан водит меня за нос!

— Если я и слышал о вампирах, то только из детских сказок! — взревел я. — Однако, как видишь, я уже достаточно взрослый, чтобы перестать в сказки верить!

— Это не сказки, — Трисмегист устало вздохнул и как-то обмяк.

Он сунул мне под нос книгу, которую только что читал.

— Вот, глядите, — ткнул лекарь тонким изогнутым пальцем в строки. — Узнаете симптомы?

Я принялся читать:

— … Странное поведение, не контролирует себя, способен убить человека, разорвать на части. Взгляд становится мутный, стеклянный, поведение агрессивное, нападает, пытается догнать, укусить… Отличительная примета — в темноте глаза светятся красным…Если попить крови не получается, впадает в состояние, похожее на кататонию…

— И что? — я отдал обратно книгу. — Это ничего не значит. Антуан не вампир, я его с детства знаю.

— А пропавшие в ваших местах девушки? — склонил голову набок Трисмегист. — Между прочим, все думают, что это вы их жрете в вашем лесном замке!

Он иронично посмотрел на меня поверх очков.

Что! Первый раз слышу подобную чушь! Неужели вокруг считают меня способным на убийство? Да еще женщин? Если я бы и мог кого убить, то вот такого шарлатана и вруна, как Трисмегист!

Я стоял, не решаясь, как поступить. Подумав немного, решил все же выслушать лекаря до конца. Кто его знает, иногда я слышал, что его способности хвалили…

— Вам придется заняться вашим другом, — завил он, поняв, что если я не дал ему в тыкву сразу, то, наверное, уже не дам.

— В каком смысле заняться?

— В каком состоянии он находится с тех пор, как погнался за Аридой?

— В плохом. То есть он как будто не соображает, где находится, и забыл, кто он вообще. Слуги его кормят, белье меняют, а он лежит и в потолок мутным взглядом смотрит. Бормочет еще что-то иногда, мычит…

Трисмегист покивал понимающе, затем прошел к своему алхимическому столу, заваленному ретортами и прочими склянками, принявшись там мешать что-то, отмеривать, давить, варить, нюхать.

Книгу он оставил около меня. Я взял ее и принялся читать дальше.

— … Заболевшие вампиризмом очень опасны. К тому же, нападая на других людей, впоследствии они об этом редко помнят. Только, может, как кошмар или странный сон. Когда приступ проходит, вампиры ведут себя как ни в чем не бывало и вполне способны поддерживать с людьми обычные социальные связи. Известен один вампир, который был счастливо женат целых тридцать лет, пока наконец не закусал до смерти свою жену ночью во время очередного приступа.

— А почему он раньше свою жену не закусал? — спросил я Трисмегиста, прочитав ему этот отрывок.

— Потому что сыт был, — глухо ответил тот. — Вампиру достаточно раз в месяц кого-нибудь съесть, подойдет и животное, если рядом окажется во время его припадка. Или даже мяса с кровью приготовленного. Ну а если нет такой еды, тогда жди беды. А когда человек зараженный только заболевает, еще с болезнью совладать не может, не привык, тогда он часто убивает людей…

— То есть вы хотите сказать, что маркиз Агастьян жрет людей?

— Да, — не поворачиваясь ко мне, ответил Трисмегист. — Людей, свиней, коров… Кого угодно. Вот что у него в поместье творится, вы знаете? Со слугами разговаривали?

Признаюсь, мне еще ни разу не приходила в голову мысль побеседовать со слугами Антуана. Я покачал головой, и лекарь, хоть и стоял спиной, понял мой ответ.

— Естественно! — воскликнул он. — Так всегда и бывает. Ближайшие родственники и друзья всегда узнают самыми последними. А вот я, к примеру, давно подозреваю, что в ваших краях нечисто!

— Тем не менее, вы тоже не знали, что дело в маркизе Агастьяне, — поддел я его.

Хотя все еще до конца не верил, что таинственные пропажи молодых девушек в нашем лесу — дело рук, или вернее, зубов моего друга. Чуть подумав, я спросил:

— А когда он в себя придет?

— Сколько времени прошло с момента его приступа?

— Неделя где-то, может, дней десять, — неуверенно ответил я.

— Скоро, значит, — Трисмегист повернулся ко мне, сжимая в руке пузырек с прозрачной жидкостью. — Вам необходимо вести себя с ним, как обычно. Никаким образом не давайте ему понять, что знаете, кто он. Иначе ваша жизнь будет под угрозой. Может, конечно, и не помнит ничего, но если он вампир матерый, то может и помнить.

— А это? — я скосил глаза на пузырек. — Ему подлить?

— Да. Но только когда очнется, иначе не подействует, — Трисмегист что-то быстро подсчитал в уме. — Получается, через две недели примерно. Вам к этому времени надо будет его связать для надежности. И как хотите, но влить в него это зелье.

Трисмегист протянул пузырек мне. Я машинально сжал чуть теплое стекло.

— До приступа он абсолютно безопасен, — буркнул лекарь, отходя. — И даже способен жалеть цыплят, которых кухарка готовит к обеду.

— А сам он знает о своей… особенности?

Я стоял уже в дверях.

— Я же сказал, что неизвестно, — пожал плечами Трисмегист. — Может да, а может и нет. Но если да, ваш друг опасен втрое! Не вздумайте только его расспрашивать!

— Да понял уже, — пробурчал я и вышел из темной комнатушки в залитый солнцем переулок.

****

Дома тоже не все было гладко. Едва я успел приблизиться к замку и слезть с коня, как ко мне подбежала, размахивая руками, как ветряная мельница, Голока. Я почти сразу пожалел, что взял на работу эту особу, но она так решительно ограждала меня от маркизы, что решил присмотреться, а уволить всегда успею. Но если она и дальше будет так трещать…

— Да не верещите вы! — остановил я ее словесный поток и прошел в замок.

Голока вбежала следом.

— Что стряслось?

Я прошел в кабинет и приземлился в кресле. Налив из графина виски, отхлебнул и уставился на служанку. Эта истеричная особа нравилась мне все меньше.

— Господин, — Голока смиренно сложила руки на груди, будто собралась молиться. — Пока вы отсутствовали, у нас тут кое-что произошло… Кое-что нехорошее.

Последнюю фразу она произнесла, понизив голос.

— И что же?

— Понимаете, я не хотела, разумеется, но так уж вышло, — женщина теребила толстыми короткими пальцами оборку на платье. — Госпожа графиня…

— Что? — мне до смерти надоело, как она мямлит. — Да говорите уже, Голока! У меня мало времени и много дел!

— В общем, госпожа графиня сегодня с кем-то разговаривала в своей спальне.

Я чуть напрягся.

— С кем?

— Я не знаю! — Голока почти в отчаянии вознесла к небу руки. — Ведь она же меня не пускает к себе! Если бы вы распорядились, чтоб ее двери были вновь открыты для меня, ведь я же как никак ее бывшая камеристка…

— Что она говорила? — прервал я ее бурный словесный поток.

— Она ворковала… — Голока чуть смутилась. — Ну, понимаете, как разговаривают с любовниками, называла кого-то милым и лапочкой, представляете?

Я осушил стакан.

— А к ней приходил кто-нибудь? Если у нее кто-то был, его ведь должны были видеть.

— В том-то и дело, что нет! — Голока была на грани истерики. — Я всех расспросила, никто ничего не знает. И мне кажется, — добавила она мстительно и со злостью. — Что ваши слуги просто не хотят со мной разговаривать. Они меня не приняли, вот что я вам скажу!

— Ладно, я разберусь. Можете идти. И спасибо за бдительность, но все же не стоит вам так стараться.

Голока хотел еще что-то сказать, но я подошел к двери и распахнул ее, прямо намекая, что пора и честь знать. Служанка выкатилась колобком, зыркнув на меня серыми злобными глазками.

Я же размахнулся и запустил пустым стаканом, который все еще сжимал в руках, в стену. Бамс! Кабинет оказался усыпан множеством осколков.

Арида Белль Эро Фонт Сангиан

Следующий после спасения графа день я провела у себя в комнате, не желая даже выходить из нее. Встретить в коридорах Голоку или графа было выше моих сил. Поэтому я просто играла с Птахом. Зверек немного вырос, и с каждым днем становился все умнее

Он уже умел приносить вещи как собака и мне кажется, вполне понимал человеческую речь. По крайней мере, когда я называла его милым или лапочкой, он довольно урчал и ластился. А называть его как-то по-другому мне и в голову не приходило: ведь зверек был по-настоящему милым, и самой что ни на есть лапочкой!

Мы с ним валялись на полу, на диване, играли, смеялись и разговаривали. Порой под дверью мне чудились чьи-то тяжелые шаги и сопение, но я списывала это на свое разыгравшееся воображение.

На завтра был назначен королевский бал. В принципе, подготовка уже завершена, поэтому я думала, что все готово и Лея больше не будет меня доставать своими «стандартами». Однако я ошибалась, и под вечер девушка пришла с явным намерением продолжить подготовку.

— Завтра бал, — с улыбкой произнесла она, а я обреченно вздохнула. Подобным тоном Лея говорила тогда, когда отвертеться от чего-то было совершенно невозможно. — Начнем с ванны.

Ладно, на это я была согласна. Принимать ароматную ванну с душистой пеной, нежиться в ней часами было вполне неплохо!

Однако на это раз ванна оказалась совсем не нежной. Во-первых, Лея добавила в воду слишком много морской соли. Так, что я всплывала из воды, как поплавок, и девушке приходилось буквально удерживать меня в воде руками, попутно нещадно растирая мою кожу этой самой солью. В конце процедуры вся поверхность моего бедного тела, куда дотянулась горничная, была красной, горела и саднила.

— Что за пытка? — ворчала я.

— Это необходимо, госпожа, — не терпящим возражений голосом произнесла Лея, все больше напоминая мне Голоку. Должно быть, из таких вот принципиальных горничных и вырастают потом такие камеристки! — Это же королевский бал! Недопустимо, чтобы вы были там хуже других дам!

— Да кто меня вообще там будет рассматривать?

— Все! — упрямо завила Лея, выливая на мою бедную голову целый кувшин пахты с ядреным запахом. — Там все друг друга рассматривают! А уж молодую супругу графа Сангиана будут рассматривать особо пристально!

— Да?

— Да! — уверенно ответила девушка, втирая пахту с острым запахом мне в голову. — Все ведь думали, он никогда не женится! Но деньги вашего батюшки…

Лея осеклась, а я чуть не выскочила из ванны.

— Мои отец дал ему приданое за меня? Большое?

— А вы разве не знали? — голос Леи звучал недоумевающе. — Вы ведь сами и говорили тогда, помните, еще вещами швырялись и рыдали, что вашему отцу нужно только породниться с аристократом, а графу от вас только деньги требуются!

— Не помню, — пробормотала я. — Сколько разу же тебе говорить, у меня проблемы с памятью. Можешь считать, что я впервые на свет родилась и ничегошеньки не помню.

— Ладно, — недоверчиво протянула Лея. — Тогда зря я вам это сказала.

— Не зря, — я встала и принялась ополаскиваться из ковшика, невзирая на попытки Леи уложить меня обратно. — Совсем не зря!