Хрустальная пирамида

Иджипт-Айленд, Америка — 5

— По словам моего старшего брата, нет ничего удивительного в том, что в Южной Америке существуют пирамиды. Более того, он утверждал, что было бы странно, если б их там не было.

Это говорил своим особенным скрипучим голосом Ричард Алексон, поднося ко рту ложку супа за одним из покрытых белыми скатертями столом, которые выстроились прямо на песке.

— Интересно, — поддержал разговор режиссер Эрвин Тофлер. Перед ним уже стояла чашка послеобеденного кофе.

— Если верить Полу, то дело обстоит именно так. Побережье Мексиканского залива — это зона культуры пирамид, не уступающая Египту. В Мексике, как раз напротив нашего Бич-Пойнт, есть место, где пирамид множество… забыл его название.

— Теотиукан. Еще ацтеки, майя… — сказала Леона. Без малого сорок человек, сидевшие за ужином, с удивлением уставились на нее.

— Да, да, именно так. Именно это я слышал от брата, — подтвердил предприниматель.

— В рамках этой древней городской цивилизации сосуществовали несколько десятков народов, говоривших на разных языках, и каждый из них строил здания и создавал произведения искусства в своем собственном стиле. Но все-таки все вместе они образовали единое цивилизационное пространство. Его обычно называют Центральноамериканским. Там было высоко развито сельское хозяйство, и на этой экономической основе народы региона построили огромные города и достигли процветания, но, удивительное дело, до появления испанцев, добравшихся сюда через Атлантику в эпоху Великих географических открытий, они прекрасно жили, не имея никакого представления о металлах.

Сидевшие за столами люди слушали Леону, держа в руках кто вилку, кто ложку, кто металлическую кофейную чашку, но вдруг они дружно положили все это на стол и разразились аплодисментами.

— Господа, дослушайте до конца! — Подняв руки, Леона попросила перестать аплодировать. — Главная особенность центральноамериканской цивилизации в том, что, оставаясь в каменном веке, она создала высокоразвитую культуру. И еще важный момент — в центре каждого из их городов стояла каменная пирамида. С этой точки зрения получается, что из всех районов, входящих в сферу цивилизации Мексиканского залива, пирамид нет только в США.

Снова раздались аплодисменты.

— Еще одно, еще одно важное замечание, джентльмены. Все центральноамериканские пирамиды имели религиозное значение, и среди них нет ни одной, которая служила бы царской гробницей.

— Браво! Как жаль, что брат не встретился с человеком, который мог бы стать его другом на всю жизнь… Или, вернее будет сказать, вам не довелось познакомиться с тем, кто разделял ваши увлечения. Будь брат здесь, он заполнил бы весь вечер разговорами о пирамидах, и до съемок дело не дошло бы. Так что мистеру Тофлеру повезло. Брат говорил совершенно то же, что и вы. Среди мексиканских пирамид нет ни одной гробницы. При этом и у египетских, и у мексиканских пирамид общие корни. Это как человек и обезьяна — словно две реки, вытекающие из одного источника.

— Вот как, — сказала Леона.

Ричард вдруг поднял указательный палец.

— Еще вспомнил из того интересного, что он говорил. Эта пирамида — копия Великой пирамиды в Гизе, и ту тоже изначально строили на острове.

— На острове? — хором спросили Леона, режиссер и оператор.

— Да, Великая пирамида Гизы была построена на острове посереди большого озера, насколько я помню рассказы брата.

— Леона, а в Мексике есть пирамида, стоящая посреди озера? — спросил режиссер.

— Да, есть такая. В семьдесят восьмом году ее случайно откопали при прокладке водопровода в центре Мехико. Известно, что до испанского вторжения на месте Мехико была столица империи ацтеков под названием Теночтитлан, которая стояла на плоском острове посередине огромного озера на горной возвышенности.

— Правда?

— В центре города возвышалась пирамида высотой сорок метров. Остров с берегом связывало несколько дорог, и по одной из них был проложен водопровод.

— И ты говоришь, что у них не было металлических орудий труда?

— Не было.

— И эта пирамида тоже не была усыпальницей?

— Нет. Но вокруг мексиканских пирамид-алтарей обычно было много захоронений. Так же, как вокруг Великой пирамиды в Гизе. Ведь к западу от нее много гробниц-мастаба, — пояснила Леона.

— Тогда, Леона, согласны ли вы, как и брат нашего хозяина, с теорией, что у тех и других пирамид общие корни? — спросил главный художник Эрик Бернар.

Леона пожала плечами.

— Не знаю. Я не специалист по пирамидам; просто знаю, что пирамиды встречаются по всему свету, и могу сказать только, что сейчас существует непризнанная точка зрения, будто все они созданы наследниками одной цивилизации, существовавшей, например, на некоем исчезнувшем континенте.

— Вы верно говорите. Поэтому брата и отлучили от мира авторитетных ученых. На него смотрели так же, как на тех типов, которые утверждают, что раскрыли тайну пирамид, поддерживая связь с инопланетянами с НЛО. Но это в той или иной степени судьбы всех членов нашей семьи Алексон. Я вот считаюсь еретиком в мире предпринимателей, а брат испытал на себе то же самое в мире, к которому он принадлежал. Основателя компании «Алексон» в свое время изгнали из лондонского высшего света, и он перебрался в Америку. Нам с братом еще повезло, что нас не сожгли на костре.

— Где сейчас ваш брат? — спросил главный оператор Брайан Уитни.

— В восемьдесят четвертом он неожиданно исчез. С тех пор от него нет никаких вестей.

— А когда построили эту пирамиду? — спросил главный художник Эрик Бернар. Его, как человека, руководившего сооружением декораций, это, видимо, интересовало с профессиональной точки зрения.

— Должно быть, в восьмидесятом.

— Ваш брат ведь говорил, что строит ее для какого-то эксперимента?

— Да, так он объяснял.

— Что же это за эксперимент?

— Он не слишком об этом рассказывал. Говорил только, что строит эту стеклянную пирамиду для какого-то эксперимента и что она будет точной копией Великой пирамиды в Гизе. По его словам, центральная часть всех четырех сторон основания пирамиды в Гизе слегка вогнута внутрь, и в его пирамиде это сделано точно так же.

— Что же за эксперимент он планировал? — пробормотал, повернувшись к режиссеру Тофлеру, Эрик, которого, по-видимому, интересовал Египет.

— Наверное, с помощью этой точной копии он хотел подтвердить правильность своих утверждений, — сказал режиссер.

— Каких, интересно…

— Раз даже Леона не знает, то я тем более, — ответил Тофлер.

— В нашем разговоре одна тайна уже раскрылась. Я все думал, зачем понадобилось строить на острове копию сооружения, стоящего в пустыне, а оказалось, что Великая пирамида Гизы тоже раньше была на острове посередине озера, — сказал Эрик.

— Только не забывайте, что это особое мнение непризнанных ученых. Когда-то Ньютон сказал, что не следует привносить научную истину в религию, иначе религия станет ересью. Точно так же нельзя привносить религиозную истину в науку, иначе наука превратится в пустые мечтания.

— Великая пирамида в Гизе тоже стоит на скале, — неожиданно сказала Леона.

— Может быть, в древности там, как и здесь в наше время, был скалистый остров в озере.

— Слово «эксперимент» наводит на мысли. Алтарь, стоящий у нас за спиной, на самом деле — уменьшенная в соответствии с размерами помещения копия алтаря Рамзеса Второго, известного как Абу-Симбел, который находится выше по течению Нила. У Абу-Симбела есть интересная особенность. Он спроектирован так, чтобы солнечные лучи падали на него под прямым углом.

После этих слов главного художника все повернулись к огромному пластиковому алтарю, стоявшему недалеко от стола. Они ужинали прямо у ног огромных каменных изваяний, лица которых можно было разглядеть, только задрав голову.

— Сейчас этот алтарь перенесли на вершину холма, чтобы его не затопило водохранилище Асуанской плотины, а раньше он был рядом с Нилом. Прямо напротив этого вырубленного в скале алтаря, над противоположным берегом Нила, восходит солнце. По мере того как оно поднималось вверх, тень, отбрасываемая горами на противоположном берегу, опускалась ниже и ниже, словно с алтаря медленно спадало покрывало, и он постепенно освещался солнечными лучами. Наконец, солнце полностью освещало алтарь, но представление на этом не заканчивалось. Алтарь был рассчитан таким образом, что с подъемом солнца угол падения лучей изменялся, они через вход постепенно проникали внутрь, и в определенный момент освещали статую воплощения бога солнца Рамзеса Второго, сидящую во внутреннем зале. Рамзес просыпался от падавших на него лучей, и в Египте начинался день. Это было чудесное представление с участием солнечного света. Ведь в Египте не бывает дня, чтобы солнце не появилось на восточном небосклоне.

— Эрик, вы очень хорошо рассказали об Абу-Симбеле. А как он связан с пирамидами?

— Мы упускаем из виду, что древнеегипетские постройки часто имели функцию неких устройств. Я не археолог, поэтому подробно рассказать не смогу, но все же… Я чувствую, вполне вероятно, что Великая пирамида некоторым образом… не знаю, как сказать… была устройством, выполнявшим функцию вроде управляемых компьютером прожекторов.

— Эрик по гороскопу Рыба, так что есть смысл прислушаться к его предчувствиям. Я тоже думаю, что пирамида Хуфу — это не просто усыпальница царя, — сказала Леона.

— Если Пол тоже думал, что Великая пирамида — это какое-то устройство, но при этом не мог использовать ее для эксперимента, поскольку она — собственность правительства Египта, то можно предположить, для чего он построил здесь ее копию.

— Эрик, Леона, это замечательная трактовка. Только прислушайтесь и к мнению режиссера, — сказал Тофлер. — Мы не исследователи пирамид, а съемочная группа. Как мы и хотели, на улице начинается дождь. По прогнозу, через час это будет сильнейший ливень с ураганом. У нас не будет более подходящего вечера, чтобы снять сцены сто двадцать три, сто двадцать один и сто двадцать пять. Так что, господа, срочно начинаем готовиться.

— Как и предполагалось, осталось неясным, что же такое пирамиды, — сказал предприниматель. — Только, Леона, один момент очевиден: вы — редкая для Голливуда интеллигентная суперзвезда.

— Точно, Леона. Полностью согласен, — сказал, поднимаясь, Эрвин Тофлер. * * *

В половине десятого Леона Мацудзаки в сопровождении троих членов съемочной группы стояла на скалистой поверхности посреди ливня с ураганным ветром и пляшущих вокруг волн.

Все заглушал грозный рев урагана. Продолжительные завывания ветра. Громкий стук дождя по камням. Грохот волн, беспрерывно бьющихся о скалы. Из-за всего этого говорить можно было только крича прямо в ухо собеседнику.

Невозможно было отличить бьющие по щекам и ногам крупные капли дождя от срывающихся с гребней волн брызг морской воды.

Все работники были в виниловых плащах. Раскрывать зонты, разумеется, не было смысла. Капюшоны и полы плащей развевались под напором дикого ветра; казалось, их вот-вот совсем сорвет. Несмотря на грохот бури, Леона слышала, как плащи хлопают по промокшим джинсам коллег.

— Как только я подам знак, поверни за тот угол и беги к входу в пирамиду. Поосторожней с волнами. Еще немного терпения!

Члены съемочной группы бегом скрылись за углом пирамиды. Двое побежали к входу, где стоял режиссер, один остался около угла. Встав боком к Леоне, он с портативной рацией, прижатой к уху, следил за режиссером в ожидании его сигнала.

Леона осталась одна в абсолютной темноте, наполненной завываниями бури и отдающимися в животе ударами разбивающихся о скалы волн.

Буря и мощный дождь терзали Леону, не считаясь с ее звездным статусом. Лицо и плечи болели от бивших по ним тяжелых капель.

Хотя стоял август, все ее тело дрожало от холода, а может быть, и от страха. По сигналу она должна была выбежать из-за угла и очутиться в свете направленных на нее прожекторов, увидеть улыбающиеся лица мужчин из съемочной группы. Но пока она оставалась за кулисами, приходилось в одиночку терпеть окружающую ее тьму.

Леона терпеливо ждала, пытаясь согреться, обхватив себя обеими руками, в то время как бурный ветер вокруг нее играл струями ливня, которые с грохотом рушились на камни, словно кто-то выплескивал водопады воды из огромных ведер.

Буря разыгралась не на шутку. Казалось, что, если не пригнуться и не переступать постоянно обеими ногами, ветер может отбросить ее в сторону. Хорошо еще, если отбросит к пирамиде; а если в море, в бушующие волны, то это конец.

Если хоть немного поддаться страху, губы тоже начнут дрожать вместе с телом. Она подумала, что крупным планом в этой сцене ее снимать не будут, но все-таки лучше, чтобы губы не дрожали.

На Леоне было только платье из тонкой белой ткани, наподобие тех, которые надевали древнеегипетские танцовщицы. С плеч на грудь спускалось крупное ожерелье. Залитое водой, оно казалось непомерно тяжелым для продрогшего тела.

Легкая ткань платья, промокшая под ливнем, плотно облепила ее фигуру. Леона понимала, что через нее все просвечивает. Волосы совершенно намокли, и по ним в рот постоянно стекала то ли дождевая, то ли морская вода. Туфли тоже были полны воды. Ногам было неприятно чувствовать прикосновение их промокшей кожи.

Ей почудилось, что ее готовятся принести в жертву. Ее одну оставили стоять здесь, посреди бешеного дождя, ветра и морских волн, как жертву во имя всего человечества.

Достаточно было чуть ослабить самоконтроль, и она расплакалась бы в любую минуту. Привыкшая к постоянным похвалам звезда, впервые столкнувшаяся с таким обращением, она начинала злиться и уже готова была заплакать.

Но Леона хорошо понимала, что и ее звездная жизнь, и восхищение со всех сторон были сплошной ложью. Это словно выигрыш в лотерею. Окружающие превозносят тебя, когда главный приз в твоих руках. Она всегда говорила себе, что, пока эта ситуация продолжается, нужно самой создать что-то действительно настоящее.

Вспомнив об этом, Леона даже испытала некоторое удовлетворение от того, что она, человек сильной воли, подвергнувшись таким испытанием, столкнулась с чем-то настоящим. Оказавшись в мире кино, она испытала такие же ощущения, как и сейчас, выйдя под удары урагана. Ей хотелось столкнуться с тяжелой ситуацией. Не настолько тяжелой, чтобы она грозила риском для жизни, но такой, чтобы заставила отбросить гордыню и смириться.

Да, она хотела именно такой ситуации. Многие актрисы для съемки подобных сцен используют дублеров, но Леона не желала этого делать. Если так подходить к работе, то какой смысл быть актрисой? Это как если б на фронте за солдата стрелял кто-то другой.

Сигнал все не подавали. Барбара Стрейзанд на ее месте уже кипела бы. Но Леона готова была ждать сколько угодно.

Промокшая и дрожащая, она медленно перевела взгляд вверх, к далекой вершине пирамиды. Слагавшие ее бесчисленные камни безмолвно принимали удары проливного дождя. Где-то в темноте их сменяло стекло.

Поднимая и опуская глаза, она оглядела пирамиду и решила повернуться, чтобы увидеть поливаемую дождем каменную башню, и в этот момент все ее тело окаменело. Она почувствовала, как волосы встали дыбом и мышцы разом напряглись.

За ее спиной, в каких-нибудь пяти метрах, тихо, затаив дыхание, стояло нечто ужасное.

У него не было волос на голове, мокрая от дождя белая кожа блестела. Большие круглые глаза, моргая, пристально смотрели на Леону. Нос и рот сильно выдавались вперед, в щели приоткрытого рта белел ряд острых треугольных зубов. Разрез рта шел от уха и до уха, но на положенном месте самих ушей не было, они стояли торчком по обеим сторонам головы — заостренные, как у волка.

Существо протянуло к Леоне правую руку и сделало шаг в ее направлении. К Леоне приблизилась его кисть, на которой было только три пальца.

Актриса громко закричала. Но на фоне сотрясающей весь мир бури ее голос был едва слышен. Ночь, наполненная грохотом ветра, воды и прибоя, впитала звук ее голоса, как промокательная бумага впитывает чернила. К удивлению, в этот момент неистовавший колокол на буе вдруг затих.

Леона, глядя на чудовище широко открытыми глазами, стала медленно терять сознание. В последнее мгновение она услышала, как чудовище произнесло скрипучим голосом: «Микул…» * * *

Когда она открыла глаза, над ней с озабоченными лицами склонились режиссер Эрик Бернар, Ричард Алексон и кто-то еще.

— Где я? — раздался ее шепот.

За их головами была грубая поверхность скалы, пространство вокруг заполнил туман.

Вдруг перед ее глазами всплыло лицо чудовища, и Леона с криком вскочила.

— Лежи, лежи, тебе нужно отдохнуть, — остановил ее режиссер, придержав за плечо.

Леона медленно повернулась на бок. Спиной и затылком она чувствовала прикосновение песка. Грудь и спина ее были покрыты полотенцем. Вдруг все ее тело затряслось от гнева. Губы тоже дрожали против ее воли.

— Ты вышла остыть после репетиции, и тело не выдержало ударов холодного дождя. Прости, пожалуйста, что мы так задержались с подготовкой, — сказал режиссер.

Леона осмотрелась вокруг. Она лежала на песке внутри пирамиды. Что, ее занесли сюда, когда она потеряла сознание? Наверное, когда она вбежала сюда во время съемки, дымомашина наполнила пирамиду этим туманом… Так она объяснила себе, почему все вокруг скрыто дымкой.

— Сколько времени я…

Она коснулась своих волос и тела. Они все еще были совершенно мокрыми.

— Сколько пролежала в обмороке? Каких-нибудь минут пять, — сказал режиссер, и остальные кивками подтвердили его слова.

Это было неожиданно. Ей казалось, что прошло гораздо больше времени.

Она медленно села. Ричард помог ей, поддерживая за спину.

— Все в порядке? — спросил он.

— Все хорошо, нормально, — ответила Леона.

Если долго так лежать, можно и вправду почувствовать себя больной. Ураган не будет ждать, а сегодня вечером надо снять сцену № 123. Похоже, что ветер снаружи еще усилился: внутри пирамиды были слышны его завывания и стук дождя по стеклу.

Сев, Леона осмотрелась. Она искала помощника режиссера, который должен был быть рядом, когда она потеряла сознание. Он действительно стоял у нее за спиной, все еще держа в руках портативную рацию.

— Боб, ты не видел ничего странного?

— Странного? — Пожав плечами, он посмотрел на нее с беспокойством.

— Чудовища!

— Чудовища?

— С головой как у волка, с человеческим телом. Это чудовище стояло прямо у меня за спиной. Ты его не видел?

— Нет.

Выражение его лица было все так же совершенно серьезно. Он покачал головой, не отводя взгляда, стараясь понять Леону. Его беспокоило, не пострадал ли рассудок исполнительницы главной роли от физического и психологического стресса.

— Не видел? Как же так?

— Я никого не видел.

— Леона, на тебя повлиял стресс, — сказал режиссер.

— Ничего подобного, я сильная и от каких-то там стрессов в обморок не падаю. Я видела чудовище. От этого и шок. Что же это такое? Никто не видел?

Она оглядела стоявших вокруг. Никто ее не поддержал.

— Леона, может быть, это из-за жуткой погоды тебе привиделось? — предположил режиссер.

— Да нет же! — крикнула Леона, ударив кулаком по песку. — Ничего не привиделось, он был там на самом деле.

Мужчины молчали, не возражая. Наконец извиняющимся тоном заговорил Тофлер:

— Прости, пожалуйста, Леона, мы потребовали, чтобы ты все бросила и срочно приехала, поэтому…

— Эрвин, дело не в этом. Я совершенно не устала. Да ведь и всем понятно, что урагану не скажешь «по плану съемки завтра, сегодня не приходи». Меня срочно вызвали по телефону, сказав, что мы снимем сцену сто двадцать три, а до следующей сцены будет время посидеть, это ведь кино… — Леона кричала, дрожа всем телом: — Мне все равно легче, чем пожарным, спешащим на вызов! Я не какая-нибудь капризная актриска!

— Я всегда тебе за это благодарен, Леона, — сказал режиссер.

— Да ладно, Эрвин, мне не это сейчас нужно от тебя услышать. Я лишь хочу сказать, что дело совершенно не в напряженном расписании. Я вовсе не устала, как какая-нибудь иностранная старушка-королева. Не беспокойся об этом. Я здорова. Я упала в обморок не от усталости. Я видела… Невообразимое чудовище. Поверьте мне! Почему, кроме меня, его никто не видел? Боб, почему? Ведь оно было совсем рядом со мной!

— Леона, позволь тебе немного возразить, — сказал режиссер. — Представим, что чудовище появилось рядом с тобой, как ты и говоришь. Но ведь мы на острове. Здесь только пирамида и каменная башня, крохотный островок. У японского моста стоял Саймон. Саймон, по мосту проходил кто-нибудь подозрительный?

— Нет, мистер Тофлер. — Стоявший поодаль Саймон помотал головой.

Снова повернувшись к Леоне, режиссер продолжил:

— Как ты слышала, Леона, он говорит, что по мосту никто не проходил. Тогда откуда же появилось это чудовище? Из моря?

Кончив говорить, он развел руки в стороны. Ни Леона, ни кто-нибудь другой не могли ему возразить. Воцарилось молчание; было слышно, как за дверями бушует ураган.

— Я понимаю, Эрвин, у меня тоже нет ответа. Мне неизвестно, откуда оно появилось. Но если, кроме моря, ему неоткуда было взяться, то, значит, из моря.

— В такую бурю?

— Поэтому-то я и говорю, что не знаю. Но я его видела. Кто бы и как бы мне ни возражал, но это правда. Даже если меня сожгут на костре, я не отрекусь от своих слов! — прокричала Леона.

— О’кей, Леона, мы недостаточно о тебе позаботились…

— Ладно, хватит про чудовище. Было оно или нет — бог с ним. Сейчас мы стоим перед одним совершенно неоспоримым фактом — ураган нас ждать не будет. Давайте поторопимся, надо снять сцену.

— Справишься?

— Торопитесь, пока я не передумала, — решительно сказала Леона. — Но только на этот раз пусть кто-нибудь все время будет рядом со мной.

— Договорились. Боб, не отходи от Леоны, даже если наступит конец света. Том, включай дымомашину! — прокричал режиссер.

Леона не торопясь встала. * * *

В тот вечер она снова вышла в объятия бури и успешно закончила съемку сцены № 123. Съемки сцены № 125, где Леона сквозь туман пробегала по песку и поднималась на каменную площадку дворца, и съемки ее крупного плана на фоне бушующего моря тоже завершились удачно.

В сцене № 125 использовали новый прием, которым гордилась группа, готовившая для Тофлера натурные съемки. Небольшая камера начала снимать с нижней точки, почти с уровня песчаного пола пирамиды, следуя за бегущей Леоной, затем уходила назад и поднималась, держа ее фигуру в кадре, и, наконец, взлетала под самый скалистый потолок — впечатляющая работа оператора. Для этого использовали длинный гидравлический кран и направляющие, проложенные от песка до скал в вышине, при этом движением автоматической камеры полностью управлял компьютер. Но как бы ни было все это автоматизировано, второй оператор Стив Миллер один стоял на скале и контролировал все перемещения камеры.

Ни Леона, ни кто-нибудь из съемочной группы ни разу не видели чудовища.