Халулаец

Туалет

Я мазал отработкой оконные опалубки, поставленные на попа, когда ко мне подошел Дима. За окном плавил асфальт июль. В цеху было где-то плюс пятьдесят. По технике безопасности формовщики должны работать в касках, но в такую жару все на это забивали. Бригадир смотрел на нарушения сквозь пальцы. Ему не улыбалось стать врагом народа и получить «темную», а он бы ее получил, если б попытался напялить на мужиков каски.

Дима был в каске. Он вышел сегодня в первую смену. Я таких называю «оленятами Бэмби». Глаза напуганные, ничего не понимают, хотят постоянно спрашивать, но стесняются. А Дима вообще попал. Он выучился на социолога в Политехе, а потом долго не мог найти работу и пришел на завод. Он был приятелем моей младшей сестры. Интеллигентный такой парень. Я его отговаривал от завода, если честно. Советовал продавцом куда-нибудь пойти. У Димы язык подвешен, плюс солидное образование. А он знаете что мне сказал? Ненавижу, говорит, потреблядство. Лучше, говорит, буду рабочим, который производит реальные ценности, чем огрызком капитализма. Я плечами пожал. Принципы — это хорошо, но что с ними будет в цеху, где плюс пятьдесят, лом и лопата?

Короче, когда Дима ко мне подошел, я швабру отложил и уставился. Интересно мне было послушать его первые впечатления. Закурил даже по такому случаю (на производстве везде можно курить, как на каторге). А Дима молчит. Минуту, наверно, молчал, а потом говорит:

— Я в туалет ходил... Почему ты мне не сказал, что здесь такой туалет?

— Какой? Туалет как туалет. Нормуль.

— Нет, Олег. Это не нормуль. Три дырки в полу и никаких перегородок. Я не смог.

— Чего ты не смог?

Дима покраснел:

— Покакать не смог.

— Почему?

— Ну как почему?! Там два мужика сидели и какали. Прямо на моих глазах. Между собой еще общались. А я как бы третьим должен был сесть, да? В полуметре от них?

— Ты должен был сесть над свободным очком и посрать. В чем проблема-то?

— Ну как ты не понимаешь! Справление нужды, особенно большой, это очень интимный процесс. Я должен быть в это время один.

— Так мужики тоже срать хотят. Если их выгнать, получится несправедливо.

— Я не предлагаю их выгонять. Просто должны быть кабинки. Ну, чтобы меня никто не видел, и я никого не видел.

— Подожди... Но ты ведь все равно не будешь один. Слышно ведь, что в другой кабинке кто-то есть.

— В квартире тоже слышно, что в другой квартире кто-то есть, но жить с этим можно. А теперь представь, что ты живешь в квартире с прозрачными стенами, полом и потолком?

— Не, это другое. Одно дело жить, другое дело посрать. В тубзике на тебя никто не смотрит, кому ты нужен? Сел, посрал и пошел работать.

— Дело не в смотрит!

— А в чем?

— В личном пространстве. А вдруг посмотрят? Почему я должен делать это в чужом присутствии?

— Ну, делай в штаны. Ты больно нежный, Димон. Проще надо к засранству относиться.

— Да дело не в засранстве! Нас всех как бы унижают таким туалетом. А унижение — это плохо. Мы не должны это терпеть.

— Так никто и не терпит. Срут, и все. Ты первый жалуешься.

— Это-то и чудовищно!

— Чудовищно будет, если ты в штаны насрешь. Пошли.

— Куда?

— В туалет. Я дверь подержу, а ты посрешь в одну каску. Или до дома будешь терпеть?

Дима помялся и пошел. В туалете никого не было.

— Ништяк. Сри спокойно, а я в коридоре постою и никого к тебе не пущу.

— Спасибо, Олег. Я привыкну. Я заявление напишу, чтоб кабинки сделали.

— Напишешь, конечно, кто же спорит.

Я вышел из туалета и встал у двери. Тут мужики со второго пролета подошли. Одному кусок цемента в глаз попал, когда он «ушко» на плите выдалбливал. Другому посрать приспичило. Я их сначала хотел не пустить, а потом подумал, что Диме надо привыкать срать в чужой компании. Не буду же я ему постоянно дверь держать? Впустил. Там, говорю, пацан срет, не смотрите на него, а то он стесняется.

Не знаю, что там у них произошло, но где-то через минуту Дима выскочил. Взъерошенный такой. Морда в красных пятнах. Глаза дикие.

— Ты почему их запустил? Ты же обещал?!

— Чтоб ты привыкал. Помочь тебе хотел.

— Помочь? Да я там... как... как...

— Какал?

— Сам ты какал! Как цирковое животное себя чувствовал. Они когда зашли, я уже не мог уйти. Ты меня перед фактом поставил, понимаешь?

— Понимаю. Ну, постоял чуток перед фактом, не умер ведь? Пошли работать. И сними ты уже каску. Кто в касках ходит, тот в обмороки от жары падает.

— В касках вообще никто не ходит.

— Поэтому и не ходит. И ты не ходи.

— Мне к бригадиру надо.

— Зачем?

— Хочу поговорить с ним про туалет и технику безопасности.

— Второй этаж. Шестая дверь. Но я бы не советовал...

Дима рванул. После разговора с бригадиром он ушел с завода. Бригадир Савелич не любит, когда молодежь права качает. Ну и слава богу, что ушел. Не для нежных людей наше производство. Хотя в его словах про туалет что-то есть. Что-то есть, но что именно — до конца не пойму. В МТС теперь работает. Срет, поди, в гордом одиночестве, как принц Датский. А я сразу говорил: продавцом тебе надо. А Дима: принципы, принципы... Нет никаких принципов, когда плюс пятьдесят, лом и лопата. Ну, или вот такой туалет.