Хаски и его учитель белый кот. Том III

Глава 306. Пик Сышэн. К сожалению, я полукровка

Небо и земля в одно мгновение изменили цвет. Словно острая стрела, демоническая аура пронзила облака и устремилось прямо к Пространственно-временным Вратам Жизни и Смерти.

Проливной дождь, что продолжался без перерыва больше десяти дней, внезапно прекратился. Только что лило как из ведра, и в один миг все закончилось и больше не упало ни капли.

Кто-то с трясущимися губами в тайной надежде на счастливый исход дрожащим голосом спросил:

— Это… это что сейчас было?

Никто не удосужился ответить ему. В этот момент все взгляды были прикованы к Пространственно-временным Вратам Жизни и Смерти. Какое-то время в закрывающем почти половину неба черном проеме не наблюдалось ничего необычного.

Люди с тревогой ждали.

Их сердца стучали все быстрее… тук… тук-тук… тук-тук-тук…

Ничего необычного, ведь ничего необычного.

Ничего странного.

— Дождь просто прекратился… И не случилось никакой беды?

— Должно быть, ложная тревога, на этом все и закончится…

Люди начали успокаиваться. Одно за другим их напряженные лица расслабились. Однако именно в этот момент земля под их ногами вдруг заходила ходуном.

— Что это?!

Когда они снова подняли головы, то увидели, как черная дыра Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти с угрожающей скоростью начала расширяться, пожирая затянутое грозовыми облаками небо. Сразу после этого резкий пронзительный свист разорвал небеса. Люди остолбенели! И в этот момент они увидели, как пылающий алый феникс вырвался из черной дыры и рассек небесный свод. Два крыла этого феникса были так огромны, что, казалось, могут заслонить небо и закрыть солнце, каждый из его глаз был размером с озеро Тяньчи, когти похожи на горные пики, а одно перо имело длину не меньше ста метров. Одного взмаха его крыльев хватило, чтобы поднять бурю. Многие деревья в один миг были вырваны с корнем, а на ближайших вершинах горного хребта Куньлунь растаял весь снег и раскололся многовековой лед.

— Чи-и-ирик!

Огненная птица села на гору Куньшань и громко запела. Звуки, что вырывались из ее горла, были точь-в-точь такими же, как свист, что можно было услышать во время открытия и закрытия Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти.

— Это же…

Кто-то из заклинателей в ужасе закричал:

— Это изначальный феникс Шихуан[306.1]!

— Предок всех фениксов!

В летописях у этого древнейшего мифического зверя не было даже изображения. Известно было, что когда-то Гоучэнь Шангуну удалось подчинить его. Сила изначального феникса была так велика, что он мог двигать горы и заполнять ими моря. Шихуан распахнул свои огромные крылья и воспарил к Девятым Небесам, двигаясь быстрее молнии и намного быстрее света.

— Оказывается… именно он был стражем Врат Жизни и Смерти? — пробормотал Чу Ваньнин.

Созданные Гоучэнем Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти фактически были дверью в Великую Пустоту, в которой был заточен Шихуан. Как только человек открывал их, изначальный феникс свистом задавал вопрос, а затем, обгоняя ветер, переносил человека сквозь пространство и время в прошлое или будущее. Но тело феникса было слишком велико, а скорость его так высока, что чаще всего человек, открывший Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти, не успевал заметить даже тени Шихуана, а лишь слышал его крик, и тут же переносился туда, куда стремился попасть.

Стоя на горе, Шихуан внимательно осмотрел все вокруг своими огненно-золотыми глазами. Внезапно, подобно звону огромного колокола, лишенный эмоций глубокий человеческий голос разнесся под небесами:

— Мир смертных должен подчиняться установленному порядку. Если вы идете против него, Небеса покарают вас.

Сказав это, он взмыл ввысь и, раскрыв свой хвост из девяти золотых перьев, проволок его по земле. Когда его крылья открылись и закрылись, земля содрогнулась, затряслись горы и обвалились холмы! Если бы это не было прелюдией к концу этого мира, то можно бы было сказать, что подобная невероятная сцена потрясала воображение.

— Отступаем! — сурово приказал Чу Ваньнин.

И в этом решении он был не одинок. Практически одновременно с ним почти все главы и старейшины школ отдали тот же приказ…

Нужно отступить.

Выживание — врожденный инстинкт человека, так что дважды повторять не пришлось. Перед изначальным фениксом любой заклинатель был муравьем или горчичным зернышком, так что один за другим люди вскочили на свои мечи и помчались в направлении, противоположном полету Шихуана.

В этот момент младший Мэй Ханьсюэ наконец добрался до Чу Ваньнина. Смахнув со лба спутанные волосы, он сказал:

— Образцовый наставник, пожалуйста, прикажите им отступать к Пространственно-временным Вратам Жизни и Смерти.

Прежде чем Чу Ваньнин успел о чем-то его спросить, он добавил:

— Этот бренный мир давно уже при смерти. На протяжении последних восьми лет мы с Сюэ Мэном постоянно искали способ, когда этот день придет, смягчить последствия обрушившегося на нас бедствия. После того как два мира окончательно сошлись, мы использовали тяжелую броню Сюань-У, чтобы создать защитный магический круг рядом с Пространственно-временными Вратами Жизни и Смерти.

Тяжелая броня черепахи Сюань-У была древней реликвией той же эпохи, что и изначальный феникс Шихуан. Использовав ее как основу, можно было укрепить защитный купол в десятки миллионов раз.

По передаваемой из уст в уста легенде, эти доспехи в виде огромного панциря находились в самом гиблом месте Восточного моря.

Через какие испытания и невзгоды пришлось пройти братьям Мэй и Сюэ Мэну этого мира, чтобы вернуть эти доспехи…

— Образцовый наставник, — продолжил настаивать Мэй Ханьсюэ, — пожалуйста, скажите всем отходить туда. Пусть все возвращаются в свой мир.

— …

— Раз уж этот мир породил это бедствие, будет правильно, если здесь все и закончится.

Когда его голос затих, Шихуан вдалеке уже взмахнул крыльями и взлетел. Золотисто-алые перья его хвоста ударили о землю, породив тысячи лавин. После этого феникс превратился в красный свет между небом и землей. Его скорость была так высока, что никто не мог его увидеть, однако в тот же миг Хуанхэ потекла вспять, а Янцзы поднялась и хлынула ей навстречу. Казалось, вся вода мирового океана поднялась, когда, обнажив дно, необъятное синее море породило невиданной высоты волну, устремившуюся к материку с намерением его уничтожить!

Воды безбрежного моря[306.2] поднялись до небес, в мгновение ока ввергнув мир в первозданный хаос.

Чу Ваньнин собирался отступить, но заметил, что пожирающая землю огромная волна быстрее, чем пытавшиеся убежать от нее на мечах заклинатели. В мгновение ока она вплотную приблизилась к ним, и появилась угроза, что наводнение скоро настигнет в спешке отступающих людей.

Мгновенно приняв решение, Чу Ваньнин ответил Мэй Ханьсюэ:

— Вместе с Сюэ Мэном ведите их вперед, а я пока останусь здесь и попытаюсь выиграть немного времени.

С этими словами он опять использовал талисман призыва дракона и на нем взмыл ввысь:

— Тяньвэнь! — сурово сказал он. — Десять Тысяч Гробов!

Из недр земли поднялись ветви ивы. Прокусив палец, он капнул на них кровью и крикнул:

— Возвести стену!

Подобно ветвям глицинии, переплетаясь, накладываясь и нагромождаясь друг на друга, ивовая лоза в один миг воздвигла невероятно высокую изумрудную стену.

— Призываю Цзюгэ!

Казалось, только что на ладони Чу Ваньнина вспыхнул яркий свет, и вот уже Цзюгэ лежал у него на коленях. Чу Ваньнин коснулся струн, и подобный весенним водам поток сочных звуков золотистым сиянием окутал построенную из лозы стену, придав ей еще большую устойчивость и несокрушимость. Как только он закончил, бурлящий поток воды достиг воздвигнутой им твердыни…

Бах!

Брызги разлетелись во все стороны, когда огромная волна разбилась о стену.

Повернувшись вполоборота, Чу Ваньнин крикнул Мэй Ханьсюэ:

— Быстрее уходите!

Мэй Ханьсюэ не ожидал, что события будут развиваться так стремительно. Хотя сердце его горело в огне, он не мог ничего сделать, поэтому ему осталось лишь почтительно поклониться Чу Ваньнину и исчезнуть в густой чаще леса.

Чу Ваньнин бросил все силы на поддержку защитной стены, пока многочисленная армия заклинателей отступала.

Бурлящий поток яростно ревел, пытаясь прорвать дамбу, что воздвигли Тяньвэнь и Цзюгэ.

Тем временем в конце Дороги Мученичества перед прекрасными костяными бабочкам медленно открывались демонические врата. Багровые небеса мира демонов со спокойно плывущими по нему темно-фиолетовыми облаками постепенно сливались в одно целое с небом исстрадавшегося мира людей.

Врата Мученичества полностью открылись.

Стоявший во главе Ши Мэй первый почувствовал на себе чистое дыхание мира демонов. Вдохнув его, он затрепетал, почувствовав, как по всему его телу разлилась невероятно приятная легкость и спокойная сила. Не в силах сдержаться, он полной грудью жадно вдохнул напоенный темной энергией воздух демонического мира, и в тот же миг почти усохшее духовное ядро в его груди набухло и вернулось к жизни.

В этот момент вся сила, что принадлежала ему как потомку демонического племени, бурлящим потоком разлилась по жилам, заполнив его целиком.

Так вот что значит иметь огромную духовную силу?

Наконец-то он почувствовал это… он это чувствовал!

Его глаза блестели от восторга, несравненно прекрасное лицо, казалось, светилось от почти животного экстаза. И не только у него, но и у всех стоящих за ним прекрасных костяных бабочек на лицах были те же эмоции.

Потомки прекрасных костяных бабочек, иссохшее духовное ядро которых прежде так остро нуждалось в дыхании демонического мира, наконец обрели принадлежавшую им по праву рождения мощнейшую духовную силу.

Тем временем в проеме демонических врат появился сгорбленный седоволосый старец с белой как снег бородой. После того как его красные глаза прошлись по толпе, «гусиная» кожа на лице старика сморщилась:

— Ух ты, этот старик ждет здесь уже четыре тысячи лет, — оскалившись в усмешке, сказал он. — Все прочие привратники канули в лету, так и не увидев способных на такое прекрасных костяных бабочек.

Опираясь на посох, он с некоторым удовлетворением продолжил:

— Хорошо, хорошо! Вы смогли выступить против Небесного Царства и ваши заслуги весьма впечатляют. Неплохо, неплохо.

Взглянув на трещащий по швам смертный мир, он весело рассмеялся, обнажив черно-желтые зубы.

Наконец престарелый демон повернулся боком, уступая дорогу собравшимся у ворот прекрасным костяным бабочкам и дребезжащим голосом торжественно объявил:

— Этот старик почтительно приветствует всех вернувшихся на родину.

Позади них разлившиеся воды Великого Потопа уничтожали все обитаемые земли, но это беда мира людей, какое она имеет отношение к демонам?

Ши Мэй оглянулся на Чу Ваньнина, который изо всех своих ничтожных человеческих сил пытался противостоять стихии. Разве это не все равно что пытаться перевернуть небеса одной рукой? И что это, в конце концов: доблесть или глупость?

Но, возможно, именно эта человеческая глупость Чу Ваньнина снова внесла смуту в его мысли. Собираясь уйти, Ши Мэй невольно вспомнил, как когда-то, очень давно, укрыв его от дождя своим зонтом, старейшина Юйхэн провожал его домой. Тогда на обочине моста Найхэ они увидели ползущего по камням дождевого червя.

Мельком взглянув на него, Чу Ваньнин взмахнул рукавом и окутанный золотистым сиянием червяк был аккуратно возвращен на влажную от дождя траву.

— Старейшина, зачем вы это сделали?

— Он лежал поперек дороги, — с каменным лицом ответил Чу Ваньнин.

Обоснование сильно хромало, поэтому Ши Мэй с улыбкой сказал:

— У старейшины и правда доброе сердце. Вот только сейчас идет дождь и в земле ему будет душно. Пусть вы и переложили его на землю, вскоре он снова вылезет наружу и опять преградит старейшине путь.

Шаги Чу Ваньнина немного замедлились, на гладком лбу появилась легкая морщинка.

— Надо же, я этого не знал, — он снова опустил взгляд и посмотрел на Ши Мэя. — А ты много знаешь.

Ши Мэй немного застенчиво улыбнулся:

— Дождевые черви — это земляные драконы, их часто используют для приготовления лекарств, поэтому я немного знаком с их повадками. Я знаю еще какие-то вещи, которые не слишком полезны.

Они вдвоем продолжили свой путь. Но Ши Мэй заметил: хотя Чу Ваньнин уже знал правду, он по-прежнему походя «убирал с дороги» всю эту загораживающую путь мелюзгу. В конце концов, несмотря на то, что это вызывало у него недоумение, он просто начал помогать ему.

Заметив, что в руках у Ши Мэя стопка толстых книг, из-за которых ему очень трудно нагибаться, Чу Ваньнин сказал:

— Не нужно.

— Они же загораживают дорогу старейшине, — среди прозрачных как роса дождевых капель Ши Мэй оглянулся и кротко сказал. — Ученик учит их немного лучше себя вести.

Чу Ваньнин покачал головой и, подойдя к Ши Мэю, снова настойчиво укрыл его зонтом из промасленной бумаги:

— Ты совсем промок, не бегай туда-сюда.

Путь домой был не таким уж и коротким. Два человека шли плечом к плечу, и было неловко просто молчать и ничего не говорить.

Ши Мэй первым нарушил тишину, мягко спросив:

— Старейшина, вы всегда такой хороший?

— …

Со спокойным достоинством карие глаза феникса взглянули на него сверху вниз. С тем же невозмутимым выражением лица Чу Ваньнин сказал:

— Так уж и хороший?

Ши Мэй всегда отличался недюжинным умом и проницательностью. Он уже успел понять, что на самом деле старейшина Юйхэн был не таким уж бессердечным, как о нем говорили люди, поэтому он с улыбкой ответил:

— Старейшина прекрасно знает, что некоторые дела бесполезны, но все равно их делает…

Чу Ваньнин не ответил и просто молча пошел вперед.

Когда Ши Мэй решил, что больше не услышит ни слова, Чу Ваньнин вдруг сказал:

— А если на твоем пути повстречается нищий? Понимая, что вряд ли несколько монет помогут ему подняться со дна, не нужно подавать ему милостыню?

— …

— Если на твоем пути встретится раненый духовный зверь? Понимая, что после спасения он вернется в лесную чащу и в будущем может снова попасться в силки, нужно просто оставить все как есть и пройти мимо?

Ши Мэй спрятал глаза за опущенными, мягкими, как перья, ресницами и любезно ответил:

— Ученик понял, что хотел до него донести старейшина. Спасибо за наставление.

Он был таким кротким и нежным, что Чу Ваньнин даже немного смутился и, слегка откашлявшись, добавил:

— Но что касается дождевых червей, они и правда просто мешают пройти.

Ши Мэй на мгновение замер, но искоса взглянув на его профиль, увидел, что хотя этот человек выглядел очень невозмутимым и холодным, кончики его ушей немного покраснели.

Подумав, что это выглядит даже слишком мило, в итоге Ши Мэй поджал губы, и голос его стал похож на речные волны:

— Старейшина и правда очень хороший. Почти наверняка ваше сердце полно сострадания и к другим живым существам.

— …

Помолчав, он вдруг обратился к Чу Ваньнину с неожиданным вопросом:

— Да, кстати, сегодня я кое-что прочитал и был немного озадачен. У меня нет наставника и спросить не у кого. Старейшина, не могли бы вы разрешить сомнения этого ученика?

Раз больше не нужно было обсуждать такую щекотливую тему, как спасение или неспасение чьих-то жизней, Чу Ваньнин мысленно облегченно выдохнул и кивнул ему:

— Говори.

— В медицинских трактатах Гуюэе описано множество методов совершенствования, но некоторые из них до глубины души потрясли этого ученика. Больше всего вызывает недоумение чудодейственное средство для быстрого совершенствования духовного ядра, после приема которого сразу можно…

Почему-то лицо Чу Ваньнина тут же помрачнело, и он перебил его:

— Ты хочешь такого рода лекарство?

— Старейшина знает, какова его природа?

— Прежде это лекарство было весьма почитаемо в мире совершенствования. В то время большие и малые духовные школы обивали порог целителей, умоляя его продать, — Чу Ваньнин чуть прищурил глаза. — Как я могу о нем не знать?

Ши Мэй внимательно наблюдал за выражением его лица и следил за тем, с какой интонацией он произносил каждое слово. Выслушав ответ Чу Ваньнина, он сказал:

— Этот ученик лично не заинтересован в этом лекарстве, вот только прочитав, что сырьем для его создания является плоть и кровь прекрасных костяных бабочек, был все же несколько озадачен. Я не понял, эти прекрасные костяные бабочки… считаются ли они людьми, или все-таки их нужно относить к зверям?

Чу Ваньнин нахмурился и, не колеблясь ни секунды, с самым серьезным и торжественным видом ответил на его вопрос:

— Это люди.

Он даже не сказал: «они считаются людьми», а, не задумываясь, ответил «это люди».

— …

Прежде чем Ши Мэй нашел слова для ответа, Чу Ваньнин заметил среди книг, которые он прижимал к груди, свиток школы целителей Гуюэе и взял его, положив на ладонь.

— Старейшина?

— Изучая книги целителей из Гуюэе, трудно отличить добро от зла. Этот трактат не подходит для начинающих. Завтра можешь пойти в библиотеку и одолжить для изучения труды старейшины Таньлана. Пожалуй, они куда больше для этого подходят.

Ши Мэй склонил голову:

— Что касается книг в библиотеке, ученики без учителя могут брать только те, что хранятся во внешней части, а все, что хранится во внутренней части… должно быть согласовано с личным наставником.

Пораженный Чу Ваньнин замер на миг, но потом вспомнил, что прошло довольно много времени с тех пор, как этого ребенка привели в школу, однако из-за слабых природных данных даже самый мягкий и снисходительный Сюаньцзи не захотел принимать его в ученики.

Под ветром и косым моросящим дождем он отвязал от своего пояса нефритовую подвеску:

— Возьми.

— !

— Если люди в библиотеке спросят у тебя пропуск, просто покажи им мой жетон, — велел Чу Ваньнин. — Тебе нужно быть более разборчивым в чтении. Не следует идти по ложному пути только потому, что ты прочитал не ту книгу.

Ши Мэй хотел обеими руками принять эту нефритовую подвеску, но у него в руках было слишком много книг. Взять же ее одной рукой было бы величайшим преступлением, так что, не зная как поступить, он покраснел до самых корней волос. Однако Чу Ваньнин опустился на одно колено, так что в один миг стал лишь немного выше этого юного отрока и, опустив свои длинные ресницы, собственными руками привязал подвеску к поясу Ши Мэя.

Пока он делал все это, выражение его лица было таким же пресным как тогда, когда он поднимал руку, чтобы убрать с дороги «преграждающих путь» дождевых червей.

Будь на его месте любой другой старейшина, он бы никогда не одолжил свой жетон для посещения библиотеки какому-то незнакомому ученику. Таковы были правила.

Но Чу Ваньнин был не из тех, кто живет по правилам.

— Хорошо, — привязав жетон к поясу Ши Мэя, он поднялся на ноги и, опустив мозолистую из-за постоянного ремонта механических стражей руку, сказал. — Пойдем.

— … — юный отрок глубоко вдохнул.

Он и сам не понимал, почему сделал этот глубокий вдох, однако если бы он этого не сделал, то в этот миг какое-то переполняющее его грудь чувство, вероятно, заставило бы его разрыдаться.

На самом деле это было очень обидно.

Будь он прекрасной костяной бабочкой или учеником с низким духовным потенциалом, с ним никогда не обращались по справедливости. Когда-то он считал, что на самом деле это не имеет особого значения и, так или иначе, уже к этому привык. Все эти люди в его глазах были не более чем отвратительными мясниками.

Но сегодня кто-то на самом деле остановился и сказал ему «костяные бабочки — это люди». Кто-то и правда остановился и вот так взял и отдал ему свой жетон, который даже не всякий личный ученик мог получить, просто чтобы он не сбился с правильного пути. И теперь почему-то это сотни раз прошедшее через ковку и закалку[306.3] маленькое сердце так невыносимо болело.

Только сейчас он наконец почувствовал себя очень обиженным за то, что ему уже слишком многое пришлось вытерпеть.

Ши Мэй знал, что он выглядит мягким и вежливым, но на самом деле это всего лишь маска, которую, пережив кризис, он сам выковал и надел на себя.

Теперь он прятался за этой маской, используя мягкость как защиту. Со стороны могло показаться, что он добр и любезен со всеми, но на самом деле никто не мог тронуть его сердце, которое переполняла ненависть к природным врагам племени прекрасных костных бабочек.

Внутри него давно уже не осталось места для теплых чувств и снисходительности, но, мысленно возвращаясь в тот день, когда он писал письмо с просьбой об ученичестве, он все еще помнил, что в каждый штрих его кисти была вложена частица той редкой для него искренности.

Закончив письмо, Ши Мэй повесил кисточку с поврежденными волосками на бамбуковую подставку и еще долго смотрел на нагар от догорающей свечи.

Он чувствовал, что, кроме мести и возвращения домой, жизнь преподнесла ему еще и неожиданный сюрприз. Возможно, такого рода сюрприз был даже немного опасен для него, но в тот момент ему казалось, что капелька нежности не сможет сильно повредить, ведь этому чувству не под силу изменить стремление к великому возмездию, что целиком и полностью занимало его сердце.

И вот теперь, когда Ши Мэй оглянулся, чтобы взглянуть на свою «капельку нежности», он и сам не мог понять, что сейчас чувствует его сердце.

Гнев? Печаль?

Похоже, не все так просто.

Если путь другой, нельзя предугадать, что будет в конце.

Помолчав, Ши Мэй все же нашел в себе силы на полуязвительный комментарий:

— Вот видишь, Учитель, все равно кто ты. Перед лицом судьбы невозможно отказаться от желания бороться до конца. Ты, я, человек, демон —все одинаковы.

Эти слова были так невесомы, что зависший в вышине Чу Ваньнин не мог их расслышать, но когда Ши Мэй произнес их, на сердце у него сразу стало легче.

После этого он отвернулся, встал во главе более чем тысячи прекрасных костяных бабочек и повел их в направлении величественных врат, ведущих в Царство Демонов.

Вернуться домой.

Охраняющий ворота старый демон-привратник, естественно, решил, что тот, кто идет впереди всех, является предводителем, поэтому очень вежливо и почтительно приветствовал Ши Мэя на входе.

— Погодите немного, молодой господин.

— Что?

— В соответствии с родословной и кровным родством все демоны нашего мира делятся на высшее и низшее сословие. Поскольку молодой господин решил вернуться на родину, сначала необходимо проверить его происхождение и узнать клан предков, который примет его после возвращения.

С каменным лицом Ши Мэй ответил:

— Разве все прекрасные костяные бабочки от рождения не принадлежат материнскому клану Гоучэнь Шангуна? Что еще тут проверять?

Старый демон-привратник ответил:

— Материнский клан Гоучэня давно вычеркнут из скрижалей демонических родов. Прежде чем молодой господин и господа, стоящие у него за спиной, вернутся в демонический мир, необходимо определить родство по смешанной крови с представителями других кланов, чтобы вписать ваши имена в их родовой реестр.

Ши Мэй нахмурился. Хотя ему не хотелось утруждать себя этими лишними хлопотами, однако, когда он повернул голову назад, то заметил, что силы Чу Ваньнина были на исходе и неизвестно, сколько еще он сможет продержаться. За спиной Ши Мэя стояло больше тысячи людей, которым нужно было успеть пройти демонические врата, поэтому, слегка кивнув, он сказал:

— Тогда поторопитесь.

Старый демон взмахнул рукой, и в ней тут же появился жезл с набалдашником в виде головы свирепо оскалившегося зверя. Когда он мысленно начал читать заклинание, все увидели, как из головы зверя появились сотни лучей всех оттенков алого, которые, словно парча, окутали тело Ши Мэя.

— Бай, Чэнь, Си, Чжоу…

На каждой полоске света слабо искрилось одно слово.

— Что это? — спросил Ши Мэй.

— Родословная, — ответил старый демон. — В зависимости от того, с каким кланом у молодого господина наиболее близкое родство, световая лента рода обвяжет запястье молодого господина.

Не проронив больше ни слова, Ши Мэй, опустив голову, наблюдал за искрящимися лентами.

— Цинь, Фэй, Оуян, Шангуань, Чжунли, Ло, Е, Дуань, Чу[306.4]…

Старый демон перечислял и перечислял, но время шло и ни одна лента не сделала выбор. Он невольно нахмурил брови и заглянул в лицо Ши Мэю.

Ши Мэй также спокойно посмотрел на него.

После того как их взгляды встретились, старый демон смущенно улыбнулся и в еще более ускоренном темпе продолжил произносить нараспев слова мантры. Он говорил и говорил до тех пор, пока красная лента не обвилась вокруг руки Ши Мэя. Ши Мэй задумчиво поднял руку и, внимательно осмотрев ее, спросил:

— Какой это род? Какая фамилия?

Он оглядел ее со всех сторон, но, прежде чем ему удалось прочитать написанное на ней слово, сияющая лента вдруг начала стремительно усыхать и чернеть, мгновенно обратившись в пепел.

Ши Мэй: — …

Старый демон-привратник на какое-то время молча застыл на месте, с недоверием глядя на него.

Очень медленно Ши Мэй поднял взгляд, и хотя в глубине души он уже знал ответ, все же с мрачной улыбкой спросил:

— В чем дело?

Лицо старого демона резко переменилось, став похожим на морду ощерившегося леопарда. Сморщив переносицу, он злобно закричал:

— Божественный потомок?!

Ши Мэй застыл на мгновение, после чего с усмешкой небрежно смахнул с запястья темно-серый пепел и холодно сказал:

— Мой отец и правда потомок богов, ну и что с того? За всю жизнь я никогда и ничего не сделал для божественного рода и всегда считал своим долгом вернуть демонов на родину. Только потому, что в моем теле есть капля этой грязной крови, ты собираешься заклеймить меня как божественного потомка? Это уж слишком…

Прежде чем он успел договорить, вокруг охраняющего ворота старого демона поднялся черный неистовый вихрь, заставивший Ши Мэя невольно сделать шаг назад.

Когда ветер стих, дряхлый старый демон пропал. Теперь на его месте у входа в Царство Демонов стоял огромный скелет с торчащими клыками и гигантским топором в руке. Это чудовище внезапно ударило своей огромной секирой по земле, преграждая путь прекрасным костяным бабочкам. Подняв голову к небесам, он злобно завопил хриплым голосом:

— Испокон веков демонам и богам запрещено вступать в сговор. Ты и прочие представители демонического рода, что посмели смешать свою кровь с божественной, до предела грязны! Вы больше не можете воспользоваться Дорогой Мученичества. Мерзкие отродья, приказываю вам сейчас же убраться подальше от границ демонического мира! Демонические врата будут закрыты!

После этих слов створки Врат Мученичества содрогнулись и с грохотом начали закрываться. Подобно надвигающейся клокочущей снежной лавине, построенный ранее из человеческих тел мост Дороги Мученичества начал рушиться со стороны Пика Сышэн!