И аз воздам

— Госпожа Дайлерия, — Никомус прервал мои измышления, присев на стул напротив, — в полдень все начнется, вы будете переодеваться?

— Платье, что ли, покрасивее одеть надо по этикету? Не буду, лучше сапоги получше поищу, — я с сомнением вытянула ногу с коротким и широким голенищем. — Повыше надо и поуже. И подошву потолще.

— Походные, что ли? — обрадовался мажордом, — так бы и сказали давно, сейчас пошлю кого-нибудь за ними! Криста! Криста, иди сюда, — начал он втолковывать подбежавшей служанке суть проблемы и быстро вытолкал ее из столовой.

— Никомус, а где гости-то все? — вдруг вспомнила я вчерашний прием.

— Как это где? Да все уже давно встали и кто в саду гуляет, кто за ворота пошел. Господин Деннель и господин Гаран проверяют, все ли сделано, чтоб осечки не получилось и чтоб топор поострее наточили. Зачем народ мучить ожиданием? Отрубят голову с одного раза, господин Деннель уловит душу или что там у него есть, у вилта у этого, подпишут все бумаги и сожгут тело. Жаль, что детишек это все не вернет, да тех двоих… а так все по справедливости будет.

— Ну если по справедливости, то я согласна, — идти все равно не хотелось, хоть убей. Да еще после всего Деннель должен вместе со мной что-то там открывать, но это уже не моя забота.

Приближался назначенный полдень. Я вышла на двор, постояла и пошла в садик, посидеть у бассейна. Вода была по-прежнему холодная и вкусная, и от созерцательного состояния отвлекли только громкие голоса, разыскивающие меня.

— Да здесь я, здесь, — откликнулась я на зов, открывая ажурную калитку.

Во дворе было не протолкнуться от народа, собравшегося поглазеть на бесплатное зрелище. В основном это были не стражники, как я ожидала увидеть, а вчерашние гости и слуги, жужжащие в теплом солнечном воздухе, как большие мухи. Входные ворота были широко открыты и за ними тоже виднелись люди в более простой одежде — скорее всего, это были местные жители, собравшиеся посмотреть на справедливую казнь злодея. Там-то как раз и стояли мужчины в блестящих доспехах с копьями, огораживая редкой цепочкой с обеих сторон последний скорбный путь приговоренного. Далеко впереди виднелись дома, уходящие вправо и влево, а пространство между ними походило на площадь, на которой копошились маленькие фигурки. Стало быть, последний путь был недалек, чуть поменьше километра. Тоже неплохо, идти недалеко, да и чем короче путь, тем меньше возможностей сбежать.

Затрубил рожок, Бежар распахнул двери тюрьмы и все, как по команде, рассредоточились за спинами стражников, стоящих от крыльца до входных ворот. Этих было шестеро, двое встали у крыльца, а четверо отошли к воротам, лениво перехватывая копья толстенными длинными перчатками. Сперва было тихо, потом из темного проема стал доноситься звон, приближающийся с каждой секундой.

— Дайлерия, — рядом стоял Деннель, разглядывая происходящее, — сейчас его выведут, поведут вон туда, — он махнул рукой в сторону деревни, — мы следом пойдем. Ты держи его под контролем, лучше сразу скрути, а я за воротами присоединюсь. Они, конечно, без магии, но силы-то не занимать, двоих сразу уложит если что. Я шестерых с собой взял на всякий случай, но доспехи у них слабые, разве что точно не дадут жизни лишить. Редко их берем после запрета, проще самим довести до места… но раз положено зрителей охранять, то ничего не попишешь. Гаран уже там стоит, но он не маг, ему только подписать и все. С тобой все нормально? — он заглянул мне в глаза и дружески хлопнул по плечу, — ну и хорошо. Удачи… нам!

Мужчина уже ушел к воротам, делая в воздухе пассы руками, а я замерла, вытягивая шею и пытаясь рассмотреть то, что происходило на крыльце. Толпа была не такая уж и большая, как показалось поначалу, многие ушли уже за ворота и в проеме были видны только их спины, спешащие к месту казни, чтобы занять хорошие места. Во дворе осталось человек двадцать, считая стражников, в основном это были слуги и несколько вчерашних гостей, так что плотной стены из нас не получилось. Деннель стоял посреди арки ворот, широко расставив ноги и наблюдал за происходящим во дворе, когда звон цепей раздался уже так близко, что все одновременно уставились на выходящего из подземелья.

Первым вышел Бежар в своих темных доспехах, по которым уже не бежали радужные сполохи. Держа в толстых длинных перчатках цепи, он передал их стражникам, стоящим по обе стороны от дверей и отошел в сторону, уступая дорогу… ну вот, вилт и вышел на солнечный свет, где его было хорошо видно. Как я и думала, отталкивающее впечатление только усилилось, женщины стали зажимать носы, а мужчины фыркать в сторону. Вилт был повыше среднего человеческого роста, живот отвисал вниз, скрывая… хм, да черт с ним, что у него там находится, разве что смотреть на заросшую рыжеватой жесткой редкой шерстью шкуру было неприятно. Передвигался он на двух ногах вполне человеческого вида, а на когтистые руки были одеты толстые железные кольца, от которых и шли к стражникам цепи достаточно убедительного вида. Зубами не перекусить, да и кусачек я таких нигде рядом не приметила. Стражники дернули вилта за скованные руки и он пошел за ними, загребая ногами пыль и наклонив голову.

Нет, я вполне понимала, что ведут убийцу, на руках… или лапах которого кровь людей, но видеть вот так рядом того, кому через четверть часа отрубят голову, было по-человечески невыносимо. Несмотря на свой отталкивающий внешний вид, вилт, похоже, понимал, что его ждет… впрочем, о чем я говорю, он же вполне разумно спрашивал меня там, в камере! Я разглядывала вилта, пока он медленно двигался за стражниками, не поднимая головы, а он опустил скованные руки и выражал полную покорность своей судьбе, находившейся в руках людей, взиравших на него со всех сторон с ужасом и презрением. Видна была только склоненная голова с жесткой спутанной рыжеватой шевелюрой и мясистое ухо.

Неожиданно вилт поднял голову и со звероподобной морды на меня уставились вполне человеческие глаза с выражением такой ненависти, что по спине пробежала стайка холодных мурашек. Я вздрогнула, а дальше… Дальше все произошло так быстро, что я даже не успела заметить отдельных действий, только дернулись стражники, держащие цепи к вилту, а вот они уже летят, раскиданные им в разные стороны, непонятная сила дергает меня вперед, крутит и я уже стою с захваченными сзади руками, а вокруг горла обвивается цепь, не давая сказать ни слова и звериный запах обволакивает со всех сторон…

На дворе воцарилась мертвая тишина, в которой только кто-то тоненько скулил, как побитая собака, да сзади тяжело сопел вилт, обдавая затылок горячим дыханием. Деннель уже бежал от ворот, разводя в стороны руки, но остановился, как вкопанный, рассматривая произошедшее во дворе. Замерли стражники, как будто по команде, и только те двое, что отлетели в стороны от вилта, медленно понимались из горячей пыли.

— Всем не двигаться, — глухо рыкнул вилт сзади меня, — иначе я убью ее одним движением.

Натянувшаяся цепь пережала горло и крохотная струйка воздуха оказалась недостаточной для поддержания жизни. Перед глазами закружились разноцветные шарики, я захрипела и задергалась. Вилт отпустил цепь совсем на чуть-чуть, но этого уже хватило, чтобы не умереть. Все по-прежнему стояли молча, как будто ожидали чего-то и глухой лязгающий голос заговорил снова, только уже тихо и… мне, а не всем.

— Повторяешь за мной, слово в слово. Одна ошибка и ты умрешь. Поняла?

Я кивнула и цепь еще немного ослабилась.

— Принести сюда.

— П-принест-ти с-сюда…

— Одежду для меня…

— Од-дежду д-для меня…

— Лошадь…

— Л-лош-шадь…

— Мой походный мешок…

— М-мой п-походный м-мешок…

— Плащ с капюшоном…

— П-плащ с к-капюшоном…

— Нож в ножнах подлиннее…

— Н-нож в н-ножнах п-подлиннее…

— Простите, госпожа Дайлерия, — осторожно шевельнулся Никомус, где-то среди зрителей неудавшегося спектакля, — какую вам одежду и плащ принести?

При этих словах цепь моментально перехватила мне горло, лишив возможности говорить, а вилт за спиной рыкнул в ухо:

— Не мне, а ему. Живо!

— Не мне, а ему. Живо, — послушно повторила я, как только цепь была ослаблена.

— Сейчас-сейчас, — забормотал мажордом, делая какие-то знаки служанкам. Девушки осторожно отходили задом к дому, поднимая руки ладонями кверху успокаивающим жестом.

— Мешок… какой изволите?

— Черный, кожаный! — голос вилта оглушил меня, но даже потрясти головой было невозможно, так сильно врезалась цепь в гортань.

Все так и стояли неподвижно, пока из замка приносили требуемые вещи, которые складывали кучкой прямо на каменных разогретых плитах. Вилт через меня потребовал сложить все в мешки и привязать к седлу, и я несколько воспряла духом, ожидая, что он сейчас отшвырнет меня в сторону, прыгнет и уедет, но действительность оказалась намного гаже, чем я предполагала…

— Лошадь подведите, — приказал вилт, зазвенел цепью сзади и опять натянул ее. — Иди вперед, — толкнул он меня, не отпуская ни рук. ни шеи.

Говорить было невозможно и больше всего я боялась, что при неосторожном движении он запросто сломает мне гортань, где уже было ощущение стоящего внутри камня. Руки он держал сзади своей лапой и острые когти царапали кожу при шагах. Было очень страшно, но он толкал меня к воротам и я послушно переставляла ноги, стараясь не делать резких движений. Сзади раздавалось цоканье копыт лошади, которая шла, судя по всему, следом.

В гробовом молчании мы так и вышли за ворота, куда я даже не успела выглянуть за эти три дня, повернули налево по убитой дороге и медленно пошли в сторону леса. Ни один человек не пошевелился, чтобы даже создать видимость сопротивления, такое впечатление, что они все мгновенно оцепенели и… ждали, что я сама расправлюсь с этим жутким созданием, а они только будут наблюдать со стороны за справедливым возмездием. Перед глазами промелькнул Деннель, Райшер, еще какие-то мужчины, спокойно взирающие, как вилт, которого только что собирались казнить, уходит по дороге… я ничего не понимала и от этого становилось еще более жутко.

Проклятый вилт немного ослабил цепь на горле и я смогла вздохнуть, но комок стоял в горле и боль все не проходила, а это уже настораживало всерьез. Руки он держал по-прежнему, как и схватил их с самого начала — сзади, оцарапанную кожу саднило и вдобавок заболели вывернутые плечи. Шли мы довольно быстро для нашего состояния, глядеть я могла только вперед, а куда глядел он и что делалось за спиной, было неизвестно. Поначалу я тешила себя надеждой, что вот сейчас раздадутся воинственные крики, нас нагонит топот копыт и все разрешится быстро и в мою пользу, но время шло, а благородных мстителей так и не было. За спиной постепенно оставались поля и перелески, солнце начинало клониться к закату и окружающий нас равнинный ландшафт начал подниматься. Дорога обегала с правой стороны подножие первого пологого холма, заросшего наверху жидким кустарником и медленно взбиралась на второй. Я попыталась посмотреть по сторонам, но увесистый толчок сзади прекратил эти поползновения. Дул горячий ветер, от которого слезились глаза и сохли губы, в его бесконечном потоке проносились жужжащие насекомые, где-то поблизости кричали птицы и шелестела сухая трава. Скорее всего, Дайлерии приходилось много ходить, раз я сумела пройти такое огромное расстояние пешком да еще и по жаре, но силы человеческие не беспредельны и усталость давала себя знать. Мы поднялись наверх и я перестала ощущать беспрестанное подталкивание. Что это может означать?

Вилт отпустил мои руки и они бессильно повисли вдоль тела, потом смотал цепь с шеи и загремел ею сзади. Раздался неприятный скрежет железа об железо, что-то хрумкнуло и звякнуло в стороне от дороги. Я боялась даже обернуться и посмотреть, что он там делает, ноги подкосились от усталости и, медленно опустившись на землю, я сперва присела, а потом повалилась набок. Бежать от него попросту не было сил. Сзади всхрапнула лошадь, я немного повернула голову, чтобы можно было посмотреть, что творится за спиной и увидела его спину, покрытую жесткой шерстью. Чуть-чуть изогнулась и поняла, что он отвязывает мешок от седла… садится на землю и начинает что-то искать в нем, глухо ворча себе под нос. Покопался в его недрах и… вытащил штаны и рубашку, принесенные по его требованию, рыкнул и натянул их на себя. Теперь он стал похож на человека, только очень волосатого и заросшего, почесал когтистой лапой жесткую растительность на голове и уставился на ту дорогу, по которой мы пришли сюда. Я осторожно приподняла голову, пока он не видел и тоже посмотрела назад.

Ветер относил в сторону клубы пыли, а на дороге стоял небольшой отряд в шесть-семь человек верховых, в одном из которых я узнала Деннеля, а остальные были стражниками из Арсворта. Ну наконец-то, они все-таки поехали за мной на выручку, они меня не бросили! Они просто не знают, как подобраться к вилту более незаметно и теперь раздумывают, увидя его на вершине холма!

Вилт глухо рыкнул и кинулся назад к мешку, потянул оттуда еще один мешок поменьше и высыпал его содержимое на землю. Толстые пальцы с острыми когтями перебирали высыпанную кучку незнакомых предметов, поднося их к морде и бросая назад на землю. Я подняла голову повыше, но он оскалил пасть и зарычал, показывая длинные клыки. Пришлось опять лечь в прежнем положении. Злить его не хотелось, пока он не в бешенстве, есть возможность прожить подольше, а там, глядишь, подоспеет Деннель и поможет мне убежать или как-нибудь нейтрализует это чудовище. Все равно, как он это сделает, лишь бы избавиться от присутствия вилта любым способом!

Тем временем вилт закончил инспектировать содержимое мешка и поднялся на ноги, держа что-то в лапах, на которых по-прежнему поблескивали два железных кольца. В два прыжка он преодолел разделявшие нас метры, тяжело плюхнулся рядом на зад и схватил меня за плечо так сильно, что я почувствовала длинные острые когти.

— Пус-сти, — дернулась я от боли, но он схватил за второе плечо, подтащил меня и усадил спиной к себе, откинув волосы с шеи. На этом я приготовилась к окончанию моего иномирного путешествия и надеялась на то, что если и будет больно, то очень недолго…

Почему-то вилт не начинал меня есть или рвать, а вот порцию очередных царапин от его когтей я получила, когда он что-то делал у меня на шее. Закончил, отодвинулся и по-кошачьи фыркнул сзади.

— Вставай и пошли дальше, — раздался глухой лязгающий голос за спиной совершенно нечеловеческого тембра.

Я поднесла руку к шее, ощупывая что-то чужеродное на ней. Вроде бы под пальцами была полоска тонкой мягкой кожи, плотно прилегающая и не мешающая ни дышать, ни говорить, без единого шва со всех сторон. Попыталась поддеть ее ногтями, поскрести, отодрать, но она сидела плотно и не поддавалась ни на что. Горло еще болело после того, что столько времени было пережато цепью и вместо слов изо рта вылетали только хрипы и кашель. Поднявшись на ноги, я посмотрела на полузвериную морду с толстыми щеками и пятачкообразным носом, но вилт повернулся и пошел по дороге вперед, ведя за собой лошадь. Это что, он больше не держит меня и я могу уйти? Зачем он тогда тащил меня с собой все это время? Надоела? Решил, что я невкусная? Испугался преследователей? Эти вопросы вихрем пронеслись в голове, пока я медленно отступала назад маленькими шажками, трясясь от страха, что он вот сейчас обернется и кинется…

Почему-то было очень жарко. Жарко и плохо, а на десятом крошечном шажке я поняла, что с каждым шагом шею начинает жечь больше и больше, а еще одного шага я уже не смогу пережить. Проклятье, это жжет тот ошейник, который вилт нацепил мне и только сняв его я смогу освободиться от этого жжения! Я дергала полоску кожи, пытаясь оторвать ее от шеи, скребла и царапала изо всех сил, но проклятая ленточка не желала поддаваться, а получеловеческая фигура с лошадью на поводу застыла впереди, не делая ни одного шага. Проклиная себя, я шагнула вперед, за ним, и жуткое жжение немного уменьшилось, вилт пошел вперед и оно снова обожгло кожу. Не в силах больше переносить эту боль, я прибавила шаг.

Когда на землю уже ложились густые сумерки, мы шли через лес, стоявший вокруг темной стеной. Вилт шел по-прежнему впереди, ведя за собой лошадь с мешками, перевешенными через седло, я брела позади него рядом с лошадью, опасаясь отходить куда-нибудь дальше пяти метров. Один только раз я попыталась присесть около густого куста на краю дороги и немного подзадержалась, но горло обожгло, как огнем, и я моментально подскочила и помчалась следом, поддергивая на ходу штаны. Вилт ни разу не обернулся, не сказал ни слова за все это время, да и у меня пока не получалось произнести ни слова, как бы я не старалась. Ужасно хотелось пить, но пока что мы не пересекали ни одной речушки и оставалось только облизывать пересохшие губы. Маленький отряд из восьми всадников так и следовал за нами на приличном отдалении, не отставая и не приближаясь.

К концу дня ноги ужасно устали, но если не думать о них, то можно шагать, обдумывая произошедшие события. То, что понятие «заложник» знакомо издавна и не только на благословенной Земле, я уже убедилась на собственном опыте. Как вилту удалось так лихо разбросать стражников и вырваться, было непонятно. Впрочем, еще более непонятно было и поведение окружающих, вспоминая, как они себя вели, я совершенно четко видела одну и ту же картину — они ЖДАЛИ, вот только чего? Дайлерия была магом, она сама говорила мне об этом, может быть, они ждали, что я сама справлюсь и ничья помощь мне не нужна? Но оставался еще Деннель, он тоже маг и его бездействие смущало и настораживало. Почему он ничего не предпринимал? Хотел, чтобы вилт растерзал меня и тогда убить его? Но я же еще была им нужна, сухощавый об этом говорил. Одни догадки без возможности хоть с кем-то поговорить и посоветоваться. Хоть прямо начинай с вилтом говорить… а что, там, во дворе, он говорил вполне разумно!

Я вспомнила ту шумиху в инете, когда обсуждали захват заложников в Москве, кажется, в театре «Норд-Ост». После того, как все закончилось, было очень много выступлений психологов, которые разбирали по косточкам сложившуюся ситуацию и учили, как правильно себя вести в подобных случаях. Одной из первых заповедей было утверждение, что нельзя ни в коем случае злить похитителей, надо спокойно выполнять все их требования и по возможности начинать с ними наводить контакт, то есть разговаривать о чем угодно. М-да, разговаривать-то я сейчас совершенно не могу, хорошо, если горло пройдет к утру. Вокруг уже почти темно, но мы так и бредем по дороге, не останавливаясь. Может, вилт видит, как кошка, но я уже раз сто споткнулась и только чудом не свалилась посреди дороги. Да и отряд сзади поотстал в темноте…

Пока я шла за ним сзади, накатило странное спокойствие. Почему-то мое положение перестало казаться мне безвыходным. Причины этого были абсолютно неясны и я прокрутила еще раз все события назад. Или я чего-то не понимаю, или на меня нахлынула апатия, когда уже абсолютно безразлично, что и как с тобой происходит. За три дня в этом мире произошло не так много событий… Вот! Ура! Я поняла! Сегодня — третий день моего пребывания тут, а Дайлерия сказала, что через три дня мы вернемся с ней «по домам», значит завтра утром я проснусь у себя дома, а Дайлерия очнется тут, рядом с вилтом… и тогда я ему не завидую, потому что зла она на него будет, ох, как зла! И что она с ним сделает, даже представить не могу, но очень хочу знать! Поскольку вилты — существа из плоти и крови, но без магии, то сопротивляться ей он не сможет, тут ему и каюк. Ну и поделом, пусть еще она на себя посмотрит, плечо в царапинах, шею до сих пор саднит, не дотронуться, горло болит… пусть, пусть она ему устроит веселую жизнь!

От таких мыслей настроение взлетело вверх, я даже заулыбалась в предвкушении того, какой подарочек получит вилт наутро и чуть не улетела головой вперед, споткнувшись на очередном камне в темноте. Вилт с лошадью сошел с дороги и направился к маленькой полянке, заросшей высокой травой, где пристроил лошадь к дереву и бросил на траву большую тряпку из седельного мешка. Покрутился на месте, сел на нее и замер, шумно втягивая воздух. Подходить к нему ближе пяти метров я не стала, прилегла на траву, устраиваясь поудобне, е и провалилась в сон.

Проснулась я от все нарастающего жжения в области шеи и никак не могла понять, что доставляет такой дискомфорт. Болели ноги и спина, шею жгло больше и больше, а вокруг царили серые сумерки, в которых плавал полупрозрачный туман. Охнув, я подскочила на ноги, озираясь по сторонам. В тумане неясным пятном двигалась лошадиная задница, удаляющаяся в неизвестном направлении, рубашка и штаны были влажные и неприятно холодили кожу. Шею обожгло огнем так, что я чуть не взвыла от боли и, потирая на ходу озябшие плечи, ринулась следом за лошадью, стараясь нагнать ее побыстрее.

Ожидание того, что я проснусь утром у себя дома, сыграло со мной злую шутку — идя следом за вилтом, я не могла понять, что произошло, почему я еще здесь и где, собственно, Дайлерия? Давя внутри зачатки паники, я мерно шагала по дороге, пытаясь прокашляться и выдавить хоть какие-то слова. Воды бы попить… При мыслях о воде во рту стало еще суше и противней, а проблема отбежать за кусты и вообще скоро не будет меня беспокоить.

Широкая дорога, по которой мы шли, сворачивала налево и между деревьями уже было видно огромное открытое пространство, но вилт свернул направо и пошел по широкой тропе, вьющейся между высоченными стволами. Идти сразу за лошадью было опасно — запросто поддаст копытами, пришлось еще поотстать и терпеть на шее горячий ободок.

Лес стоял вокруг стеной, тропа была прохожей и натоптанной, но когда тут проходил последний человек, оставалось загадкой. Даже если кто-то попался бы нам навстречу, то наверняка бы спрятался подальше, во всяком случае я бы так и поступила во избежание неприятностей. Если здешний народ знает, что такое вилт, то дураков нет связываться с ним, пусть он хоть гору золота везет.

Солнце уже давно взошло, мы шли молча по лесной тропинке и вдруг меня как резануло — за спиной не было никого, всадники с Деннелем во главе попросту пропали. Перепутали дорогу? Разоспались и отстали? Они же шли вчера за нами до темноты и устроились на ночлег… где? Я их не слышала, а вилт поднялся еще до рассвета… Неужели они решили, что преследование бесполезно и повернули назал? А я, что мне теперь делать? И куда он меня ведет? Вопросов было много, но отвечать на них было некому.

На лесную речушку мы вышли, по приблизительным прикидкам, где-то в середине дня. Тропа перелетала через нее узким мостом, сложенным из толстых бревен, и вилт потянул за собой упирающуюся лошадь, что-то приговаривая ей и ласково ворча. Животное поупиралось, но осторожно перешло на другой берег, где к воде спускалась широкая полоса влажной утоптанной земли. Я перешла следом за ними и ринулась в реку, черпая прохладную воду пригоршнями с плоского зеленоватого камня. Умыться, помыть руки, прополоскать рот и от души напиться — что может быть лучше свежей воды? Рядом пила лошаль, зайдя глубоко в воду, а вилт, стащив с себя штаны и рубашку, полоскался по пояс в проточной воде, яростно скребя себя здоровенным пучком травы. Рассматривать этот жуткий стриптиз было выше моих сил и я опустилась на колени, чтобы не видеть ничего вокруг.

Откашливалась я долго, сплевывая густые комки слизи, опять пила воду и с наслаждением чувствовала, как она протекает в желудок. Горло еще немного болело, но уже можно было произносить какие-то слова, а не задушенно хрипеть. Пока я плескалась в воде, вилт поднялся и потянул за собой лошадь наверх. Я пошла следом, не дожидаясь ожога на шее и стараясь держать безопасную дистанцию. Куда мы идем? Если сразу не разорвал, то для чего он тащит меня с собой? Съесть потом? Принести в жертву кому-нибудь? Поделиться с соплеменниками? Боже, какой бред, у него нет соплеменников… но куда же мы идем, и где, черт возьми, эта Дайлерия? Она же обещала, что три-четыре дня и все, ей больше не надо… да, скорее всего у нее возникли непредвиденные обстоятельства и ей понадобился еще один день, а я зря паникую и сегодняшний вечер все же будет последним, это точно. Надо не психовать, не впадать в панику, а спокойно подождать до утра. Утром все вернется на круги своя — я, Дайлерия, проклятый вилт… ну скорей бы настало это утро!

Ситуация с ночевкой повторила вчерашнюю — вилт лег на расстеленный плащ, я пристроилась под кустом рядом и провалилась в сон. Ночью просыпалась не один раз, дергаясь от кошмаров, вспомнить которые было невозможно, но оставалось ощущение ужаса и безысходности. Слышалось рычание вилта, шум и возня, шею несколько раз ожигало огнем, но подниматься и выяснять, что произошло, не было желания и я только сжалась в комок, стараясь согреть озябшие руки. Провалившись в очередной кошмар, я представила себе, что уже нахожусь в Саперном и перехожу дорогу, чтобы попасть в комнату. Как всегда во сне дорога вильнула в сторону и дом растворился в тумане, а на его месте возник темный лес, по которому перебегали огоньки и яркие всполохи. Они вдруг собрались в один светящийся шар и он взлетел в воздух, а я осталась в полумраке предрассветных сумерек совершенно одна…

Утро я опять встретила в лесу. Неприятная влажность от рубашки холодила спину, болела спина и шею вновь жгло огнем. Это означало лишь одно — вилт уже встал и пошел по тропинке, а я должна догонять его, иначе… а что будет иначе? Ничего не получилось, Дайлерия пропала и я не могу вернуться домой, в свое тело. Почему, что пошло не так, как она планировала? А может быть, она вовсе и не планировала возвращаться сюда? Мысль, которую я старательно гнала, вернулась и ударила со всего маху. Что, если она и не хотела возвращаться, а все было задумано ею с самого начала именно для этого? Нет, нет, не-е-ет!

Вилт остановился впереди и я чуть не налетела на него, захлебнувшись собственным криком, потому что ничего не видела вокруг в этот момент. Только вдохнув запах мокрой щерсти, остановилась и вытерла слезы, понимая уже всю безысходность своей ситуации. Вилт тронулся вперед, по-прежнему не оборачиваясь.

К вечеру мы встали на небольшой горушке, а тропинка впереди опускалась все ниже и ниже, деревья по обеим сторонам постепенно переходили в заросли кустарника и более чахлые стволы. Лошадь, с которой вилт снял упряжь, щипала рядом траву, изредка поднимая голову и помахивая хвостом, вилт сидел на плаще по-турецки, закрыв глаза и не шевелясь. Становилось сыро и холодно, поднималась влажность, продирающая до костей и я никак не могла согреться, сидя на кучке свежесорванных веток. Обнимай себя за плечи, за колени — это бесполезно, если нет рядом огня. Волосы тоже были влажными и висели грязными прядями, которые я отбрасывала назад. Не имея по жизни таких жестких и длинных волос, как у Дайлерии, в замке я не могла отказать себе в удовольствии покрутиться перед зеркалом, перекидывая роскошную белую гриву во все стороны, но здесь, в лесу, она меня уже не волновала и я только выбирала из нее мусор да проверяла на предмет больших колтунов. Опять холодной змеей начал заползать вовнутрь страх, но он не был страхом физического уничтожения. Когда-то в детстве мы очень боялись кладбища, даже днем проходить мимо него было очень страшно и это был страх чего-то потустороннего, что невозможно описать нормальными словами. Мы не боялись людей, мы боялись тех фантазий, которые всегда сопровождают такие места… а рядом со мной сидела вот такая ожившая страшная фантазия, от которой можно было ожидать чего угодно и впереди маячила полная неизвестность.

То, что обмена телами не состоится, я поняла окончательно и бесповоротно именно тут, сидя под кустом и трясясь от пронизывающего холода. Поняла и… молча начала свыкаться с этой непреложной истиной. Что толку, что я буду выть, орать и кататься в истерике по сырой земле? Вилту мои стенания по фигу, он уже второй день ничего не говорит, только прет себе, как танк, даже не ест ничего. А как у них процесс пищеварения протекает, может быть, как у змей — съел кого-то и месяц переваривает? А я иду следом, чтобы пища всегда под рукой была? Остается только попросить, чтобы побыстрее закончил, когда… Нет, сидеть и прокручивать мысли о собственной смерти невыносимо, да и замерзла я страшно, трясет так, что ничего не могу поделать. Вообще-то он теплокровный…

Я искоса посмотрела на вилта, который уже лег на плащ ко мне спиной и засопел. А что я теряю? Деваться от него я никуда не могу, ошейник не дает, если он захочет, то дотянуться до меня дело трех секунд, а так хоть трястись, может, перестану. То, что от него несет мокрой псиной, так и от меня не духами пахнет, а как бы я не прятала закоченевшие руки подмышки, там они не согревались ни капельки. Стуча зубами от холода и страха, я подошла сзади к темной массе и прислушалась. Сопит, а спит или нет, непонятно, но звериное чутье наверняка уже сработало, это я ничего не замечаю, а он наполовину зверь… одна надежда, что сразу не порвет на части… Осторожно присела рядом, прилегла на кусочек толстого плаща и прижалась спиной к нему, ощутив через влажную ткань тонкой рубашки горячее благодатное тепло. Пристроила голову на локоть и уснула, чувствуя себя как будто под его защитой.

Утро началось не с жжения на шее, а с толчка в спину и, пока я поднималась, плащ уже был скатан и убран на спину лошади. Протирая глаза, я поспешила за удаляющейся спиной в предутренний туман.

Тропинка становилась все ниже, очень скоро под сапогами зачавкала сырая земля, постепенно переходящая в хлюпающую кашу из гниющей травы и черной жижи, в которую по щиколотку погружался сапог. Вилт шел впереди босиком, на его мощных покатых плечах рубашка уже намокла от тумана и потемнела от влаги. Лошадь то и дело упиралась, но он похлопывал ее по шее когтистой лапой и она сдавалась, переступая копытами почти вслед за ним. Отставать от них было страшно и я уцепилась за ремень седла, чтобы идти рядом. Тропинка провалилась окончательно и мы уже брели в темной стоячей воде почти по колено. Похоже, что раньше тут была гать, по сгнившим остаткам которой можно было пройти, если, конечно, знаешь, куда идешь. Сгнившие стволы деревьев торчали тут и там, между ними виднелись островки высокой зеленой травы и веселенькие кочки. Справа медленно поднялся и булькнул пузырь болотного газа, распространяя вокруг удушливый запах. Было тихо и жутко, даже птичьего щебетания не проникало в это царство гнилья и тины.

Вилт погрузился в воду уже до середины бедра, а я по пояс, когда лошадь забила передними копытами и стала уходить задними в темную воду. Вилт тянул ее за уздечку, потом бросил и обхватил животное за шею, пытаясь помочь ей выбраться из ямы. Передние копыта молотили темную воду, перемешанную с грязью и лошадь уже стала выкарабкиваться на остатки гати, но никак не могла выдернуть задние ноги из темной воды, как будто ей не хватало сил. Вилт рванул вдоль нее с правой стороны, оттолкнув меня в сторону и потянул лошадь к себе, воткнув острые когти в седло. Постепенно она вытягивалась все выше и выше и наконец, всхрапнув, вылетела из ямы, кося фиолетовым глазом и вся трясясь. Вилт тут же подхватил уздечку и пошел вперед, стараясь как можно быстрее преодолеть болото, а я не успела ухватиться за седло и побрела следом, ощущая, как жжение на шее становится все больше. От того места, где лошадь неудачно оступилась, мы успели отойти метров на пятьдесят, но я оглянулась и чуть не заорала от страха — над темной водой справа от тропинки поднялась узкой полосой чья-то темная спина и теперь она неспешно двигалась следом за нами.

Бежать по глубокой воде не то, что тяжело, практически невозможно, это только у водяных животных все получается быстро и ловко, но когда речь идет о спасении жизни, будешь работать изо всех сил. Отгребая руками воду, я поспешила вперед, в иные моменты падая в мерзкую жижу чуть ли не лицом и ускорила свое движение так, что очень быстро нагнала вилта, идушего впереди. Он обернулся на мои бултыханья и я ткнула пальцем в темную гладь за своей спиной.

— Там… там! Плывет! — голос чуть не сорвался и я выплюнула изо рта болотную воду, отдающую тухлятиной.

Вилт остановился, рассматривая нечто, выставившее спину в неспешном передвижении по нашим следам.

— Отбивайся, — рыкнул он и повернулся, чтобы идти дальше.

Без единой мысли в голове, я припустила за ним следом, думая только об одном — поскорее уйти из жуткого болота до того, как неизвестный обитатель раскроет свою зубастую пасть за моей спиной. Взгляд натолкнулся на бедро лошади, где из шкуры был вырван здоровенный клок и рана, площадью с две моих ладони, сильно кровоточила. Тут же я заметила и то, что несчастная лошадь здорово хромает, но вилт упорно тянет ее за собой, не давая отступить никуда в сторону. Спина неведомого чудовища из болота была уже совсем близко, по ногам пробежало мощное течение, предвещающее подводное передвижение монстра, я вскрикнула, почувствовав первый толчок под коленки и рванулась вперед, но подводный обитатель уже скользил рядом, отрезая путь и сталкивая меня с подводной тропы. Я плюхнулась в воду, намереваясь хотя бы проплыть над ним и не быть утянутой в темную воду, но подводный удар столкнул меня с утонувшей гати и я забила руками и ногами, пытаясь выплыть назад. Что-то тяжелое рухнуло рядом, откинув меня волной и за плечо схватили и сильно дернули так, что я почти вылетела из воды. Резкая боль пронзила плечо, за которое меня тащили буквально по самой поверхности воды так быстро, что я даже не успевала встать на дно. Сзади громко бурлило, но оборачиваться туда я не посмела, а перед глазами уже мелькали мешки, лежавшие на спине лошади всю дорогу. Ухватившись за них одной рукой, я наконец встала на ноги, стараясь делать самые большие шаги. Мешки подскакивали на спине вилта, который загребал одной ручищей воду, а второй придерживал поклажу и быстро продвигался вперед по тропинке, постепенно поднимающейся из болота. Вода опустилась до колена, потом до щиколотки и наконец мы дошли до того места, где размокшая земля уже не представляла никакой опасности. Болото мы перешли и, если верить ощущениям — а видеть я ничего не успевала, кроме грязной воды в глаза — то вилт оставил там лошадь, вытащив меня за плечо перед самой мордой неизвестного монстра. Плечо тут же заболело и засаднило, но царапины можно рассмотреть и потом, когда мы уйдем подальше. Вилт пошел вперед, ни слова ни говоря, и я потрусила за ним, испытывая безумную радость оттого, что осталась жива.

Перевалив через гряду, мы вышли к светлой неглубокой речке, перешли ее и вилт остановился, поводя головой во все стороны. Потом сбросил с плеча мешки и начал раздеваться, не обращая на меня внимания. Снял штаны, рубашку и пошел в чистую воду, отдуваясь и фыркая. Ну что ж, я тоже грязная, как свинья, промокшая насквозь в этой мерзкой жиже и смыть с себя всю болотную дрянь жизненно необходимо. Если уж вилт моется, то я человек, а не зверюга лесная… Словом, отойдя на заповедные пять метров, я стащила с себя все вещи и полезла в воду, оттираясь где песком, а где пучками травы. Отмывшись, заполоскала одежду, отметив про себя, что вилт делал то же самое, отжала все и развесила по прибрежным камням и кустам. Солнце припекает хорошо, ветерок поддувает, есть надежда, что дальше пойду не как вонючая бомжиха. Вот и голос уже прорезался, может быть, попытаться с ним поговорить? Психологи утверждали, что главное в подобных ситуациях — наладить контакт. Неважно, о чем будет разговор, лишь бы он состоялся на любом минимальном уровне, а дальше… увидим, что будет дальше. Страшно-то как…

— Скажи, куда мы идем? — голос уже не так хрипит, да и кашель больше не мучает после каждого слова. Молчит, ну да ладно, мы не гордые, попробуем еще поговорить, он же не немой, сама слышала, как разговаривал!

— Ты не хочешь говорить? Извини, я не знаю, как к тебе обращаться, — постаралась я говорить как можно вежливей, — чтобы не обидеть.

Опять молчит, только ухо повернул, чтобы слышать лучше, как звери делают. Значит, слышит, это уже хорошо.

— Я хотела поблагодарить тебя… за то, что ты спас меня там, в болоте. Этот… я не знаю, как этот монстр называется, он спихнул меня в сторону… я уже думала, что не доберусь до дорожки…

— Ульд.

— Что??? — я чуть не свалилась с камня от неожиданности.

— Я сказал, что он называется ульд, — ответил вилт.

— Ну хорошо, ульд, я не знала, кто это… словом, я очень тебе благодарна… только лошадь жалко. Она… упала первый раз, я видела, а кто-то ее укусил в воде, это был ульд, да? Я… очень боюсь болот, стараюсь никогда по ним не ходить без нужды, а тут столько воды… очень страшно, что там еще кто-то живет… а что… с лошадью? Она упала и мы сумели уйти оттуда? Или ты ее… специально толкнул? Она была с большой раной, я видела…

— Да, — коротко ответил вилт.

Вот и понимай, как знаешь, о чем он ответил. Но если ответил, да еще вполне разумно, значит с ним можно говорить. Иначе откуда он знает, что в болоте живут именно ульды, которым надо отдать лошадь, чтобы спастись самим?

— Скажи, куда мы идем? Я понимаю, что тебе надо было убежать и ты…

В ответ он зарычал и я расслышала что-то типа «заткнись», возможно это была игра воображения, но я замолчала и некоторое время не приставала к нему, чтобы он не злился. Значит, о побеге говорить нельзя.

— Я иду, — он сделал ударение на местоимении. — Ты идешь со мной.

— Конечно, я иду с тобой, — главное только не перечить ему, тогда он не впадет в ярость, а я пойму хоть немного, во что я влипла. — А куда мы идем? Я же тут ничего не знаю, сказать никому ничего не смогу, или про это пока нельзя говорить? Ну не хочешь, не говори, вдруг это какая-то тайна? Не обязательно даже место называть, ты можешь просто сказать, что идем, скажем, на озеро, или в твой дом, или в гости к твоим друзьям… мне же интересно, такой путь уже проделан, да и через болото не зря переходили… это мы от кого-то прятались? Или путь сокращали? Скорее всего, прятались, за нами же восемь человек ехало, я видела с холма, где ты мне этот ошейник одел… он не дает отойти далеко от тебя, жечь сразу начинает… а что еще он делает? Жалко, сил не прибавляет, а то я устала уже… Скажи, нам еще далеко идти? Сейчас одежда высохнет, а сапоги у меня все мокрые, когда еще просохнут, я же ноги все собью, идти не смогу, а ты сердиться будешь и рычать… Слушай, а почему ты рычишь? Тебе что-то не нравится? Но ведь ты можешь говорить, я знаю, ты говорил уже, хоть и немного… почему бы тебе не рычать, если ты сердишься, а сказать мне, чем ты недоволен? Я ведь не тупая, я пойму, если я сделала что-то не так… только ты не рычи, а то можно умереть от страха рядом с тобой…

— Ты, — рыкнул вилт.

— Что… я?

— Ты мне не нравишься и я тебя ненавижу.

Вот и поговорили…

Тащилась я за вилтом уже через силу — тропинка шла все время вверх, сапоги до конца не просохли и натирали ноги, а вот чувство голода пропало совсем. Наверняка желудок уже прилип к спине и без того худое и поджарое тело Дайлерии стало еще худей. Напилась я вдоволь, разговаривать с вилтом, когда идешь за ним в трех метрах сзади, неудобно, а лучше всего это делать на стоянке. За что же это он меня ненавидит?

Поразмыслив по пути, я решила, что все дело тут в том, что Дайлерия его скрутила и притащила в тюрьму живьем. Может быть, они лучше себя чувствуют, если их просто так в капусту шинкуют, а когда головы рубят в присутствии прокуроров, то им на том свете плохо. Но для всех этих понятий существуют слова и объяснить, в чем причина, совсем несложно. Говорит он, кстати, вполне нормально, я по рассказам того же Никомуса ожидала, что вилты отвечают односложно, команды выполняют исключительно простые и понятные, а мозги у них направлены только на то, что маг-изготовитель вложил им в голову. Получается, то ли Никомус подробности не знает, то ли этот вилт особо умный. Но если он такой умный, то самое первое, что он должен знать, это свое имя. Или не положено вилту имя иметь?

— Послушай, — начала я разговор вечером, когда он сел на плаще, закрыв глаза, — наверное, меня есть за что ненавидеть, признаю. Но раз уж мы идем вместе… нет-нет, ты идешь, а я с тобой, — подняла я ладони в предупреждающем жесте и рык смолк, — давай все-таки узнаем, как зовут друг друга. Меня зовут…

— Я знаю, как тебя зовут, — ну и голосок у него, ночью услышишь, в штаны наделаешь… — ты Дайлерия.

— Ну хорошо, а как к тебе обращаться? Просто так? Неудобно, тем более, ты все же разговариваешь, как человек…

Ярость и рычание ошеломили меня так, что я чуть язык не прикусила. Значит, и о том, что он как человек, тоже говорить нельзя… запомним.

— Ну успокойся, прошу тебя, я же в состоянии понять, что тебе не нравится и о чем лучше не упоминать! Так как к тебе все же обращаться? Не могу же я звать тебя просто «вилт», собаку и то собакой не зовут…

— Попробуй называть Вилл.

— Вил? Хо…

— Вилл, я сказал! — опять рычанье, разве что землю не царапает когтями.

— Да хорошо, хорошо, я поняла, Вилл… правильно?

Сидящий вилт открыл глаза и я поразилась их человеческому виду. Значит, кроме разума, им еще при создании и глаза человеческие вставляют?

— Ой… а у тебя глаза совсем человеческие! — непроизвольно воскликнула я, глядя на морду вилта вблизи…

От удара болела голова, по-моему, я еще хорошо приложилась плечом, за которое вилт вытаскивал меня из болота и ныла нога. Я потянулась и пощупала ногу. Синяк наверняка здоровый, но перелома нет. Села, охнула и потерла бедро еще раз правой рукой. Левая болела и поднимать ее было трудновато. По-моему, этот самый вилт и приложил мне когтистой лапой, только вот куда? Впрочем, это уже безразлично, с Дайлерии и так портреты писать никто не будет, глаза вроде не задеты, губы тоже. Ощупала все лицо руками, но ни крови ни царапин не нашла. Было уже темно, вилт лежит на своем плаще и сопит, но шею не жжет, значит, контрольный рубеж не перейден. За что же это он меня так приложил, за то, что о глазах сказала? Но они и вправду человеческие, темно-серые такие, и на полузвериной морде смотрятся неестественно, как будто человек одет в звериную шкуру. Или это я такая впечатлительная? Были бы другие глаза, собачьи, например, коровьи, никакого диссонанса бы я не увидела. И почему я тогда, в замке, ни одной картинки в книжках не посмотрела, как эти вилты выглядят? Хотя картинки это ерунда, да еще черно-белые, у нас в книгах даже фотографии не всегда точно передают внешние характеристики, а уж графика и вообще слова доброго не стоит. Скорее всего причина такого болезненного отношения к человеческой составляющей именно потому, что для людей вилт — зверь, а на самом деле… Стоп, он же людей рвал на части, видели его в лесу, свидетель был! Можно предположить, что свидетель был пьян и все перепутал со страху, но другого-то ничего не было, кроме вилта! Или никого… а зачем рвал? Спросить — саму порвет, вон как двинул, едва очнулась, но ведь мы идем уже второй… третий день и я жива до сих пор, только ошейник жжет… ошейник… он же его из мешков вытряхнул на холме, а мешки… мешки из замка Дайлерии… Это что же получается? Откуда вилт знает, что у Дайлерии был такой хитрый ощейник сделан? Ну, не сделан, а хранился только… Тогда выходит, что он был у нее в замке? А, простите, по какой надобности? Может, она его сама и сделала? Но такую тушу в корзинке, как котенка, не спрячешь, и, как там его не создавай, на это нужно приличное пространство без свидетелей, а такое может быть лишь в подвале или в тюрьме, справа, где двери странные. В спальне держала, от всех глаз подальше? На любовника он не тянет, хотя дамочке не откажешь в любвеобильности, вон, и Райшера охмуряла и мальчишкой попользовалась. Может, действительно любовником был, а как прогнала, так и озверел? Вполне нормальный повод-причина для ненависти. Тогда мне в общении с ним ничего не светит, за такое он мог ее, то есть меня, в первую же ночь на запчасти раздраконить, а тем не менее, тащит с собой куда-то… убить особо изощренным способом? Тоже вполне вероятная причина, почему он ничего не говорит до поры до времени. Так все же почему он убил тех селян, а меня нет? Голова лопнет скоро от вопросов!

Проснулась от тычка, потому что спала, пристроившись на плаще к спине вилта. Неважно, что там и как, зато ночью не замерзла. Волосы расправила пятерней, глаза протерла и пошла следом. Есть охота, а в лесу ни грибов ни ягод, пустой какой-то лес. Траву, что ли, пожевать? А чем вилт питается, вряд ли такая махина уже три дня впроголодь живет, но раз ошейник не греется, значит, он ночью спит. Попробуем разговорить…

— Вилл, доброе утро! А ты что-нибудь ешь? Мы вот три дня уже идем, а я кроме воды ничего в рот не брала, силы кончатся, упаду и что тогда делать будешь?

— Лежать оставлю, пока дейты не доберутся до тебя. Сам дальше пойду, — отозвался вилт, не оборачиваясь. Прогресс, отвечает да еще длинной фразой!

— Ну хорошо, я буду лежать и помру, — я лихорадочно соображала, кто такие дейты и чем они могут грозить мне, — а ты-то как пойдешь? Ты так и идешь голодный все эти дни, как… — я осеклась, но быстро поправилась, — как мы вдвоем идем. Или тебе есть не надо вовсе? А что ты ешь, сырое мясо или овощи тоже? Надо было еще в замке потребовать еды мешок нам в дорогу, только я не догадалась…

На вилта я налетела со всего размаху, потому что он остановился почему-то как вкопанный, а я вспомнила роскошный стол на приеме в замке и ушла в воспоминания по самые уши.

— Извини, я случайно… — отодвинувшись подальше на всякий случай не грех и покаяться, но вилт мотнул головой и опять упрямо потопал вперед. — Откуда же я знала, что все так получится… хоть бы хлеба краюшку прихватила, а то сожрут все гости дорогие без меня и спасибо не скажут. Э-эх, сколько там еды осталось-то, — голодные воспоминания вызвали повышенное слюноотделение, — принесла их всех нелегкая, пришлось выворачиваться наизнанку, чтобы столичным посетителям угодить. Визитеры-то зажравшиеся, что ни сделаешь, для них это неинтересно. И почему в столицах всегда так нос дерут, не понимаю! Одно не нравится, другое не модно, третье уже устарело… но я им такую фишку со столом устроила! Хорошо, что овощей было много, вот мы с каждым овощем и сделали отдельное блюдо, кур да кролей немного пошло, зато ковырялись они в тарелках презабавно! Еще я попросила пряных трав набрать, чтобы украсить эти подносы, на каждый поднос — своя травка, пусть вкусы не мешаются. А от пряной травы аппетит появляется, вот и подметут все, не особо обсуждая да ковыряясь… Но самое лучшее было — подпоить всех с самого начала…

Дальше я распиналась, как произносила первый тост, как по моей просьбе Никомус подбирал самые большие фужеры и как я потребовала, чтобы все пили до дна, иначе никому из сидящих за столом не будет способствовать удача. Вилт шел впереди, но голову повернул набок, чтобы ничего не пропустить из рассказанного и при этом даже ухо у него, казалось, шевелится от напряжения.

— Вилл, ну так что там насчет еды-то? Может, чего-нибудь поискать в лесу, хоть корешки какие, а то мы и до воды пока не дошли сегодня. Ну почему я не попросила еще с собой кресало положить, так бы костерчик запалили, пообсушились бы, погрелись!

— Кресало? Зачем тебе кресало? — спросил вилт и в его лязгающем голосе явно прозвучало удивление.

— Да говорю же — огонь развести, может, хоть рыбку какую бы поймали, так запекли бы… — мечтательно протянула я. — Ну не рыбку, птичку… да хоть корешков бы запечь…

— К вечеру, если повезет, кусок хлеба получишь, — хмыкнул вилт и больше я от него не могла добиться ни слова, как ни старалась.

С первыми сумерками мы спустились с высокой гривы, по которой шли с самого полудня. Лес становился все жиже и сырей, тропа вилась между небольшими холмами и от нее во все стороны отходили многочисленные отворотки. Вилт вставал на каждом перепутье, принюхивался и выбирал направление, по которому и следовал дальше. Мне оставалось только идти следом и теряться в догадках о цели путешествия. Если сказал про хлеб, значит, мы должны прийти в какую-то деревню. Может быть, там живут беглые вилты? Представив себе эту картину, я почесала затылок. Искусственно созданные магами и живущие ограниченное количество времени, вилты вряд ли могли уходить в тайные поселения. К тому же для этого необходимо иметь пару… или они почкованием размножаются? А Вилл тогда кто? По характеру и телосложению — мужчина, подробности не разглядела, живот мешает, но журчит определенно по-мужски, поворачиваясь, между прочим, ко мне задом. А в деревне той кто живет, колдун? Или там меня встретят с радостью и сразу на студень отправят?

Сумерки уже загустились в сырых распадках, по которым мы шли в известном только вилту направлении, впереди деревья расступились и была видна большая пустошь, сплошь покрытая редколесьем и крупными валунами. Слева, по краю пустоши, тянулся большой вал из камней, темных и неприветливых. Вдоль вала шла натоптанная тропка, на которую и свернул вилт, предварительно понюхав воздух. Постоял, недовольно рыкнул, покрутил головой во все стороны и даже присел на корточки, рассматривая землю, но все же пошел вдоль вала. У первого камня опять остановился, достал из мешка большой нож, переданный еще во дворе замка и переложил мешки на левое плечо, осторожно ступая по высохшей земле. Я шла следом, отступив на шаг сзади в сторону пустоши, но никакой опасности не видела. Ну лежат себе камни, так у нас таких стен пруд пруди, а уж с пустоши и подавно никто незамеченным не подберется! Змеи, они вечером прячутся, погревшись днем на солнце, шакалы какие-нибудь видны издалека, гораздо бОльшую опасность представляют из себя вредные насекомые, которых не видно под ногами. Но тут главное — не садиться на землю, вот рассказывали мне про каракуртов и тарантулов ребята…

Тихий свист со стороны каменной гряды я расслышала не сразу, но то, что это представляет собой опасность, поняла по поведению вилта. Он отшвырнул мешки в сторону, перехватил поудобнее нож когтистой лапой и начал махать им в воздухе. Беспорядочные, казалось, движения, носили четко выраженный ритм — провел ножом по горизонтали над головой, перед собой параллельно земле, обрубил сзади, повернулся, потом начал резать в обратном порядке, опять повернулся и пошел вперед, повторяя те же режущие движения…

Я присела на корточки, потом на четвереньки и поползла за ним следом, боясь отстать больше, чем на семь метров — это расстояние я еще могла терпеть, подобрала и потащила следом мешки, поднимая голову, чтобы понять, что происходит. Над головой что-то чиркало, задевало волосы, но я пригибалась пониже и неизвестное безобразие исчезало восвояси. Какая-то дрянь ударила в плечо, как будто клюнула птица, упала и незримо закрутилась на земле, поднимая крошечный смерч… я схватила камень с дороги и с силой стукнула по этому месту. Камень выпал из руки и… улетел в сторону каменной гряды. Ох ты ж епрст… дрянь какая! После такой демонстрации, я поползла уже по-пластунски, утыкаясь носом прямо в тропинку и со страхом ожидая очередного выброса липкой дряни со стороны камней. Почему вилт не пошел по пустоши, оставалось только догадываться, но там, видимо, было еще опаснее, чем на тропинке. Вовсю наглотавшись пыли и песка, я подняла голову, и ощутила на шее знакомое жжение. Странно, где же он? Знакомой фигуры впереди не было видно, сзади тоже, свист прекратился понемногу и я приподнялась повыше. Темная масса с человеческими очертаниями лежала у самого подножия каменного нагромождения совершенно неподвижно, еще бы пара метров и все, дальше идет ровная дорога, по обе стороны которой нет никакого безобразия и вдали видны огоньки человеческого жилья. Это значит, мы туда идем? Вилт не двигался и первым порывом было желание добежать до спасительных огоньков, но у камней что-то зашевелилось и задвигалось. Я подошла поближе, зажав в руке приличный камень и обшаривая взглядом землю в поисках ножа. В это время из щелей между камнями появился… длинный тонкий червяк толщиной с палец, который очень живо нащупывал себе дорогу и больше всего напоминал щупальце или пиявку. Вытаращив глаза, я с ужасом смотрела на это щупальце, которое приблизилось к вилту и… залезло ему под рубашку. Там что-то чмокнуло и щупальце спокойно улеглось от спины вилта до камней, откуда показалось второе такое же… Рывком я задрала ему рубашку и обомлела — оно действительно присосалось к коже и теперь было видно, как оно тянет из вилта кровь, пульсируя и едва шевелясь. Зрелище было настолько омерзительное, что я никому бы не пожелала подобной смерти, а что эти кровососы приведут к смерти, не оставалось ни малейших сомнений. Где-то был нож, но я никак не могла его найти в сгущающихся сумерках и стукнула по присоске камнем со всей силы. Та недоуменно замерла, потом взвилась вверх и втянулась в камни, а из щелей вылезло новое щупальце, метнувшееся к вилту. Он дернул подмятой под себя рукой и я услышала глухое царапье железа. Труднее всего было засунуть ему под живот руку, чтобы достать нож, все-таки вилт был здоровенный, да и тропинка, на которой он лежал, вся изобиловала мелкими камнями. Руку я ободрала, но дело стоило того и я начала резать ножом новые щупальца, которые уже успели присосаться к его спине и голове, пока я извлекала нож. Жуткий взвизг прорезал вечернюю тишину, из дыр в камнях вылетали все новые щупальца, но они не впивались ни в кого, а беспорядочно свивались в воздухе друг с другом, били по камням, земле, мне по спине, как толстые мягкие канаты. Отрезав очередного кровососа от головы вилта, я отшвырнула ногой обрубки, продолжавшие шевелиться, и поднялась на ноги. Камни наверху гряды, лежащие на уровне головы, скатились назад и на их месте вырос какой-то темный предмет, покачивающийся во все стороны.

— Эх, не успела, — подумала я, приседая, но огромный темный язык уже накрыл лицо и стекал вниз, обволакивая все теплой мерзкой массой. Сквозь нее я еще услышала крик «бей», а дальше все потонуло в фиолетовой тьме, прорежаемой радужными сполохами молний…

Сперва вернулся слух. Где-то разговаривали, я не могла разобрать ни слова и различала только интонации. Говорили двое, голоса были низкие, а иногда в их разговор влезал третий, более молодой. Его я слышала хорошо, больше всего он походил на мальчишку, который отирается рядом со взрослыми мужиками, гордый от того, что его пустили посидеть рядом.

— Да сразу его надо было файерболом приложить, он бы и спрятался, — горячился молодой, — кто же мимо геликса после заката пойдет? Вот он и осмелел, решил, что ему никто сопротивления давно не оказывал, разросся, чтоб его!

— Бу-бу-бу… без фаейров… бу-бу-бу… ждал… бу-бу… — низкий нечленоразлельный монолог я не разобрала.

— Так хоть свистнуть надо было, — опять завелся молодой, — я ж визг геликса услышал, сразу неладное почуял! Кордел, ты-то сам мне не поверил, когда я тебя позвал!

— Потому и не поверил, что со стороны болот ко мне никто не приходит, — отозвался баритон, — дураков нет через старую гать идти. С этой стороны дорога выше и безопасней, по ней все и ездят. А до геликса у меня руки все не доходили… — уже виновато закончил голос.

— Бу-бу-бу… не маг… бу-бу, — опять загудел третий.

— А чего ж она не ударила? — взвился молодой.

— Не знаю! — рявкнул тот, с низким голосом, и я узнала по выговору вилта. — Пойди и спроси сам у нее!

«У нее» — это, значит, у меня? Глаза не открывались, как будто веки склеили суперклеем, встать или приподняться тоже не получилось. Пошевелив руками, я поняла, что лежу на чем-то достаточно теплом и мягком, а руки привязаны по краям лежанки и сдвинуться с места я не могу. Еще было очень странное ощущение, что на лице, шее, ключицах лежит маска из застывшего воска, не дающая воздуху даже касаться кожи. Пожевала губами, облизала их языком — засохли, но без видимых повреждений, а вот двигать лицевыми мышцами невозможно, маска мешает. В помещении было тепло, особенно приятно ощущали себя ноги, укрытые теплым одеялом. Покрутив ступнями, определила, что лежу без сапог, что с ногами все в порядке и они только ноют от усталости. Еще раз облизав засохшие губы шершавым языком, я задергала руками и ногами, пытаясь освободиться, но только уронила на пол одеяло. Сквозь склеенные веки не проникало ничего, голоса бубнили по-прежнему где-то рядом… в соседней комнате, что ли, сидят? Кто это, люди? И вилт с ними разговаривает, как нормальный! А меня-то почему привязали? Чтобы не убежала? Съесть хотят? Мамочки мои, как бы от них свалить-то…

Я с новой силой заерзала на лежанке, выкручивая руки из веревок и не расслышала, как рядом стукнула дверь.

— Очнулась? — баритон зазвучал достаточно приветливо и скрип половиц приблизился. — Как самочувствие?

— Где я? Кто вы? Почему я вас не вижу, я что, ослепла? Зачем меня привязали, вы что… собрались убить меня? Что произошло? Да не молчите же вы, ну скажите хоть что-то!

— Да ты что, Дайлерия, — я услышала растерянность в голосе, — с чего ты такую чушь взяла? Кто тебя убивать собрался? Ты что, не узнала меня? Я же Кордел, Кордел Стеррел, живу я здесь с Ленмаром. Подожди, ты пить хочешь? Сейчас принесу…

Шаги удалились, где-то неподалеку опять загудел вилт, а в ответ что-то зло отвечал молодой, скорее всего тот самый Ленмар.

— Вот, пей, — неизвестный Кордел приподнял мне голову и в рот полился кисло-пряный отвар, снимая отвратительную шершавость с языка и смачивая пересохшее горло. — Ну как, получше стало?

— Да, спасибо, — я откинулась назад. — Руки отвяжите, зачем вы сделали это?

— Дайлерия, послушай, — говоривший присел рядом и накинул упавшее одеяло, — если я тебя сейчас отвяжу, то всему лечению придет конец. Ты что, не помнишь, что бывает, когда геликс накрывает?

— Ка-какой г-геликс? Что накрывает?

— Дайлерия, — мужчина вздохнул и начал объяснять мне, как ребенку, — тебя накрыл геликс, понимаешь? Я наложил тебе мазь, которая восстановит кожу, только ее нельзя трогать и шевелиться нельзя, понимаешь? Ну неужели ты не помнишь, что такое геликсы и как лечат от их прикосновений?

— Послушайте, Кордел, — я задумалась, но потом решила, что терять мне все равно нечего, а чем раньше все вокруг поймут, что на самом деле произошло, тем лучше, авось, еще и помочь смогут, — очень прошу вас, не считайте, что я сошла с ума. Дело в том, что я не Дайлерия, я совершено другой человек. Это была моя просьба, но она согласилась и я ждала, что все вернется по местам еще вчера, а она почему-то не вернулась сюда…

— Ну хорошо, хорошо, — успокаивающе погладил меня по голове Кордел, — ты, главное, лежи и не двигайся, иначе молодая кожа начнет сдвигаться и вся будет в рубцах. Это уже не разгладишь, я такого не умею. Если я тебя отвяжу, то что ты сразу же сделаешь?

— Встану, а потом…

— Вот потому и не отвязываю, что знаю — и встанешь, и глаза захочешь раскрыть и на улицу пойдешь, — терпеливо продолжал Кордел, — а делать этого сейчас нельзя. Сегодня день лежать тебе надо, завтра к вечеру только разрешу встать. И то, если корочка уже подсохнет, но это я сам проверять буду. И не проси, и не угрожай — здесь я хозяин и что когда и кому разрешать делать, знаю сам, запомни! Пока вы больные да раненые, все подчиняетесь мне, поняла?

Тон был совершенно нормальным, подвоха я не уловила, но было очень неудобно лежать в неизвестности, не зная ничего, что происходит вокруг.

— Кордел, не уходи, посиди еще со мной немного, ладно? Ты только поговори, а то я же ничего не вижу и не знаю. Как получилось, что я лежу здесь? А… где… — я поколебалась, как лучше называть вилта, но раз он сам сказал про имя, то можно и спросить про него, — там еще вилт был, его Виллом зовут. Не знаешь, что с ним?

— Да все с ним в порядке, только что в соседней комнате сидел, живой-здоровый. Я ему сразу все ранки обработал, к завтрашнему утру и следов не останется. Дайлерия, а почему ты файерболл не послала в геликса? Один-два удара и вы могли спокойно идти дальше, не обращая внимания на него… он же специально в камнях прячется, потому что у него никакого покрова нет, один маленький файер и он мигом убрал бы свои нити с тропинки! Тебе что, силу не хотелось на него тратить?

— Кордел, честное слово, я не понимаю, о чем вы говорите, геликсы, файеры… я первый раз слышу эти слова! Поймите же вы, я не Дайлерия, я даже не видела ее никогда!

— Первый раз вижу, чтобы самый обыкновенный геликс заставил потерять память такого сильного мага, как ты. — Баритон говорившего стал холодным и неприятным. — Или ты хорошо притворяешься… но передо мной-то зачем? Не хотела, так и скажи, чего ты мне тут беспамятную изображаешь? Силы в тебе полно, даже Ленмар издалека почувствовал это, а одного файерболла пожалела… ну да это твое дело, раз тебе приятней три дня теперь лежать недвижно, пока все не восстановится.

— Кордел! Ну почему вы не можете мне поверить, я же говорю чистую правду!

— Ну хорошо, хорошо, — устало согласился он, — ты не Дайлерия и ты говоришь чистую правду. Лежи, все равно сейчас тебе ничего другого делать нельзя…

— Скажите, — попыталась я перевести стрелки на другое, — а что… у меня пострадало? Что вообще этот, как его, геликс, делает?

— Кожу разъело, — оживился Кордел и начал объяснять, — лицо, плечи, грудь — куда приложился, там и разъело. Ты что, лицом к нему стояла?

— Я же не знала, что это такое вылезло из-за камней, — воспоминание о темной массе, вставшей из гряды, было неприятно и мерзко. — Сперва эти присоски-кровососы, я их отрезАла от Вилла, а они завизжали и взбесились, потом эта… дрянь…

— Эта дрянь, как ты изволила выразиться, накрывает добычу и начинает обволакивать ее со всех сторон, растворяя потихоньку. То, что остается — утаскивает к себе и там доедает. Если б мы с Ленмаром не успели, чтобы с тобой было? — Кордел не любопытствовал, он констатировал давно известный ему лично факт и попутно объяснял его мне, но поскольку я молчала, сам и ответил, — к середине ночи даже воспоминаний о тебе не осталось бы. От Вилла, кстати, тоже. Но с ним хоть все понятно, он без силы совсем, а вот ты… ножом с геликсами много не навоюешь, разве что щупальца обрежешь, чтобы не склеил раньше времени. Ладно, я пойду, у меня еще дел много и без тебя, — мой собеседник поднялся с лежанки и под его весом заскрипели половицы.

— Кордел, — окликнула я его, — подождите пожалуйста, мне очень надо вас спросить, — я понизила голос, чтобы никто лишний не слышал, — скажите, может быть вы знаете, почему… Вилл так ненавидит меня, то есть Дайлерию?

— И ты еще об этом спрашиваешь? — сухо ответил Кордел. — Пить захочешь, позови.

Стукнула дверь и в комнате воцарилась тишина.

То, что Дайлерия успела наследить и тут, было понятно и без дополнительных объяснений. Кордел в здешнем мире врач, если я правильно поняла, то он лечит меня от последствий общения с геликсом. Сам геликс — непонятная субстанция, сидящая в засаде и подстерегающая неосторожных путников после захода солнца. Маги его не боятся, один файер… кстати, а что это такое? Огонь, что ли? Ну откуда я им этот огонь возьму, если я ни чуточки не маг, ничего не умею и даже не представляю, что надо для этого сделать! Щелкнуть пальцами? Попрыгать на одной ноге? Прочитать заклинания? Утешать может пока что одно — есть меня никто не собирается, привязана только потому, что нельзя трогать те места, где намазано, даже шевелиться нельзя. А где намазано-то? Посредством многократных шевелений, вздохов и дутья воздуха на себя выяснила, что неизвестный геликс оплевал меня качественно, чуть ли не по пояс. Или лишнее сползло туда, за пазуху? Ощущение на теле было неприятное, но терпимое, к тому же ко мне никто не заходил, голоса за стенкой были слышны настолько плохо, что я даже не разобрала, сколько народу там говорит и я постепенно уснула, устав от безумных предположений и воспоминаний.

Спать на спине да еще в неподвижном состоянии было сродни пытке. Я отлежала весь зад, под затылком уже была не подушка, а горячая продавленная плюха, вдобавок страшно хотелось пить и я вся извертелась на лежанке от невозможности занять себя хоть чем-то. Позвала Кордела, но он либо не услышал, либо вообще его не было в доме, никто не откликался, а пить хотелось страшно.

— Корде-ел! — орать не получается, никого рядом нет и что, так и помирать тут от засухи? Зачем говорил, что надо его позвать, если пить захочу?

Скрип двери я услышала сразу, а вот кто ее открыл — было непонятно. Открыл и молчит, как рыба в пироге. А если это кто-то из разбойников сюда пожаловал? Живет этот Кордел в жуткой глуши, заходите, люди добрые, берите, что хотите… вот меня, например… тепленькую. Сожрут с косточками и не подавятся! Тот, кто открыл дверь, то ли тихо ушел, то ли стоял и молчал у порога.

— Эй, кто тут? Ну не сама же дверь открылась… я что, глухая совсем? Слушай, будь человеком, принеси воды попить, а то умру… ну пожалуйста, а то Кордел обещал прийти и исчез… ну кто там стоит, я же не вижу ничего! Вот я бы так подошла к раненому, а он пить просит, что мне, жалко стакан воды дать? Еще неизвестно, кто в каком положении из нас окажется потом… ну что, так и будешь стоять? Ну и черт с тобой, подавись ты, обойдусь и без твоей помощи…

Я усиленно закрутила руками, пытаясь выдернуть их из петель, но в комнате заскрипели половицы и пришлось прекратить возню. Голову с подушкой приподняли и вода полилась в рот, а зубы стукались о край кружки. Почти все попало по назначению, а то, что пролилось на грудь, ощущалось как через панцирь. Хорошо, что не голышом лежу… пардон, а кто же этот добрый самаритянин?

Подушку уже опустил, кружку забрали, но стояли рядом и я слышала только чужое сопенье…

— Вилл, это ты? Я только ртом могу дышать, Кордел мне тут все залепил… ничего не чувствую. Спасибо за воду. А куда все подевались? Кордел сказал, что вечером он уже снимет мне эту маску… я уже чуть с ума не сошла, пока тут лежу! Долго еще до вечера-то?

Тяжелые шаги удалились и дверь закрылась. У-у, не доживу я до того, как Кордел разрешит вставать…

Снятие лечебной маски происходило примерно также, как происходит отдирание присохших бинтов. На размачивание и уговоры время тут особо не тратили — ловкие пальцы подцепили краешек около уха, оттянули и долго мяли и гладили кожу под ним, потом знакомый баритон вынес свой вердикт:

— Все прошло нормально, восстановилось быстрее, чем я думал, можно снимать.

— А-а-у-у-уй…

— Ничего, все нормально, лежала смирненько, рубцов не вижу… можно и руки теперь отвязать, если только обнимать меня не полезешь…

Темноволосый мужчина с круглым добродушным лицом, обрамленным аккуратной бородкой придирчиво осматривал меня со всех сторон, нажимая пальцем на кожу и внимательно разглядывая то, что получилось. Я скосила глаза вниз и увидела сплошное младенчески розовое пятно с неровными краями, повернула голову направо-налево, точно такая же граница проходила по плечам. Кожица была тонкая, немного лоснилась и выглядела страшновато из-за сосудиков под ней.

— Чего рассматриваешь так? Новая кожа всегда такая, со временем пообветрится на воздухе, под ней проляжет тот же слой, что и везде, сосудов не будет видно. Твоя старая была вся разъедена геликсом, оставь я ее — только народ пугать! Мы тебя быстро принесли, да мазь у меня была готовая, вот все меньше, чем за три дня завершилось. Брови с ресницами так быстро не отросли, но это уже не смертельно, через месяц будешь, как новенькая! Зеркало знаешь где, иди, смотрись, — подтолкнул он меня в плечо. — Вон рубашку одень, — положил рядом серую вещицу с длинными рукавами. Твоя старая вся в дырках, я ее выкинул.

— Спасибо, — натянув рубашку, я пригладила волосы и потрогала пальцем брови. Гладкая кожица… месяц ждать, говоришь?

Небольшая комната, в которой я лежала, имела узкое окно и размером была не больше восьми-десяти метров. Лежанка в углу, скамья, маленький стол у окна, полки до самого потолка, заставленные книгами — вот и вся нехитрая обстановка. На полу — домотканые коврики, одеяло из лоскутков, смешные занавесочки в цветочек, за которыми уже темнеет. Идти смотреться в зеркало? Интересно, конечно, но внешность-то изначально не моя, чего о ней болеть?

Вторая комната, с большим столом и лавками, имела два окна, связки сушеных трав по всем стенам и великое множество непонятных корешков, палочек и пучков серой соломы с ниточками и ленточками, развешанных по всем дверным и оконным косякам. В одном углу стоял большой ларь с резьбой, в каких раньше хранили муку и крупу, над ним висели открытые полки с большими тарелками и полотенцами из белого материала с цветной вышивкой. Походив по горнице, я так и не нашла никакого зеркала и обратилась к Корделу, наблюдавшему за мной из дверного проема.

— Так и не видишь? А ты прямо посмотри, вон в том углу, — ткнул он пальцем и зеркало сразу нашлось.

О странностях поиска я перестала задумываться сразу же, как только посмотрела на отражение. И раньше-то Дайлерия красотой не блистала, а уж после лечения и подавно. Снятую «шкурку» Кордел держал в руке, свернутую в трубочку и мне поначалу захотелось напялить ее назад, до чего неприятно было отражение. Волосы сохранились, морда лица стала кукольно-гладкой и розовой, а в сочетании с безбровостью и отсутствием ресниц — какой-то безликой, как будто гримом все закрасили. Равнодушно поковыряв пальцем брови и губу, где еще не до конца зажила трещина, я села за стол.

— Что, не понравилась себе? — деланно участливо спросил Кордел, присаживаясь напротив.

— Это не я, — пожала я плечами.

— Ну хорошо, это не ты, — согласился он, — а где тогда ты настоящая?

— Не верите, а жаль. Настоящая я далеко отсюда, я даже не знаю, как по-вашему называется тот мир, где я жила. У нас он называется Земля…

— И как тебя звали там, в твоем мире? — с интересом ребенка, которому рассказывают новую сказку, спросил Кордел.

— Валерия.

— Валерия, Дайлерия, по-моему, ты ничего не потеряла… или все же потеряла? Лерия, так просто, даже имя не поменялось.

— Нет, Кордел, дело не в имени, — я решила не поддаваться на уничижительный тон, на провокации и прочую лабуду и говорить все, как есть, — я потеряла себя, свое тело, а это, — я ткнула пальцем в себя, — принадлежит совершенно другой женщине. Она должна была вернуться, точнее, все вернуть на старые места, меня ко мне домой, сама — сюда. Но этого почему-то не произошло и я теперь не знаю, что мне делать.

— Ничего не делай, живи, как есть, — любезно посоветовал Кордел. — Может быть, вы были настолько похожи с Дайлерией, что этой подмены никто и не заметит.

— Как это не заметит? — не поняла я. — Она была магом, у нее здесь были какие-то дела, в которых я ничего не смыслю, у нее здесь была своя жизнь, а там, у меня, была своя. Может быть мы и прожили эти три дня без особых волнений, но как быть дальше? У меня дома свои проблемы, свои планы, в конце концов она мне обещала, что поможет кое в чем, а за это я должна просто пожить здесь три дня, максимум четыре.

— Лерия… ты же не против, чтобы я тебя так называл… нет, вот и хорошо, — мужчина начал крутить в пальцах какое-то колечко, — ты сама посуди, вот приходит к тебе человек, которого ты знаешь уже лет десять-пятнадцать и вдруг говорит, что это не он, а совсем другой, из другого мира, а то, что ты знаешь — лишь внешняя оболочка. Доказательств такого сумасшедшего перемещения никаких нет… что ты можешь предоставить в качестве таких доказательств?

— А какие доказательства вам нужны? — чуть не подпрыгнула я на месте. — Любые вещи? Так вы скажете, что и у вас где-нибудь что-то подобное делается. Рассказы о моем мире? Тут же скажете, что это все вранье. Ну что может служить вам критерием истины? Дайлерия говорила, что у вас нельзя обманывать, любой маг тут же заметит ложь. Пусть меня проверит какой-нибудь маг, когда я буду рассказывать о том, что со мной произошло, он же почует, вру я или нет! У нас в мире нет магии и такой обман раскрыть практически невозможно, но и то преступников рано или поздно выводят на чистую воду, этим занимаются специально обученные люди, которые собирают вещественные доказательства вины… у вас же это все гораздо проще!

— Хитрая ты, как я погляжу, — усмехнулся Кордел, — ты прекрасно знаешь, что можно уличить во лжи, когда человек заведомо знает, что идет на обман и искажает действительность в своих рассказах. Ты же сама внутри веришь, что ты уже не Дайлерия и для тебя это не является обманом, поэтому уличить тебя во лжи невозможно. Для себя самой ты уже другая, поэтому и всех пытаешься убедить в том же самом. Хотелось бы мне узнать, как ты это делаешь…

— Никак, потому что делать этого я в принципе не могу. Я же сказала, позови любого мага и он определит…

— Зачем звать? — Кордел перестал крутить кольцо в пальцах и посмотрел через него на меня. — Я и так вижу, что ты не врешь, но поверить в такое… извини, не могу. Скорее я мог бы поверить, что вы поменялись с Дайлерией местами, хотя путешествия между мирами уже давно лежат в области легенд, но вот поменяться телами… не укладывается такое в голове. Для чего придумывать такую историю? Ты всегда славилась непредсказуемостью и оригинальностью, а твои многоходовые комбинации уже стали поговоркой. Не перехитрила ли ты себя на этот раз?

— Ну что мне надо сделать, чтобы мне поверили? — я чуть не застучалась лбом об стол, видя возникшее между нами непонимание. — Кордел, ты первый человек, которому я рассказала, кто я такая на самом деле, и ты мне не поверил. Кому еще я могу об этом рассказать, чтобы меня хотя бы выслушали? К кому мне идти за помощью?

— Лерия, все зависит от того, какая действительно помощь тебе нужна. Может, достаточно просто заглянуть внутрь себя и признать, что ты в чем-то жестоко ошиблась, а окружающие тебя люди пострадали зря?

— Кордел, ты говоришь об ошибках Дайлерии, а я ничего о ней не знаю, понимаешь? Ничего! Это ее ошибки и не надо приписывать их мне! Ну как, как я могу доказать хоть кому-то, что произошло между ней и мной?

Я понимала, что в этой ситуации можно биться головой об стену, но доказать я ничего не смогу. Для всех вокруг я буду Дайлерией, чтобы я не говорила и не делала. Что она задумала изначально, это оставалось загадкой, раз уж этот лекарь тоже говорит о ее непредсказуемости и оригинальности.

— Если это действительно так, то докажешь, — пожал плечами Кордел. — А уж как это произойдет, не знаю, я не провидец из Рифейских гор. Там, на плите, остатки похлебки в котелке, можешь поесть. Тебе только пить можно было, а теперь можешь и есть начинать. Много не бери сразу, плохо будет. Завтра рано вам выходить, поешь и ложись спать.

— Вам? Нам? Кому это — нам? — я остановилась на полпути к кухне, забыв про еду. — Кордел, я что, должна… куда?

— Лерия, — поморщился лекарь, быстренько спрятавшись от свалившихся на него неприятных вопросов за ступку с пестиком, в которых он начал растирать сушеные корешки. Пестик противно шкрябал по дну каменной ступки и по спине от этого звука пробегали мурашки. — Я помог вам, дальше вы идете сами. Это ваше дело, а не мое. И вообще, — он повысил голос, чуть ли не срываясь на крик, — я не обязан с тобой разговаривать, я вообще обещал, что только подлечу тебя, а вы дальше уже сами!

— Подожди, — усевшись за стол, я в упор сверлила Кордела взглядом, от которого он отвернулся в сторону, — ты хочешь сказать, что я должна уходить? С Виллом? Но почему?

— Потому что вас уже ищут, — нехотя выдавил он, продолжая растирать свои корешки. — Погоня сбилась с дороги, а вы ушли через болото. Если бы не ты, вы бы уже были далеко отсюда. Он знает, куда вам надо идти, если сочтет нужным, то скажет тебе по дороге.

— Зачем… Кордел, зачем я должна идти с ним? Нет, я понимаю, что он хотел избежать этой казни, прихватив меня как заложницу. Это ему удалось, но сейчас-то зачем тащить меня с собой? Для чего я ему нужна? Я — человек, ты тоже человек, ну объясни ты мне, что такое тут произошло, что вилт вдруг тащит меня с собой… для чего? Он сказал мне еще по дороге, что ненавидит меня… не меня, то есть, а Дайлерию, но я-то не Дайлерия, поймите вы это!

Я зарыдала, обхватив голову руками, а лекарь вышел из горницы, раздраженно бросив свою ступку с пестиком. Хлопнула входная дверь и в доме воцарилась полная тишина. Слезы иссякли быстро, я вытерла рукавом опухшие глаза и пошла на кухню в поисках пресловутого котелка с остатками похлебки — голод давал о себе знать.

Понемногу хлебая суп, я пыталась привести мысли к единому знаменателю. Почему-то я должна идти с вилтом. Куда и зачем — никто не говорит, равно как и дальности этого похода. А что будет, если откажусь идти? Вот упрусь ногами и не пойду! Или… убегу отсюда, ошейника-то больше нет, между прочим, не иначе геликсу надо спасибо сказать! Ищут нас… это Деннель ищет, он следом шел, только сбился. Мне бы в замок вернуться, может, там уже Дайлерия разделалась со всеми моими врагами и ждет-не дождется, когда я смогу с ней поменяться, как обещано! Тут, конечно, какая-то дрянь по лесам шастает, но я буду осторожна и по дороге пойду, в лес заходить не буду. Авось, добреду до Арсворта… ну еще в деревни можно заходить по дороге, там тоже люди живут, поймут, коли я им скажу, кто я такая, да еще дорогу укажут назад.

В доме было по-прежнему тихо, Кордел ушел на улицу, где уже сгущались сумерки и стучал теперь где-то позади дома. Вилта и Ленмара нигде не было видно и я отважилась высунуться из двери на двор. Двор как двор — самый обычный, по бокам сараи-амбары, впереди — забор, кое-где даже пытается повалиться, а у ворот и вовсе одну половину перекосило так, что здоровенный брус никогда не ляжет в предназначенные для него скобы. Делая вид, что мне интересно прогуляться по придомовой территории, я степенно обошла вдоль сараев по большой дуге половину двора и добрела до ворот, выглянула за них на пустую дорогу, оглянулась на двор и быстро пролезла в узкую щель между воротинами, больно зацепившись волосами. Никого тут нет, ни собаки, ни… вилта. Уф-ф… Дорога передо мной уходила в лесные сумерки и никакой опасности не представляла. Поскольку альтернативы ей не было, я еще раз прислушалась для очистки совести и помчалась по лесному тракту подальше от странного лекаря и его не менее странных друзей.

То, что Дайлерия была худая и спортивная, сыграло мне на руку — промчавшись до первых деревьев, я перешла с бега на шаг и дальше по дороге уже шла спокойно, держась середины и поглядывая по сторонам. Не скажу, что подобные прогулки доставляют массу удовольствия, но избавление от ненужного напарника того стоило. Пусть чешет один, куда он там собирался, я лично хочу вернуться в замок и дождаться там своего билета на обратную дорогу. В лесу было темно, где-то терлись друг об друга падающие стволы с однообразным заунывным звуком, пищали ночные жители и вдалеке раздавались странные звуки наподобие кваканья наших лягушек. Размеренная ходьба успокаивала и постепенно взвинченное состояние уходило восвояси, уступая место самым примитивным желаниям. Например, как дойти до ближайшего человеческого жилья и при этом не быть сожранной по дороге.

Сколько я прошагала — определить было трудновато, но темнота уже сгустилась и в воздухе потянуло ощутимой прохладой. Небо уже давно потемнело, зажглись яркие звезды, на которые наверняка было бы очень интересно посмотреть… дома, я даже была готова смотреть на них из Саперного, прислонившись спиной к моему нынешнему убогому жилищу. По крайней мере, никого страшнее амбала мне там не встречалось, а он и то не желал сожрать меня сразу со всеми потрохами, как здесь. Гулко хрустнула ветка в темном лесу и я ускорила ход, а совсем недалеко раздался более легкий хруст и смачное чавканье. Пришлось поддать ходу и перейти на бег, а хруст сперва усилился, как будто кто-то решил погнаться за мной, а потом резко смолк. В засаду, что ли, прилег? Выяснять было некогда — я уже неслась во весь опор по дороге, высматривая по пути подходящее дерево. Кто там прячется в лесу, неизвестно, но практически от всех можно спастись на дереве… если, конечно, я успею туда залезть! Затрещали ветки уже с другой стороны и я метнулась, как заяц, на противоположную сторону дороги. Там деревья были типа наших сосен и влезать по ним могли бы только циркачи или спецназовцы. Сзади кто-то рыкнул или хрюкнул, раздалось чавканье и я кинулась к деревьям, выискивая то, по которому я бы смогла взобраться хоть на три-четыре метра наверх. Очередной смачный хрюк прибавил скорости и я буквально пулей взлетела по остаткам веток, изумляясь собственной живости и ловкости. Внизу уже покачивалась чья-то темная спина, обнюхивая землю и я на всякий случай поднялась еще на одну ветку потолще, оседлала ее и вцепилась в ствол руками. Не знаю, как древние люди и путешественники спали на деревьях, по-моему это все конкретные враки, или деревья им доставались очень специфические. Мне вот не повезло, оставалось только ждать утра и наблюдать сверху за голодными происками местной фауны.

За дни неподвижного лежания я выспалась впрок и это было единственным утешением. Если бы я заснула, то наверняка бы шмякнулась прямо на спину того, кто сейчас бродил в потемках под деревом, обнюхивая траву и размышляя, куда девалась добыча. Изредка он сопел и возился в темноте, а я сжимала еще крепче спасительный ствол. Вдалеке раздались аналогичные звуки и я разглядела, что к моему дереву приближаются еще две темные большие массы. Теперь они караулили внизу втроем, похрюкивая и роясь в земле.

Через некоторое время заболел зад от сидения на ветке. Схлынуло первое возбуждение, по спине уже полз противный холодок и я то и дело ерзала, чтобы пристроиться поудобнее. Твари под деревом копошились и делали вид, что я им совершенно неинтересна. Под утро я продрогла окончательно, вспоминала с тоской оставленную лежанку и даже вилт уже не казался таким страшным. Спать у него за спиной было на порядок лучше, чем тут, на ветке и я всерьез задумалась о правильности своих действий. Кордел тоже что-то такое говорил…

Голоса на лесной дороге были слышны издалека и приближались они именно со стороны хутора, с которого я так легко убежала несколько часов назад. Звать на помощь я не спешила — еще неизвестно, кто там идет, как бы зверье под деревом не показалось мне более приятной компанией, чем они! Рассмотреть надо, кого там несет в утреннем тумане…

— Слышишь, хрюкают, — раздался голос недалеко и я узнала Ленмара, — там будем смотреть.

— Не только слышу, но и чую еще от поворота, — хриплый лязгающий выговор вилта я тоже признала. — Сколько их там? Запах в сторону уводит…

— В лес, что ли, побежала? — удивленно протянул Ленмар. — И чего ей по дороге не шлось?

— Подожди, — вилт принюхался и поднял голову. — Здесь ушла с дороги.

Возня под деревом прекратилась и темные спины настороженно замерли. Вилт зарычал и звери, покрутившись на месте, как-то разом потянулись в лесную чащу, стремясь уйти от неприятной встречи.

— Смотри-ка, тут все изрыли, — Ленмар задрал голову под моим деревом, — ну точно, вон она!

— Лерия, слезай, — рыкнул вилт, отойдя от ствола на пару метров.

— Зачем? — поинтересовалась я, постукивая зубами от холода и страха.

— Идти пора.

— Не хочу я с тобой никуда идти, — руки замерзли и я по очереди растирала их об себя. — Мне бы вообще лучше вернуться в Арсворт, а ты иди куда хочешь, я ничего не скажу про тебя!

Двое внизу засмеялись и я опять почувствовала себя полной дурой. Нет бы объяснили, что тут происходит, глядишь, я бы, может, и сама пошла, а они…

— Хватит веселить всех, — вилт потоптался у дерева, прикидывая расстояние до меня, — слезай сама, иначе я тебя сдерну оттуда.

— Да чего ты с ней говоришь, Вилл! — взорвался Ленмар. — Она же издевается над нами, ты что, не видишь?

— Это я издеваюсь? — в ответ возмутилась я и чуть не свалилась с ветки. — Да я бы вообще вас обоих не видела бы с удовольствием, если бы Вилл меня не прихватил с собой! Нужны вы мне очень! Я домой хочу, а вы…

— Вот и слезай оттуда, если домой хочешь вернуться, — вилт обошел дерево кругом и встал так, чтобы я его хорошо видела. — Дайлерия тебе здесь не поможет.

Что? Дайлерия… мне не поможет? От услышанного мне захотелось разрыдаться слезами облегчения. Неужели хотя бы этот вилт поверил мне и больше не надо биться головой о стену, доказывая, что я — не она? Неуклюже держась за ветки, я стала спускаться вниз, недоумевая, как это ловко я запрыгнула сюда ночью.

— Долго тебя ждать приходится, — вилт повернулся и пошел в сторону хутора, — шагай побыстрее, по твоей милости мы и так много времени потеряли.

— Подожди, — я поспешила следом, прихрамывая на затекшую от долгого сидения ногу, — Вилл, куда мы должны идти?

После его коронной фразы я согласна была не идти, а бежать впереди, да еще веточки с дороги убирать, чтоб не спотыкнулся, несчастный, да ножки себе не переломал! Стоило сразу подумать, почему это с кровожадным убивцем детей вдруг так хорошо обращаются здесь да еще и помощь оказывают. Ну, и мне заодно… Кордел никак не походил на маньяка, Ленмар и вовсе эмоции не сдерживал, а на лице у него было написано крупными буквами все, что он думал. Сейчас он нервно посматривал в мою сторону и держался за большой нож на поясе, видимо считая, что пора избавляться от меня по каким-то своим соображениям. Вилт быстро топал впереди, не собираясь вступать ни в какую полемику — фразу бросил, зацепил меня намертво и теперь ошейника не надо, сама следом побегу. Но во время бега и поговорить можно!

— Вилл, послушай, я совсем ничего не понимаю…

— Лерия, — перебил он, не оборачиваясь, — ты когда уходила в ночь, о чем думала?

— А… это… до людей хотела добраться… а что? — я уже стала запыхиваться от быстрой ходьбы.

— Добралась, что дальше будет?

Сзади вдруг хохотнул Ленмар и я насторожилась.

— Попрошу у них показать дорогу в Арсворт, поесть попрошу. Это что, наказуемо тут?

— Слыхал? — хрюкнул вилт, не сбавляя темпа. — Приходит в деревню великий маг Дайлерия Крайден и просит показать ей дорогу в Арсворт и еще просит дать поесть. Как ты думаешь, Ленмар, что с ней сделают в этой деревне?

— Хорошо, если местный знахарь скрутит и дождется стражу, тогда в живых останется, — жизнерадостно заржал Ленмар. — А могут и не дожидаться никого, сами решат, что самозванка, мало ли кто под личиной прячется! Чтобы Дайлерией называться, ее силой надо себя показать всем, чтоб поверили… а иначе либо заговоренным клинком положат, либо на костер отправят, как нечисть! Ну дает, маг, а дорогу будет просить показать!

Перспектива была, прямо скажем, не из радостных и я даже приотстала, обдумывая такую ситуацию. Это что же получается, я никуда и зайти не могу, чтоб поесть-попить по дороге? Так я не гордая, могу Машей с Уралмаша представиться, если мне надо будет. Опустив щекотливую тему, я опять поравнялась с вилтом.

— Вилл, так куда нам идти-то надо? — вкрадчиво начала я, то и дело запинаясь о камни. — И далеко топать?

— Далеко, — рыкнул он, — дней пять будет точно. Кордел уже мешок нам в дорогу собрал, только перекусить на скорую руку и в путь надо двигаться.

И пошел вперед, да так быстро, что я едва-едва успевала за ним. Тут уж не до разговоров, когда то быстрым шагом идешь, то вприпрыжку. Ленмар тоже почти бегом припустил и мы влетели на двор Кордела, как те скаковые лошади, разве что пар из ушей не шел.

Кордел вышел нам навстречу хмурый и неприветливый, кивнул вилту и Ленмару, по мне прошелся супернедовольным взглядом, но ничего не сказал, только дверью хлопнул. Я двинулась к бочке с водой, умыться, а они все ушли в дом.

— Садись, тебе оставили, — Ленмар пододвинул мне котелок с остатками каши, когда я вошла в горницу. — Это тоже тебе, — ткнул пальцем в кувшин. — Мы уже поели, только тебя дожидались…

— Спасибо, — я выудила из котелка большую деревянную ложку с обкусанным краем и выгнутой ручкой, — есть действительно хочется. А… Кордел и Вилл где?

— Поели да пошли собираться, — пожал плечами парень.

За спиной хлопнула дверь и раздались шаги, я продолжала выскребать котелок, как когтистые лапы мелькнули по обе стороны головы и что-то легло на шею спереди. Оторопев от неожиданности, я уронила ложку в котелок и ощупала правой рукой шею.

— Зачем… — оборачиваться к вилту я не стала, чуть не плача от обиды прямо в кашу, — Вилл, зачем… это…

— Мне так спокойней будет, — прогудел вилт из-за спины. — Идти далеко, а с ним я тебя не потеряю. Твое изобретение, между прочим, только у этого радиус действия четыре фарлонга.

— Мое… изобретение… — едва выговорила я, уже понимая, что на самом деле мне никто не поверил, — Вилл, ты же…

— Между прочим, я — тоже твое изобретение, — мне почудилось, или в голосе вилта прозвучала издевка? — И хватит придуриваться, что ничего не понимаешь и не помнишь. Тебе все равно придется идти со мной, хочешь ты этого или нет.

Ленмар при этих словах вытянул шею, как будто пытался увидеть что-то, а подошедший в это время Кордел поставил рядом со столом мешок.

— Ну что, готовы? — спросил лекарь, — я вам еще трав положил, к ночи заваривайте. Как пойдете?

— Сейчас к пустоши, а там вдоль холмов двинемся. По дорогам можно невесть на кого нарваться, — вилт пристраивал к мешку скатанный плащ и я вдруг заметила, что он, оказывается, уже не босиком, а в сапогах. Правда, сапоги эти были размерчиком, этак, не меньше сорок восьмого… — огниво положил?

— Да, — буркнул Кордел. — В мешочке лежит. Сами, значит, не хотите…

— Я не могу, а Лерия не хочет, — вилт вскинул мешок на плечо. — Лерия, пошли. Кордел, для нее найдется что-нибудь сверху накинуть?

— А надо? Вы ведь вроде не чужие друг другу, — усмехнулся лекарь, впрочем, вытаскивая из сундука что-то вроде длинного суконного жилета с короткими рукавами, — чтобы ночью-то порознь спать!

При этих словах вилт рявкнул что-то нечленораздельное, Ленмар засмеялся, а у меня отвисла челюсть. Ну спала я с ним рядом, чтобы не замерзнуть окончательно, так это же было спина к спине… и откуда эти-то узнали? Вилт рассказал? Нет, здесь что-то другое, неужели он действительно был любовником Дайлерии? Это многое объясняет… вот только вкусов дамочки я не понимаю, хоть убей!

— Ты хотела знать, куда мы сейчас идем? — повернулся вилт с порога. — Так вот, сообщаю, что нас ждет Грегор Макдайли.

При этих словах на меня уставились три пары глаз, но поскольку это имя мне ни о чем не говорило, то я допила отвар из кружки, набросила на себя жилет и встала из-за стола.

— Да хоть сам король… А кто он такой, этот Грегор?

— Ну-ну, — хмыкнул сзади Кордел, — гладкой дороги!

Гладкой дорога не была, даже на дорогу не тянула по большому счету, так себе, просто широкая тропинка, вьющаяся по редколесью. Вилт шагал впереди и со спины уже совсем не напоминал монстра — просто грузный мужчина, заросший излишней растительностью, если не смотреть на толстые пальцы с длинными когтями. Да и ходьба у него то с ленцой вперевалочку, то вдруг быстрая, когда глаз почти не успевает уследить за движениями — вот только что смотрел вперед и воздух нюхал, а уже присел и землю рассматривает. Никаких людей нам не встречалось и этот факт заинтересовал меня — либо тут места глухие и безлюдные, либо мы идем по возможности скрытно. Народ тут на телегах о четырех колесах разъезжает, значит и дороги должны быть соответствующие, а тропинки — напрямки для скорости передвижения.

— Вилл, — я дождалась, когда тропинка немного расширилась и пошла рядом, — мы столько времени уже идем рядом, а я ничего о тебе не знаю. Есть ты меня вроде бы не собираешься, да и Кордел с Ленмаром нормальные люди… Я не знаю, зачем мы идем к твоему Грегору, да и кто он такой вообще… Может быть, ты все-таки расскажешь мне что-нибудь о том, что будет впереди?

Вилт глухо рыкнул, но отвечать не стал. По совету психологов надо искать хоть какие-то точки соприкосновения, чтобы установить контакт. Неважно, на какую тему будет разговор, главное — заинтересовать его и разговорить, дальше будет легче.

— Мне жаль, что ты не поверил мне и опять надел ошейник… это для того, чтобы я не убежала? Но ведь можно и объяснить, для чего ты делаешь это все, я постараюсь понять. — Я подождала, но отклика не получила. — Ты, конечно, можешь считать меня по-прежнему Дайлерией, но это не так… Знаешь, давай я лучше расскажу тебе, с чего началась вся эта история, может быть тогда ты отнесешься ко мне иначе? Между прочим, меня стали терзать очень большие сомнения в твоей виновности… те преступления, в которых тебя обвиняют, очень страшные, ведь и свидетель нашелся, который тебя видел там… но я-то знаю, как можно подтасовать любые факты… ты только не рычи, ладно? Можешь мне не верить, но мы все равно идем, что еще делать по пути, как не разговаривать друг с другом? Мы тут никому не мешаем… кстати, а почему здесь никто не ходит? Это какая-то тайная тропа или здесь рядом нет никакого жилья?

— Здесь мало ходят и меньше риска нарваться на кого-то, — буркнул вилт, принюхиваясь на очередной развилке.

— Ну и хорошо, — обрадованно вздохнула я, услышав вполне сносный ответ. — Никто не подслушает мой рассказ, никто не будет тыкать в меня пальцем и смеяться… ну разве что ты! Если поймешь, то хорошо. Вообще-то я никому не рассказывала про все это, так что можешь гордиться, что будешь первым слушателем. Случилось так, что я потеряла свою квартиру. Квартира — это мой дом и меня обманули… нет, наверное, надо объяснить, как мы живем и почему для меня потеря квартиры обернулась таким горем…

Я объясняла, как мы живем в городах, какие у нас дома и как происходит продажа или покупка жилья до тех пор, пока вилт не прервал мой рассказ.

— У нас есть города и такие же дома, в которых живет много людей. Не понимаю, чем наша жизнь отличается от той, которую ты мне описываешь, — недовольно фыркнул он.

— Думаю, что она все-таки отличается, но я только хотела пояснить тебе, почему все произошло. Наверное, надо начинать с другого. В тот вечер я возвращалась домой…

Рассказывая о всем, что уже осталось позади, я опять унеслась воспоминаниями далеко отсюда. Вилт шел молча, не задавая вопросов и не делая никаких замечаний, только хмыкал иногда и было непонятно, к чему относится это хмыканье и слушает ли он меня вообще. Был бы рядом со мной человек, я бы не рассказала и половины того, что поведала ему и дело здесь было не в эффекте попутчика, а в том, что… ну я воспринимала его, как будто собака заговорила. Разговариваем же мы с домашними питомцами, объясняем им свои действия, спрашиваем иной раз совета! Так и с вилтом — к вечеру я уже почти дошла до того момента, когда первый раз услышала в голове голос Дайлерии.

Сидя у костра, я возила ложкой в котелке с кашей, как вдруг в голове оформилась странная мысль.

— Вилл, а что ты есть будешь? Мне-то понятно, хватит и каши с хлебом, а тебе?

— За меня не беспокойся, — отозвался он из темноты, где ломал ветки своими мощными лапами, — с голоду не умру.

— Да верю я, что не умрешь, только вот что ты ешь? Тут углей много будет, запечь можно… — поворошила я палкой костер.

— Я прекрасно обхожусь и без огня, — он подволок к костру здоровое бревно. — Сиди тут, я скоро приду.

— Подожди, а ты далеко уйдешь? — забеспокоилась я, ощупывая шею. — Ведь если ты будешь от меня дальше, чем на четыре фарлонга…

— Помню, — донеслось из темноты.

Сидеть в одиночку у костра было страшновато и я поминутно озиралась вокруг, прислушиваясь к звукам, доносившимся из чащи. С той стороны, куда ушел вилт, некоторое время доносились всякие звуки, но они постепенно затихли и лес зажил своей ночной жизнью. Вписываться в нее совершенно не хотелось — я вспомнила неизвестных животных, стороживших под деревом в прошедшую ночь и мне стало не по себе. Такой монстр выйдет, так его и огонь не остановит!

Монстры не вышли, зато над головой кто-то бесшумно чиркал крыльями и в траве раздавался тонкий писк, прервавшийся мягким ударом. Послышалось сопенье и фырканье за спиной и я вытащила из костра ветку потолще с твердым намерением сражаться ею с неизвестным врагом. Тот, кто сопел, так и стоял в темноте, не решаясь выходить на освещенную огнем прогалину, а с другой стороны раздался тонкий лай. Я подтащила мешок поближе к костру и попыталась пристроить к огню бревно, принесенное вилтом. Увы, не получилось даже перекатить его и пришлось ограничиться небольшой кучкой веток. Костер выстрелил, как из ружья, и в темное небо взлетел сноп ярких искр. Тот, кто сопел за деревом, шумно шарахнулся при этом звуке, ломая кусты и я увидела удаляющуюся темную массу величиной с корову. Присев спиной к спасительному огню, я поскребла кашу из котелка, подумала, и оставила половину на утро, потом завернулась в плащ и села, вслушиваясь в темноту.

— Ну наконец-то! — почти радостно приветствовала я Вилла, когда он перешагнул границу света. — Я уж боялась, что тобой кто-то поужинал!

— Плащ давай, — протянул он лапу и в свете костра мне показалось, что на его морде блестит кровь. Нет, говорить я ничего не буду, это же не человек… между прочим, многие охотники тоже едят сырое мясо и не считают это зазорным, а тут такая туша, не на хлебе же он будет сидеть!

Вилт лег на плащ и мне показалось, что в этот раз он лежал не посередине, а ближе к краю. Впрочем, я тоже долго не раздумывала, куда ложиться — несмотря на двусмысленное замечание Кордела мерзнуть больше не хотелось.

Утром собрались быстро — я доела остатки каши, помылась в ближайшей ямке с водой и мы отправились дальше. Тропинка расширилась до состояния узкой дороги, повиляла между болотинами и здоровенными камнями, а потом неожиданно выскочила на широкую дорогу, вдоль которой были хорошо видны колеи от телег.

— Ну вот, придется теперь по дороге идти, — проворчал вилт, сбрасывая с плеча мешок. — Ты про людей спрашивала, будут тебе люди!

Он развернул плащ и накинул его на себя, полностью скрыв морду под капюшоном. Одел мешок на плечо, а лапы сунул в прорези и стал похож на странствующего монаха, как я себе их и представляла. Я поправила жилет и бодро расчесала пятерней волосы.

— Лерия, я бы и дальше послушал твой рассказ, но тропинка уводит в сторону, а дорога идет туда, куда нам надо. Я не советую тебе делать глупостей, — угрожающе рыкнул вилт, — в любом случае я успею убежать, а тебе придется плохо. Что бы ты там себе не думала, тебе придется идти со мной до конца.

— Вилл, может быть все же стоит посвятить меня в свои планы? — мне стало не по себе от его предупреждения и я попыталась говорить наиболее дружелюбно, не обращая внимания на его рыки. — Не во все, если ты чего-то боишься, но хоть что-то можно мне сказать? Пока я не вижу в тебе жуткого кровожадного монстра, о котором все трещали на том дурацком приеме, но я все равно многого не понимаю, хоть ты мне и не веришь.

— Не верю, — согласился он, — и у меня для этого достаточно веские основания. Пошли… по дороге я не смогу говорить, — донеслось до меня из-под капюшона.

— А то мы всю дорогу душевные беседы ведем, — зло проворчала я и заспешила следом.

По дороге мы шли, держась рядом друг с другом. Первое время я с любопытством посматривала на тех, кто попадался навстречу, но постепенно интерес сходил на «нет» от затертости и обыденности обстановки. Люди, конечно, на дороге были, и пешие и конные и на телегах и в закрытых экипажах. Последних попалось всего два и они больше походили на те же самые телеги, только закрытые коврами. Кто в них ехал, непонятно, обогнали нас и полетели дальше, сопровождаемые конной охраной. Телеги при этом жались по краям дороги, а пешие и вовсе сходили с нее. На телегах, ясное дело, восседали селяне, перевозившие свои нехитрые товары и вещи. Этих нам попалось штук пять в обе стороны, причем две были совершенно пустыми, только возницы настороженно озирались вокруг. Мои опасения, что на Вилла под плащом будут коситься, не оправдались — как раз таких личностей было изрядно и не все шли с откинутыми капюшонами. Что там болталось у них под плащами, можно было только догадываться, потому что запахивали они их весьма старательно, но все же по дороге шел самый обыкновенный люд, в поддевках, куртках и прочих нехитрых одежках. Сама по себе толпа была жидкая, на переселение народов не походила и ужаса не внушала. Кто-то уже сидел на травке, поедая свои припасы, кто-то двигался не спеша и мы обгоняли их достаточно бодро.

За перелесками виднелись поля, засаженные чем-то культурным, там же бродили стада и суетились люди. Дорога немного поднялась в гору и поля переместились поближе, а впереди проглядывали придавленные крыши домов и свечкой торчала высокая белая постройка, похожая на нашу прозаическую колокольню. Перед въездом в деревню на дороге стояла большая арка, через которую путники проходили в обе стороны. От арки, ограждая поселение, тянулся жиденький забор странного вида — между толстенными деревянными кольями, вбитыми в землю, стояли тонкие палочки, между которыми блестели туго натянутые, как паутина, нити. Расстояние между палочками не превышало полметра, а высотой они были не меньше двух с половиной метров, тогда как толстые столбы возвышались на все четыре.

Поглазев на это сооружение, я принялась разглядывать арку, которая очень напомнила ворота в Арсворте. Мощные каменные столбы по обеим сторонам постепенно переходили в свод, над которым находилась маленькая надстройка с круглой крышей и четырьмя арочками. Здесь эта надстройка была гораздо больше, чем в Арсворте и я даже разглядела какие-то символы, идушие вокруг нее в верхней части. Заглядевшись на них, я замедлила шаг и приотстала от вилта шагов на пять. Свод был высоким, гораздо выше того, что требовалось бы всаднику на лошади, я задрала голову почти вертикально, споткнулась и чуть не упала прямо на дорогу, едва успев удержаться в самый последний момент.

— Тьфу, зараза, чуть на ровном месте не свалилась, — оглянулась я назад в поисках колдобины.

— Что это вы там рассматриваете?

— Споткнулась, когда арку разглядывала, — пояснила я подошедшему кряжистому мужику в расстегнутой рубахе. Мужик выразительно поигрывал здоровенной дубиной и рассматривал меня маленькими прищуренными глазками, скрывающимися в густой растительности.

— А чего ее рассматривать, — подозрительно хмыкнул мужик и переложил дубину в правую руку, — такая же, как и все остальные арки Айди. А вот чего вы, госпожа, спотыкаетесь, так мне это сильно непонятно…

— Засмотрелась же, говорю, — я дернула плечом и повернулась, чтобы идти дальше, но мужик коротко свистнул и вцепился мне в руку. — Эй, ты чего?

— А того, что ты споткнулась здесь, вот! — он погрозил мне дубиной, озираясь по сторонам. — Притек, ну долго я тебя еще ждать буду?

С другой стороны к нам уже спешил такой же мужик, только потощее и бороденка у него была пожиже, а с дороги приближались еще трое селян — старик в высокой шапке из неизвестного меха с желтыми усами и двое мужичков помоложе, вертлявых и чернявых.

— Споткнулась? — козлобородый Притек прищурил наглые глазенки, рассматривая меня с ног до головы. — И откуда идешь?

— А в чем, собственно, дело? — хамить селянам не хотелось, но первый мужик вцепился в руку, как клещ и отпускать явно не намеревался. — Что тут случилось от того, что я споткнулась? Камни надо убирать с дороги, тогда и спотыкаться никто не будет. Руки уберите, уважаемый, — обратилась я к первому с дубиной.

— Что, через арку пыталась пройти? — запыхавшись, подошел старик с желтыми усами. — И ведь Витиль, как на грех, уехал, так бы сразу и дознались, кто такая на самом деле! А то, что задержали, правильно, нечего тут всякой нечисти шастать!

— Это кто тут нечисть? — возмутилась я, пытаясь отцепить чужую руку, но кто-то сбоку ухватил меня за вторую и попытался заломить ее за спину. — Ах ты ж, гад! Это я нечисть?

— Можа и не совсем нечисть, но что-то в тебе есть не от людского роду, — уверенно заявил старик, отступая, впрочем, за спины чернявых мужичков. — А коли тебя не пропустила арка, то и будешь сидеть взаперти, пока Витиль не подоспеет. Коли в тебе все чисто, так пойдешь потом куда угодно, нам лично ты без надобности.

— Да ты чего, дед, сдурел совсем? — я не могла поверить в такой идиотизм, Вилл прошел себе спокойненько через эту дурацкую арку, а я просто споткнулась и на тебе, обрела неприятностей по самые уши! — Какая я тебе нечисть? Да если бы это было так, то я бы ни в жизнь сюда не сунулась, а обошла бы вашу деревню лесом! На худой конец порешила бы вас всех тут одной левой!

— Ну, скажем, порешить ты нас не можешь, — степенно ответил мужик с дубиной, — потому как мы под охраной живем и не от таких, как ты, отбивались. Только и отпускать тебя не будем, пока Витиль не посмотрит.

— Во-во, неча отпускать! — загомонили чернявые, — ща пойдет да порешит кого! Зубы вырастит и все, пожреть всех!

— Кто пожрет? — я дернулась из рук мужика с дубиной, тот от неожиданности выронил свое оружие на ногу козлобородому Притеку, отчего последний заорал и запрыгал на одной ноге, подвывая и скуля. Из ближайшего дома высунулась толстая баба и завопила, как пожарная сирена на одной ноте. В ответ стали высовываться чьи-то головы из других домов, завизжали девчонки тонкими голосами и понеслись по пыльной улице, вопя «убивают» и «сикса». Дружно залаяли собаки, из дворов стал вылетать всякий люд, вооруженный кто чем мог и спешить ко входу в деревню.

Я развернулась и со всего маху врезала первому мужику в поддых, отчего он согнулся в три погибели, двинула ногой тому, кто пыхтел сзади и подхватила с земли дубину, встав в оборонительную стойку. Точнее, это делало тело Дайлерии, потому что я сама никогда в жизни не могла бы так махать кулаками и ногами. Ко мне бросились чернявые мужики, получили одной дубиной на двоих поперек и отскочили с воем, я потихоньку отодвигалась назад, намереваясь смыться через проклятущую арку на дорогу и недвусмысленно помахивала конфискованным оружием перед носами селян, возмущенно воющих впереди. Сунулся еще один, патлатый, но быстро отшатнулся в сторону и бешено завопил, свалившись в пыль под ноги своим односельчанам. Толпа глухо взвыла и пошла в наступление, потрясая палками и топорами. Больше ждать не имело смысла, я запустила в них дубиной, искренне надеясь, что она достанет хоть до кого-нибудь а потом все потемнело и пропало…

Было темно, прохладно и болела голова. Под боком что-то шуршало, скрипело и чесалось, я чихнула и в голове еще раз взорвалась маленькая граната. Ощупав себя, я пересчитала ноги, руки, пальцы и пришла к выводу, что все цело, только на голове я приобрела здоровенную шишку, которая то и дело начинала тукать и пытаться взорваться. Ох ты ж сволочи, приложили эти селяне… Перевернулась на живот и с трудом села, ощупывая пространство вокруг себя. Темно, как в преисподней… и где же это я? Продвинувшись в неизвестном направлении, дотянулась до деревянной преграды, потрогала ее, насколько могла протянуть руки вверх и вниз. Доски были холодные и влажные, на полу подо мной — то ли солома, то ли какие-то засохшие ошметки, сам пол земляной и тоже влажный и холодный.

В кромешной тьме я поползла на четвереньках вдоль деревянной стены, пока не уперлась в преграду, ощупала ее, обогнула и поползла дальше. Очень скоро стало ясно, что вокруг только стены, дверей в них нет или я их не нашла в темноте, но есть непонятные ящики или лари. И вокруг — ни звука. Похоронили меня, что ли? Походила еще в темноте, натыкаясь то на стены, то на лари, потом попыталась открыть их, но безуспешно. Сгребла со всего пола солому поближе к ларям, легла на нее и попыталась прислушаться. Откуда-то издалека доносились голоса, но поскольку они не приближались и не удалялись, то вполне могли быть и глюками. Вроде бы они звучали сверху, я подумала и забралась на один из ларей, встала, перебирая по стенке руками и уткнулась головой в потолок. Ощупала его — доски! Прошлась пальцами и нашла щели, потом чуть не сверзилась на пол и легла на солому. Похоже, что я нахожусь в погребе под домом, или в какой-то местной тюрьме, вырытой в земле. Ошейник не подавал признаков жизни, из чего я заключила, что вилт не ушел далеко. Что еще делать остается? Правильно, только лежать и спать, дожидаясь, пока не появится неизвестный Витиль, чтобы засвидетельствовать мое человеческое происхождение.

Лежать без дела в полной темноте было отвратительно. Постепенно под одежду забирался холод и сырость, начинала мерещиться всякая хрень и избавиться от нее не помогало ничего — ни чтение стихов Пушкина вслух, ни перемножение двузначных и трехзначных числительных. Сон тоже не шел, а размышления о собственной судьбе наводили на самые наипаскуднейшие выводы. В создавшейся ситуации даже общество Вилла казалось мне куда более приятным, чем общение с селянами. И что это за идиотская арка, вокруг которой все так вьются? Впрочем, не надо строить из себя идиотку, смысл арки я поняла мгновенно, как только зашел разговор о нечисти. Тогда получается, что вилт — не нечисть? Или нечисть здесь имеет какое-то другое происхождение? М-да, скрестили поросенка с… или нет, не скрестили, а из поросенка его сделали. А глаза человеческие откуда, выковыряли у покойника? И сделала это Дайлерия? У-у, маг хренов, натворила она тут делов, а я расхлебывай…

Не в силах больше сидеть на одном месте, я влезла на ларь и замолотила сапогом по потолку. Над головой раздались шаги, скрип и через некоторое время крышка откинулась, а темный силуэт заглянул сверху.

— Чего стучисся?

— Долго вы еще тут меня держать будете? — глаза заболели даже от такого неяркого света, какой исходил сверху и заслезились.

— Вот придет Витиль, тады и вылезешь.

— Пока ваш Витиль придет, я тут окочурюсь! Воды хотя бы дай, — я оглядела свою камеру при тусклом свете коптилки, чтобы иметь представление о ее виде. Так и есть — обшитый досками погреб, примерно четыре на пять, два здоровых деревянных ларя в одном углу и ворох сена около них. Пол вроде бы земляной, убитый, и ни одной досочки лишней не валяется, чтоб вот сейчас ею по башке этому охраннику стукнуть. Правда, еще и до охранника не дотянешься просто так без лестницы…

— На, пей, да кувшин не разбей, — заскорузлая рука протянула глиняный кувшин с водой и закрыла крышку.

Попила, посидела, походила, помахала руками, подергала все доски на стенах, полежала… правда, лежать было хуже всего из-за холода и спать я попыталась сидя, прислонившись к сундуку.

— Эй, ты, вылезай, — окликнули из люка и в пол ударилась кривая деревянная лестница.

Кое-как поднявшись и покрутив руками-ногами, чтобы разогнать кровь, я полезла наверх, где уже топтались четверо мужиков, предусмотрительно запасшихся дубинами и топорами, а у одного даже блеснул приличной длины нож.