Раннее утро. Пасмурная весна. Город труб и огней. Люди разбегаются по делам. Людям нужны деньги, еда, погашенные кредиты и путевки к морю. Я стою на балконе девятого этажа. Курю. Лениво стряхиваю пепел в бутылку из-под шампанского. Рядом стоит Марина. Она кутается в теплый халат и выглядит бледно. Такие утренние стояния после восхитительной пьянки я называю длинно: выйти на балкон, поплевать на рабочий класс. В общем-то к рабочему классу у меня нет претензий. Он более-менее одинаков во всех уголках планеты. Скорее я не согласен с жизненной стратегией именно российских работяг. Ну зачем, скажите на милость, всю жизнь честно впахивать, если пенсия все равно лишит тебя человеческого достоинства?
Докурив, я достал из кармана пакет ганджубаса. Вырвал из пачки фольгу. Прикрепил ее к горлышку маленькой «Бонаквы». Вытащил из халата английскую булавку. Сделал в фольге четыре дырочки. Прикурил вторую сигарету. Прожег круглое отверстие в нижней части бутылки. Насыпал траву. Прижался губами. Поджег. Едкий ароматный дым хлынул в легкие. Я сдержал кашель и протянул бульбулятор Марине. Девушка замотала головой и сухо обронила: «Не буду». Я знал, что она в депрессии, потому что приболела и уже две недели не веселилась как следует. Пришлось вступить в диалог.
— Мара, не начинай. Тебе надо расслабиться. Последнее время ты сама не своя.
Марина вскинула руки и завела роскошные волосы назад. Я люблю этот жест. Как будто пантера потягивается в джунглях Амазонии.
— Нам надо поговорить.
Ее тон подразумевал абсолютную серьезность. Мне это сразу не понравилось. Нельзя быть серьезным, когда куришь ганджубас.
— О чем ты хочешь поговорить?
— О нас. Пойдем в комнату.
Я вздохнул и ушел с балкона вслед за Мариной. В комнате она легла на кровать. Я лег рядом. Нарушать тишину не входило в мои планы. Если Марина хочет поговорить — пусть говорит. Помогать ей не буду.
— Мне все надоело, Олег.
Я молчал. Не вижу смысла отвечать на реплики, в которых нет вопроса.
— Мне надоело бухать, нюхать, трахаться, путешествовать. Надоело переезжать с места на место. Надоело жить без детей и своего дома. Я хочу родить ребенка. Хочу большой коттедж и золотистого ретривера. Хочу обычных домашних хлопот. Хочу варить борщ и ждать тебя с работы. Ты меня понимаешь, Олег?
Я закурил. Пустил в потолок три колечка. Закинул ногу на ногу.
— Понимаю. Ты ведь знаешь, где находится дверь?
— О чем ты?
— О том, что ты рвешься к мещанскому счастью, а для меня это ад. Если ты действительно всего этого хочешь — уходи.
— Куда, Олег? Я пять лет езжу за тобой по всему миру. Мне тридцать пять, ты понимаешь? Я ничего не умею.
— Ну, ты достаточно красива...
— Достаточно красива, чтобы жить с кем попало, но не с тем, кого я люблю?
— Ты полюбишь. Обязательно полюбишь. Наверное, это будет какой-нибудь инженер. Или бизнесмен средней руки. Родишь ему ребенка. Тело деформируется. Вылезут растяжки. Муж начнет тебе изменять. Потом придут бессонные ночи. Зубки режутся, грязные памперсы, очередь в детсад. Зато каждый год Турция, шашлыки в сосновом лесу, предсказуемость и стабильная бедность. Дерзай. Это, видимо, то, чего ты хочешь.
— Какой же ты дурак! Я хочу всего этого с тобой!
— То есть всерьез подумываешь обречь меня на унылость? Не выйдет, Мара. До тебя со мной ездила Катя. Между нами произошел точно такой же диалог. Теперь она брюхата вторым ребенком и живет где-то под Краснодаром. Возможно, счастлива, хотя не уверен.
— И зачем ты мне это рассказываешь?
— Ну, как... Чтобы ты понимала степень моей свободы. Я не поддаюсь на уговоры, шантаж, угрозы и причитания. Я иду своим путем, и либо ты идешь со мной, либо я двигаюсь один. Никто и ничто не изменят вектор моего движения.
Марина перевернулась на бок и заглянула мне в лицо:
— Хорошо. Я уйду. Но пообещай, что будешь помогать своему ребенку.
Я приподнялся и уставился в лукавые глаза:
— Какому ребенку? Что ты несешь?
— Я беременна, Олег. От тебя. Это правда, милый. У нас будет ребенок.
— Чушь! Я на такое не поведусь. Ты же пьешь противозачаточное! «Ярину» эту или как там ее?
— Я пила «Ярину». А потом решила, что хочу ребенка, и перестала. Ладно. Пойду собирать вещи.
Марина попыталась встать, но я прижал ее к кровати:
— Какой срок?
— Пять недель.
— Понятно, понятно... И куда ты пошла?
— Ну, ты ведь идешь своим путем. А я пойду своим. Бизнесмен средней руки, говоришь? Или все-таки инженер? Как думаешь, кто лучше воспитает твоего сына?
— Сына? А ты точно уверена, что будет сын?
— Не точно. А разве девочка что-то меняет?
— Да нет, в общем-то. Девочка даже лучше.
— Чем это?
— Проживет дольше. А еще девочки поспокойнее.
— Да. Если родится мальчик, назову Антон. А если девочка — Василиса.
— Ужасные имена. Мальчика назови Матвей. А если девочка, то пускай будет Даша.
— Ну, это уж мы с моим будущим мужем как-нибудь вдвоем решим. Пусти, Олег. Мне пора.
— Куда тебе пора? Я чемпион мира по покеру с бриллиантовым браслетом! Куда тебе может быть от меня пора?
Марина посмотрела на меня с улыбкой, а я понял, что попался. Будет и большой коттедж, и золотистый ретривер, и зубки режутся, и грязные памперсы, и галиматья с выбором имени, и поиск лучшего роддома, и Маринина мама приедет, чтобы возиться с Матвеем и страшно меня раздражать...