Хрустальная пирамида

Голливуд, Америка — 16

Из аэропорта Лос-Анджелеса мы, сев в присланный Леоной темно-коричневый лимузин, поспешили в кинокомпанию «Парамаунт» на Мелроуз-авеню в Голливуде.

Мы считали, что знакомы с Леоной близко, как соседи по лестничной площадке, и предполагали, что она встретит нас если не в зале прилетов аэропорта, то, по крайней мере, в вестибюле «Парамаунта», который находится сразу за воротами Мелроуз-гейт у въезда на территорию кинокомпании. Но Леона, популярная в Америке еще больше, чем в Японии, не могла здесь позволить себе такого простого поведения. Так что в этот день, 29 ноября, мы смогли увидеться с ней только после многократных проверок охраны в приемной в глубине здания кинокомпании.

Приемная была замечательная. Гобелены отражались в полу и стенах из полированного мрамора, в аквариуме плавали яркие тропические рыбки. Диваны, обитые серой кожей, столики из красного дерева… Если не принимать во внимание стиль, то по роскоши она не уступала салону первого класса на «Титанике», который погиб в Атлантическом океане.

— Привет!

Леона вошла через дверь в дальнем углу просторной комнаты. Она была в черных обтягивающих брюках из кожи и плотном шерстяном жакете. Его украшал геометрический рисунок, вышитый черными и золотисто-коричневыми нитями. Каштановые волосы завиты, на губах коричневая помада.

Она прежде всего обняла Митараи, вставшего с дивана, потом слегка приобняла меня. Стройная, хрупкая фигурка, и при этом хорошо развитая грудь. Аромат дорогих духов.

— Выпьем сначала по бокалу в баре, а потом — прошу на первый просмотр, — пригласила Леона.

Бар тоже оказался прекрасным — ничего кричащего, никакого шумного оркестра. Мы сели за стойку, окруженную деревянными панелями в английском стиле, и подняли бокалы с шампанским. Здесь в присутствии единственной женщины — Леоны — мы почувствовали себя непосредственными участниками важного события в истории американского кино.

— Я дважды обязана вам своим спасением, — сказала Леона, осушив бокал. — В Японии ведь говорят — что было дважды, повторится и в третий раз. Может быть, будет и третий такой случай…

— Желаю, чтобы этого не случилось. За тебя! — сказал Митараи.

— Почему же?

Мой друг надул губы, и лицо его приняло слегка игривое выражение.

— Потому что я желаю тебе добиться еще большего успеха и стать поистине олицетворением Голливуда. Желаю, чтобы на твоем пути больше не встречалось таких препятствий.

— Вы говорите не то, что думаете.

— Я говорю искренне.

— Я не боюсь трудностей. Из жизни, текущей по прямой к пункту назначения, под полными парусами и с попутным ветром, сделать кино не получится. Я люблю препятствия.

— Теперь хочешь попасть в объятия Кинг-Конга? — прохладно спросил Митараи.

Леона ответила после небольшой паузы:

— Почему бы и нет? Мохнатые руки уносят меня в чащу джунглей. Я кричу изо всех сил, рыдаю, зову. И тут рыцарь на белом коне является мне на помощь. Мне нравятся такие средневековые сказки.

— Сочувствую этому рыцарю. Если ориентироваться на тебя, то придется быть наготове двадцать четыре часа в сутки, как пожарным. Зов может раздаться из разных концов света — сегодня из Африки, завтра с Северного полюса… Так и помереть недолго со своим любимым конем.

Леона мягко засмеялась и помотала головой. У нее был благородный смех, как и подобает звезде.

— Ничего такого я делать не собираюсь. В первую очередь я позабочусь о рыцаре. Я постепенно это усвоила. Ради него я готова умереть. * * *

Просмотровый зал тоже был в разы лучше того, что я видел в Японии. Конечно, мы ведь находились на родине киноиндустрии. Сам экран был небольшой, красный занавес еще не открывали. Вместо кресел в зале стояли ярко-красные диваны, а сбоку — даже буфеты из красного дерева. Голливуд — точно Вавилон нашего времени.

В зрительном зале мы были только втроем. Все сели на диван, Леона в центре, мы — по краям. Свет погас. Не горело даже табло «No smoking»; в зале наступила полная темнота, как в лаборатории для проявки пленки.

Раздвинулся занавес, и на экране появился заснеженный горный пик — эмблема «Парамаунта», а из больших динамиков полилась мелодия главной музыкальной темы фильма.

Теперь экран заполнило море облаков. Интересно, как его снимали? С самолета? Рваные тучи приближались и исчезали, поле обзора на экране расширялось.

Между белых облаков появилась надпись: «ЛЕОНА МАЦУДЗАКИ в роли АИДЫ». Быстрая ритмичная музыка — аранжировка «Аиды» Верди в современном духе. Титры с именами актеров. Камера немного наклонилась, в просветах облаков стала видно пустыню и пирамиды, и в этот момент на экране возник титр с именем режиссера.

На экране появилась новая картинка. В ночной темноте кое-где горели факелы — древнеегипетская армия вела бой в пустыне. Вдалеке выстроился ряд двуконных колесниц, под звездным небом летели бесчисленные стрелы со сверкающими наконечниками.

На песке — множество раненых солдат. Лицо наблюдающего за этим молодого мужчины, видимо военачальника.

Следующий кадр — на экране безоблачный полдень, древнеегипетские воины идут триумфальным маршем под музыку духового оркестра. Во главе них тот же молодой человек.

Прохладная каменная усадьба у подножия пирамиды. В окнах колышутся легкие занавеси. В просторном зале весело танцуют женщины. Камера постепенно приближается, и в центре кадра появляется Леона со смуглой кожей и золотыми тенями вокруг глаз. С густой подводкой на веках она необыкновенно красива. Пронзительный взгляд черных глаз, способных видеть людей насквозь. Она в золотых одеждах. Я бросил взгляд на сидевшую рядом Леону. Неужели эта неприступная красавица на экране и живая светлокожая женщина возле меня — один и тот же человек?

— Это призрак, не я, — прошептала мне в ухо Леона, видимо, почувствовав, о чем я думаю. От этого нежного шепота в голове моей все смешалось. Я не совсем понимал, где нахожусь.

Молодой человек наблюдает за танцем Леоны с места для почетных гостей, но рядом с ним — другая красивая женщина. Из разговора становится понятно, что они помолвлены.

Однако потом он держится со своей невестой холодно и встречается только с Леоной, из-за чего невеста устраивает заговор, и его заточают в каменную темницу.

Во мраке он встает на ноги, но оказывается, что Аида уже там. Они бросаются друг к другу, обнимаются и целуются.

Леона внимательно смотрела на профиль Митараи.

— Нет смысла ждать, что он будет ревновать, — проговорила она.

Неожиданный ракурс с высокой точки. Над бескрайними джунглями поднимается шар оранжевого пламени. Взрыв. Еще один, потом еще.

Над джунглями в боевом порядке летят реактивные самолеты. На крыльях эмблемы американской армии. Это Вьетнам. Крупным планом лицо молодого пилота в шлеме, сжимающего ручку управления.

Следующий кадр — статуя Свободы. Пасмурно. Холодная поверхность воды. Стая белых чаек заслоняет статую. Камера следует за птицами.

Деревянный причал выдается в море, на его краю ресторан со стеклянными стенами. Профиль Леоны, сидящей в одиночестве у окна и смотрящей на волны. Сейчас у нее светлая кожа. Длинные, слегка вьющиеся черные волосы. Белые пальцы. Та самая Леона, которую мы видели прошедшим летом. Хотя она сейчас сидела рядом со мной, я тосковал по той, летней.

Дальше — наезд камеры на ресторан с моря, как бы с палубы приближающегося к причалу корабля, звучит фортепиано. Леона начинает петь, опершись локтями о стол:

«Я жду тебя в кафе на пляже. Мы не договаривались встретиться, но я хочу увидеть тебя…»

Боковым зрением я заметил, что губы Леоны движутся в такт мелодии. Леона на экране и Леона рядом со мной — обе они пели одну и ту же песню о любви. «Сделай меня своей сегодня. Объяви мне свой приговор. Быть твоей до конца дней…»

В этот момент я увидел, что из огромных глаз настоящей Леоны закапали слезы. В них отразился отблеск моря с экрана, и капля на ее щеке сверкнула драгоценным сапфиром.

Леона идет по дорожке вдоль моря. С двумя подругами она, смеясь, катается на роликах в гимнастическом купальнике. Поет, танцует, меняет костюмы, как на показе мод. Повсюду ее образ, образ королевы, властвующей с вершины шоу-бизнеса. Она настолько ослепительна, что на нее невозможно было долго смотреть, как на сверкающую рябь Мексиканского залива. Но сидящая в нескольких сантиметрах от меня Леона совсем не выглядела счастливой. Она добилась всего и в то же время не владела ничем. У нее не было и кусочка того, чего она желала больше всего.

Сам сюжет фильма был довольно тривиальной историей любви. Возродившаяся в Нью-Йорке Аида в исполнении Леоны проходит через разные испытания, чтобы в январе 1987 года в Америке найти любовь, которой она не смогла добиться пять тысяч лет назад.

Как когда-то сказал Митараи, в течение пяти тысяч лет центр цивилизации смещался к западу, поэтому Аида и Радамес не могли в двадцатом веке не появиться в Нью-Йорке. Египет теперь превратился в заброшенную станцию, которую поезд цивилизации давно проехал. Если задуматься, мюзикл, изображающий реинкарнацию героев, был в широком смысле слова своего рода иллюстрацией к одной из цивилизационных теорий.

Пока, погруженный в эти мысли, я продолжал смотреть фильм, Леона сказала Митараи удивительную для меня вещь. В это время появился кадр с видом какой-то улицы. Весь экран заняла огромная вывеска.

— Смотрите, реклама японской компании. Неоновая вывеска японского производителя бытовой техники. И эта машина тоже сделана в Японии. Там — японская компания недвижимости, это — принадлежащий японской фирме ресторан. И Голливуду, который вы назвали Вавилоном, тоже недолго осталось. Все это королевство скоро скупят японские компании, и придет время, когда без японского капитала будет невозможно снять ни один фильм.

Меня до глубины сердца поразили эти слова Леоны, адресованные Митараи. Неужели правда придет такое время? Я не мог в это поверить. Но их произнес человек, досконально знающий мир Голливуда.

Тогда-то до меня дошел истинный удивительный смысл этих слов. На запад от Америки нет ничего, только Япония.

После Америки наступит эпоха Японии? Может быть, именно сейчас совершается этот переход от американской эпохи к японской?

Я ничего не мог произнести. Просто смотрел этот новейший американский фильм. Главную роль в нем исполняла японская актриса Леона Мацудзаки. Только сейчас действительность открылась мне этой стороной.

Но в этот момент «Аида-87» начала разворачиваться перед моими глазами с новой энергией.

Когда-то я видел немало добрых старых танцевальных фильмов. Главные роли в них исполняли Фред Астер и Джин Келли. Но почти не смотрел новые мюзиклы — «Волосы» и те, что вышли позже. Поэтому этот фильм с Леоной в главной роли показался мне свежим и трогательным. Я изголодался по такому кино, музыкальному и легкомысленному.

На экране приближалась развязка, шли кадры, снятые на Бич-Пойнт. Все вокруг возродившейся спустя пять тысяч лет Аиды, то есть Леоны, сверкало золотом. И Леона великолепно танцевала под стать этому золотому сиянию.

Она говорила, что это результат длительных репетиций, но я был уверен, что все дело в ее прирожденном таланте. Леона не просто повторяла движения, которым ее научили. Если б это так, то неизбежно была бы заметна неестественность. А ее движения были свободными, как у бегущего леопарда, она танцевала так, как подсказывала ее натура.

Массовый танец переместился на покрытую песком площадку алтаря Абу-Симбел, и Леона была в самом центре.

И тут вдруг — просторная круглая сцена в Голливуде, окруженная роскошными декорациями. Леона бежит на роликах по этой сцене в древнеегипетском одеянии, сопровождаемая кордебалетом на заднем плане, и поет песню в быстром ритме. Ее платье, расшитое блестками, сверкает, подобно волшебному видению.

Натанцевавшись и напевшись, Леона бросается на грудь Радамесу, преобразившемуся в двадцатом веке в летчика-истребителя. Обнимаясь и целуясь, они выходят наружу.

Снаружи начинается рассвет, солнце поднимается над морем. Камера отъезжает, и становится видно, что они стоят перед пирамидой Бич-Пойнт. Видимо, это комбинированная съемка. В стеклянной верхушке пирамиды отражаются лучи восходящего солнца, и благодаря специальным техническим приемам вся пирамида сверкает, как драгоценный камень.

— Прямо как хрусталь, — шепчет Радамес.

— Хрустальный рассвет, — соглашается Леона.

— Начало нового года!

Играет главная тема, начинается их медленный танец в честь начала нового года, идут титры с именами членов съемочной группы.

Леона бодро вскочила с дивана, повернулась к нам и, приложив руку ко лбу, шутливо поклонилась.

Мы с Митараи — ну, я-то уж точно — разразились бурными аплодисментами. Не знаю, как мой друг, но я был совершенно искренен. Фильм получился великолепный. Я обожаю фильм с Джином Келли «Поющие под дождем», после него — «Дорогу на Бали», и мне показалось, что «Аида-87» не уступает «Поющим под дождем».

— Этот шедевр останется в истории кино! — воскликнул я абсолютно честно.

Леона упала на диван и невинно обняла меня. От этого мое восторженное впечатление от фильма только усилилось. Наверное, я никогда теперь не забуду эту картину.

Митараи, все так же развалившись на диване, взял Леону за руку.

— Это шедевр. Родилась новая звезда мюзикла! — сказал он.

Леона вскочила на ноги.

— Я так рада! — воскликнула она. — Теперь меня не будет волновать, что напишут брюзгливые критики. Я старалась только ради вашей похвалы. Я так рада, спасибо! Больше мне ничего не надо!

С этими словами она плюхнулась на диван и, к моему удивлению, закрыла лицо руками. Но через несколько секунд снова поднялась.

— Ну, раз вы так похвалили меня, тогда еще по бокалу шампанского, — весело сказала она.

В душе у меня все сжалось. Как ни странно, я заметил это только сейчас. Каких бы успехов она ни добилась в Голливуде, у нее не было близких, которым она могла бы о них рассказать и кто мог бы ее похвалить. Родители умерли, два брата оставили этот мир. Леона старалась изо всех сил, потому что ей очень хотелось, чтобы ее похвалил именно Митараи. И сейчас ее усилия были полностью вознаграждены. Я до глубины души был рад, что этот момент наступил. Радовался этому моменту больше, чем успешному расследованию убийств на Бич-Пойнт и холме Кураями [37]. Впервые я видел, чтобы Леона так искренне радовалась.