Халулаец

Случай под Рождество

Рождество 2009 года в моей жизни получилось памятным.

Во-первых, я заигрался в крутого авантюриста и кинул закамских бандитов на сто тысяч рублей. Понятное дело, они хотели со мной встретиться. Поэтому я жил в общаге на Комсике, где мой приятель снял комнату на свое имя. Комната праздничному настроению не способствовала. Пружинистая кровать, лакированный шкаф, две скучных табуретки, круглый стол и сервант, набитый сочинениями Ленина, составляли все ее убранство.

Во-вторых, я не пил уже две недели, потому что подсел на христианство. Такое часто случается с людьми, обеспокоенными самосохранением.

В-третьих, девушка, которую я любил, благополучно вышла замуж и собиралась родить не моего ребенка.

С последним обстоятельством смириться было сложнее всего. Оно казалось непоправимым, как ампутация. Помню, я тогда дни напролет читал Библию, надеясь вычитать там какие-то смыслы повыше любви и собственной безопасности. Вообще, хоть за окном и была зима, мне казалось, что я попал в какую-то нескончаемую осень. Я осыпался, понимаете? Как глупый тополь осыпается листьями в сентябре, так и я осыпался смыслами, целями, мужеством. Мне не то чтобы ничего не хотелось, скорее я перестал понимать саму природу желания. Бездействие стало главным моим занятием. Я мог часами созерцать потолок, безучастно читать Новый Завет, бесчувственно думать о том, почему все так произошло. Я даже пробовал молиться, но получалось слишком фальшиво даже для меня.

Седьмого января в мою дверь постучали: тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук. Это был особый стук, по которому я понимал, что пришли свои. На всякий случай захватив со стола нож, я открыл дверь. На пороге стояла девушка в коротенькой юбке и куцей дубленке.

— Привет.

— Привет. Меня зовут Алиса.

— Бывает. Ты кто?

— Я от Виталика.

Алиса протиснулась в комнату. Я захлопнул дверь и повернулся к девушке:

— Что Виталик попросил тебя передать?

— Ничего. Я — подарок тебе на Рождество. За все уплачено, не беспокойся.

Алиса сняла сапоги и дубленку. Бросила сумку на стол. Оперлась на него попой и закурила. Я сел на кровать. Мой взгляд источал иронию.

— Значит, мой приятель обеспокоился и прислал мне проститутку. Очень мудно.

Алиса пристроила сигарету в пепельницу и села на кровать. Податливая пружина прогнулась и притянула нас друг к другу.

— Я тебе не нравлюсь?

— Нравишься. Просто я не в настроении. За сколько он тебе заплатил?

— За два часа. Могу сделать минет, если хочешь.

— Без презерватива?

— Да.

— И часто ты практикуешь такую открытость?

— Нет. Только когда клиент мне симпатичен.

— Я польщен, Алиса. Но тебе лучше уйти. Правда. Вот...

Я приподнял матрас и вытащил из-под него тысячу рублей.

— Это тебе за обманутые ожидания. Уходи.

Алиса взяла деньги, но уходить не торопилась.

Помолчали.

— Как тебя зовут?

— Господи, да зачем тебе?

— Тебе сложно, что ли?

— Меня зовут Никита. Довольна?

— А на самом деле?

Я глянул на девушку удивленно:

— Ладно. Меня зовут Павел.

— Почему ты наврал, Павел?

— Привычка. Люблю анонимность. Ты ведь ее тоже любишь?

— Почему это?

— Потому что Алиса.

— Нет. Это мое настоящее имя. Хочешь, паспорт покажу? У меня с собой, в сумке!

— Не надо. Так и быть — верю.

Но ей почему-то очень важно было показать мне паспорт. Гордеева Алиса Николаевна, 1990 года рождения, город Краснокамск.

— Ну все. Теперь как порядочный человек я должен взять над тобой шефство.

— Что такое шефство?

— Опека. Чтобы маленькая девятнадцатилетняя девочка из Краснокамска перестала работать проституткой.

— Лучше скажи спасибо, что маленькая девочка из Краснокамска героином не колется.

— Спасибо, Алиса. А сейчас тебе пора уходить.

— Не прогоняй меня. Не хочу сидеть дома одна. Рождество же.

— Ты чтишь Рождество?

— Что значит чтишь?

— Ну... Тебе важно, что родился Иисус Христос.

— Я не знаю Иисуса Христа. Знаю только, что он родился, а потом его на кресте распяли. Так ведь?

— Так. Но между этими событиями тоже кое-что было.

— Что?

— Нагорная проповедь, например.

Алиса рассмеялась.

— Что тебя развеселило?

— Нагорная. Как микрорайон. Я там комнату снимаю, кстати.

Помолчали.

Алиса снова закурила. Я встал с кровати и открыл форточку. Морозный воздух ворвался в прокуренное помещение.

— Знаешь, о чем я думаю?

— О чем?

— Мы могли бы приготовить праздничный ужин, а ты бы рассказал мне про Христа.

— Как влюбленная пара, да? Может, гирляндочки еще повесим? За руки возьмемся и все такое? Свечки зажжем?

— Ты злой. Ладно. Я пошла.

Алиса схватила сапог и стала ожесточенно его надевать.

— Не уходи. Давай расскажу тебе про Христа.

Девушка посмотрела на меня в упор и отложила сапог.

— Хорошо. Ляжем?

— Любишь слушать лежа?

— Я все люблю делать лежа.

— Теперь понятно, почему ты выбрала эту профессию.

— Очень смешно.

Мы легли на кровать, и Алиса тут же забросила на меня ногу. Я промолчал.

— Вначале обратимся к первоисточнику.

Я потянулся за Новым Заветом, но взять его не успел. Комнату разодрал треск ломаемой двери. Я мог бы выпрыгнуть в окно, но почему-то не захотел оставлять Алису. Вместо этого я сдернул ее с кровати и засунул в шкаф.

— Это за мной. Ни звука. Все очень серьезно.

С четвертого удара дверь пала. Я сел на стул. В комнату вошли четверо. Трое — незнакомых, а четвертый — обманутый мной бандит Жека Бизон. Тупой и беспощадный, как кухонный нож.

— Могли бы и постучать. Неинтеллигентные какие...

— Остришь, блызьма? Ну, остри, остри... Одевайся, до лесочка прокатимся, там и поговорим.

— Чё-то как-то неохота. Дубак, знаешь ли...

Мое спокойствие взбесило Жеку. Он мотнул головой, и троица быков кинулась в атаку. Ударом ноги из-под меня выбили стул. Встать с пола не получилось. Удары сыпались со всех сторон, будто я связался с многоруким Шивой. Когда я уже мало что понимал, Жека уронил:

— Хорош! Посадите это мясо на стул.

Он похлопал меня по щекам, и я сумел сфокусировать взгляд на толстом лице.

— Слышишь меня?

— Слышу. Вы мне зуб выбили, придурки.

На самом деле в моей голове царил сумбур. Алиса, Христос, быки и Жека выплясывали там канкан, и все происходящее казалось фантастическим недоразумением.

— Короче, расклад такой: или возвращаешь прямо сейчас сотку денег...

— У меня нету...

Жека отвесил мне леща.

— Не перебивай. Или поджигаешь машину.

— Какую еще машину?

— Одного нехорошего человека. «Крузак». Тебе не похер ваще? Швырнешь «молотов» из-за угла, и все. Считай, в расчете. Слово даю.

В первое мгновение идея показалась мне заманчивой. Сжечь машину действительно не так уж сложно. Но через минуту в моей голове опять заплясал канкан. Я вдруг подумал: а что бы на моем месте сказал Христос? А потом я подумал про Алису. А потом про то, что если соглашусь, то до конца своих дней буду сжигать машины. Жека и быки не знали, о чем я размышлял, и поэтому мой ответ их удивил.

— Не буду сжигать машину. Я — христианин.

— Кто ты, блядь?!

— Христианин. Стараюсь им быть, по крайней мере.

— Пиздец тебе, значит.

— Пусть. Взять с меня нечего, можете убить. Мне все равно. Машину я сжигать не буду. И деньги тоже не отдам. Вы на моих схемах несколько миллионов заработали. Мы в расчете.

Самое смешное, что когда я это все начал говорить, из меня куда-то подевался страх. Я реально перестал за себя бояться. Наверное, впервые за последние три месяца. Жека и быки это почувствовали. Хищники вообще хорошо чувствуют страх и его отсутствие.

— Ты от христианства так раздухарился?

— От него. Все ведь тлен, Жека. Надо это понимать.

— Тлен — это хорошо. Про тлен мне нравится. Знаешь, как мы поступим?

— Как?

— Мы наебнем тебя еще разок. Крепко так наебнем, основательно. А потом спросим про деньги и машину. Если ты откажешься, мы увезем тебя в гараж и посадим в овощную яму. Я буду приходить каждый день и пиздить тебя как суку. Рано или поздно ты согласишься на что угодно. А если не согласишься, то я попрошу ребят с Северного выкопать тебе могилку в безымянном квартале. Чтобы палка заместо креста. Ты готов ко всему этому?

— Готов. Когда пойду долиной смертной тени, я не убоюсь зла, потому что Бог со мной.

— Вот и славненько. Хуярьте его, пацаны. Чтобы живого места не осталось.

Во второй раз за день я оказался на полу. Мне отбили почки, выбили еще два зуба и вроде бы сломали ребро. Я уже совсем не понимал, что происходит. Красные половые доски то исчезали в темноте, то вдруг выныривали прямо в глаза. Закончив махать ногами, быки снова усадили меня на стул. Из тумана выплыла Жекина морда.

— Ну что? Сожжешь машину или все-таки едем на яму?

— На яму. Жечь не буду. Христос не велел.

— Дело твое. Пацаны, поработайте-ка с ним еще.

Но пацанам работа разонравилась. Они менжевались на месте и смотрели на Жеку недовольно.

— Чё встали-то? Делайте его!

— Не, Жека. Харе. Он блаженный какой-то. Нафиг надо. Вдруг самим потом прилетит?

— От кого, блядь? Вы чё несете-то?

— Не знаю, от кого, — ответил один. — От кого-нибудь. Забей уже. Я в Чечне таких видел. Им похуй дым вообще.

— Пойдемте-ка выйдем, пацаны. В коридоре поговорим.

Из коридора Жека с быками так и не вернулся.

В чувство меня привела Алиса. Она вылетела из шкафа, уложила меня на кровать и вызвала «скорую». Помню, еще голову мою на колени к себе положила. Я даже пошутить попытался. Типа самое время обсудить Нагорную проповедь. А потом приехала «скорая» и увезла меня на Братьев Игнатовых. Ни Алисы, ни Жеки я больше никогда не видел.

Такое вот Рождество. С канканом.