Мексиканский залив пахнет совсем не так, как Ирландское море: здесь не чувствуется такого сильного, резкого запаха водорослей. И воздух не такой соленый, а словно разбавленный. Сам пляж тоже другой, огромный, роскошный — необъятная равнина неправдоподобно идеального песка. Ничего похожего на дикие зубчатые утесы и покрытые мхом скалы, на крутые обрывы, под которыми ютятся маленькие пляжики, обычно с грубым песком, мокрые и безлюдные.
Чуть раньше, когда обе Гогарти сидели в шезлонгах у бассейна в «Отверженных», прожаривая свою бледную ирландскую кожу, появился Гас с корзинкой в руке и предложил им поужинать на закате, если Милли, конечно, хорошо себя чувствует. И вот он помогает ей спуститься на пляж, а Эйдин идет сзади. Самые несгибаемые, на удивление загорелые, натертые маслом любители солнца торопятся урвать последний кусочек дня: бегают трусцой вдоль берега или любуются закатом. Многие притащили с собой всевозможное снаряжение: зонтики, мини-холодильники на колесиках, пляжные кресла, складные стулья, детские коляски, а кто-то даже гигантского красного надувного лобстера в смешных темных очках. Дальше, у бетонного пирса, Эйдин намеренно отходит в сторону, делая вид, будто засмотрелась на рыбаков, сидящих на перевернутых ведрах. Гас тем временем ведет Милли к столику для пикника, врытому в песок.
Милли скидывает туфли, и Гас недоуменно таращит на нее глаза.
Она смеется.
— Хочешь сказать, что у меня носки разные, или что их штопать пора?
— И то и другое, — отвечает он. — Ты потрясающая.
— Вовсе нет, — отвечает Милли, внутренне ликуя. Подумать только, там, в четырехстах тысячах миль, за этой водой — ее любимый город! Анна и миссис Холдинг, и все остальные в «Россдейле», должно быть, уже давно спят, а она здесь, на берегу Флориды. Она представляет себе Кирана, Нуалу и Джерарда. Вспоминает, как Кевин, когда ему было примерно столько лет, сколько Джерарду, подбегал к дверям с криком: «Мама, ты дома?» А потом вбегал в дом и развлекал ее городскими слухами или рассказами о своих приключениях. Хорошее было время.
Но и сейчас неплохо.
Гас откручивает крышку термоса с собственноручно приготовленным рагу из говядины и раскладывает еду по пенопластовым тарелкам. Солнце уже погружается в море, окрашивая небо в яркие закатные цвета. Ей хочется запечатлеть в памяти все до мельчайших подробностей, нужно обязательно рассказать Кевину и Грейс, как здесь чудесно.
— Потрясающе, правда? — говорит Гас. — Вот почему я вернулся сюда. Когда-то я занимался серфингом. Научился, когда жил в Пендлтоне. Это в Калифорнии.
— А сейчас?
Он смеется.
— Сейчас только смотрю.
— Ане бывает обидно?
— На самом деле нет. Смотря как себя настроишь.
Интересный мужчина — такого она еще не встречала. И дело не только в хороших манерах и заботливости. Он как будто очень сильный и в то же время хрупкий.
— Расскажи мне о своем доме, — говорит Гас. — Опиши его.
Он не сводит глаз с горизонта, словно хочет, чтобы она говорила свободно, не чувствуя на себе его ждущего взгляда.
— Я живу у самого моря.
— Везет тебе.
Не подумав, она говорит:
— Ты должен приехать ко мне в гости.
Какая навязчивость с ее стороны! Что бы подумал о ней сейчас ее Питер?
— Я бы с удовольствием.
Она испечет ему шоколадный торт с ломтиками миндаля и нальет чаю, а потом можно будет посидеть вдвоем у окна.
— А вы с внучкой никак не можете остаться здесь подольше — устроить себе небольшие каникулы? Вы столько всего еще не видели. Можно взять напрокат катер, съездить на рыбалку.
В отличие от обоих своих внуков Милли Гогарти терпеть не может червяков, острые крючки и долгое молчание, к которым, судя по всему, сводятся поездки на рыбалку — вот скука-то смертная, — но приглашение ей льстит. Она задумывается — не похожа ли она на сумасшедшую? Сейчас она определенно чувствует себя сумасшедшей. Думала ли она когда-нибудь, если забыть о свидании вслепую с Капитаном, старым холостяком с крючковатым носом и неприятным запахом изо рта, — свидании, которое устроили для нее партнерши по игре в бридж, — что у нее еще есть надежда на романтические чувства?
— Можешь пока не отвечать. Просто подумай. — Гас вежливо покашливает. — И, кстати, в нашем деле наметился некоторый прогресс.
Милли зовет Эйдин, и обе напряженно смотрят на Гаса, который, сдерживая улыбку, говорит:
— Я пока не хочу вас слишком обнадеживать, может быть, этот след нас никуда не приведет, но мой брат выяснил адрес Сильвии.
Милли, конечно, взволнована, она просто вне себя от радости, но это не мешает ей то и дело мысленно возвращаться к их недавнему разговору с Гасом. Он хочет, чтобы она осталась здесь подольше, хочет приехать к ней в Ирландию.
— Как же он ее нашел? — спрашивает Эйдин.
— Просто ввел в систему ее имя, ну, то есть фамилию по мужу. В феврале прошлого года она меняла водительские права, а для этого нужно указать адрес. Но там ли она сейчас…
— Давайте поедем и зайдем к ней, — предлагает Милли.
— Постойте, постойте, — возражает Гас. — Сначала надо как следует все продумать. Предположим, вы приходите, стучите в дверь. Она открывает дверь…
— И захлопывает у нас перед носом, — продолжает Эйдин, и они смеются.
Все трое долго сидят молча. Волны набегают все ближе, полоска песка между кромкой воды и кучками людей темнеет от влаги. При первом дуновении вечернего бриза Гас Спаркс подходит к Милли, сидящей за столом, и без слов накидывает ей на плечи легкое одеяло.
— А что, если ее как-нибудь заманить в «Отверженные»? — предлагает Эйдин.
Гас качает головой.
— При всем уважении, это как-то сомнительно.
— Да, вы правы. Опять же, как мы ее туда выманим?
Милли пытается ухватить за хвост ускользающую мысль, которая посещала ее еще несколько дней назад. Она поднимает руку, чтобы остальные замолчали. Ей надо сосредоточиться. Это было в автобусе, «Флоридском экспрессе», когда она разговаривала с той женщиной, Джеральдиной. Старушка говорила про того жадного бездельника, который живет с ней и дочерью, что-то насчет денег и ее смерти. Милли проговаривает все это вслух, и понемногу у них начинается складываться план — восхитительный, ненадежный и рискованный — пожалуй, именно такой план больше всего подходит Милли Гогарти.