Халулаец

О любви и дружбе

Вера Мокрушина переехала в Петербург из Перми, чтобы стать актрисой, а стала Екатериной Великой. Вера думала жить на Лиговском. Думала она жить и на Достоевского. На деле Вера жила в деревне Новое Девяткино, откуда до метро двадцать минут пешком. Каждое утро, приехав на работу, она впихивала белое сдобное тело в корсет и вальяжно шла к Казанскому собору, чтобы фотографироваться с туристами.

Вера не была дурой. Еще два года назад она зачитывалась Быковым, слушала джаз и легко могла отличить пошлое от непошлого. Однако ходить в костюме Екатерины и предлагать себя людям возле Казанского собора — это не то же самое, что предлагать себя на фоне Перми. В Петербурге и без унизительной работы чувствуешь себя пришибленным, а когда еще профессия вступает в резонанс с общим величием города, делается совсем паршиво. Вера портила атмосферу и прекрасно это понимала. Чтобы понимать это менее отчетливо, она стала прикладываться к бутылке.

Прикладывался к бутылке и Петр Первый. Он был длинным сорокалетним саратовцем Алексеем Воробьевым. Его выгнали из ТЮЗа, потому что он даже для ТЮЗа много пил. Алексей работал Петром Первым уже семь лет. В основном он работал изможденным Петром Первым, только-только вернувшимся с верфи. У Алексея были большие карие глаза, в которых плескалась такая грусть, будто всех его Гатчинских солдатиков перебили. Вера была в него влюблена. Вера вообще отличалась влюбчивостью. Она была чувственной и горячей, а в постели ведь только это имеет значение. В постели не важно, что ты мечтала о подмостках, а теперь шляешься по Питеру в прикиде Екатерины.

Обычно Вера легко укладывала самцов в постель, однако с Петром, то есть Алексеем, вышла заминка. Вера и так и сяк, а он говорит и говорит, а руками ничего не делает. Вера от этого еще больше его хотела. А Петр не то чтобы ее не хотел... У него был кризис сексуальной самоидентичности.

Вместе с Петром и Екатериной к туристам приставала жизнерадостная поролоновая зебра. В костюме зебры находился двадцатилетний эфиоп Джамал Саглимбени. Он приехал в Петербург учиться, а зеброй подрабатывал по выходным. После работы Алексей мылся в душе с Джамалом. То есть Джамал мылся в соседнем отсеке, но Алексей мог его наблюдать. И наблюдал. «Морская пена на эбоните. Мускулы. Пропорции. Гибкая лоза. Боже мой!» Конечно, Петр не сразу стал думать такими пассажами. Просто однажды он мастурбировал перед ноутбуком и вдруг закрыл глаза, а перед внутренним взором Джамал, которого он целует, гладит и берет прямо в душе. Это видение пронзило Алексея насквозь. Он кончил как буйвол. Без сил повалился на кровать. Задрожал листочком. С того дня он стал мастурбировать без ноутбука. Никакая порнография не могла сравниться с образом Джамала.

Естественно, Алексей и Джамал подружились. Петр как бы взял над ним шефство. Постоянно его касался. То по плечу потреплет, то волосы взъерошит, то по заднице хлопнет. А один раз даже в щеку поцеловал. Приник и отникнуть не мог. Иногда он думал, что Джамал догадывается о его чувствах. Во всяком случае, Алексей поймал на себе пару странных взглядов. В остальном Джамал был улыбчивым эфиопским парнем, который говорил по-русски с пятого на десятое. Петр помогал ему учить язык. Это была одна из видимых причин их внерабочего общения — язык.

Петр не мог понять про себя главного — он гей, бисексуал или просто сошел с ума? Потому что с Верой, которая к нему подкатывала, он тоже подумывал переспать. Правда, ее он хотел далеко не так бесповоротно, как Джамала. А Вера, наоборот, хотела Петра так же, как тот хотел Джамала. А Джамал улыбался и учил русский язык. Неизвестно было, кого он хочет, а кого нет. А самое смешное, что Алексей, Вера и Джамал были друзьями и часто гуляли по Петербургу втроем.

Страсть не может долгое время таиться внутри. Страсть любит действовать, брать быка за рога, осуществлять напор. Первым решился действовать Алексей. Он думал подойти к Джамалу в душе и поцеловать его. Или положить руку ему на член. Или встать перед ним на колени, чтобы припасть ртом. Так Джамал сразу поймет, как он ему нужен. Или не поймет? Или закатит истерику? Эти вопросы озадачили Алексея. Он часто представлял себя с Джамалом и как-то естественно решил, что Джамал представляет то же самое. Но это может быть ошибкой. Петр так терзался, что даже взял отгулы и три дня просидел дома с выключенным телефоном и водкой. На четвертый день он отважился поговорить с молодым эфиопом.

Была жаркая июльская суббота, когда Петр Первый подошел к поролоновой зебре на Дворцовой площади. С Невы доносился учтивый бриз. Алексей специально выбрал такой день, когда Джамал в костюме. Говорить о своих чувствах с зеброй ему было проще, чем с человеком. Петр пересек площадь широким шагом и пристукнул каблуками возле Джамала. Зебра обернулась. Алексей заговорил с прямотой императора:

— Джамал, привет. Я должен тебе признаться. Я люблю тебя. Хочу, понимаешь? Хочу заниматься с тобой сексом. Ласкать тебя. Короче, быть твоим любовником. Любовником! Ты ведь знаешь это слово? Ты несколько раз странно на меня смотрел... Я подумал... Я весь измучился. Мне это непросто. Я натурал, но сейчас уже не уверен. Скажи что-нибудь, а то я с ума сойду!

Зебра обхватила голову копытами. Голова поползла вверх. Петр вскрикнул. Его сознание помутилось. Он кулем осел на мостовую. Вера с трудом выбралась из костюма и бросилась к нему (она подменяла Джамала, который приболел). Похлопала по щекам. Прижалась ухом к сердцу. Сердце билось еле-еле. Вера позвонила в «скорую». Попыталась сделать искусственное дыхание, но забыла зажать ноздри. Курицей забегала по Дворцовой площади. Вокруг лежащего императора стали собираться люди. Они думали, что это какое-то представление. Подъехала карета, на которой катали туристов. Завидев ее, Вера сообразила, что на Дворцовую площадь «скорую» не пропустят. Поэтому она загрузила Петра в карету и увезла к Невскому проспекту. На Невском врачи привели Алексея в чувство. С ним случился глубокий обморок на почве нервного потрясения. И хоть он очнулся, ему было очень плохо, и «скорая» увезла его в больницу.

Только через неделю Алексей вернулся на работу. В больнице он понял, что ему будет трудно второй раз открыться Джамалу. Отработав смену возле Казанского, Петр вернулся в офис, разделся и пошел в душ. Там мылся Джамал. Он много раз звонил Алексею, когда тот был в больнице, но Петр не отвечал. «Нафиг. Забыли и проехали. Чушь какая!» — уговаривал он себя.

Алексей повернулся к Джамалу спиной и намылил голову. Вдруг ему на спину легли ладони и опустились вниз. Вторая пара ладоней обхватила член. Это были Вера с Джамалом. Все втроем они занялись сумасшедшим сексом.

Шучу.

Петр вообще попытался прошмыгнуть мимо эфиопа незамеченным, но тот заградил ему дорогу и радостно завопил:

— Алексей, брат! Ты вернулся!

Петр судорожно сглотнул. Обнаженный Джамал стоял прямо перед ним. Полшага, и они соприкоснутся членами. Это было невыносимо.

— Дай пройти, Джамал.

— Подожди. Помоги мне.

— Чем?

Джамал приблизился. Петр почувствовал возбуждение.

— Я люблю Веру. Научи меня, как мне с ней... — Джамал азартно постучал ладонью по кулаку. — Ты — русский. Ты должен знать.

Петр нервно рассмеялся:

— Кого ты любишь?

— Веру. Екатерину. Очень люблю!

Петр заржал, как Гарик Харламов. Джамал воззрился. Алексею было уже плевать. Он толкнул эфиопа в грудь и согнулся от хохота. В одну секунду он потерял к парню всякий интерес. Вульгарный жест (ладонью об кулак) и вовсе вызвал в нем отвращение. Петр смеялся так чистосердечно, будто смеялся над самим собой.

А что же Вера, спросите вы? После признания Алексея Вера ударилась во все тяжкие. В тот же вечер она сошлась с кучером, который помогал ей грузить Петра в карету. А через день еще с кем-то. И потом. И снова. Она пошла по рукам — с той лишь разницей, что руки выбирала все-таки сама. Не знаю. То ли она мстила Алексею за его пренебрежение, то ли чертовой Екатерине, в платье которой таскается уже второй год. А может, Вера мстила омерзительно красивому Петербургу, снобу проклятому, который совершенно не оценил ее достоинств.