Есть в мире сладкие места. Я щас не про физиологию, я про работу. Например, отдел материально-технического снабжения одного заводика, который рекламировать не буду, большой сладостью отличался. Я туда спецом устроился. Моему приятелю мужики с этого заводика медь таскали. А я решил туда трудоустроиться, чтобы... кое-что стырить. Мне свойственны далеко идущие планы. Я вообще стратег, если отбросить скромность. На самом деле, мне легко отбросить скромность, потому что я с детства предпочитаю целеустремленность.
А еще я красив той грубой прямолинейной красотой, на которую так падки чуть-чуть образованные женщины и сильно образованные мужчины. Некоторые склонны приписывать мне гипнотические способности, но здесь я решительно протестую. Любой гипноз в моем исполнении — это чутье и ум. Например, зашел я в отдел кадров и вижу: женщина лет сорока, на пальце полоска от обручального кольца, волосы у корней не прокрашены, маникюр есть, но самодельный и нанесен неровно, кожа оставляет желать лучшего, при этом — шея изящная, грудь очерченная, черты лица предполагают одухотворенность. Как с такой заговорить? А очень просто с такой заговорить, потому что заговаривать надо не с ней, а с вышивкой на стене. На вышивке море и корабль с парусом изображены при помощи «крестика». Это кадровичка с тоски и от одиночества соорудила. Чтобы о муже не думать, чтобы будущее в этом нитяном море утопить. Но зачем же топить, зачем так сразу, когда есть я?
— Потрясающие волны!
— Что?
— Картина. Я бы на вашем месте отодвинулся.
— Почему?
— Обрызгать может.
— Вам правда нравится?
— Очень. Я сам пробовал вышивать...
— Вы?!
— Я. А что в этом такого?
— Ничего. Просто мужчины обычно...
— Предрассудки. Когда одинок, надо же чем-то занимать вечера?
Кадровичка вздохнула.
— Вы одиноки?
— Как жертва кораблекрушения.
Кадровичка замялась. Я знал, что ей хочется спросить почему. Но она стесняется. Выдержав паузу, я ответил на незаданный вопрос:
— Жена погибла в аварии полтора года назад.
Здесь главное — не переборщить. Потому что жить без женщины три года — бобылячество, а полгода и флиртовать — свинство. А полтора — самое то. Ты как бы уже поскорбел всерьез и теперь делаешь первые шаги к новой жизни. Робкие такие шаги, как олененок Бэмби.
Кадровичка встрепенулась и спросила:
— А вам чего?
— Я хочу все поменять.
— Что поменять?
Кадровичка залилась густым румянцем.
— Все. Квартиру поменял, машину поменял. А к вам пришел, чтобы поменять работу.
— Вы на какую-то конкретную должность претендуете?
— Мне бы в отдел материально-технического снабжения.
— Там вроде бы все занято...
— Хорошо. Я попробую устроиться в другое место.
Когда такое говоришь, надо подпустить в голос обиду, но чуть-чуть. Кадровичка ведь не соискателя отшивает, а почти родственную душу. Ей тяжело. Пусть будет еще тяжелее.
— Постойте. Я позвоню Николаю Викторовичу. Может быть, получится что-то решить.
— Я на стульчике посижу. Мне отсюда картину видно. Можно?
— Конечно-конечно.
Понимаете, соль в том, что всем насрать на ее картину. Мне, конечно, тоже, но я хотя бы делаю вид, что нет. Вы замечали, что мы живем в поразительно честном обществе, где все фонтанируют правдой, которая никому не нужна?
Закончив говорить по телефону, кадровичка выбралась из своего закутка и подошла ко мне. Я поспешно вскочил. Вскакивать тоже надо уметь. Попробуйте вскочить на ноги так, чтобы женщина поняла, что вы не просто так вскочили, что вы не перед всеми женщинами так вскакиваете, а только ради нее.
— Есть одна вакансия, но вам она вряд ли подойдет.
— Почему?
— Ну, это грузчик-экспедитор.
— Я готов. Когда приступать?
— Сейчас оформим документы, и завтра можете выходить на смену. У вас ведь высшее образование?
— Разумеется. Вот.
Я положил на стол липовый диплом, липовый СНИЛС, липовый ИНН, липовый паспорт и липовую трудовую. С паспортом проще всего получилось: срезал бритвой фотку знакомого бомжа, а на пустое место вклеил свою. Самолетом, конечно, с таким паспортом лучше не летать, а вот на завод устроиться — вполне. К тому же я не планировал задерживаться надолго. Афера любит легкость, а когда долго — обязательно какая-нибудь тяжесть возникнет.
— У вас педагогическое образование?
— Да, но вы ведь знаете, сколько получают учителя? Кадровичка улыбнулась. Несмело, как вдова. Вдова вдовцу, хе-хе.
— У нас тоже зарплата небольшая. Восемнадцать тысяч плюс премия.
— На первое время — нормально. Осмотрюсь и сделаю у вас головокружительную карьеру.
— У нас.
— Что?
— Уже у нас.
— Да. Уже у нас.
В воздухе повисла пикантная двусмысленность. Это было лишним. Свидание и прочие сопли не входили в мои планы.
— Живете там, где прописаны?
— Конечно.
— То есть в сорок втором доме? На Пролетарке?
— Совершенно верно.
— А я в тридцать восьмом.
— Надо же! Так мы соседи.
Тут меня понесло, и я брякнул:
— Не хотите вечером прогуляться?
Со мной такое бывает — я как бы подчиняюсь роли, то есть стремлюсь к правдоподобному развитию персонажа, даже когда это вредит делу. Но здесь и кадровичка попалась интересная. Чувствовалась в ней какая-то глубина. Понятно, что я хотел чуть-чуть пощипать заводик и свалить в родную Мотовилиху. Однако не в одних же деньгах счастье? Хотя это я гоню, потому что именно в них.
— Хочу. Меня Ксения зовут.
— Антон. Где встретимся?
— Давайте в семь вечера у банка?
— Отлично. Мне сейчас куда?
— Выйдите из кабинета и сразу налево.
— А там что?
— Там вас сфотографируют на пропуск. Вот. Ваши документы. Трудовую я оставляю у себя.
— Тогда до вечера, Ксения?
— До вечера, Антон.
Вечером мне, понятное дело, пришлось переться к банку. В Мотовилиху я не поехал. Скоротал денек на малине за картишками. С заводом расклад выходил такой. Либо щипать его по-крупному — гасить водилу и уводить фуру с металлом. Либо по мелочи — тырить катушку медного кабеля через одну интересную дыру в заборе. Затихариться на заводе и дождаться ночи проще простого. Привезти катушку погрузчиком к дыре тоже не проблема. С катушкой вернее, но выхлоп всего пол-ляма. С фурой можно загреметь, зато и навар пять миллионов. Подельники не олени. Я не олень. Опера из УГРО не олени. Слишком много неоленей, чтобы все прошло гладко. Доиграв круг-стук, я остановился на катушке кабеля. Нахер. От пяти лямов мокрым пахнет, а тут еще эта Ксения.
К банку я подошел без пяти семь. Отгуляю скромно, завтра стырю катушку — и привет-пока. На юг мотану. Люблю гастроли. Там вообще можно просто спать с женщинами, а утром уходить с их сумочками в рассвет. Ксения пришла ровно в семь. В сарафане. Легкая такая струящаяся ткань аппетитно-бежевого цвета. И лицо другое. Будто она на работе маску надевает, а тут сняла, а под маской — жизнь. Блин, нет ничего вульгарнее влюбленного маравихера.
— Потрясающий сарафан!
— У вас все потрясающее, Антон.
— В смысле?
— Ну, сначала вышивка, теперь сарафан.
— Я вам не льщу. Говорю, что вижу.
— Куда пойдем гулять?
— Я недавно переехал, так что плохо знаю эти места. Ведите!
— Можно погулять по экологической тропе.
— Тут такая есть?
— Да. На Сочинской начинается.
— Тогда вперед!
Когда мы вошли в лес (до леса мы шли не молча, но так — обмениваясь ничего не значащими фразами), Ксения вдруг взяла меня под руку и прошептала:
— Не оборачивайтесь. За нами идет мой муж.
Я, понятно, обалдел. Какой муж — картина же?! Будущее утонуло в нитяном море.
— Простите, я не понимаю...
— Я недавно развелась. Он меня избивал. А теперь преследует.
— А как же полиция? Полиция как же!
Первый раз в жизни я заговорил про полицию.
— Участковому все равно. Я обращалась. Писала заявление. Насилу упросила, чтобы его приняли. Витя так-то неплохой, но когда выпьет или с кем-то меня увидит — в него прямо дьявол вселяется.
У меня в голове шумели сосны. Какой-то херов Витя, видите ли, идет за нами. Как же я неаккуратно «прочитал» эту Ксению. И чего теперь с этим Витей делать? Он ведь драться полезет, чучело.
— Ксения, а зачем вы пригласили меня на прогулку, если знали о таких... особенностях мужа?
— Ну, во-первых, меня пригласили вы.
— А во-вторых?
— Вам правду?
— Да уж будьте любезны.
Тропа сделала поворот, и я коротко глянул через плечо. За нами действительно шел мужик, и он был здоровенным. Вот что я за человек? Буквально на ровном месте влип. Ничего еще не украл, а уже страдаю.
— У вас широкие запястья. У моего мужа такие же, потому что он занимался боксом. Значит, вы тоже занимались. Плюс у вас плечи, толстая шея, тело тренированное.
— Про тело-то вы откуда узнали?
— А по движениям чувствуется. Движения-то не спрячешь.
Я посмотрел на Ксению новыми глазами. Врожденная способность к мимикрии, это ж надо. Она даже под речь мою моментально подстраивается. Блин, если я ее заполучу, мы такую кашу заварим, что любо-дорого!
— Ксюша...
— Да?
— Я тебя правильно понимаю — ты решила столкнуть нас лбами?
— Не совсем. Я просто положилась на случай. То есть согласилась пойти с тобой на прогулку.
— Лихо. И чего теперь будет? Предскажи будущее, Кассандра.
— А что тут предсказывать? Скоро Витя нас догонит и попытается тебя избить.
— Я ведь могу и убежать...
— Ты не бросишь меня в лесу с этим чудовищем.
Я помолчал. Дать стрекоча, конечно, очень соблазнительно. А если он ее убьет? Мусоров вызвать? Пока приедут. Витя, наверное, подшофе, так что медлить не будет. Что же делать? Да пошел он нахер! Порву, суку, первый раз что ли?
— Не брошу. Но за тобой должок.
— Переспать со мной хочешь?
— Нет. Хочу кабель.
— Какой кабель?
— Который на заводе лежит.
Короче, рассказал я Ксюше подноготную. А чего? Либо вербану, либо... Она все равно ничего не докажет.
— Ну хорошо. Украдешь ты кабель. А что потом?
— Потом поедем с тобой на юг. Месяца на три. Познакомимся поближе.
— То есть все-таки переспим?
— Ну конечно.
— Хорошо. Но давай поговорим об этом, когда выйдем из леса.
— Давай, правда, я...
Договорить не успел. За спиной хрустнули ветки. Я обернулся. Набыченный Витя несся к нам со всех ног.
— За дерево, Ксюша. Быстро!
Просить дважды не пришлось. Ксюша спряталась за дерево, а я остался на тропке. Витя оказался набыченным только с виду. Во всяком случае, ко мне он подбежал уже легкой трусцой, а метров за пять вообще остановился.
— Ксюха, пошли домой!
— Никуда я с тобой не пойду! Мы разведены! Исчезни из моей жизни, Витя, прошу тебя!
— Это ебарь твой, Ксюха? Ты ебарь ее, да?
Витю надо было вывести из равновесия, чтобы он кинулся. Мочить людей, когда они не в себе, проще, чем всяких хладнокровных засранцев.
— Конечно, ебарь. В жопу сегодня драл твою Ксюшеньку. Тебе, небось, в жопу-то не давала? А знаешь почему? Потому что ты олень, Витя.
Витя одновременно озверел, побагровел и кинулся в бой. Я скользнул вбок и подсек ему опорную ногу. Витя повалился на землю. Попытался встать. Я пробил с подъема в голову. Попал в зубы. Витя сплюнул и замотал башкой. Я ударил снова. Перевернул Витю на спину. Таких типчиков надо бить основательно, иначе они ничего не поймут. Я сел на него сверху и стал месить толстое лицо. Левой-правой, левой-правой, левой-правой. В такие минуты я ни о чем не думаю. В такие минуты я сосредотачиваюсь на костяшках. Указательная и средняя — больно ему. Безымянная и мизинец — тебе.
Тут из-за дерева выбежала Ксения:
— Что ты делаешь? Пусти его! Ты убьешь Витеньку!
Она налетела на меня с кулаками, а потом схватила за волосы и попыталась стащить с бывшего мужа. Я легко освободился от захвата и кувырком ушел в сторону. Ксения упала Вите на грудь и стала гладить его раскуроченную морду. Ну вот еб твою мать, а?
— Что ты с ним сделал? Что ты с ним сделал, убийца? Я тебя посажу, слышишь? Посажу!
Я приблизился и нащупал пульс. Нормально все. Я ведь не первый раз человека избиваю, чего уж прямо так-то... Хрен теперь мне, а не медный кабель. Хорошо, что не рассказал Ксении про поддельные документы.
— Ксюш...
— Пошел вон!
— Ты ебнутая, ты знаешь?
— Пошел вон, урод!
— Щас уйду. Один вопрос только. Та вышивка в отделе кадров... Она твоя?
— Нет. Дочь подарила.
— Ааа... Ну слава богу. А то я, знаешь, начал в себе сомневаться.
— Ты что несешь? Витенька? Витя?!
Витя стал приходить в себя. Не так уж сильно я его избил, как вы могли подумать.
Короче, Ксения сосредоточилась на муже, а я тихонько свалил. Нахер этот заводик, который я по-прежнему отказываюсь рекламировать. И Ксению с Витей нахер. И вообще всю Пермь. На юга поеду. Лучше уж курортные романы крутить, чем по таким блуднякам лазить. Вот уж где сладость так сладость, не то что здесь.