Хаски и его учитель белый кот. Том III

Глава 265. Цитадель Тяньинь. Пара Ши Мэев

Когда воск выгорает, остается мрак.

Когда гаснет пламя, остается лишь пепел.

Но мрак тоже некогда сиял, а пепел был обжигающе горячим. У него тоже были месяцы и годы света и тепла, о которых сейчас никто не ведает и от него уже никогда не узнает.

Мо Жань отдал без остатка все свои духовные силы.

Он видел, как разлетаются птицы, войско мертвецов погружается в землю, живые люди освобождаются от контроля Вэйци Чжэньлун, и черные шашки трескаются одна за другой. Он видел, как черный прилив, грозивший захлестнуть Пик Сышэн, потеряв свою мощь, отступает и рассеивается. Видел, как грозящее поглотить весь мир страшное бедствие отступает.

Люди говорили, что он великий грешник, а его чудовищным злодеяниям нет прощения, и в этом он сам был с ними полностью согласен. Однако в итоге этот демон сделал для мира то же самое, что и божественный дух. Для Мо Жаня Чу Ваньнин стал светом во тьме, следуя за которым, он шаг за шагом прошел весь его путь[265.1].

— Брат!

— Жань-эр!

Он смутно слышал, что кто-то зовет его. Угасающий взгляд выхватил из толпы пошатывающегося и спотыкающегося Сюэ Мэна, бегущего к нему со всех ног, а потом и Сюэ Чжэнъюна с госпожой Ван, которые, прорвавшись сквозь плотное окружение, тоже спешили в его сторону.

Услышав, как они зовут его, он почувствовал облегчение и даже нашел в себе силы растянуть губы, словно собираясь улыбнуться, но, в конце концов, по его окровавленному лицу ручьем потекли слезы.

Он хотел сказать: «Простите, я правда поступал дурно», — но горло перехватило и сдавило так, что в итоге он лишь жалобно простонал:

— Не ненавидьте меня.

Я правда…

Я правда очень люблю вас всех.

Я люблю дядю и тетю, люблю Пик Сышэн, люблю этот кусочек душевного тепла и доброты, украденный у вашего кровного родственника.

Дядя, тетя, Сюэ Мэн.

Не ненавидьте меня.

Миллионное войско отступило. С головы до ног покрытый грязью и пылью Мо Жань тяжело осел на землю.

Когда в прошлой жизни Чу Ваньнин в такой же ситуации потерял сознание, его белые одежды были в крови, но при этом сам он выглядел очень чистым и незапятнанным. Этим он в корне отличался от Мо Жаня, ведь Мо Жань всегда был грязным.

Прежде чем окончательно потерять сознание, он почувствовал, как госпожа Ван обхватила его своими мягкими и теплыми руками и с сердечной болью в голосе позвала его по имени:

— Жань-эр.

А еще он слышал, как Сюэ Чжэнъюн яростно и громко спорит с Му Яньли:

— Коварный план? Какой еще коварный план?! Если бы он создал и призвал этих марионеток вэйци, то разве пошел бы на это, чтобы заставить их отступить?!

Он слышал громкие крики Сюэ Мэна:

— Эй, вы, не трогайте его! Не смейте его трогать! Не забирайте его!

Все вокруг превратилось в мельтешение и хаос.

Всей душой ему хотелось снова что-то объяснять и о многом настойчиво попросить, однако он действительно ужасно устал и был изнурен до крайности.

Мо Жань закрыл глаза.

Гора Цзяо.

В Зале Сяньсянь слабо горел тусклый свет негасимой лампады. Заполнивший всю емкость плошки смешанный с воском китовый жир медленно тлел, освещая это темное царство, куда не проникал солнечный свет. Отмеряя уходящее время, неспешно оплывала свеча и медленно струился нагар.

Ши Мэй в наброшенной на плечи подбитой мехом белой лисы парчовой мантии сидел на троне. Прикрыв глаза и опираясь виском на руку, он, похоже, отдыхал.

Когда-то на этом высоком месте сидел Сюй Шуанлинь. В то время Ши Мэю довелось наблюдать, как тот одну за другой искусно изготавливает шашки Вэйци Чжэньлун и создает «Девятые Небеса» и «Чистилище», всем сердцем надеясь на то, что его мертвый учитель все еще может вернуться в мир живых.

Стоило признать, что этот человек был очень интересен и в чем-то даже симпатичен ему, но, к сожалению, его нельзя было оставить.

Перед Ши Мэем был расстелен квадратный отрез зачарованного шелка. Ткань оказалась сплошь покрыта разноцветными маленькими точками, над которыми кружились драконы и змеи.

Хотя Ши Мэй развернул перед собой эту шелковую ткань, но за все это время он ни разу даже не взглянул на нее. Ему и без того было известно, какой выбор в конечном итоге сделает Мо Жань, а эту зачарованную ткань он разложил просто ради забавы. Наступающий на бессмертных Император Тасянь-Цзюнь мог использовать множество способов, чтобы выпутаться из этой сложной ситуации, однако у образцового наставника Мо был лишь один путь, так что следить за этим было даже не интересно.

Спустя какое-то время ворота тронного зала распахнулись настежь и послышались чьи-то легкие шаги. Не поднимая головы, Ши Мэй блекло обронил:

— Ты пришел?

На блестящих как отполированное зеркало каменных плитах стоял мужчина. На плечи вошедшего был наброшен белоснежный плащ с капюшоном, надвинутым так низко, что было не разглядеть черты его лица. Похожий на прекрасный белый лотос, он остановился и замер посреди зала.

У этого мужчины был чистый и красивый голос, однако тон его был довольно мрачным:

— Только что снаружи было шумно. Мо Жань все-таки раздробил все шашки, находившиеся под контролем Тасянь-Цзюня.

Даже ресница не дрогнула на неподвижном лице Ши Мэя, когда, хмыкнув, он равнодушно ответил:

— Да, у него ведь не было выбора.

Мужчина заговорил опять:

— Тело Тасянь-Цзюня давно мертво, поэтому контролируемые им шашки уже начали восставать против тебя. Теперь, когда Мо Жань силой своего духовного ядра смог ослабить контроль, ты ведь понимаешь, что очень скоро они все освободятся? Или тебе до этого дела нет?

— О? Ты заботишься обо мне? — рассмеялся Ши Мэй.

Мужчина не ответил ему, но чуть позже все же спросил:

— Что ты собираешься делать дальше?

— Просто придерживаться старого плана, — Ши Мэй, наконец, пошевелился. Он распрямил спину и открыл свои прекрасные персиковые глаза. Одарив своего собеседника лучезарной улыбкой, от которой, казалось, в темный зал пришла весна, он добавил, — я ведь уже давно тебе все рассказал.

— Я знаю, что ты очень тщательно все просчитал, однако сам подумай: Мо Жань заплатил такую огромную цену, чтобы остановить беспредел, творимый марионетками Вэйци Чжэньлун. Адепты всех этих школ тоже не дураки. Не может быть, чтобы теперь у них не появилась хотя бы капля сомнений относительно истинной подоплеки этих событий.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду — с улыбкой ответил Ши Мэй. — Он ведь герой, который ради предотвращения очередной катастрофы в мире совершенствования без колебаний расколол свое духовное ядро.

— Как думаешь, люди мира совершенствования будут допрашивать такого героя?

Ши Мэй ответил не сразу. Все так же лучезарно улыбаясь, он положил подбородок на скрещенные перед собой пальцы, после чего мягко и вкрадчиво поинтересовался:

— Разве то, что сделал Мо Жань, по сути не то же самое, что в прошлой жизни сделал Чу Ваньнин?

Мужчина какое-то молча обдумывал его слова, прежде чем ответил:

— Похоже. Почти один в один.

— Хорошо, тогда спрошу тебя еще кое-что: когда в прошлой жизни Чу Ваньнин был схвачен и посажен под замок Тасянь-Цзюнем, сколько людей из мира совершенствования действительно беспокоились и помнили о нем?

— …

Его собеседник не отвечал, а улыбка на лице Ши Мэя становилась все глубже и таинственнее:

— Почти никто, так ведь? Про это я тебе и говорю. Все эти годы только Сюэ Мэн еще как-то суетился и бегал повсюду. Сперва еще были те, кто, проронив пару слезинок, из сочувствия пообещал протянуть ему руку помощи и помочь спасти людей с Пика Сышэн. Ну а что случилось потом? Из-за растущего могущества Тасянь-Цзюня все эти обещания так и остались только на словах. Более того, по прошествии времени первые добрые чувства и сочувствие рассеялось, и люди стали все больше чувствовать, что мельтешащий перед глазами Сюэ Мэн надоел им до зубовного скрежета. Так что, когда он в очередной раз прибежал их упрашивать, вся эта публика принялась убеждать его, что раз Чу Ваньнин так долго находится в императорском дворце, то, вероятнее всего, его уж и в живых-то нет. Как можно рисковать жизнями живых людей ради того, кто, возможно, уже давно умер?

Таинственный человек покачал головой:

— В то время местонахождение Чу Ваньнина действительно оставалось тайной для всех, а сейчас Мо Жань в более-менее нормальном состоянии и находится рядом с ними. Как бы они ни были озлоблены, вряд ли будут вредить человеку, который только что пролил кровь ради спасения мира совершенствования.

Выслушав его возражение, Ши Мэй невольно вздохнул:

— Эх, ты прожил всего на несколько лет меньше меня, а все еще такой наивный и простодушный идеалист.

С этими словами он убрал со стола шелковую ткань, на которой все точки уже поменяли цвет на красный, означавший, что все шашки Вэйци Чжэньлун полностью утратили свою силу. Без всякого выражения он небрежно положил ее в свой мешок цянькунь.

— Люди могут позволить себе быть благородными, пока не затронуты их собственные интересы. Однако, если что-то может навредить им, то постепенно начинает проявляться их скотская натура.

Тонкие пальцы проворно завязали узел на мешке цянькунь, после чего Ши Мэй впервые за время этого разговора поднял голову:

— Сейчас в их глазах Мо Жань наполовину несправедливо обвиненный хороший человек, наполовину ненаказанный коварный злодей. Конечно, жаль случайно обвинить и причинить вред хорошему человеку, но, по ошибке отпустив злодея, в будущем можно породить новую кровавую бойню в мире совершенствования.

— …

Увидев, что собеседник молчит и внимательно слушает, Ши Мэй непринужденно продолжил:

— Таким образом, даже если он расколол свое духовное ядро и предотвратил катастрофу в мире совершенствования, сама по себе его личность вызывает у людей много сомнений. Люди по природе своей очень подозрительны, и если у них есть выбор, они предпочтут пресечь любую угрозу своей безопасности, скосив ее как траву и вырвав корни будущих проблем. Таким образом, это небольшое изменение нисколько не повлияет на конечный результат.

— Значит, ты считаешь, что Цитадель Тяньинь все еще может добиться успеха и арестовать Мо Жаня? — спросил таинственный человек.

— В Цитадели Тяньинь наши люди, — с улыбкой ответил Ши Мэй. — Все идет по плану, его арест неизбежен. После этого, если удастся заполучить осколки духовного ядра Мо Жаня, я смогу заново собрать его в Тасянь-Цзюне и, наконец, сделаю его послушным. С духовной мощью этого человека нет ничего, что было бы нам не под силу.

Его собеседник не смог сразу подобрать слов, но чуть погодя все же спросил:

— Однако в другом мире ты контролировал его почти десять лет, удастся ли снова должным образом перенастроить его сейчас?

Ши Мэй на мгновение даже растерялся. Судя по язвительному тону его собеседника, казалось, тот не только устроил ему допрос, но еще и пытается подколоть его. Ши Мэй потемнел лицом и после долгого молчания, прищурившись, спросил:

— В чем смысл твоего вопроса? Ты меня допрашиваешь?

— Нет, я тебя не допрашиваю, — вздохнул его собеседник, — У нас с тобой с самого начала было одно намерение и желание на двоих. Пожалуй, в этом мире нет никого, кто мог бы понять тебя лучше, чем я.

Холодное выражение лица Ши Мэя немного смягчилось, однако его прекрасные глаза все еще пристально смотрели на скрытое капюшоном лицо стоявшего внизу мужчины, словно пытаясь разглядеть, искренен ли тот с ним или все же немного лукавит. Наконец, поджав тонкие губы, он сказал:

— Просто ты должен хорошенько уяснить одну вещь: каждый мой шаг направлен на то, чтобы вернуть то, что положено нам по праву, поэтому некоторые жертвы неизбежны.

— Да.

— Ты все верно сказал: нет никого, кто знает меня лучше, чем ты, — мягко и тихо продолжил Ши Мэй. — Между этими двумя мирами я живу в вечном страхе и тщательно обдумываю каждый свой шаг. За исключением тебя, нет почти никого, на кого я мог бы положиться.

— …

— Не подведи меня.

Голос Ши Мэя упал и упорхнул, словно вольный мотылек, после чего на какое-то время между ними повисла тишина. После продолжительного молчания таинственный мужчина вновь заговорил, на этот раз используя очень мягкий и доброжелательный тон:

— Все это время я хотел спросить тебя кое о чем.

— О чем же?

Над горой Цзяо нависли свинцовые тучи, поднялся ветер и под его порывами уныло зашелестели травы и деревья. Заунывные завывания ветра были похожи на горькие рыдания бесчисленных лишенных крова и мыкающихся по белу свету бродяг.

— Я очень хочу знать, — сказал тот мужчина, — в прошлой жизни насколько велика была жертва ради нашего общего дела. Скажи мне правду.

Ши Мэй никак не ожидал, что он вдруг задаст такой вопрос. Приподняв нахмуренные брови, он поднял на него взгляд, в котором вспыхнул сумрачный свет:

— Разве в давнем прошлом я не говорил с тобой об этом? Естественно, что несколько невинных людей должны умереть, но если ты вспомнишь, через что мы прошли, и как нас ранее попирали, то сможешь…

— Несколько… это сколько?

Когда мягкий, но уверенный и решительный голос мужчины перебил Ши Мэя на полуслове, тот на несколько мгновений словно онемел.

Его лицо заметно напряглось, и это само по себе было очень необычно. Ши Мэй никогда не выказывал перед другими ни гнева, ни радости, однако перед этим таинственным человеком, похоже, он не боялся показывать свою коварную натуру, чуть что скаля зубы и выпуская когти. Все это выглядело так, словно убийственные намерения, что сейчас так явно отразились на его лице, этот таинственный мужчина при всем желании просто не мог увидеть.

— Немного это значит немного. Может, мне еще составить перепись всех невинно убиенных и отправить тебе для ознакомления?

Его собеседник холодно усмехнулся и тихо ответил:

— Да ладно тебе, ты ведь прекрасно знаешь, что мне все равно уже никогда ничего не увидеть и не прочесть.

— …

— Я всегда был рядом тобой. С тех самых пор, как ты нашел меня и рассказал мне правду о моей прошлой жизни, я много лет тайно помогал тебе. Пока ты скрывался в Гуюэе, я подменял тебя на Пике Сышэн и делал все, что ты мне говорил, — продолжил тот загадочный мужчина. — Хотя я не всегда понимал тебя и иногда сомневался в твоих решениях, твои мысли — это мои мысли, твои стремления — это мои стремления. Ради нашего общего дела я давно поставил на кон свою жизнь, сбросил со счетов свою смерть и всегда жил с глубокой уверенностью, что в этом мы едины. Я совсем не против пожертвовать собой, лишь бы мы смогли добиться успеха и воплотить задуманное.

Ши Мэй вдруг вскочил с места и принялся расхаживать туда-сюда.

— Что значат эти твои слова? Ты, выходит, поставил на кон жизнь, а я, по-твоему, все это время жил припеваючи?

С досадой взмахнув рукавом, он развернулся и уставился на мужчину в белом. Казалось, его и без того белое лицо заледенело и покрылось инеем.

— Если бы ты действительно знал, что я за человек, то точно не посмел бы говорить подобных слов.

— Я знаю, — ответил таинственный человек, — однако я не могу не думать о прошлой жизни, когда ты притворился мертвым, а потом, надев на себя личину Хуа Биньаня, из-за кулис управлял паразитом в сердце Мо Жаня… десять лет.

— Восемь лет, — перебил его Ши Мэй. — После того, как Чу Ваньнин разломил одну из своих душ надвое и загнал часть в его тело, изначальная натура Мо Жаня начала понемногу восстанавливаться, и в итоге он покончил с собой. Восемь лет, не десять.

— Ладно, восемь лет, — поправился тот человек. — Все эти восемь лет ты раздувал ненависть в его сердце, побуждая совершать самые чудовищные злодеяния, и при этом все дальше и дальше отходил от нашего первоначального плана. Видя его таким, почему ты вовремя не остановил его?

Достигнув апогея, гнев Ши Мэя вдруг вылился в смех:

— Знаешь ли ты, как тяжело взрастить Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия? А как невероятно трудно закалить его?

— Я знаю.

— Тогда знаешь ли ты, что если один-единственный раз нейтрализовать действие паразитирующего внутри человека ядовитого цветка, больше не будет возможности вернуть ему былую силу?

— Я знаю.

Улыбка сошла с губ Ши Мэя, его глаза опять вспыхнули гневом:

— Тогда зачем спрашиваешь? Что бы ты сделал на моем месте?

Мужчина очень долго молчал, а затем со вздохом произнес:

— Разве ты уже не сделал этот выбор за меня?

Ши Мэй вдруг разом лишился дара речи.

— Я не сделал этого сам, — между тем продолжил мужчина, — и не прошел твой путь, поэтому, пусть и понимаю, что, оказавшись в подобном положении, я принял бы такое же решение, однако я…

Ши Мэй прищурился и, не сводя с него глаз, шаг за шагом спустился по длинной лестнице. Остановившись напротив этого таинственного человека, он сказал:

— Однако ты?..

— Однако я все же мучился бы угрызениями совести.

Повисла мертвая тишина.

Внезапно Ши Мэй схватил мужчину за отвороты его белой одежды. Красивая и очень изящная рука с перстнем в виде змеи на большом пальце и вздувшимися от напряжения венами на тыльной стороне кисти крепко схватила и подтянула ближе этого таинственного человека.

— Что еще за угрызения совести? — процедил он сквозь до скрежета стиснутые зубы. — Какая разница между тобой и мной? Вся цепь прошлых событий — разве каждое из них мы не спланировали вместе? Разве в прошлом ты не осознавал всех последствий? Разве ты не менее коварен и беспощаден? А теперь тебе стыдно?.. С чего вдруг?

— …

— Это потому что Сюй Шуанлинь считал тебя своим другом, а ты постоянно обманывал его? Тебе стыдно за то, что ты научил его поддельной технике Возрождения, чтобы он открыл для нас Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти?

В ответ тот мужчина прошептал:

— Он до самой смерти не предал меня.

От его ответа Ши Мэй даже на миг оцепенел. В его глазах на миг отразились усталость, горечь и негодование:

— Ладно… Ладно! Я изначально предупреждал, что ты не сможешь с этим примириться… что-то еще? Ты увидел многотысячное войско марионеток вэйци и у тебя заболела душа за этих людей? Ты за это коришь себя?

— Неужели в твоей душе нет ни капли вины, и ты не чувствуешь угрызений совести? — очень спокойно спросил мужчина.

— Ты… — процедил Ши Мэй. В его глазах ярко полыхала насмешка и бешенство на грани безумия. Он очень долго в упор смотрел на человека перед собой. Со стороны казалось, что он видит что-то невероятно смешное и в то же время с презрительным негодованием смотрит на предателя.

Внезапно ему в голову пришло что-то очень мерзкое и злобное. Криво усмехнувшись, он обнажил свое ядовитое жало и безжалостно вонзил его в стоявшего напротив человека:

— Хорошо, просто отлично! Сколько же красивых фраз ты наговорил. Корить себя? Вина и угрызения совести? Однако, если зрить в корень, о чем ты на самом деле сожалеешь?

При взгляде на морщинку недоумения, появившуюся между бровями другого человека, свет в глазах Ши Мэя стал еще ярче. Сейчас он напоминал стервятника, который кружит над добычей, ожидая, когда та почти испустит дух, чтобы броситься на нее и окончательно добить.

— Ты вдруг решил призвать меня к ответу, потому что, увидев миллионы шашек Вэйци Чжэньлун, вдруг почувствовал раскаяние. Наверное, тебе и правда кажется, что смерть Сюй Шуанлиня очень тронула твое сердце. Однако я-то тебя знаю. Я знаю, что ты за человек… Угрызения совести и стыд для тебя не существуют, ведь ты такой же как и я: хладнокровный, бесчувственный и не заслуживающий доверия.

Смертоносная тень крыльев стервятника опускалась все ниже и ниже, неся за собой все более густой мрак, холод и безысходность.

— Ты ни в чем не раскаиваешься. Перестань обманывать себя.

Он надменно и снисходительно усмехнулся.

Даже нанося удар в самую болезненную точку, Ши Минцзин сохранял свойственные ему безмятежное спокойствие, мягкий тон и благородные манеры.

Внятно и четко произнося каждое слово, он сказал:

— На мой взгляд, ты всего лишь глубоко сожалеешь о своих утраченных глазах.

После этих слов Ши Мэй неспешно снял с пояса кинжал и, подцепив рукоятью низко надвинутый капюшон белого плаща, начал очень медленно приподнимать ткань, прежде чем одним резким движением сбросить его.

Капюшон упал вместе с белой войлочной шляпой, обнажив несравненной красоты лицо.

Внешность этого человека не имела равных, и каждая его черта была исполнена природной красоты и элегантности.

Однако кто бы мог подумать, что у этих двоих будут совершенно одинаковые лица!

Только у закутанного в плащ Ши Мэя глаза были скрыты белоснежной повязкой и несколько прядей, выбившись из-под налобной ленты, упали на его прекрасное лицо.

Посмотрев на человека, что скрывался под капюшоном, Ши Мэй с кривой усмешкой сказал:

— Ши Минцзин, для начала разберись в себе. Ты глубоко сожалеешь лишь о том, что твоя жертва оказалась больше моей. В тот день ситуация на горе Цзяо вышла из-под контроля и стала опасной. Чтобы внести смуту в душевное состояние Чу Ваньнина, нам пришлось пойти на крайние меры и использовать последнюю из оговоренных ранее уловок… Однако при таком количестве свидетелей разве могли мы позволить себе симулировать и притворяться? Теперь ты мне завидуешь, потому что в итоге ты лишился глаз, а я практически не пострадал.

— Если бы я завидовал, то с самого начала не согласился бы на этот твой план и даже при худшем раскладе отказался приносить себя в жертву. На самом деле, для меня главное, чтобы хотя бы один из нас выжил и завершил наше дело. С какой стати мне снова…

Он вдруг замолк на полуслове, так и не закончив свою мысль.

— Кто?!

Метко брошенный кинжал вонзился точно в колонну.

Оглянувшись, Ши Мэй мрачно скомандовал:

— Покажись!

Растрепанный и истощенный до предела Хуан Сяоюэ вышел из-за каменного столба.

В тот день, когда в надежде самому отыскать сокровища горы Цзяо этот человек предал всех прочих заклинателей, он по случайности привел в действие закрывающий двери механизм и оказался заперт в тайной комнате без возможности выбраться. В сокровищнице Духовной школы Жуфэн не было недостатка в золоте и серебре, драгоценных камнях и книгах по магии и фехтованию, не хватало только одного — еды.

Оказавшись внутри этой ловушки, люди из Палаты Цзяндун начали истреблять друг друга. Сильный убивал слабого, человек поедал человека, и в итоге в живых остался лишь сам Хуан Сяоюэ.

Доев последнего из своих учеников, он из последних сил принялся обшаривать стены и неожиданно смог выйти из сокровищницы. Однако чего он никак не ожидал, так это что на выходе увидит такую странную картину.

Неужели глаза не обманывают его? Два Ши Минцзина?

Хуан Сяоюэ никак не мог осознать, что происходит, и чем больше он думал, тем меньше понимал.

Самое большее, до чего он смог додуматься, это предположение, что перед ним братья-близнецы. Ему и в голову не приходило, что по причине открытия Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти в одном мире могут появиться два совершенно одинаковых Ши Мэя.

Однако, чем больше он слушал странный диалог этих двоих, тем сильнее пройдоха Хуан Сяоюэ чувствовал, насколько все это неправильно. Природная хитрость подсказывала ему, что безопаснее всего будет уйти, так и не обнаружив своего присутствия, но откуда ему было знать, что у одного из Ши Мэев такой острый слух, что при первом же движении его тут же обнаружат.

— Я-то думал, кто это, — прищурившись, сказал Ши Мэй, — А это всего лишь большая старая крыса[265.2].

Его взгляд сместился ниже на окровавленную одежду Хуан Сяоюэ.

— Кровь?.. На горе Цзяо нет животных, так чья это кровь?

Какое-то время он молчал, как будто обдумывая это, а потом презрительно выплюнул:

— Человеческая кровь?

Почувствовав исходящую от него смертельную опасность, Хуан Сяоюэ бросился прочь.

— Куда ты можешь сбежать?

Повседневное темное одеяние Ши Мэя взвилось следом за ним, когда его легкое тело взмыло в воздух с легкостью воздушного змея. В следующий миг он уже стоял перед Хуан Сяоюэ, уставившись на него заледеневшим взглядом.

— Старый отброс, боюсь, ты не знаешь, что с рождения для меня нет ничего более омерзительного, чем человек, поедающий человека.

Это было последнее, что услышал Хуан Сяоюэ в своей жизни.

Зал наполнился сильным запахом свежей крови. Глядя, как Хуан Сяоюэ повалился на пол, заливая отполированные камни хлынувшей из дыры в груди кровью, Ши Мэй поморщился от отвращения. Нахмурив свои красивые брови, он вытер окровавленные пальцы и презрительно бросил:

— Омерзительная тварь.

Обернувшись, он на несколько мгновений задержал взгляд на втором Ши Мэе, после чего тон его речи смягчился:

— Став свидетелем этого, теперь ты понимаешь? На протяжении двух жизней в мире жило и здравствовало слишком много таких скотов, как этот Хуан Сяоюэ. Именно поэтому табличку с записями о расстановке сил в мире совершенствования давно пора стереть и переписать. Кроме того, тебе нужно меньше обо всем этом думать. Как я и обещал тебе, твоя жертва не будет напрасной, а когда все закончится, я найду способ излечить твои глаза.

— …

Видя, что закутанный в белый плащ Ши Мэй по-прежнему молчит, он раздраженно закатил глаза и холодно добавил:

— Не упрямься… ладно, я обещаю, что без крайней нужды не буду снова впутывать в наше дело невинных людей. Теперь, наконец, твоя душенька спокойна? Доволен?

После этих его слов напряженная спина одетого в белое Ши Мэя немного расслабилась. Он пошевелил губами, похоже, собираясь что-то ответить другому «себе», но после их перебранки у Ши Мэя из другого мира испортилось настроение. Не желая снова выслушивать его речи, он уже вышел из Зала Сяньсянь.