Мое похмелье похоже на липкого сумоиста, который выталкивает меня в лужу сомнительной философии. «Главная прелесть жизни, — думаю я в такие минуты, — это то, что ее в любой момент можно закончить». Приятно осознать противным осенним утром, что хоть над чем-то у тебя имеется власть.
Погоняв примерно вот такую херню, я открываю глаза и вглядываюсь в расступающийся туман. Кресло, шкаф, пианино, кот, зеркало, письменный стол и штора обретают краски. Идет это только коту. Остальное (особенно стол) выглядит измученно, как член импотента.
Улыбаясь дурацкой метафоре, я медленно опускаю ноги на пол. Упираюсь взглядом в нутро бездверного шкафа. «Дмитрий, — обращаюсь к нему, — гроб ты мой лакированный! Как спалось?» Но Дмитрий молчит. Рубашки на плечиках напоминают призраков разных национальностей. Вскоре молчание шкафа делается невыносимым.
Я встаю. То есть вначале встает член (завидуй, стол!), а потом все остальное. Говорят, в состоянии похмелья организм близок к смерти и поэтому спешит продлить собственный род. Не знаю. Организм — дурак. Только собаки могут переплюнуть детей в смысле навязчивости. Мне это, понятно, ни к чему. Я ведь вольный стрелок и все такое.
Ванная. В стакане стоит щетка. Там могли бы стоять две щетки. Могли — три. Могли бы даже четыре. Но какой-то святой умник изобрел презерватив. Вообще, некоторые люди называют презерватив гондоном. Это неправильно. Гондон — это использованный презерватив. Разница примерно такая же, как между Девой Марией и моей бывшей женой. Принципиальная.
Кухня. Ебаный хай-тек. Я лезу в холодильник. Внезапно нахожу там пиво. С недоверием усаживаюсь на стул. Не падаю. Делаю жадный глоток. Потом еще и еще. Дождь над Сахарой. Бессмысленно и приятно. Удивляюсь собственной предусмотрительности. Момент водворения пива в холодильник от меня как-то ускользнул.
Член продолжает стоять. Я чуть не сбиваю им бутылку со стола, когда поднимаюсь за пепельницей. Однако суходрочка меня не привлекает. Мешают комплексы взрослого человека. Я беру телефон и начинаю шерстить контакты:
Аделаида
Брунгильда
Василиса
Гурьяна
Донара
Евлампия
Жозефина
Зена
Ирина (Вот ведь имечко, а?)
Констанция
Лисса
Мадонна
Нелли
Одетта
Присцилла
Рагнара
Сусанна
Теургина
Урания
Ярмина
Ненадолго задумавшись, выбираю трех кандидаток — Жозефину, Присциллу и Рагнару.
С Жозефиной я познакомился на «Кампус фесте». Мы с ней стояли в очереди за фалафелем и разговорились. Милая студенточка с истфака. Зачесывала мне про французскую революцию и Наполеона. В постели немного зажатая, будто зачет сдает. Типа наблюдает за собой со стороны, старается, чтобы все ее движения и позы нравились воображаемому фотографу из «Пентхауса». Таких всегда интересно раскрепощать.
Присциллу я встретил в магазине виниловых пластинок. Она искала Элвиса Пресли, я — Эллу Фицджеральд. Не то чтобы наши вкусы совпадали или я не смотрел на Присциллу с чувством превосходства (где Элла и где Элвис?), но когда она сказала: «Джаз — для нытиков!», мне стало интересно. В постели она напоминает американку — действует грубовато, с нарочитым энтузиазмом. Ей кажется, что большая грудь автоматически является красивой. Было бы неплохо добавить ее сексу изящества.
С Рагнарой я познакомился в кино. Галантно помог ей снять гигантский пуховик у гардероба. Угостил попкорном и пепси. А потом мы пошли в темный зал, чтобы посмотреть вторую часть «Тора». Правда, под занавес фильма нас больше занимали взаимные губы и обжимания. В постели Рагнара любит говорить непристойности. Иногда она произносит их совершенно естественно, а иногда — мучительно выдумывает прямо во время секса. Представьте: расслабленное и довольное лицо вашей любовницы вдруг напрягается, брови сходятся над переносицей, подбородок затвердевает и вдруг она выдает: «Еби меня, милый, еби! Ах, я такая сука! Твоя сука!» Честное слово, я чуть не заржал однажды. Пришлось поставить ее раком, чтобы хоть лица не видеть. Надо будет затрахать Рагнару до такого состояния, чтобы у нее не осталось сил на литературу.
Вначале я позвонил Жозефине.
— Здравствуй, Жозефина.
— Привет, Марат.
— У нас проблема, малышка.
— Что случилось?!
— У меня окаменел член. Если ничего не делать, он может отпасть. Мне больно.
— Прямо окаменел?
— Гранит. Диктуй адрес, я вызову тебе такси.
— Но я на учебе...
— То есть ты предпочитаешь грызть гранит, хотя могла бы его сосать? Ладно. Позвоню другой. Береги зубы.
— Букирева пятнадцать. ПГНИУ.
— Ок.
Я сбросил вызов и задумался (точнее, сумоист пихнул меня в очередную лужу). А почему бы не пригласить в гости всех троих? Устроить вечеринку и все такое?
— Алло, Присцилла?
— Да.
— Это Элвис.
— Вау! Я думала, ты не позвонишь.
— О твоих оскорбительных подозрениях мы поговорим позже. Приглашаю тебя в гости.
— Глодать кости?
— Именно. Одна часть моего тела страшно закостенела.
— Бедненький... Нельзя бросать Короля в таком положении.
— Ну, Европейский суд по правам человека этого бы точно не одобрил.
— Еду.
— Жду.
Потом я позвонил Рагнаре.
— Здравствуй, валькирия.
— Здравствуй, Олаф.
— Где ты?
— В скучном офисе. Наблюдаю за работой принтера.
— Я могу тебя спасти.
— Как?
— Возьми отгул, внезапно заболей, виртуально умертви бабушку и приезжай ко мне.
— И что мы будем делать?
— Сожжем принтер и займемся любовью на его пепелище.
— Мне нравится. Взять вина?
— Возьми. И бутылку абсента.
— Может, мне сразу уволиться?
— Поговорим об этом при встрече.
— Хорошо. Я скоро буду.
— Пока.
В третий раз сбросив вызов, я решил смотаться в магазин. В этой квартире я жил всего месяц и ни разу еще не «работал» возле дома. Правда, для «работы» мне нужна была пустая касса. Такая отыскалась в ближайшей «Семье». Затарив тележку, я подошел к кассирше и посмотрел ей в глаза своим особенным взглядом. Женщина тут же безвольно улыбнулась.
— Отсканируйте, пожалуйста, и расплатитесь за меня. Я забыл бумажник дома, а забывчивым людям надо помогать. Правильно?
— Правильно.
Услужливо сложив продукты в пакет, продавщица достала свой кошелек и вложила в кассу необходимую сумму. К нам подошел охранник. Ему я тоже заглянул в глаза.
— Тебе нравится... Надя? (Я прочитал имя на бейджике.)
— Нравится.
— А тебе, Надя, нравится Витя?
— Нравится.
— Тогда идите в подсобку и займитесь любовью. Довольно с вас одиночества. Будьте счастливы.
Взявшись за руки, парочка ушла в глубь магазина. А я поспешил домой. У подъезда меня поджидала Рагнара. Я впервые увидел ее в очках (обычно она носит линзы). Очки добавляли ее лицу строгости, которую очень хотелось преодолеть. Мой приятель ожил и прильнул к джинсе. Мы зашли в лифт. Я притянул Рагнару к себе и поцеловал в губы.
— Тебе от меня только секс нужен, да?
— Да.
— Какой ты честный.
— Заткнись.
— Не здесь же...
— Хочу здесь.
— А если мы застрянем?
Я не ответил. Просто нажал «Стоп» и задрал на Рагнаре юбку.
— Обожаю твой круп.
— Поцелуй его.
— Извращенка.
— Не разговаривай с набитым ртом.
— О господи...
— Я такая сучка. Выеби меня! Давай же, ну!
Спустив джинсы, я принялся исполнять ее желание. Хотя смешно было безумно. Трахал и давился смехом. Опять «сучка», опять «выеби».
Вдруг из динамика заговорила лифтерша:
— Почему лифт не едет? Вы застряли?
— Нет. Мы трахаемся, а вы нам мешаете.
— В лифте нельзя трахаться. Немедленно покиньте кабину!
— Не могу. Девушка сейчас кончит.
Как бы в подтверждение моих слов, Рагнара громко застонала и выругалась матом.
— Слышите?
— Слышу. Я вызываю полицию.
— Возбуждает?
Долгая пауза.
— Есть немного.
Тут Рагнара кончила и сразу обиделась:
— Какого черта ты треплешься с лифтершой, когда мы занимаемся сексом!
— Да ладно тебе. Женщина на службе. Скучает...
Я нажал восьмерку, и лифт тронулся. Лифтерша с нами больше не заговаривала. Правда, я слышал ее тяжелое дыхание. А может, это были похмельные глюки или динамик так работал.
Едва мы зашли в квартиру, раздался домофонный звонок.
— Слушаю.
— Это Присцилла, сладкий. Открывай.
— Поднимайся, детка.
— Что за детка?
Это Рагнара проявила любопытство.
— Присцилла. Классная девчонка. Сейчас познакомитесь.
— В смысле? Ты тоже с ней спишь?
— Конечно. Иначе зачем она нужна?
— Так... Что-то я ничего не понимаю...
— Да тут нечего понимать. Обычная вечеринка. Ты, я, Присцилла и Жозефина. Пьянство и свобода. Будем пить абсент, читать стихи, заниматься любовью. Как будто завтра Боргильдова битва, смекаешь?
— Ты серьезно?
— Разумеется. Давно хотел вас познакомить.
— Все. Я ухожу.
— Уходи. Возвращайся в офис. Только когда будешь наблюдать за работой принтера, не думай, пожалуйста, о том, как нам тут заебись.
Рагнара забарабанила пальцами по столу.
— Я в ванну. Мне надо подмыться. Полотенце дай.
— Там есть чистые. Пойдем.
Проводив Рагнару в ванную, я пошел встречать Присциллу. Избыток косметики на ее лице гармонировал с избытком буферов чуть ниже. Американская мечта о глупой сисястой блондинке прямо на моем пороге. Забавно.
— Проходи на кухню, Присцилла. Накатим.
— А чьи это туфли?
— Рагнары.
— Кого?
— Классной девчонки, которая сейчас моется в моей ванне.
— Что?!
— Не парься. Я вас познакомлю. Очаровательное создание.
— Ты с ней спишь?
— Что у вас у всех с головой, а? Одни и те же вопросы. В секте, что ли, выросли?
— Нет. Просто я думала...
— Что я трахаюсь только с тобой?
— Ну да...
— С чего баня-то пала? Откуда такое самомнение, цветочек?
— Действительно, наивно. Как-то само так думается, понимаешь? Машинально.
— Бедняжка... Машинально думается только всякая херня. Гони ее в шею.
Пока мы обо всем этом трепались, я успел разлить вино, «отработанное» в «Семье», по хрустальным бокалам. А Присцилла — даже выжрать один бокал нервным залпом. Тут из ванной вышла Рагнара и приехала Жозефина. Пока Жозефина поднималась на этаж, я схватил Рагнару за руку и усадил рядом с Присциллой.
— Ни единого звука! Хочу сделать Жозефине сюрприз. Я серьезно, слышите? Даже не ржать.
Но девушкам было не до смеха. Они украдкой посматривали одна на другую оценивающим взглядом и хранили неловкое молчание.
Жозефину я встретил у лифта. Она была моей любимицей. Образованные девочки вообще моя слабость еще со времен Гипатии Александрийской.
— У меня для тебя сюрприз, солнце!
— Привет, Марат.
— Привет. Позволь, я завяжу тебе глаза.
— Давай.
Я завязал, взял Жозефину за руку и привел на кухню. Отметил, что бутылка вина опустела. Игриво посмотрел в раскрасневшиеся физиономии подруг. Встал у Жозефины за спиной и нежно обхватил ее за плечи. А потом легким движением руки сорвал повязку. Атмосфера немого кино расползлась по комнате. Старик Бунюэль был бы доволен.
— Это кто, Марат? Что здесь происходит?
Жозефина обернулась ко мне, и я поцеловал ее в губы.
— Ты привезла абсент, принцесса?
— Вот.
— Ставь на стол и садись. Сейчас я все объясню.
Жозефина повиновалась. Три красавицы застыли на стульях, как курочки на насестах. Их вопросительные взгляды скользили по моему лицу. Хотя у Присциллы взгляд был пьяным и заговорщицким. А у Рагнары восхищенно-осуждающим. Можно сказать, я вам наврал, потому что вопросительным взгляд был только у Жозефины.
— Сегодня утром я проснулся с жуткого похмелья. В состоянии крайнего сексуального возбуждения. Полез в телефон. Пробежался по контактам. Нашел там вас троих и позвал в гости. Это если коротко.
— Давай длинно. А то короткое объяснение как-то не греет.
— Хорошо. Длинно. Мне одиноко с похмелья. Хочется женского внимания, шумной компании, застольных бесед. Вечеринки хочется, короче. Вам, на самом деле, даже не обязательно со мной трахаться. Давайте просто накатим абсента и поговорим по душам? Если такой расклад тебя, Жозефина, не устраивает, можешь возвращаться в универ. Больше тебе не позвоню.
— Пожалуй, так и сделаю.
— Что ж... Мещанство — это всегда выход.
— Что ты сказал?
— Что слышала.
— То есть ты прямо сейчас назвал меня мещанкой?
— А кто ты? Разве не ханжество смотрит на меня твоими прелестными глазками? Ты, конечно, можешь читать Сорокина и слушать Моррисона, но человека определяет не искусство.
— А что?
— Поступки. Если угодно — творчество жизни. Способность отклониться от проторенных тропок.
— Подожди, подожди... В твоем представлении таким отклонением является групповуха?
— Ты собиралась в универ, кажется?
— Уже не собираюсь. Познакомь нас.
— Ах да. Простите, девушки. Эту разговорчивую особу зовут Жозефина. Слева от тебя, Жо, сидит Присцилла. Справа — Рагнара. Теперь, когда с формальностями покончено, предлагаю накатить.
Я разлил абсент по стопкам. Щелкнул зажигалкой «Зиппо». Замахнул с довольным видом. Вдумчиво прикурил сигарету. День обещал быть славным. После четвертой стопки я предложил девушкам раздеться. К чему эти буржуазные предрассудки в виде одежды? Под вечер, когда все изрядно окосели, я позвонил приятелю и заказал кокса. А ночью мы вышли во двор и торжественно сожгли принтер.
Утром я снова проснулся с дикого похмелья...