Халулаец

В Эрмитаже

Пермь. 2018 год. Май. Хотя совсем не важно, что май. И даже что Пермь не очень важно. Про год промолчу. Год вообще не имеет никакого значения. Эта история где угодно и когда угодно могла произойти. То есть она нигде не могла произойти, хотя история самая обыкновенная. Ну, положим, не самая. Положим, это очень удивительная история. Нет. Как бы это поточнее — последовательная. Ну да ладно. Не могу я в двух словах объяснить. Слушайте целиком.

Володя Филимонов женился на Кате Альбатросовой в конце апреля 2018 года в Ленинском ЗАГСе Перми. Они были малопримечательными людьми, и их свадьба не оставила глубокого следа в истории города. Если честно, она никакого следа не оставила, разве что тесть дядя Коля напился и упал лицом в бутылочные осколки. Но и тут последствия были незначительными, потому что дядя Коля ни на йоту не подурнел, а заживает на нем как на Росомахе. После свадьбы новоиспеченные молодожены поехали в медовый месяц. На самом деле это были медовые десять дней в Санкт-Петербурге. Если уж совсем правдиво, то просто десять дней, без медовости. Медовость — это всегда преувеличение. А когда холодный балтийский ветер с утра до ночи по городу шебуршит, а ты на него идешь беззащитным лицом сквозь Невский, ни о какой медовости не может быть и речи.

Володя и Катя прибыли в Питер самолетом. Уже при подготовке к полету проницательный наблюдатель сумел бы четко уяснить для себя разность их характеров. Катя была весела, хороша, глумлива. Она играла с котом и аппетитно ела. Володя звонил друзьям и просил прощения. Ласково говорил с бабушкой. Внутренне договаривался с апостолом Петром в смысле пропуска в рай. Володя боялся летать. Он знал, что самолет — это самое безопасное средство передвижения. Однако его смущал не сам факт гибели. Его смущала беспомощность. В автомобильной аварии все-таки есть шанс проявить себя — выпрыгнуть на дорогу, сгруппироваться, тупо оказаться пристегнутым. В самолете шансов нет вообще. Ты можешь быть тренированным, сильным, ловким, каким угодно, короче. Все это не имеет ровно никакого значения, когда ты падаешь на землю с высоты восьми километров. Именно эти секунды абсолютной беспомощности, когда все предрешено, но ничего нельзя поделать, и пугали Володю.

Прибыв в город на Неве в разном настроении, Володя и Катя поселились в Поварском переулке и составили план. Привожу его целиком (орфография и пунктуация сохранены):

ПЛАН:

4 мая — Эрмитаж, обед, Эрмитаж.

5 мая — экскурсия в Кронштадт.

6 мая — Кунсткамера, Васильевский остров, Адмиралтейство.

7 мая — экскурсия в Петергоф.

8 мая — лофт-проект Этажи, Дом книги, Русский музей.

9 мая — парад, водная экскурсия по каналам Петербурга.

10 мая — Финский залив.

11 мая — Смольный, Заячий остров.

12 мая — возложение цветов к обелиску Декабристов. Гуляние по Невскому проспекту.

13 мая — Ленфильм.

14 мая — покупка сувениров, вылет в Пермь.

Нас интересует только первый пункт плана, потому что всем остальным сбыться оказалось не суждено. Эрмитаж, обед, Эрмитаж. Зачем люди ходят в Эрмитаж? Как правило, люди ходят в Эрмитаж по двум причинам — на конкретные экспонаты и все сфотографировать. Первых я называю неженками, потому что это люди тонкой душевной организации и зарождающегося вкуса (они узнали о Санти еще до посещения Эрмитажа). Такие люди не могут потреблять прекрасное в неограниченном количестве просто потому, что действительно способны ощутить силу его воздействия на человеческую душу. Как вы, наверное, догадались, Володя был «неженкой». Собираясь в Эрмитаж, он собирался посмотреть две картины Рафаэля, две картины Леонардо, античные скульптуры, коллекцию Матисса и коллекцию Пикассо. Катя была «криминалистом». Все «криминалисты» чуть-чуть опасаются Альцгеймера и поэтому фотографируют все подряд, как будто попали на место преступления. Такие люди живут одним днем в том смысле, что повторный визит в Санкт-Петербург, за которым последует повторный визит в Эрмитаж, они для себя даже не рассматривают.

Еще с вечера Катя твердо решила любоваться искусством до закрытия музея, а потом пойти в кафе и обсудить все увиденное с Володей. О таком ее намерении муж ничего не знал. Они не обсуждали стратегию хождения по Эрмитажу, потому что у каждого она была единственной, а стало быть — общеобязательной и само собой разумеющейся.

В Эрмитаж молодожены прибыли с утра, нежно держась за руки. Однако уже на кассе между ними наметились разногласия. Катя хотела билеты за семьсот рублей, чтобы посмотреть все. Володя хотел билеты за четыреста, чтобы увидеть запланированное. Возле кассы разыгралась небольшая сцена:

— Катя, пойми — не надо смотреть все. Давай купим билеты по четыреста и посмотрим то, что предлагаю я.

— Нет. Я хочу посмотреть все. Вот когда мы еще тут побываем?

— Не важно, когда мы тут побываем. Искусство — это как еда. Его нужно принимать порционно. Глаза — они как рот, понимаешь?

— То есть прошлой ночью я тебя глазами ублажала?

— Катя, тише! Что ты такое говоришь?

— Ну, Володя... У нас медовый месяц. Сделай мне подарок. Давай купим билеты по семьсот и будем бродить тут до самого вечера. Здесь такие потолки, посмотри!

Катя задрала голову, а Володя купил два билета за семьсот. Одиссея началась.

Примерно с одиннадцати утра до двух часов дня молодожены бродили по первому этажу. Рассматривали гробницы, вазы и шумерские письмена. Два раза Володя садился на скамью, намереваясь больше никогда с нее не вставать. Два раза к нему подходила Катя, целовала в щеку и брала за руку. Володя покорялся и вставал. На втором этаже дело пошло веселей. Катя обязала утратившего волю мужа ее фотографировать. Он фотографировал супругу возле Рафаэля и Леонардо, больших и малых голландцев, малозначительных итальянцев, аляповатых французов, греческих и римских статуй. Сам Володя смотрел по сторонам. Особенно долго он смотрел на Рафаэля.

Потом молодожены стояли очередь в эрмитажное кафе, где съели по салату и десерту, всего на 1800 рублей. Володе было уже наплевать. Его душа, набитая под завязку прекраснейшими произведениями мирового искусства, погрузилась в туман. В этом тумане мелькали причудливые разноцветные образы, а над ними, как плодородное солнце, висела «Мадонна» Рафаэля. Уже после Египетского зала Володя накрепко замолчал. Катя же щебетала без умолку. Она совершенно ничего не понимала в искусстве, зато по достоинству могла оценить богатство рамы и дороговизну люстры. Ее щебет докатывался до Володи, как волны слабого прибоя до ног путника, обутого в дорогие туфли.

Когда с обедом было покончено, молодожены кинулись на штурм Генштаба. Перейдя Дворцовую площадь и разоблачившись, они медленно побрели по залам, непрестанно фотографируясь, чтобы закончить культпоход четвертым этажом, где были собраны коллекции Матисса и Пикассо. Изрядно переевшим римлянином прибыл Володя на встречу с французом. Яркий Матисс бросился Володе в лицо и буквально потряс его до глубины души. Беда была в том, что у Володиной души никакой глубины не осталось. Портрет Делекторской, где жизнелюбие и депрессия отлились в красках, стал последней каплей. К тому времени молодожены ходили по музею уже шесть часов. На глиняных ногах Володя побежал от Матисса прочь и вскоре вбежал в зал Пикассо, где тут же напоролся на «Девушку с мандолиной». Упав на колени, переполненный до краев молодой мужчина страшно завыл, а потом разразился рвотой. Со всех сторон его обступили смотрители музея и посетители. Подбежала взволнованная Катя...

Володя блевал разноцветными красками. Желтая, зеленая, синяя, красная, белая краски извергались из его горла надсадным потоком, превращая пол Генштаба в причудливую абстракцию. Иногда в красках можно было различить кусочки мрамора, гранита, гипса или нефритовую бусину.

Катя закричала:

— Володя, что с тобой! Господи, что с ним происходит?!

Тут к блюющему Володе подбежала пожилая смотрительница, нацепила ему на голову наушники и плотно закрыла глаза дряблыми ладонями.

— Тихо, тихо, маленький мой! Вишь, как оно бывает... Отдавило фибры-то. Поблюй, поблюй. Щас Бузову послушаешь, душа опустеет и легче станет.

Володя слушал Бузову полчаса и все полчаса блевал в принесенные смотрителями ведра. Через полчаса краска иссякла. Посрыгивав немножко нефритом, молодой мужчина утер губы и медленно поднялся на дрожащих ногах. Катя плакала в углу. Пожилая смотрительница нашептывала ей что-то грозное прямо в ухо. С повязкой на глазах и под белы руки Володю вывели из музея. Смотрители рекомендовали ему покинуть Санкт-Петербург в кратчайшие сроки, иначе от видов города блевание краской может возобновиться. Молодожены последовали доброму совету. В ту же ночь они вернулись в Пермь, а потом улетели в Анталию, где в смысле искусства блевать, прямо скажем, нечем.

Единственная загадка гложет меня во всей этой истории: почему Володя не бросил к чертовой матери Катю? Хотя... Может быть, она действительно ублажала его далеко не глазами. А когда не глазами, это, знаете ли, большое дело. Когда не глазами, и Эрмитаж можно как-нибудь потерпеть.

Конечно, в истории Перми этот случай тоже никакого следа не оставил. Было бы странно, если бы он его оставил.

В Перми блюют исключительно по другим поводам.