Пятница. Вечер. Наши дни. Где-то в утробе Закамска Виталий забросил мешок картошки на плечо и побрел на пятый этаж. Он был грузчиком-экспедитором и немножко дурачком. В семнадцать лет Виталий занемог дышать, а поход по врачам выявил шизофрению. Полугодовое лечение галоперидолом на Банной горе не помогло. Только через три года выяснилась правда: шизофрении нет, есть смещение позвонков. Пройдя трехмесячный курс у мануального терапевта, Виталий вернул себе кислород. Правда, Виталий почему-то перестал играть на пианино, решать уравнения, сочинять стихи, читать книги. А еще прежде общительный парень наглухо замолчал. Собственно, именно в силу всех этих обстоятельств он и стал грузчиком-экспедитором.
Работал Виталий три раза в неделю. Высокий и крепкий, он разгружал «бычок». Рано утром парень приезжал на рынок в Заостровку, где грузил в машину четыре тонны овощей. Потом он отправлялся по адресам, потому что работал в конторе, которая занималась доставкой продуктов на дом. Рейс начинался в девять утра, а заканчивался около одиннадцати. Виталий зарабатывал две тысячи рублей за один такой выезд. Ему нравилось колесить по Перми, запоминать улицы, вглядываться в проносящиеся автомобили. Внешне он был обычным молодым человеком, а вот внутри происходило интересное.
Интересное происходило на фоне молчания и напоминало всплеск. Иногда это была музыка, которую Виталий когда-то играл собственными руками. Иногда обрывки уравнений, химические формулы, заковыристые теоремы. Иногда просто бывшая подруга, и как они гуляли по набережной, сочиняя будущее. Эти всплески парень наблюдал сосредоточенно, будто силился ухватить рыбу, всплеск породившую. Ухватить рыбу никак не удавалось. Редко всплеск следовал за всплеском. В такие минуты Виталий впадал в ступор и мог пробыть внутри себя целый час.
Поднявшись на пятый этаж, парень скинул мешок на пол и позвонил в дверь. Из квартиры доносилась музыка — русская попса. Виталий поморщился и снова нажал кнопку звонка. Дверь открыла женщина. Она выглядела одутловатой и чуть-чуть пьяной.
— Тебе чего?
— Картошку привез.
— Какую картошку?
— Белую. Красноуфимскую.
— Бабка, что ли, заказала?
— Наверно. Мое дело привезти.
— Ладно. Тащи на балкон. Разберемся.
Виталий вскинул мешок на плечо и вошел в квартиру. Миновал полутемный коридор. Протиснулся в гостиную.
На диване за журнальным столиком выпивали трое: женщина и двое мужиков. Один мужик был крепким и лысоватым. Второй, наоборот, тощим и патлатым. Женщина выглядела изможденной. Сквозь жидкие волосы просвечивал череп. Напротив дивана, у стены, стояло пианино. Пока Виталий устраивал мешок на балконе, троица громко обсуждала появление грузчика-экспедитора в самых красочных выражениях. Кто-то выключил магнитофон. Хозяйка квартиры стояла возле балкона и молча наблюдала, как парень возится с мешком, который надо было уложить между банок. Закончив, Виталий снял перчатки и вернулся в комнату.
— Сколько с меня за картошку?
— Тысяча рублей.
Женщина обернулась и обратилась к лысоватому:
— Тыщу надо. За картошку отдать.
— И чё?
— Ничё. Давай деньги.
— Ты совсем охуела, Светка! Нету у меня.
— Ты гонишь, что ли?
— Твоя бабка заказала, вот пусть и башляет.
— Витя, ну не начинай, а? Она же в больнице. Ну, Витя?
— Хуитя! Будешь ныть, я те щелкну, ясно?
Тут к разговору подключилась изможденная женщина.
— Ты забурел, Витек. Картофан — это святое. Отдай человеку деньги, и давай пить.
— Вы чё, соски, сговорились? Нету у меня денег!
Витя хохотнул, толкнул патлатого друга плечом и проговорил:
— Вот ведь бабы настырные, а?
— Определенно, определенно.
Однако хозяйка квартиры от Вити не отстала.
— Слышь, Витек. Ты здесь живешь, пьешь, спишь со мной каждую ночь. Ты мой гражданский муж, если чё!
— И чё?
— И чё! Оплати картошку. Хорош вилять. Сколько можно человека задерживать. Неудобно.
— Неудобно на потолке ебстись. Остальное — нормалек. Ты мне за гражданского мужа даже не прокидывай, поняла? Знаю я, чем ты за моей спиной занимаешься.
— И чем я там занимаюсь?
— Блядуешь, дрянь.
— Молчал бы лучше, кобель проклятый! Я девушка верная, порядочная. Такими глупостями не занимаюсь.
Тут изможденная будто бы не выдержала и захохотала. Хозяйка мгновенно окрысилась:
— Чё ты ржешь, Людка?! Дура набитая. Ржет она... Заплати за картошку, Витя. Быстро заплати, я сказала!
Хозяйка квартиры перешла на высокочастотные звуки и швырнула в мужика стакан. Тот увернулся, вскочил, схватил женщину за руки и проорал прямо ей в лицо:
— Отъебись, мать!
Изможденная и патлатый бросились их разнимать. Началась свалка и крики.
Виталий, который еще в самом начале ссоры ощутил всплеск, вдруг сел за пианино и поднял крышку. Робко коснулся пальцами клавиш. Сначала черных, а потом белых. Всплеск следовал за всплеском, и он уже ничего не слышал, кроме музыки, звучащей внутри. Тряхнув головой и будто бы решившись, парень заиграл «Весенний вальс». Поначалу его пальцы были вялыми, как после наркоза. Но чем дольше он играл, тем сильнее они становились.
Когда Виталий закончил, в комнате повисла тишина. Спорщики сидели на диване и смотрели на музыканта во все глаза.
— Ты, это самое, маэстро!
— Это что было? Моцарт, да?
— Охренеть. А я все думал: зачем оно здесь стоит?
— Витя, заплати уже за картошку, я тебя умоляю.
— Блин... Ну нету у меня! Нету, понимаешь? Пятихатка всего. И никакая музыка этого не изменит.
Вдруг патлатый внес предложение:
— У меня есть пятихатка. Давай мешок на двоих возьмем, да и все.
Так приятели и поступили.
Через пять минут Виталий сел в «бычок» и поехал дальше. Конечно, его не исцелила та игра на пианино. Зато теперь он играет на нем регулярно, и Виталию хорошо. А хорошо — это немало. Хорошо — это уже кое-что.