И аз воздам

— Орвилл, купаться тут можно? — за время переходов я уже твердо уяснила, что не во всякую воду можно с ходу соваться, но он подержал руки в ней и подтвердил, что все в порядке. Я бы полезла в воду сразу, но пришлось сперва натаскать побольше сухих веток для костра, потом ждать, когда будет разожжен этот самый костер… словом, в озеро я полезла только после всех первостепенных дел. Вода была восхитительно прохладной — скорее всего она успела прогреться и плавать в ней было одно удовольствие.

После услышанного от провидца я наслаждалась каждой минутой жизни, отпущенной мне в этом мире. Когда живешь, то не думаешь о том, что все может оборваться в какой-то момент, а вот в моем случае я уже заранее знала, что должно произойти и от этого знания все чувства и ощущения становились ярче и глубже, чем раньше. Было восхитительно приятно трогать руками воду и находиться в ней, прозрачный горный воздух приближал немыслимые расстояния, а на вкус… такого вкуса я никогда не пробовала раньше! Зеленая трава доставляла такое удовольствие, когда я гладила ее рукой… кто там резался ее длинными листьями? А ходить босыми ногами по ней, чувствуя каждую кочку и прохладу земли, что может быть приятней? Над головой пролетали какие-то насекомые и птицы, на склонах шумели деревья и до меня долетали запахи горячей хвои, смолы, камня, от которых приятно кружилась голова. Как здесь было красиво, казалось, что я могу всю оставшуюся жизнь просидеть на берегу этого безымянного озера, слушая звуки природы вокруг и мне больше ничего не надо желать в этой жизни… а еще лучше — лечь на траву, раскинув руки, закрыть глаза и слушать мир, наслаждаясь каждым мгновением отпущенного мне существования! Так легко и радостно мне уже давно не было, захотелось пробежаться по краю воды, подняться на самую вершину и оттуда посмотреть вниз, вокруг, подставить лицо здешнему солнцу, запомнив этот день навсегда, ибо что еще помнить, как не ощущение такой полноты жизни?

Чувство голода почему-то пропало напрочь, я пила вкуснейшую воду, черпая ее ладонями, умывалась ею, отходила на траву и снова повторяла то же самое…

— Лерия, что с тобой происходит? — Орвилл уже успел искупаться и подсохнуть, а теперь сидел около костра, помешивая в котелке ложкой. — Ты сама на себя не похожа, то в воду бросаешься, то в траву…

— Не в воду и не в траву, — я рассматривала вершины, повернувшись к нему боком и не сразу поняла, о чем он спрашивает меня, — здесь необыкновенное место и я здесь живу. Это так прекрасно… жить!

— Садись, по-моему уже все сварилось, — он попробовал варево с ложки и до меня донесся запах… вкусно, но я попозже поем. — Ты куда пошла?

— Посмотреть хочу, что тут вокруг, — я накинула рубашку сверху и пошла к камням с кустиками. Камни… они тоже пахнут, почему я раньше никогда этого не чувствовала? Они такие горячие, они тоже живые, только вот темп жизни у них не такой, как у нас, но если положить на них ладони и прислониться щекой, то из глубины может прийти ответ, как один медленный удар сердца…

Я дошла до первых деревьев, цепляющихся искривленными корнями за малейшие щели в камнях и мгновенно подувший ветерок посыпал сверху малюсенькими семенами, от которых распространялся дурманящий аромат. Чирикнула птица над головой, зашуршала трава от ветра и его порыв унесся дальше по склону, перебирая ветки с пучками ярко-зеленых толстых иголок. Как необыкновенно пахнет этот лес…

Кустики за раскаленным камнем были все увешаны смешными колючими шариками, как две капли воды напоминающими наш репейник. Когда-то в детстве мы бросались такими плодами друг в друга, слепив из них шарики, величиной с кулак. Надо же, в этом мире, находящемся неизвестно где, существует разновидность нашего затрапезного репья! Сорвав несколько колючих шишечек, я потерла их пальцами. Пахло тонким ароматом, знакомым и незнакомым одновременно. Точно такие же крючочки, как у нашего, наверняка они также… Тихо рассмеявшись, я набрала горсть колючих плодов и спрятала их в ладони за спиной, предвкушая дальнейшую реакцию Орвилла на это безобразие. Помнится, после очередного обстрела на даче, мать наподдавала мне подзатыльников, вычесывая из волос все рассыпавшиеся шишечки…

Крайден сидел ко мне спиной, котелок тихо булькал в стороне от огня и я с удовольствием кинула издалека один, второй, третий шарик, которые не замедлили накрепко вцепиться микроскопическими колючками в шерсть на спине и плечах, а плотный шарик из оставшихся плодиков попал ему точно в голову. С минуту я наблюдала, давясь от смеха, как когтистая рука прошлась по плечу, зацепила колючку и дернула ее вместе с шерстью. По-моему, он в недоумении рассматривал вытащенное, потом нащупал последний тяжелый снаряд у себя на голове и начал выдергивать его из спутанной шевелюры. Сжатые плодики развалились и частью остались у него в голове, а частью в руке.

— Лерия, — Орвилл вскочил, повернувшись ко мне, — это… это что? Артум? Я же весь буду… ах ты… ну подожди…

— А ты почешись! — мне стало смешно, когда я представила, как он делает это, подражая енотам или нутриям, у них такие же мохнатые руки с когтями и они очень ловко орудуют ими, почти как люди.

Несмотря на всю нескладность фигуры, передвигался Орвилл достаточно быстро, твердо намерившись отомстить за будущую чистку шерсти… шкуры… головы… ой, даже в этом виде скорость бега у него была немаленькая!

— Ну уж нет, — рычал он, нарезая круги вокруг костра, — я что, всю ночь теперь должен буду вычесываться? Лерия… пользуешься своим положением… развеселилась… вот поймаю и окуну с головой… все равно далеко не убежишь!

— Не хочу с головой! — я уже дрыгала ногами у него на плече, но здоровенная лапища прочно зацепила под коленки, а сам Крайден маршевым шагом двинулся к берегу озера, фыркая и ворча, что такого от меня он не ожидал. — Я больше не буду!

— Врешь, по голосу слышу, что будешь! И ведь специально пошла за ними… зря крутишься, все равно будешь наказана за всё безобразие!

В подтверждение слов Орвилл скинул меня с плеча и забросил в воду как и обещал… с головой! Взвизгнув от полноты ощущений, я со всего маху приложилась спиной и ушла на глубину, где вывернулась и выпустила воздух большим пузырем, а сама потихоньку поплыла по дну, намереваясь хорошенько напугать его. Вода, естественно, была мутной и разглядеть даже на такой небольшой глубине, кто там двигается под водой, было абсолютно нереально. В донной взвеси я разглядела ноги в штанах, сделала небольшой полукруг и цапнула рукой за голень. По себе знаю, что в воде подобное воспринимается как укус неизвестного крокодила, особенно, когда такого не ждешь!

Ноги подпрыгнули, выделывая сложные фигуры, но второй раз произвести подобную операцию я не успела по причине банальной нехватки воздуха… взвившись на поверхность, я заколотила руками по воде, отплевываясь и делая судорожные вдохи, как в этот момент что-то толкнуло меня в плечо…

— Лерия, ты с ума сошла, я же думал, что ты захлебнулась! — лязгнул зубами Орвилл, держа меня на руках, — и как тебе только такое в голову пришло? Решила напугать?

— Разве можно захлебнуться на такой глубине? — я откинула назад мокрые пряди волос, намереваясь встать на дно, но Крайден продолжал держать меня, не отрывая взгляда от лица. — Ты чего так рассматриваешь меня? Я, конечно, на самом деле выгляжу немного по-другому, но эта внешность тебе тоже хорошо знакома уже много лет!

— Ты… изменилась. Я уже забыл, когда ты так смеялась последний раз, а в глазах я видел только злость и… ненависть. Ты почти такая же, как раньше… почти такая же.

— Орвилл, я не…

— Я помню. Ты не Дайлерия, но это ничего не меняет. Я смотрю не так, как раньше… но я вижу тебя. Считай, что я вижу с закрытыми глазами.

— Вот только глаза закрывать не надо, — я решила, что могу обнять его за шею… ну и что, подумаешь, шерсть там растет и морда полузвериная, это же все бутафория и он в этом не виноват, а глаза у него нормальные и на все остальное можно и вообще не смотреть!

— Хорошо, не буду, — Крайден кивнул и пошел к берегу, — в такой воде долго не простоишь. Ты не замерзла?

— Ничуточки, — заверение было совершенно искреннее, это он стоял, а я плавала… да и дома это для меня была не вода, а удовольствие. Странно только, что для тела Дайлерии она должна быть холодной… но может быть мне тепло, потому что Орвилл несет меня? — Я тебя поцелую, — хихикнула я, вспомнив известную фразу, и добавила, глядя на изумленное выражение глаз, которое было не скрыть даже в этом облике, — потом… если ты этого захочешь!

Начинали сгущаться сумерки, но в костер подбрасывались все новые и новые стволики и ветки, которые вспыхивали и уютно трещали, посылая в небо снопы искр.

— Ну вот что ты наделала, — сокрушался Орвилл, пытаясь нащупать микроскопические колючки то в голове, то на спине. — Я же теперь всю ночь буду чесаться!

— Не ворчи, — я повернула его спиной к костру и стала выбирать остатки репьев из шерсти, встав за ним. Делать это было сравнительно легко — шерсть была редкая и жесткая, колючки вытаскивались без остатка, только вот делать это было удобнее моими руками, а не его. — Ну вот, спина чистая, вроде и на плечах ничего нет, — для подтверждения сказанного я провела ладонями, но все было действительно чисто.

— А в голове? — Орвилл сел ко мне лицом и опустил голову, предоставляя выбирать мне оттуда остатки плодиков. — Посмотришь?

— Посмотрю, — я запустила пальцы в жесткие волосы и замерла.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, не поднимая головы.

— Нет-нет, все нормально. Но… я почему-то вспомнила Арсворт в тот день, когда тебя намеревались… — произносить фразу до конца мне не хотелось, но Орвилл и так все понял.

— Благодаря тебе этого не произошло, — руки осторожно обняли меня где-то в районе бедер, подтянули к себе и замерли. — Нам осталось не так много пройти. Завтра к вечеру мы уже будем у кристалла и, если провидец не врет, то он вернет мне нормальный вид.

— Завтра, — я продолжала выбирать из жестких волос колючки, стараясь не думать о том, что завтра произойдет со мной, — ты будешь прежним… потом пойдешь в Академию?

— Мы пойдем, — Орвилл сделал ударение на первом слове, — вместе. А что ты будешь говорить тем магам, которые тебя… Дайлерию то есть, давно знают?

— Н-не знаю, — я замешкалась, представив себе эту картину. А на самом деле, попади я туда, что бы я им говорила? — Наверное, я бы стала объяснять им все, что произошло со мной. Или они не поверят мне?

— Не поверят, — Крайден поднял голову и ощерился, что означало у него улыбку, — а я вот думаю, подтверждать мне этот факт или нет? Ведь как ни крути, я должен лучше всех знать тебя… вот я и начинаю колебаться, особенно после сегодняшнего безобразия!

— А я исправилась, — встормошила в ответ ему волосы, — все чисто!

— Лерия, это уже не имеет значения, — Орвилл рывком поднялся с места и руки переместились мне за спину, где и остались, поглаживая по лопаткам, — мы еще должны увидеться с Грегором и… у нас еще будет время, чтобы поговорить с тобой обо всем. Где моя рубашка? — Он оглянулся по сторонам, но руки не убрал. — Мне неприятно, что ты видишь меня таким… хоть этому уже недолго осталось!

— Если только ради меня, то можешь не спешить, — мне стало смешно и я вспомнила лесную деревню, — я уже к тебе и такому привыкла!

— Глупости не говори!

— Почему это глупости? Ты посчитай, сколько времени мы с тобой вместе идем, начиная с самого Арсворта? Для порядка можно откинуть первые три дня, когда я говорить не могла, но все равно прилично получается. А уж после Грайдиса, когда мы стали разговаривать и я тебя бояться перестала и вообще все хорошо было. Ты разговаривал вполне разумно, поступал тоже… разумно, так что удивительного в том, что и я стала относиться к тебе, как к нормальному человеку? Внешность, она, конечно, разная бывает, но главное то, что внутри.

— А то, что снаружи, по-твоему значения не имеет?

— Поначалу имеет, — я демонстративно отодвинулась и оценивающе осмотрела грузную фигуру снизу доверху, — а со временем перестаешь замечать всякие мелкие детали… ну, например, что живот торчит или шерсть из ушей растет!

Я шутливо ткнула пальцем в вышеупомянутый живот, а Орвилл поднялся и пошел за рубашкой и сапогами, но мне почему-то показалось, что ему было приятно это слышать.

О том, что будет завтра, мне не хотелось думать совершенно. Здесь, в пустынных горах, прошел прекрасный день, все было так живо и ярко, что воспоминания об этом я сохраню очень, очень долго. Запах сосен и разогретых камней, вкус чистейшей воды и рядом… как сказать, кто рядом? Пусть все же будет человек, несмотря на весь его странный облик, мы так долго шли вместе, что стали понимать друг друга, несмотря ни на что. Когда-то мы были врагами, но так сложилось, что стали друзьями или… нет, нельзя продолжать дальше, мой срок нахождения в этом мире кончается завтра, я же сама хотела вернуться домой и провидец указал мне путь. Хватило бы решимости…

— Орвилл, а тебе приходилось кого-нибудь убивать?

Мысли о собственной смерти возвращались постоянно и, поскольку провидец не отрицал изначально возможности попросить об этом Орвилла, я собралась с духом и решила выяснить этот вопрос.

— На границе бывает всякое, — вопрос не вызвал вроде бы большого удивления, — и нечисть всякая толчется и с той стороны приходят незваные.

— Нет, я не об этом… я о людях спрашиваю, ну, которые здесь в Лионии… — простой, вроде бы, вопрос повис в воздухе и я долго мялась и прикидывала про себя, надо ли вообще его задавать.

— Почему ты спросила об этом? — Крайден даже не скрывал настороженность, окутавшую его со всех сторон, — тебя интересует это просто так или всё-таки есть конкретный вопрос?

— Нет, — испугавшись его реакции, я не рискнула выдавать настоящую причину, — мне просто интересно стало… ну я же из другого мира, а ты на границе служил, раз боевой маг, то я думала, что у вас здесь война такая… тихая, вот и спросила… а то мало ли, с кем сражаться приходится… неужто людей убиваете? У нас вот за такое наказывают, ну, за убийство, я имею в виду… но у нас и отношения другие совсем, а что на границах делается, то в городах не знают… Хотя, что я говорю, в городах тоже убивают людей, но не просто так, разве что кошелек не отдадут или деньги с властью не поделят… но это делают особые люди, а все остальные… у нас даже драки редко бывают, что уж об убийствах говорить… нет, всякое бывает и в городах, вот пьют вместе, а потом за нож хватаются… или кто мешает кому… бывает, люди болеют и мучаются, тогда просят ускорить их конец…

— И лекари не в состоянии им помочь? — недоверчиво спросил Орвилл, — даже боль не могут унять?

— У нас разные болезни есть, и не от всех вылечивают, а когда больному ничего не помогает и он только мучается сам и его родные не знают, чем облегчить его страдания, то смерть в этом случае представляется избавлением. Правда, у нас такое запрещено, но можно попросить…

— Я это делать не буду, — отрезал Крайден. — Ни по чьей просьбе. Даже по твоей. Ты это хотела спросить?

Сумерки уже переросли в густую ночь, на небе зажглись звезды, трещал костер, а я перебирала свои мысли, рассеянно глядя по сторонам. Заросли «борщевика» были чуть светлее на фоне темного склона и я не сразу поняла, что там происходит какое-то движение. На фоне светлой травы с широкими листьями крутились темные тени, не имеющие никакой формы. Они то вздымались вверх, выскакивая выше верхушек, то двигались горизонтально, сплетаясь друг с другом в темные клубки и опять распадаясь. Звери? Не похоже… что это такое?

— Лерия, спокойно, — Орвилл уже стоял рядом, напряженно всматриваясь в направлении непонятных сгустков мрака, — передвинься поближе к костру, — он выложил два ствола, продолжая костер в сторону. — Сейчас будет стена… не вздумай только никуда убегать, это верная гибель. За огонь они… не пойдут.

— Кто это, Орвилл? — даже отсюда было видно, что темные сгустки постепенно приближались к нам, — а если они захотят обойти костер… что тогда делать?

— Встань ближе к костру!

— Что это? — зубы застучали от страха.

— Дейты, — выдохнул Крайден, — вот ведь угораздило попасть… я бы их разметал без остатка, но чем? — последнее он буквально простонал, скрипя зубами. — Я и мышь не убью сейчас!

Темные сгустки продолжали свой непонятный танец, приближаясь к костру с каждой минутой и уже было видно, что это очень плотные темные вихри, беспрерывно движущиеся во всех направлениях и взвивающиеся время от времени вверх. Темная полоса из них стала расползаться в стороны и загибаться, охватывая костер и нас с Орвиллом в кольцо.

— Орвилл, они нас… убьют?

— Не смотри туда! Подползи к костру как можно ближе!

— Ты же маг, Орвилл, неужели ты ничего не знаешь, что можно противопоставить им? — проклятые сгустки были уже так близко, что до кожи доносились холодные булавочные уколы с их стороны, от которых немело лицо. — Ну подумай, напряги память!

— Им можно противопоставить только силу, а у меня ее нет!

— Лиенвир говорил, что у меня ее много… ну подумай, прошу тебя! Может быть, ты сможешь воспользоваться чем-то у меня! Я же ничего сама не могу… ну попробуй хоть что-то сделать!

На мгновение промелькнула мысль, что если я сейчас умру из-за этих непонятных тварей, то перенесусь к себе, только вот если б это было действенно, то провидец предусмотрел бы эту возможность и сообщил о ней…

— Вставай, Лерия, — рявкнул сзади Орвилл, — вставай, раскинь руки и закрой глаза! Думай обо мне, представь, что мы — одно целое, которое наконец соединилось из двух частей! Давай, думай, что ты — моя часть, всегда была моей… у нас все общее, одно тело на двоих, одна душа на двоих! Мы теперь одно существо, один человек!

Он маг, он лучше знает, что надо делать в таких случаях… что бы там ни было, но даже если это один шанс на спасение, то его надо использовать! Нельзя смотреть на прыгающую перед глазами черную стену, уже почти замкнувшую кольцо вокруг нас, надо раскинуть руки и прислониться… нет, войти мысленно в того, кто стоит сзади, направить туда все, что находится сейчас внутри меня, слиться в одно целое и прорасти через него каждым нервом… светящиеся стволы, вокруг которых надо обвиться… что-то бьется внутри и последним усилием заставить себя биться в такт чужому ритму… попасть в такт… сдвинуть амплитуду колебаний… еще немного, чтобы каждый удар двоих сердец происходил одновременно, как один… р-раз… два… три… холодный комок стреляет внутри и новое общее тело переполняет удовольствие от исторгнутой из него мощи, а вокруг начинает плясать светящаяся багровая стена жидкого пламени, в которой сгорают без остатка порождения мрака, вышедшие на нас…

— Лерия, это получилось, ты слышишь?

— Они… ушли?

Слабость была жуткая, даже язык во рту едва шевелился и веки было также трудно поднять, как гоголевскому Вию. Но это была физическая слабость, а внутри… внутри бродили до сих пор отголоски той необычайной эйфории от собственной силы, мощный выброс которой я испытала с помощью Орвилла. Ощущение неограниченного могущества, когда одним пальцем можно своротить горы, вседозволенности при полном отсутствии сопротивления с чьей бы то ни было стороны… ну не считать же дейтов настоящей опасностью, имея в своем подчинении то, что было недавно? В момент выброса силы ничто на свете не было мне помехой, если бы не собственные сдерживающие центры, то еще неизвестно, что осталось бы на месте неизвестного озера! Или это Орвилл сдерживал меня, а я порывалась устроить здесь конец света? Вошла в раж и не смогла совладать сама с собой?

— Их смело защитой. Они сгорели, а защита вокруг нас такой силы, что здесь можно жить не один день!

— Орвилл, я не очень понимаю…

— То, что произошло, из области высшей магии, подтвержденной теоретическими выкладками, но никогда не имевшей практического подтверждения. Приводились только доказательства, что такой факт может быть, на деле же все эксперименты постоянно проваливались. Запечатанный резерв может вскрыть только тот, кто делал это, ну еще Совет, а я смог зачерпнуть у тебя силы и направить ее… поставить защиту для нас, хотя я совершенно бессилен, как и прежде! Когда мы дойдем до Академии, ты подтвердишь, что произошло сегодня ночью?

— Конечно, — я с трудом разлепила глаза и села. — Эта стена… она и есть защита?

— Твоих сил хватило, чтобы разметать здесь все, — Крайден обнял меня за плечи, — посмотри вокруг! Мы уйдем отсюда, а она останется еще надолго.

Всплывающие в памяти воспоминания о прошедшем больше всего напоминали фильмы катастроф, которыми Голливуд обожает пугать недозрелые умы. Незримая сила пропахала борозды в каменистой почве, взрывая на лету взметнувшиеся вверх камни, поваленные стволы деревьев лежали строго в одном направлении — вершинами от нас — и издалека казалось, что это протоптаны тропинки на зеленых склонах котловины. Заросли «борщевика» потерпели самые большие изменения и зелень сохранилась лишь на двух крошечных островках, а остальное было завалено небольшими камнями и угловатыми обомками скальной породы, при виде которых глаз начал автоматически искать места в окружающем ландшафте, откуда они были беззастенчиво выдернуты. Размер некоторых превышал рост человека и в довершение всего длинные полосы гари простирались от края завалов почти до самого костра. В таком кошмаре вряд ли кто смог выжить…

— Кто такие эти дейты? — жутко хотелось пить, но я никуда не двинулась, пересиливая себя.

— Неупокоенные души. Полагаю, что тут рядом массовое захоронение… они не предполагали, что нарвутся на нас! — Орвилл захрюкал, а я подтянула к себе плащ, на котором мы спали и стала укладываться на нем. — Ты права, пора ложиться…

Пристроившись ему под бок, я поудобнее пристроила голову на плечо и… провалилась в сон.

С утра о вчерашней атаке на нас не напоминало ничего, так же ярко светило утреннее солнце, так же прогуливался по ветвям ласковый ветерок и даже граница защиты не вырисовывалась по траве, уже почти везде подсохшей от обильной росы. Отойдя от берега на приличное расстояние, я все же заметила кое-где на листьях едва заметные черные следы, но и они очень быстро сдувались, оседая легкой пылью на землю.

— Это от дейтов осталось? — уточнила я на всякий случай. — А они не… возродятся из этого пепла?

— Уже нет, — Орвилл осмотрел траву и поднялся, — огонь уничтожает все, даже проклятые души. Захоронение должно быть где-то тут, — он махнул рукой на остатки «борщевика» и каменные кучи рядом с ними, — но мы уже уходим отсюда, а твоя защита еще долго будет держаться. Больше это место ничем не будет грозить никому, не осталось даже пепла. Горели сами камни, под которыми были могилы, а то, что осталось, надежно похоронено навсегда. Пора идти, у нас свои дела впереди… давай руку, сейчас начнется подъем.

Подъем был не столько крутой, сколько утомительный — идешь и идешь вверх по дорожке, которая неизвестно кем была протоптана, потом переваливаешь через седловину, спускаешься, опять идешь по распадку… утомительное однообразие пути не скрашивалось ничем, просто переставляешь ноги, да цепляешься в особо крутых местах за тонкие стволики, не забывая поглядывать вниз — хоть дождей тут и не было давненько, но поскользнуться на камнях, то и дело выглядывающих из-под земли, было легче легкого. Еще на тропинку вылезали скрюченные корни, кое-где стертые до блеска — это подтверждало востребованность горной дороги.

Глухой шум воды из ущелья мы услышали задолго до того, как увидели его, поозирались, прислушиваясь к незнакомому звуку, но он не умолкал и никакой опасности в себе не нес. Само ущелье было впереди, но перед ним надо было миновать широкую луговину, лежащую у подножия вертикальной обветрившейся стены. Щербины и сколы на ее поверхности, созданные самой природой, складывались в прихотливый рисунок, а горизонтальные пласты горной породы проходили четкими линиями на всем ее протяжении. Тропинка вела вдоль подножия каменной стены и терялась за ее поворотом, вся усыпанная осколками камней. Ветер теперь пронзительно свистел в выбоинах высоко над головой и время от времени оттуда вниз падали камешки.

— Надо отойти от стены подальше, — Орвилл пнул камни на тропинке и они заскакали в разные стороны, — лучше прямо по траве, хоть она и кочковатая. Смотри, за поворотом уже ущелье!

— Что-то там про мост было сказано, — мысль о подвесной переправе крепко держалась в голове, — надеюсь, что по нему можно перейти на другую сторону, а не ползти.

— Если тропинка так нахожена, то и мост должен быть в нормальном состоянии, — прибавил шагу Орвилл, — вроде бы он за теми деревьями…

Луговина за поворотом тропинки почти вся оставалась с левой стороны, постепенно с подъемом зарастая молодыми деревцами, а темная полоса стройных высоких елей правее расступалась и дорожка ныряла прямо в них. Подойдя ближе, я ощутила на лице прохладную влажность от близкой воды, висящую прямо в воздухе.

Ущелье было не очень широким, вряд ли оно превышало метров десять, но противоположный берег представлял из себя совершенно неприступную стену, поднимающуюся на высоту пятиэтажного дома. Если бы не вырубленный в этой стене узкий проход со ступеньками, к которому вел очень подозрительного вида подвесной мост, забраться наверх нечего было бы и думать.

— И как тут ходят? — с тоской я осматривала ветхую переправу, связанную по всем правилам кинобоевиков про джунгли, то есть из толстых разлохматившихся веревок и узких досочек. Вместо перил, естественно, тоже использовались веревки.

— Держись за верхние покрепче и долго не стой на одном месте, — Орвилл подошел на самый край и осмотрел мост, даже попинал сапогом, но ничего не выпало и не развалилось. — Мокрый, конечно, но перебираться все равно надо, — он получше пристроил мешок за спиной, еще раз подергал веревки и довольно шустро начал передвигаться на другой берег.

Все сооружение раскачивалось, проседало и даже наклонялось то в одну, то в другую сторону, пару раз он поскользнулся, но быстро восстановил равновесие и уже махал с другой стороны, призывая поторопиться. С сомнением я посмотрела вниз, откуда тянуло водой, но трещина была слишком глубока и дно терялось в водяной дымке. Ну, поехали, что ли…

Веревки на самом деле были целыми канатами, за которые очень удобно было хвататься руками, только вот проклятая раскачка всего сооружения приводила к практически предынфарктному состоянию! Со стороны все казалось так просто — передвинул ноги, потом руки, а на деле от страха сжималось все внутри и было невозможно оторвать ногу, чтобы сделать следующий шаг… это Индиана Джонс бегал по таким мостам, как обезьяна, а я бы лучше ползком да в обход!

Десять метров ущелья показались мне десятью километрами и на противоположный берег я буквально свалилась, боясь оглянуться назад.

— Ну как, жива? — хрюкнул Орвилл, уже давно сидевший на первой ступеньке подъема. — Не самая удобная переправа, но в таких местах других и не делают. Садись, отдохни, — он пододвинулся на ступеньке, освобождая место рядом.

— Страшно, — прислонившись ему к плечу, я вспоминала то, что сказал мне провидец, и меня взаправду передернуло от того, что должно было произойти совсем скоро.

— Это не самое страшное ущелье, берега не осыпаются и мост вполне нормальный, — Крайден воспринял мои слова вполне естественно как последствия переправы. — Есть и похуже места, чем это.

— А тут тоже водится какая-нибудь дрянь типа вчерашних дейтов? — ноги еще тряслись от напряжения и двигаться никуда не хотелось. — У озера вроде все так хорошо было, пока темнота не упала, может и тут нечисть караулит зазевавшихся путников?

— Может и караулит, — как-то легко согласился Орвилл, рассматривая противоположный берег, — но пока я ее не чувствую. Разве что нас нечистью считать?

— Ага, особенно тебя! — фыркнула я от смеха. — Будешь караулить добычу на этой стороне или на той? Или тебе все равно, где ее жарить?

— Где поймаю, там и съем, пока не убежала!

Осмотревшись в поисках предполагаемой добычи, я бросила осторожный взгляд на оставленный берег. Нет, никого… пока никого…

— А этот путь единственный или с другой стороны к кристаллу тоже можно подойти? Ты не знаешь? — дернула я Крайдена. Если обрубить этот мост, то восстановить его будет сложно, но еще хуже, если это единственный путь. Только с того берега можно перекинуть стволы, а с этого назад не переправиться…

— Не знаю, я тут первый раз… а ты не хочешь возвращаться этим путем? По-моему, особо страшного ничего нет, да и мост прочный, а дорогу к порталу отсюда я запомнил хорошо.

— Опять через пещеру провидца? О чем спрашивать тогда будем?

— Вряд ли мы ее найдем, — рука Орвилла обняла меня за плечи, — скорее всего мы пройдем мимо и не заметим ее. Я совершенно уверен, что она открылась только для нас и никто больше не найдет ее в этом месте. Старые предания и древние хроники так давно не упоминали о тех, кто сам приходил в это святилище, потому и не на кого было ссылаться. Если бы кто-то там побывал, то рассказы об этом пролетели бы не только над Лионией, но и над другими королевствами. Описывали бы и гору, и белые камни, и поляну перед входом, а уж более всего — обстановку в самом святилище. Наворотили, конечно бы, лишнего, но при желании можно понять, что в таких рассказах правда, а что вымысел рассказчиков. Мне будет что рассказать по возвращении, тем более, что я был не один и ты всегда сможешь подтвердить мои слова, верно?

Да, мы были там вместе, только вот подтвердить я уже скоро ничего никому не смогу. Мне надо собраться с духом и преодолеть это последнее расстояние, но сперва дождаться… дождаться тех, кто идет за нами, о них говорил провидец, иначе я навсегда останусь тут. Стало грустно, как всегда бывает при расставании навсегда с теми местами, которые вдруг неожиданно полюбились в незапланированной поездке. Немножко горько уходить из этого мира, но у меня другая жизнь там, куда не долетают даже мысли и та жизнь для меня родная и привычная, а здесь я никто, я фантом, призрак, отголосок чужой души. Хорошо, что под конец пути мы с Орвиллом смогли найти общий язык и я не уйду отсюда, источая ненависть и злобу. Он вернет себе нормальный вид, а с Дайлерией как-нибудь разберутся и без меня. Что она там такое натворила, у меня дома? Одно хорошо, она жива, значит, я тоже буду жить, вспоминая произошедшее в Лионии как замечательный сон или ожившую фантазию…

— Что случилось? — тревога Орвилла передалась мне и я прислушалась. — Что-то не так?

— Да, я слышу… точнее, чувствую, — вскочив на ноги, он всматривался в противоположный берег ущелья. — Лерия, поднимайся, нам надо быстрее уходить наверх!

Ну вот, начинается… я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться и ничего не перепутать из услышанного в святилище. Спокойно… спокойно… тогда все получится!

— Орвилл, не надо бежать, — дернула я за мешок, — надо обрубить веревки, чтобы они не перешли на этот берег. У тебя с собой нож, давай, руби, ну руби же скорее, иначе мы не успеем подняться даже до первой площадки!

— Лерия, что ты знаешь? Ты не все сказала мне? — он не спешил доставать нож, смотря то на меня, то на приближающиеся фигурки на той стороне.

— Да… но сейчас обруби этот мост, а потом там, наверху, я расскажу тебе все! Ну руби же его скорей, прошу тебя!

Несколько взмахов тяжелого ножа сделали свое дело — ближайшие дощечки с глухим стуком полетели вниз, волосатые канаты еще поизвивались некоторое время во влажной дымке и тоже бессильно повисли вдоль противоположной стены. Теперь оттуда никто не переберется и не ударит в спину. Наверх, скорей наверх!

Фигурки неизвестных преследователей были уже хорошо видны через редкий ряд темных елей, они ускорили шаг, а мы уже поднимались по круто вырубленной лестнице, заворачивающей влево. Не таким глубоким был сделан этот подъем или те, кто его делали, были гораздо меньше нас ростом, но на фоне темно-серого камня мы очень хорошо были видны издали. Трое людей заметили нас и теперь уже бежали не к месту обрубленной переправы, а параллельно нашему движению по своей стороне ущелья, которая постепенно поднималась лесистым склоном.

— Лерия, скорей сюда! — рявкнул сверху Орвилл, первым выскочивший на открытую площадку у подножия вертикальной скалы. — Ну, скорей же, сейчас за поворотом мы уйдем по другой лестнице и они не достанут нас!

— Бегу, я бегу за тобой! — вылетев на площадку, я повернула следом за Крайденом направо, в обход выступающей части и встала на первую ступеньку, чтобы он видел, что я сзади… спасибо тебе, Орвилл, ты довел меня до этого места, дальше ты пойдешь один…

Я бросила последний взгляд на широкую спину в темной рубашке, закусила губу и повернула назад. Все, я пришла, провидец описал это место очень четко, я ничего не перепутала. Надо только сделать последние шаги и встать спиной к скале, чтобы те, на другой стороне, увидели меня. Они будут думать, что бросают заклинание в Дайлерию, она маг, она будет здесь сама бороться за свою жизнь, а я вернусь… почему замерли все звуки там, куда уже успел подняться Орвилл? Он не должен возвращаться… что это стекает с камня около плеча… неужели они промахнулись, провидец же говорил, что все должно произойти мгновенно и не будет ни страха ни боли! Понимание происходящего пришло мгновением позже — я слишком долго смотрела вслед Крайдену и опоздала на доли секунды, чтобы занять указанное провидцем место у подножия скалы…

— Лерия! — в одно целое слился крик Орвилла с пролета лестницы, бухающего сапогами за поворотом, тонкий взвизг на уровне ультразвука и острый удар в левую половину груди. Поначалу я даже удивилась, почему все говорят, что это так больно, я же стою и ничего не чувствую, только вот почему-то в ногах нарастает слабость и надо прилечь немного, чтобы она прошла, мы же так долго шли…

— Лерия, — чьи-то руки подхватили меня, не давая улечься прямо на открытой площадке под скалой и яркое солнце закачалось во все стороны, а внутри стала нарастать боль, захватывая все вокруг, — зачем ты вернулась? Я же видел, что ты пошла за мной! Зачем ты это сделала?

— Б-больно, — я попыталась показать, где больно, но Орвилл не дал мне поднять руку и положил свою на место удара, произнося речитативом непонятные фразы. Боль не ушла, она свернулась внутри, ожидая своего часа. — Он… обещал, что все… будет быстро…

— Кто обещал? Лерия, кто? Провидец?

— Да… только так… я могу… уйти… — ноги начали леденеть, а внутри что-то мерзко забулькало и стало не хватать воздуха.

— Ты все знала и молчала! Но был же другой путь, зачем ты согласилась на это? Я бы помог тебе, надо было только подождать… Лерия, ты слышишь меня? Подожди, не умирай, я остановлю кровь и попытаюсь стянуть рану, моих сил хватит на это!

— Нет… — изнутри поднималась густая влага и говорить было труднее с каждой секундой, — не удерживай меня… он сказал… чем быстрее я здесь… буду жить… там…

— Лерия… — голос Орвилла упал до шепота или я уже не слышала его?

— Жаль… не увидела… — боль вырвалась и уже стала ломать все поставленные им преграды, а перед внутренним взором стали проноситься картинки-воспоминания всего, что произошло со мной в этом мире. За доли секунды я пережила заново все с первого пробуждения в комнате Дайлерии, весь путь, проделанный с Орвиллом до последних шагов по лестнице и удара от наших преследователей. С трудом подняв правую руку, я погладила по заросшей редкой шерстью морде дрожащими пальцами, прощаясь с моим спутником.

— Что не увидела? — Орвилл наклонился почти к самому лицу так близко, что заслонил собой все вокруг.

— Как ты… выглядишь… — хотелось еще много чего сказать на прощанье, но внутри взорвался жидкий вулкан, не давая возможности последнего вздоха, и все вокруг заволокло чернотой.

Темно, Вокруг все темно, только вдали проглядывает светлое пятнышко. Откуда в этой темноте такой далекий свет? Пятнышко приближается, расширяется, неожиданно заполоняет собой все пространство и неестественно яркий свет режет глаза.

— Бу-бу-бу… бу-бу… бу-бу-бу… — гудят вокруг.

Кто это гудит, почему я их не понимаю?

Свет очень размытый, это даже не свет, а полумрак, что-то пищит рядом. Непонятно, открыла я глаза или нет?

Мерный писк раздражает, но заставляет задуматься, где я и что вокруг? Опять свет, на его фоне движутся тени, нет, уже не тени, это люди…

— Она очнулась, смотрите, Сергей Валентинович!

— Да, вижу, зрачки реагируют на свет. Поздравляю нас, Светочка!

Светло. Писк, так раздражающий меня, где-то за головой, но туда не дотянуться и даже не посмотреть. Кто-то ходит рядом… встать бы, да пройтись тоже… почему никак не пошевелиться… а-а-а-а, больно!

— Валерия, ты слышишь меня?

— У-у-у-у…

— Больно?

— Ы-ы-ы-ы…

— Раз стонешь, значит очнулась! Давай-ка укольчик сделаем… вот так, хорошо…

— Где… я…

— В реанимации, где ж еще! Сейчас спи, тебе больше спать надо, раз очухалась и говоришь, значит, жить будешь!

В палате, куда меня перевели из реанимации, лежали еще три женщины, которых я слышала, но не видела. Лежу и лежу с закрытыми глазами, потому как на свет даже смотреть больно, да и не хочется особо. Впрочем, есть тоже не хочется, только что пить мне что-то подсовывали, а то пересохло все в горле.

— Лера, ты живая? — это Лида, голос у нее тонкий и она обязательно поутру спрашивает меня, пока я не откликнусь.

— Живая, живая, — вставать я еще не могу, но вчера под вечер уже села самостоятельно.

— Доброе утро, девочки, — басит Таня, — как спалось?

— Ты храпела, никакого сна нормального! — брюзжит Лариса фальцетом. — Хоть наушники одевай!

— Лариска, кончай заводиться, лучше кипятильник воткни, чайку попьем, — добродушно гудит Таня, — вон и Лера уже садилась вчера, ей тоже нальем! Лер, а к тебе чего никто не ходит? Не знают, что ли, что ты на том свете побывала?

— Да некому ходить, — я так и лежу с закрытыми глазами, шевелиться пока лень, — мама у меня далеко, а у подруг свои дела.

Маме пока что не сообщали ничего. Сперва просто не знали ее адреса, а когда нашли, то я уже очнулась и переехала в эту палату, упросив врачей не травмировать родительницу. Жива и хорошо, вот уже на поправку пошла, вчера села, сегодня ноги на пол спущу…

Привезли меня сюда по Скорой, как рассказал лечащий врач Петр Сергеевич, поскольку я попала в аварию. По их мнению отделалась я достаточно легко — сломала стопу, руку, получила легкое сотрясение мозга и сдвиг позвонков. Это не считая мелких и крупных порезов, а также разбитой головы со стороны затылка, куда наложили четыре шва. Что было причиной аварии, мне не сказали, пояснив, что надо с этим вопросом идти в ГИБДД, от чего у меня заныло во всех местах сразу — а ну как я оказалась виновницей ДТП и там еще люди пострадали? Самое противное было то, что я ничегошеньки не помню — ни аварии, ни поездки, ничего. Пусто в голове совершенно и как бы я ни напрягала память, кроме разноцветных всполохов и взрыва боли не получала ничего.

— Лера, да ты не тушуйся так, — успокаивала меня Таня, поедая гигантский бутерброд с шинкой и сыром, — если бы там еще пострадавшие были, менты уже плясали бы у твоей палаты, точно говорю! Игорь-то мой так сразу и спросил, был у тебя следователь или нет? Ты уже который день из реанимации? Пятый? Да они без мыла и в реанимацию лезут, коли дело есть, а у тебя вряд ли… Ну хочешь, Игорь будет посвободней, узнает, что там у тебя произошло?

— Боюсь я, Тань, — лежать я уже не могла, ходила потихоньку по стеночке и держась за кровати, прихрамывая и стеная про себя, — ладно если одна влетела, а то ведь и со мной кто-то ехать мог! Одного не понимаю, я всегда так аккуратно ездила, не гоняла, как сумасшедшая, а тут по мне как будто танк проехал…

— Может и под грузовик влетела, — встряла в обсуждение Лариска, — наберут туда узбеков да таджиков, а они права покупают только, вот тебе и подарок на дороге. У меня так сосед-пенсионер до дачи не доехал, все «копейку» свою холил, а на него абрек выскочил на мусорке… хорошо хоть дед живой остался! Абреку-то что, а у соседа сердце прихватило, да и денег ему на новую машину не накопить больше… у-у, чертово племя! — погрозила она кулаком в пространство.

— Как самочувствие, Валерия Павловна? — жизнерадостно интересовался Петр Сергеевич на обходе и за его спиной виднелись еще несколько человек в белых халатах, с интересом вытягивающие головы в мою сторону. — Повезло вам, девушка, даже переломы у вас несолидные какие-то, — засмеялся он, полуобернувшись к своей свите, — из машины ее едва достали, думали, что труп там, а у нее, представляете, даже серьезного перелома нет ни одного! Так, трещинки какие-то, дома бы похромала и не заметила, но гипс все-таки наложили… не чешется?

— Чешется, — созналась я, пытаясь забраться пальцами правой руки под оба гипса, — и сзади чешется…

— Там, Валерия Павловна, шрамчик небольшой у вас, — пояснил врач, — немного волосы выстригли, но это дело поправимое, отрастут. Не дергает там ничего? Скоро швы снимем, все в порядке будет. Руками туда не лазайте, хорошо? А спина как себя ведет, встаете сами или подружки по палате помогают?

— Сама встает, — отозвалась Таня, — мы уж думали, неделю пластом будет лежать, да куда там! На второй день уже загоношилась, чуть ли не в туалет сама собралась бежать!

— Сама встаю, только медленно очень, — заныла я и попыталась сесть, но врач замахал руками, призывая не делать таких глупостей, — да и хожу, только держась за стенки…

— А вам уже бегать хочется? — настроение у Петра Сергеевича было хорошее и он подозвал одного из белых халатов за своей спиной. — Молодой человек, вы, кажется, что-то доказывали недавно про необходимость массажа и просмотра в обязательном порядке позвоночного столба после любой травмы? Вам предоставляется прекрасная возможность доказать свою точку зрения.

Судя по виду, вытащенный из общей массы белый халат уже пожалел о своей настойчивости в споре с вышестоящим начальством, но медсестра занесла требование лечащего врача в блокнот и осмотр болезных потек дальше.

— Ходить, как я понимаю, вы еще сами наверх не можете, — процедил сквозь зубы парень и громко вздохнул. — Ладно, на каталке привезут…

Несмотря на свою ершистость и постоянное недовольство всем окружающим, у Николая, как звали парня, оказались неплохие руки, а в совокупности с рентгеном спины он быстро определил, что и где сдвинулось в результате аварии.

— Основная проблема со здоровьем у девяноста процентов населения возникает именно из-за проблем с позвоночником, — читал он мне очередную лекцию, проходя пальцами вдоль спины. Там все время что-то щелкало и к концу сеанса кожа горела огнем, а вставала я с его стола с большим трудом. — Даже малейший сдвиг вызывает зажимание нервов, а как следствие — отек, боль и воспаление. Со временем позвонки пристраиваются жить в новом для них положении, отек спадает и боли уходят, а вам кажется, что все прекрасно и лечиться больше не надо. Но, к сожалению, это совсем не так, начинают изменяться хрящи и дело может дойти до инвалидности, если за это во-время не взяться. Поначалу вернуть позвонки в первоначальное положение будет очень болезненно, опять сдвиг, боли, отеки, но другого пути нет… лучше уж потерпеть вправление позвонков и жесткую фиксирующую повязку, чем операцию!

— После ваших сеансов я даже поднималась с трудом, — прогудела я из-под сложенных рук, — по всей спине прошибало, а ночью не перевернуться было!

— А что вы хотели? Даже если после аварии нет видимых травм, то позвоночник надо проверять все равно, — менторским тоном поучал меня Николай, попутно присовокупляя к рассказам врачебные байки для поднятия настроения. Смеяться над незадачливостью врачей и пациентов мне не хотелось — боль то и дело стреляла по спине, заставляя дергаться и постанывать. — Вы вот даже не помните, была ли у вас боль сразу после аварии?

— Не помню, — согласилась я, — я до сих пор ничего не могу вспомнить, что со мной произошло. Петр Сергеевич сказал, что переломов мало…

— Шутник, — бросил Николай сверху, — лучше руку или ногу сломать, чем позвоночник! Судя по характеру ваших травм, был сильный удар обо что-то, как следствие этого — резкое торможение, а для позвоночника это уже оказалась непосильная нагрузка. Ремешок-то не зря требуют накидывать, а вы, скорее всего, без него лихачили, вот вам и результат налицо. Хорошо еще, что через лобовое не вылетели, Валерия Павловна, тогда все куда как хуже могло быть! Получается, что вы согнулись, позвонки резко вдавились друг в друга, плюс по затылку что-то ударило… шрам-то приличный получился. Вы днем больше ходите или лежите? — неожиданный вопрос поставил меня в тупик.

— Не знаю, по-моему примерно одинаково получается и лежать и ходить. Вставать трудно, поднимаюсь только перебирая руками по спинке кровати, ложиться тоже больно, но если уж встала, то стараюсь двигаться… или надо лежать больше? — внутри зрел нешуточный испуг, что я делаю все не так и тем самым отодвигаю свое выздоровление на неопределенно долгий срок.

— Ни в коем случае! — Николай для убедительности даже повысил голос и поднял руки со спины, от чего тут же мерзко заныло где-то в пояснице. — Лежать неподвижно для вас сейчас путь к инвалидности, запомните это! Без сильного мышечного корсета вам ничего не поможет, что бы там не говорили по этому поводу! Спортом занимались, Валерия Павловна? Можете не отвечать, вижу, что мышцы есть, но слабоваты для данного случая. Хотя у других и такого нет, спину смотришь, а там кожа да кости, позвоночный столб поддержать нечем. Отсюда и сдвиги позвонков, остеохондрозы в двадцать лет и боли, которые лечат лишь уколами. Плавать надо больше, наклоны делать, упражнения специальные… потом покажу, какие!

— Плаваю я и так, если есть возможность, вроде и работы физической не чуралась, — попыталась я оправдаться в глазах врача.

— Мало, мало этого, — припечатал он, — не будете заставлять мышцы работать, не выздоровеете, помяните мое слово! Сейчас я вам помогаю, но потом вам придется делать это все самой, причем каждый день. Снимки вашей спины я видел, томографию изучил… кстати, руки-ноги болят?

Прислушавшись к себе, я пока не смогла ответить на этот вопрос. Болело все по очереди, ныла спина, то и дело отдавало болезненными ощущениями во все стороны и вычленить что-то одно было практически невозможно.

— Да наверняка отдает вам в руки, — Николай закончил сеанс и плотно обернул меня простыней, — только вы пока не замечаете этого. Если почувствуете, не пугайтесь — со временем боли пройдут, но потерпеть придется. Вас будет лечить только время.

— Но само же все не пройдет? — охая и кряхтя, я кое-как сползла со стола, боясь сделать лишнее движение. — Еще что-то надо, кроме массажа?

— Конечно надо, — кивнул врач, — сперва анальгетики попринимаете, чтобы спать можно было, есть еще кальциесодержащие препараты, я вам напишу название, тоже будете принимать. Хорошо бы на Мертвое море поехать или на худой конец в Египет, на Красное — для вашего состояния это сейчас был бы наилучший вариант. В Чехию, в Теплице, там санатории просто созданы для ваших проблем. Но к нам надо пока ходить постоянно, без массажа вам выздоровления не видать. Учтите, что только постоянный приток крови к пораженным местам стимулирует быстрейшее зарастание всех переломов и восстановление нервных окончаний. МРТ вам не делали? Я напишу направление, надо будет обязательно пройти, чтобы иметь полную картину ваших проблем. Нервные пучки могут быть травмированы… да скорее всего, так оно и есть, но почувствуете вы это позднее, когда будете жаловаться на боль в руках. Для того, чтобы избежать лишних неприятностей и начать восстановление как можно быстрее, не бросайте дело на полпути, когда выйдете из больницы. Вам сперва может показаться, что с вами все в порядке, но это лишь видимость, а сама проблема никуда не уйдет.

Из больницы я вышла в таком виде, что краше в гроб кладут и приехавшие за мной Ленка с Мишкой только отводили в сторону глаза, стараясь не очень удивляться. Впрочем, болеть никогда никому удовольствия не доставляло и сам процесс тоже не приносил особых радостей, почему я должна была быть исключением из правил?

— Лер, мы просто все в шоке были, когда узнали, что ты в аварию попала, — Ленка не оборачивалась ко мне с переднего сиденья, только встречалась глазами в зеркале заднего вида и тут же тяжело вздыхала. — Честно говоря, я была уверена, что у вас свадьба с твоим парнем, а тут все наоборот получилось… Фатеевна сказала, что никого не возьмет на твое место, так что ты за работу не беспокойся, приходи спокойно назад…

— Спасибо, — я придержалась рукой при толчке, охнув от неожиданной боли в спине. — Если я еще и без работы останусь, то уж лучше сразу повеситься! Так что всем передай мою искреннюю благодарность и обещание выйти сразу же, как смогу.

— А что еще у тебя, переломы есть? — Мишка видел жесткий лангет на руке и хромоту, но меня больше всего беспокоила спина.

— Это не переломы, трещины и то небольшие, — пристроившись поудобней, я перевела дух, — заживут и не вспомню, что и были. По затылку что-то ударило, там швы накладывали, но самое поганое — позвоночник. Удар был сильный, получился компрессионный перелом…

— Ох ты ж мать твою! — Мишка выругался так забористо, что Ленка удивленно воззрилась на него. — Знаю, что это за дрянь, у нас парень один тоже в аварию попал, пришлось потом операцию делать все равно. Правда, он вообще чудом живой остался, спасатели сами удивлялись, когда его вырезали из машины… под грузовик влетел, понимаешь? Гнал по трассе, а как обгонять стал, на встречку вышел, перестроиться не успел ну и разбился… Ноги переломал и спину, полгода пластом лежал.

— Намекаешь, что я легко отделалась?

— Не намекаю, а прямо говорю. Девятка твоя уже на запчасти разобрана, специально ездил туда посмотреть, что да как… жалко, но жизнь-то дороже! Ты вон три недели отвалялась и почти новенькая вышла, даже своими ногами. А как влетела-то, помнишь?

— Ничего не помню, Миш, — меня опять тряхнуло, от чего левую руку прошила тупая боль. Ну вот, начинается то, о чем предупреждал Николай, а что дальше будет? Буду с палочкой ходить, боясь сделать лишний шаг? — Не спеши пожалуйста, а то мне каждая кочка бьет по живому… Миша, направо сворачивай и на объездную выезжай.

— Зачем на объездную? — удивилась Ленка, — тебе же в центр надо…

— Не живу я больше там, — и в ответ на два вопросительных взгляда пояснила, — я теперь в Саперном живу. Только вы не наседайте с вопросами, а то мне даже говорить долго невозможно, голова болеть начинает.

— Лера… — растерянно протянула Ленка, бросив ремень и повернувшись ко мне, — Лера… что произошло? А парень твой где? У тебя квартира была такая… ох ты ж мать твою, — она в испуге закрыла ладонью себе рот, но во взгляде читалось непритворное сочувствие, — Лерочка, как же так получилось? Это из-за него все произошло, да?

— Ленка, ну что ты в душу лезешь без мыла? — одернул ее Мишка, — ты же видишь, ей и без того плохо, а ты со своим любопытством по живому ковыряешься! Захочет, сама расскажет, не захочет, значит не будет рассказывать. Не лезь, сказал! — рявкнул он на Ленку, которая раскрыла рот для очередного вопроса. — Лера, ты лучше скажи, может, чем помочь надо?

— Спасибо, ребята, — вспоминать все происшедшее было невмоготу, но и вешать на них свои проблемы я не имела права. — Вы довезите меня только, желательно в целом виде!

— Там магазины у вас есть какие-нибудь? — Ленка заткнула свое любопытство подальше и вспомнила про насущные проблемы. — У тебя дома, наверно, шаром покати?

— Да уж это точно, — прикинула я время, в течение которого не появлялась дома. — Если что и было, то все стухло…

— Мишка, с КАДа где съезжать будешь? — она закрутилась во все стороны, рассматривая дорогу, — за вантовым мостом?

— Да, через Рыбацкое поедем, там можно зайти куда-нибудь, пока не вечер еще, — он повернул направо, съезжая с объездной и я стала рассматривать знакомые места, прикидывая, сколько времени мне еще придется пролежать дома.

Мишка с Ленкой подавили еще раз свое изумление, увидев воочию мое новое обиталище, причем если Мишка был больше удивлен отдаленностью поселка, то Ленка вспоминала мою старую квартиру и тихо охала и материлась при сравнении ее с комнатой. Для меня самой этот контраст уже не был столь ошеломляющим, как в первые дни моей жизни здесь, все последующие события стерли остроту утраты квартиры из памяти, осталось лишь сожаление об утраченном. Дом встретил нас хлопаньем рассохшихся дверей, сквозняком из щелей по дощатому полу в коридоре и урчаньем в туалете, откуда несло запахом канализации и ржавой водой. Лампочки в коридоре горели через одну тусклым светом и в первую минуту я никак не могла вспомнить, какая же из коричневых дверей — моя. Ядовито-синие обшарпанные стены давили на подсознание, напоминая бесконечный туннель, из которого никак не найти выхода. Впереди хлопнула дверь и нескладная фигура зашаркала ногами в сторону кухни, но повернулась и направилась в нашу сторону, позвякивая чайником.

— Кого ищете-то? — спросил обитатель здешней «вороньей слободки» и глухо заперхал, всматриваясь в нашу троицу. — Не из жилконторы часом… ух ты, Лерка, ты, что ли? Надо же, приперлась… чего это с тобой приключилось, а?

— Из больницы она, не видишь сам, — Мишка неприязненно посмотрел на подошедшего, переложив в левую руку пакет с моими вещами, — и так едва живая, а ты с расспросами лезешь! Лер, ключи где у тебя?

— Не помню, — я тряхнула карманы куртки, хотя совершенно точно знала, что никаких ключей у меня с собой нет, как нет мобильника, сумки и даже документов. Права и все документы на машину были у ментов, со мной в больницу приехал только паспорт, весь измятый и заляпанный грязью. Что носила с собой Дайлерия, мне еще предстояло выяснить, как и узнать, что же произошло с ней на самом деле. — Нету ключей, Миш, придется новый замок вставлять, а этот сломать…

— Чего его ломать-то, — загнусил подошедший, в котором я с трудом признала малознакомого мужичонку, зачастую пившего вместе с Лехой, — ща ножом откроем, там и ключи запасные поищем! Чего стоишь, забыла, что ли, какая дверь твоя? — хихикнул он, дыхнув старым перегаром. — Ну пошли, напомню, так и быть… а то неровен час Люська заявится, так она тебе живо припомнит все, еще раз в больницу угодишь!

Слова мужичонки, имя которого я с трудом вспомнила, навевали уж совсем неприятные мысли и добавляли еще проблем к имеющемуся у меня списку. С Люськой у меня были вполне нормальные отношения до этого времени — она стреляла у меня сотни до получки, делилась переживаниями и конфликтов с ней я не имела. Не подруга, которой можно поплакаться в жилетку, но вполне нормальная деваха, которой не слишком повезло в этой жизни, по-своему честная и добрая, несмотря на все трудности. Терять взаимопонимание с ней мне не хотелось, а Генкины намеки заставляли опасаться встречи с ней.

— Чего смотришь, как неродной? — Гена шумно почесался и толкнул дверь ногой, отодвинув Мишку в сторону. — Ща мы ее… — прихватив чайник, он удалился за одну из таких же коричневых дверей, откуда очень быстро вышел, держа в руке нож, обмотанный изолентой. — Учись, как двери надо открывать! — просипел он через несколько минут, — Лерка, с тебя пиво!

То, что встретило меня в комнате, носило вид натурального бомжатника. Грязная посуда, окурки, утопленные в стаканах и кружках, липкие лужи на полу, почему-то включенный комп и в довершение всего — куча грязного постельного белья около окна за диваном. Пройдясь до этой кучи, я почувствовала странный запах, но докапываться прямо сейчас до его источника не было ни сил ни желания.

— Лера, — Ленка озиралась вокруг, боясь дотронуться до чего-либо руками, в которых она держала пакет с продуктами, — а холодильник-то у тебя работает?

Я вполне понимала сейчас ее состояние, даже можно сказать больше — я тоже боялась дотронуться сейчас хоть до чего-то в этой жуткой комнате из опасения подхватить какую-нибудь заразу. На работе я выглядела всегда на «пять», поддерживая уровень своего имиджа всеми силами. Макияж, маникюр, вся одежда чистая и аккуратная, а обстановка в комнате носила такой диссонанс с моим видом, что я не верила своим глазам. Объяснять всем, что в этой комнате столько дней жила не я — бесполезно, все равно не поверят. Было очень страшно начинать расспрашивать о том, что тут происходило…

— Лер, — Ленка наконец пришла в себя, сдернула с дивана грязное белье и бросила его в кучу на полу, — давай ты присядешь пока сюда, а я помою кружки и приберусь маленько. Миш, не стой столбом, бери чайник и топай на кухню, заодно и посмотришь, кто тут чем дышит. Значит, тут ты теперь и живешь…

Лежа на диване, я отрешенно смотрела, как Ленка сгребает в таз заплислые остатки со стола, собирает мусор в мешки и таскает грязную посуду на кухню, громогласно поругиваясь с теми соседями, кто повылезал в коридор. Было стыдно за все безобразие, оставленное мне, но сделать я ничего не могла, кроме как принять анальгетики и дожидаться, пока они подействуют. Вернулся с кухни Мишка с чайником, Лена помыла стол, убрала продукты в холодильник и присела рядом со мной, поглаживая по руке.

— Лер, ты не расстраивайся так, — утешала она, — все пройдет, тебе сейчас главное — восстановиться после аварии, потом уже будешь думать, как дальше жить. Ты только не пей, ладно? Ну ушел этот твой красавчик, ну и шут с ним, другого найдешь, еще лучше… квартиру, конечно, жалко, но… ты же жива, остальное приложится…

— Лер, я чай заварил, — Мишка налил мне кружку и подставил стул, — садись к столу. Попей нормального, а то в больнице одни пакетики, небось пили, а там не чай, а мусор с пола складывают… вот бутербродик съешь с колбаской, а то от тебя одни кости остались…

Забота ребят была так приятна и неожиданна, что я сперва неожиданно для себя разревелась, а потом рассказала им все, что произошло и почему я осталась без квартиры.

— Ну и сволочь же он, этот твой Лешик! — вскипела Ленка, фыркая от негодования, — это ты еще и благодарна ему должна быть за эту помойку? Гад какой! И менты тоже сволочи!

— Лен, ты не кипятись, ладно? Мне поначалу тоже всех хотелось на куски порвать, потом я уже поняла, что сделать я здесь ничего не могу, — меня передернуло, когда я вспомнила визит амбала и фотографию, брошенную под ноги. — Сама виновата во всем, вот и расхлебываю теперь. Сейчас уже полегче стало, а поначалу вот плохо было так, что и не описать. Пройдет, и не такое переживали, мне бы только на ноги встать, а там полегче будет!

— Это правильно, — поддакнул Мишка, — тебе сейчас главное на ноги подняться, на работу выйти… деньги-то есть?

— Да, спасибо, — еще предстояло проверить, сколько наличности у меня осталось, но это я сделаю попозже. — Спасибо, что привезли меня.

Ребята уже уехали, а я занялась осмотром комнаты, пытаясь понять, что тут было в мое отсутствие. Деньги остались целы — либо Дайлерии они в принципе не понадобились, либо она их просто не нашла. Этот факт меня обрадовал весьма и весьма — каждый визит к Николаю вылетал для меня в приличную сумму, а без его рук мне пока не обойтись. Кроме того, надо что-то есть, а выйти на работу я смогу не раньше, чем через две недели. При известной доле экономии я их протяну… да чем же это так пахнет от кучи в углу?

Брезгливо рассматривая скинутое на пол белье, я решала задачу — стирать его или плюнуть на все и сразу выкинуть на помойку? Что тут делали, было теперь понятно и без подсказок со стороны соседей — могла бы и сама догадаться, поскольку кое-какие черты характера Дайлерии мне стали понятны там, в Лионии. Если она здесь отрывалась по полной, то пора бежать по врачам, уповая на нашу медицину и желать одного — чтобы не было никаких последствий. Стиралки у меня не было и раньше я решала эту проблему суперпросто — грузила все в машину и везла в прачечную самообслуживания, где стирка обходилась мне вполне сносно по деньгам. Сейчас же ввиду отсутствия машины дело принимало скверный оборот… ну вот, еще одна проблема нарисовалась, надо ехать к ДПСникам и выяснять, где произошла авария и были ли свидетели. Каждая новая задача накручивалась сверху на предыдущие, как сахарная вата на палочку и все их надо было решать…

— Ну что, вернулась, стерва? — Люська ввалилась ко мне без стука поздно вечером, когда я пыталась застелить диван последним чистым бельем и без приглашения плюхнулась на стул посреди комнаты. — Допрыгалась, зараза? Ну теперь больше кулаками махать не будешь, — она победоносно посмотрела, как я поднимаюсь, опираясь на спинку стула, — теперь меня послушай. Бить тебя я не буду, а то рассыплешься еще, а мне грех на душу брать неохота за тебя. Хоть ты и нагадила мне, но я долго зла не держу, но запомни — еще раз только жопой вильнешь на глазах у Лехи, отметелю без всякой жалости! И ведь поначалу я к тебе нормально относилась, жалела даже… знала бы, что ты дрянь такая, близко бы не подошла. Ну скажи, чего ты на Леху кинулась? Ладно бы он нравился тебе, так тебе же было все равно с кем по койкам валяться! В общем, я предупредила тебя, а дальше сама думай, как поступать.

Люська пошла к двери, вздернув голову, а мне стало мерзко и противно так, хоть волком вой.

— Люся, подожди, не уходи, — окликнула я соседку, скрежеща зубами от невозможности никому ничего доказать, — давай поговорим…

— О чем это я с тобой говорить буду? — Люська удивилась и встала у дверей, рассматривая комнату. — Хватит, наговорилась уже, а кулаков твоих я не боюсь. Будешь вести себя нормально, живи, а болтать с тобой мне противно.

Хлопнула дверь в комнату, с потолка посыпалась пыль и кусочки старой штукатурки, довершая картину убогости и неразрешимости проблем, свалившихся на мою голову. Захотелось напиться и не вспоминать ничего…

Понемногу жизнь возвращалась в нормальное русло. Через день я ездила к Николаю, подсчитывая по пути, на сколько визитов к нему мне еще хватит денег. Спина болела, но он уверял, что все идет нормально и эти боли — явление временное, скоро они будут проходить. Понятие «скоро» у него и у меня сильно разнилось. Для него это был период в пару месяцев, для меня — в пару недель. Именно на этот срок мне еще хватало денег, а дальше… дальше придется жить, пока я не получу зарплату, тогда можно будет возобновить визиты к нему. Пока особого облегчения я не чувствовала, приходилось глотать анальгетики и терпеть, сцепив зубы, когда они подействуют.

Последний снег еще лежал в тени больших елей, в придорожных канавах стояла холодная и грязная вода, когда я приехала на место аварии, случившейся почти два месяца назад. Маршрутка хлопнула дверью, обдав меня напоследок вонючим дымом и грязной сыростью с обочины Мурманского шоссе и я еще долго стояла, пережидая несущиеся мимо меня машины. Кое-как перелезла через отбойник посередине, миновала еще две полосы и побрела к месту, которое мне показали ДПСники на фотографиях. Разбитую машину уже разобрали на запчасти, а то, что от нее осталось, увезли металлисты, оставив на мокрой земле незначительные детали. Ну вот, здесь все и произошло…

Еще при разговоре с ментами я расспрашивала о свидетелях, пытаясь восстановить картину происшедшего для себя лично.

— Был один, с видеорегистратором, — пояснял мне средних лет мужик, заполнявший какие-то протоколы, — он и вызвал нас и спасателей. Сняли мы у него кассету, только там ничего криминального нет, как не крути. Вы его обогнали километра за три до того места, где ушли с трассы, а он ведь на иномарке шел. Чего гнали-то так, Валерия Павловна? Ладно бы новая была ваша лайба, а то «девятина» не первой свежести… ну не справились с управлением, следов экстренного торможения не было, как шли по шоссе, так и слетели, как будто руль заклинило. Кроме вас того Субару по дороге никто не обгонял, хорошо, что никто не пострадал. Хозяин Субару и вас пытался вытащить, да двери заклинило от удара о дерево и движок в салон въехал, так что он только с огнетушителем стоял наготове рядом. Как вы туда вбились, непонятно, будь вы чуть потолще, так не поместились бы ни за что, а так прямо как по заказу под вас щель получилась. Тот мужик нас дождался, фотографии сделал, кассету отдал и уехал. Летаете, как сумасшедшие, а потом делаете круглые глаза, мол, ничего не помню… Вчера вон ребята ездили, с дерева одного снимали, представляете? Летел аж 160 по двухполосному шоссе, канаву перелетел и повис на дереве, даже подушки не спасли. Вы-то в рубашке родились, раз после всего сами приехали к нам!

Я присела на поваленный ствол, достала бутылку, пластиковые стаканчики и ломти хлеба. Разлила водку, накрыла ее хлебом и поставила у подножия той ели, на стволе которой до сих пор были видны следы удара. В лесу было сыро, тинькали синицы и поднимался влажный холодный туман, от которого пробирало до костей. Выпила свою пайку, зажевала хлебом и закрыла глаза. Зачем ты так гнала машину, Дайлерия? Куда ты спешила? Ты всем вокруг всегда пыталась доказать, что можешь быть умнее, прозорливее и сильнее всех, ты не терпела, если кто-то шел на шаг впереди тебя, неважно, кто он был, муж, сокурсник или просто знакомый. Ты всегда хотела быть первой и единственной, самой-самой во всем… ты постоянно доказывала свое превосходство окружающим и поплатилась за это в другом мире. Субару шел сто двадцать, а моя Лада могла рассыпаться на таких скоростях, я никогда не гоняла так на ней, зная возможности отечественного автопрома. Ты же села за руль впервые незадолго до той страшной даты, никогда до этого не видя машин и не зная их особенностей… кому и что ты хотела доказать? Если бы ты не попала в эту аварию, мы бы спокойно поменялись телами и распрощались с тобой навсегда. Провидец, объясняя мне пути возвращения домой, уже знал, что произошло с тобой здесь, но мне от этого не легче ни на йоту, потому что я пережила собственную смерть и в памяти навсегда останутся те ощущения, которые навечно впечатались в меня. Боюсь даже думать, что произошло с тобой в Лионии, но неумолимая логика подсказывает мне самое худшее. Надеюсь, что Орвилл поймет все так, как надо, он все же маг… Орвилл… Воспоминания перенесли меня на долю мгновения в жаркие холмы и я даже ощутила запах хвои и нагретого камня. Пусть у него все сложится хорошо… я налила еще одну стопку и выпила, не чувствуя вкуса и запаха. Помянем тех, кто ушел… неважно, куда они ушли, их нет с нами…

Сказалось то, что я пила без закуски, в голове зашумело и перед глазами смазанно поплыли стволы. Глубоко подышав холодным весенним воздухом, я пожевала хлеб, убрала недопитую бутылку в сумку и двинулась к шоссе. Второй стаканчик так и остался стоять у подножия высокой ели и оборачиваться к нему я уже не стала.

Прошел апрель с его безумными всплесками жары под конец месяца, почти полностью прошел май и у нас наступило неожиданное затишье в работе. То ли все клиенты разом ринулись в отпуска, то ли подводили итоги и балансы, но факт оставался фактом — ежедневная толкучка сменилась расслаблением и Наталья Фатеевна предложила мне пойти в отпуск на пару недель. В это время никто из отдела никогда не просился отдыхать, предпочитая делать это в июле-августе, я же и раньше брала в это время неделю, чтобы съездить к маме в гости и заодно погреться на южном солнышке и искупаться в море. По существу оно было еще холодное, но Юрик показал мне одно волшебное местечко, вода в котором в это время уже прогревалась достаточно для купания «питерских моржей». Крошечный заливчик для меня был достаточно теплым и там можно было даже понырять с камней… прислушавшись к своим ощущениям, я поняла, что с прыжками в воду в этом году придется распрощаться, но вот полежать в морской воде я смогу.

— Мама, здравствуй, я так рада тебя видеть!

— Лерочка, дорогая моя, как доехала? Как твои дела?

— Да ничего, спасибо, все нормально. Ой, Танечка, ты уже совсем большая выросла, я тебя и не узнала!

— Конечно, большая, в октябре уже пять лет будет, — мама прижала к себе стесняющуюся девочку, ласково гладя ее по голове. — Ты такая бледная, Лера, и подглазины все черные…

— Мам, ну ты же знаешь наш питерский климат, — возразила я уверенно, — в апреле двадцать пять днем и минус пять ночью, в мае сыпал снег на девятое, потом дожди, а перед самым отъездом вдарили заморозки. Самый гнилой угол Балтики еще со времен царя Петра!

За столом тут же началось привычное обсуждение питерской погоды, воспоминания о бесконечных детских болезнях и волнах гриппа в феврале-марте, проблемах с зубами и отсутствием солнца. Мама с гордостью глядела на Танечку, которая родилась уже тут, в Архипо-Осиповке и уж никак не походила на заморенного питерского ребенка.

— Юра, посмотри пожалуйста духовку, там утка стоит с капустой, — мама повернулась ко мне с бокалом сока, — давай за твой приезд выпьем, поживешь у нас недельку, хоть в нормальный вид придешь! Твоя работа тебя совсем замотала!

— Да с удовольствием отдохну, схожу на море, искупаюсь… Юра, а та бухточка еще жива? Вода в ней прогрелась уже?

— Конечно жива, — Юра вернулся из кухни, раскрасневшийся и подвязанный передником, — что ей будет? Коттеджи в том месте не построишь, дороги нет, так что она для тебя сохранилась! Леночка, я газ уменьшил и полил утку сверху, когда ее нести к столу?

— Пусть еще постоит минут десять, — мама царственно улыбнулась Юре и он буквально расцвел в ответ, — и еще соку мне подлей пожалуйста.

Выглядела мама великолепно. Обабившейся она никогда не была, даже после того, как родила Танечку, очень быстро пришла в свое нормальное состояние и со спины ее запросто можно было принять за девушку, несмотря на то, что ей в этом году уже пятьдесят. Седину она умело закрашивала, волосы носила до плеч и весь год ходила облитая загаром. Сейчас у нее стало чуть больше морщинок у глаз и немного пополнело лицо, но без косметики она не ходила даже в соседний магазин… что удивляться, почему Юрик был сражен ею шесть лет назад наповал?

— Сейчас приду, — мама поднялась из-за стола на треньканье телефона, я отпила вина из бокала и посмотрела в окно… как это здорово, когда на улице яркое солнце, в окошко стучат ветки слив и вообще все хорошо!

— Пап, можно я мультики посмотрю, — заерзала на стуле Танечка, — про кота, ладно?

— Да, пошли я тебе поставлю, — Юра пошел из комнаты и почти в самой двери чуть не столкнулся с мамой, но быстро отошел в сторону, уступая ей дорогу. Мама плавно проплыла через комнату и аккуратно села рядом, поудобнее устраиваясь на стуле. Странно как она себя держала, когда шла… и лицо чуть округлилось, да и сама она немного пополнела… ох ты ж..

— Мам, — тихонько спросила я, боясь поверить в такое, — а ты, случаем, не…

— А что, уже заметно? — она немного стушевалась, но потом гордо подняла голову и улыбнулась так знакомо и по-доброму, что мне страшно захотелось положить ей голову на колени и рассказать о всех своих бедах, чтобы она, как в детстве, погладила меня по голове и успокоила, пообещав все самое хорошее впереди. — Да, вот видишь, пять месяцев сроку уже, в сентябре рожать. Осуждаешь?

— Да ты что такое говоришь? Как я могу тебя осуждать, за что? Хотели еще ребенка с Юрой, да?… как у тебя со здоровьем-то, все нормально?

— Ты же знаешь, что Юра считает, что в семье должно быть не меньше троих детей, — улыбнулась мама, — а про здоровье не беспокойся, он за ним следит получше всякой няньки! К Марине меня все время водит на осмотры, а она здесь самый лучший гинеколог, уже насчет роддома договаривается…

— Мамочка, я так за тебя рада, поверь, — я погладила ее по плечу и поцеловала в щеку, — тебе с Юриком так повезло, что вы встретились… а как его мама? По-прежнему с тобой на ножах?

— Нет, с возрастом она стала помягче, Танечку вот часто к себе берет и перестала ей всякие глупости говорить, а как узнала, что у нас еще ребенок будет, даже прослезилась. Ты же понимаешь, что здесь совсем другие отношения, не то, что у нас в Питере, здесь принято рожать очень молодыми, а я для них да еще с животом — непонятный уникум. Соседки пока еще ничего не знают, но уж сплетен и разговоров будет, не перечесть! Но ничего, я это переживу, а Юра и тем более далек от всего этого. Лера, а как у тебя дела на личном, никого не встретила? Тебе ведь осенью тридцать уже… нет, я знаю, что сейчас в больших городах замуж поздно выходят, рожают тоже поздно и никто из этого не делает трагедию, но… как жить одной-то? Или ты уже привыкла и тебе никто не нужен?

Мамина обеспокоенность тронула меня до глубины души, но посвящать в неприятные подробности всего, что произошло со мной, я ее не стала. Она в положении, волновать ее нельзя, все-таки возраст, зачем ей выслушивать лишние неприятности о моей собственной глупости? Расскажешь, будет переживать из-за потери квартиры, из-за моих проблем со здоровьем, а на ней еще Танечка висит… нет, нельзя ей ничего говорить, во всяком случае до родов уж точно! И здесь, за столом, я совершила еще одну страшную глупость, из-за которой потом не раз кусала себе локти — я ничего не рассказала маме, уверяя ее, что со мной все нормально, а замуж я не выхожу только потому, что не подворачивается хороший человек, с которым можно жить вместе.

Вернулся Юра и дальше наш разговор плавно перетек в рассказы о их жизни, о Танечке и самых обычных насущных проблемах, коих несть числа в любой российской семье.

С самого утра я уходила на берег любимой бухточки, чтобы позагорать на жгучем майском солнце и полежать в морской воде у берега. Пожалуй, впервые в жизни я была рада, что нахожусь на море одна и никто лениво не наблюдает, как я вылезаю из воды, опираясь на камни или со стоном опускаюсь на подстилку, пристраиваясь на ней поудобнее. В прошлые приезды сюда, как и всякая нормальная девица, я не упускала возможности поразить окружающих чем угодно — прыжками в воду, спортивной фигурой без отвратительных жировых складок или дальними заплывами… к слову сказать, почитатели находились достаточно быстро и не давали соскучиться по вечерам. Но это было тогда… сейчас же ситуация изменилась в корне и показывать окружающим свою слабость и болячки я считала совершенно недопустимым. Юре и маме я даже не собиралась ничего говорить, но в тот день все получилось совершенно неожиданно…

Жара навалилась какая-то тяжелая, на берег пришла семья с отвратительно крикливыми детьми и я пошла домой раньше, чем собиралась изначально. Маму с Танечкой я встретила на улице — они вдруг решили пойти на рынок, а у самой двери меня догнал Юра, который раньше ушел с работы.

— Лера, ты чего так рано вернулась? А Леночка где, не видела? — спросил он, открывая входную дверь.

— Они с Танечкой на рынок пошли, — я как-то неудобно повернулась и спину прошила мгновенная боль, — а я раньше ушла с берега, сегодня жара такая тяжелая, будто придавливает сверху.

— Да, значит к ночи дождь соберется, — кивнул Юра, бросая в прихожей свою сумку, — у нас всегда так бывает. Но ты не беспокойся, завтра с утра все разнесет уже и опять будешь лежать на солнышке! Иди в гостиную, сейчас чай заварю, попьем, есть будешь?

— Нет, по жаре ничего не хочу, — отказ не выглядел ненормальным, я вообще привыкла мало есть, мне бы овощей пожевать и достаточно будет, — чаю с удовольствием попью!

— Ладно, тогда неси за стол хачапури, — крикнул Юра из кухни, — они у меня в сумке лежат! Это я от Мадины принес, у нее самые вкусные пекут, помнишь!

— Ага, уж на что я выпечку не очень ем, но у нее так все вкусно, оторваться невозможно, — согласилась я, доставая промасленный пакет. — Она еще так вкусно делает суп какой-то… да у нее вообще все необыкновенное получается!

За сумкой пришлось нагнуться, потом присесть, боль вновь шибанула в левую руку и вставать было крайне тяжело да еще этот пакет с пирожками… ухватившись за косяк, я поднималась так медленно, что он напряжения заболела поясница. Может быть, я перележала в прохладной воде? Но это было не так долго, к тому же почти у берега, где она наощупь была чуть ли не горячей… и лежала я там совсем чуть-чуть!

— Садись, чай уже готов, — Юра пролетел мимо меня с чайником и уже вытаскивал из серванта шикарные немецкие кружки, из которых пили чай только по праздникам, — сахар тебе надо?

— Надо, — я наконец дошла до стола и достала необыкновенные пирожки Мадины, — сладкоежка я, увы…

— Лера, что у тебя со спиной? Сдвиг или невралгия? Я еще вчера заметил, что ты напряженно держишься, а сейчас и вообще… — Юра внимательно смотрел на меня через очки и тон его вопроса был самым что ни на есть серьезным. — Если ты не хочешь расстраивать маму, то не говори ей, но я вижу, что с тобой не все в порядке. Что произошло?

— Да ничего серьезного, — попыталась я отвертеться от разговора, — так, продуло немного.

— Лера, я все-таки практикующий врач, а не кабинетный, и если у тебя серьезные проблемы, то надо во-время начинать их решать, чтобы потом не было поздно. Ты пойми, сейчас промолчишь, потом запустишь свои болячки, тогда будет труднее реабилитироваться. К тому же ты пойми меня правильно — Леночка в сентябре должна рожать, а когда она узнает, что у тебя были проблемы со здоровьем, то как мать будет разрываться между тобой и нами… мне этого очень бы не хотелось, чтобы она волновалась за тебя, а я смотрел только со стороны и ничем не помогал. Называй это как хочешь — моим эгоизмом, заботой о семье, но я очень волнуюсь за твою маму и не хочу для нее лишних нервотрепок из-за твоей скрытности. Давай ты мне сейчас расскажешь, что у тебя произошло и мы попытаемся найти лучшие варианты решений. Кстати, к нам пришел новый врач, он хороший остеопат и уже давно занимается проблемами позвоночника… ну как, договорились?

Опасения Юры были мне очень понятны — он не хотел, чтобы я свалилась им на голову через энное количество времени со своими проблемами и его вполне устраивало мое здоровое существование в Питере с визитами к ним раз в год. Стоит маме узнать, что со мной случилось что-то, она будет переживать, названивать и запросто сорвется ко мне, а какому мужу это понравится? Пришлось заткнуть свою гордость и упрямство подальше и рассказать Юре… не все, но только ту часть, касаемо аварии.

— Значит, компрессионный перелом, — задумчиво постучал он пальцами по столу. — Снимки и результаты МРТ у тебя с собой?

— Юра, я же ехала сюда не за тем, чтобы навешивать на тебя свои проблемы! Зачем мне таскать везде выписку и снимки? Я ходила к врачу ЛФК, он делал мне массаж…

— Лера, я все понял, но компрессионный перелом не шутка, тут может потребоваться целый год, чтобы реабилитироваться! — он вполне серьезно озадачился проблемой и потянулся за трубкой. — Знаешь что, маме ничего не говори, тут ты права — будет волноваться, а в ее положении сама понимаешь… давай-ка завтра приходи ко мне в больницу часикам так к восьми вечера, там уже почти все разойдутся, а я Сергея позову, пусть он тебя посмотрит. У нас одна вещь появилась, должна тебе помочь — соляная ванна, слышала о таком? Действует наподобие минеральных источников, считай, что в Мертвом море полежишь.

— Да, мне еще в больнице врач советовал туда съездить, — вспомнила я Николая, — да только мне по деньгам такую поездку не потянуть.

— Понимаю, — согласился Юра, — это лечение не по нашим доходам, но поскольку жениха-миллионера у тебя не предвидится в ближайшее время, будем решать твою проблему другими способами. Днем будешь лежать на солнце, это тебе тоже необходимо, а вечером — у меня в ванне. Только вот в чем дело… — он немного замялся, подумал и продолжил, отводя в сторону глаза, — процедуры эти у нас платные, поэтому я никак тебе задаром их прописать не могу. Мы же со всего должны доход получать, чтобы зарплата была всем… извини, но нас ставят в такие рамки… все, что я могу сделать, это скинуть на количество, пятнадцать процентов, если ты сразу оплатишь десять сеансов.

— Юра, ты не переживай так, — мне было неудобно смотреть, как он оправдывается за политику, введенную у нас повсеместно, — я же не нищая совсем и сюда все же с деньгами приехала, а не на халяву пожить. Если это мне необходимо, то я заплачу, не беспокойся! И Сергею твоему тоже заплачу, если он мне массаж будет делать… надеюсь, что цены у вас не выше, чем в Питере?

— Да, про Сергея мне было неудобно тебе говорить, он и так крутится, как может, чтобы семью содержать, — облегченно вздохнул Юра, — если бы не приказ начальства о процедурах, я бы с тебя ни копейки не взял…

— Да все понимаю, в одной стране живем, — рассказав все, я немного успокоилась и повеселела. А вдруг действительно мне поможет все, о чем я только что узнала?

Отжарившись на солнце весь день, в назначенное время я пришла в больницу, где меня встретил Юра и здоровенный бритый мужик, больше всего похожий на мясника. О грамотности Сергея, как звали «мясника», я судить не могла, но то, что от него услышала, почти слово в слово совпало с тем, что говорил мне Николай. Да, вдавлены позвонки, да, надо делать массаж и восстанавливать мышцы, раз боли отдаются в руки, задеты нервы и тут тоже ничего не поможет, кроме специальных упражнений и массажа. Единственным отличием мнений было использование анальгетиков — тут Сергей был непреклонен, твердя, что принимать ничего нельзя, а тем более — делать уколы.

— Валерия, ну как вы не понимаете, — сердился он, вращая глазами и от этого напоминая мне Карабаса Барабаса, — любой укол расслабляет ваши и без того слабые мышцы, вы начинаете непроизвольно двигаться, как и раньше, еще больше смещаете позвонки, а потом выплывает все то же самое, только в еще более худшем варианте! Никаких уколов, ни в коем случае! Что вам кололи в больнице?

— Диклофенак вроде бы, — с трудом припоминала я названия, — витамины какие-то немецкие, только их уже к нам не поставляют, надо напрямую в Германии заказывать, дома у меня название записано, кетонал, кажется, и витамин В… на ночь кетанов принимала, когда сильно спина болела и нурофен…

— Давайте-ка без всех этих таблеток обходиться, — потребовал Сергей, — десять ванн примете, я вам пять-семь сеансов сделаю, больше вам физически не вынести, мышцы и так ослабли после аварии, когда она была-то, три месяца назад? Ну ничего, восстановим… За семь сеансов заплатите мне пять тысяч, пойдет?

Я чуть не поперхнулась, услышав озвученную сумму. Николай брал полторы тысячи за каждый сеанс, а руки у него были слабее, чем у Сергея и проходил он только спину, а Сергей успевал промять еще и руки-ноги. Отдохнув после массажа, дальше я ложилась в соляную ванну, которую мне готовил Юра и проводила там полчаса. Десять сеансов встали мне в четыре тысячи, что вполне устроило по деньгам. Здоровье, знаете ли, стоит дороже всего, а после второго дня я почувствовала себя настолько хорошо, что все сожаление о потраченных деньгах мигом улетучилось. На седьмой день я сгибалась почти без опаски получить болезненный выстрел по спине, а на восьмой…

На восьмой день произошла какая-то путаница с кабинетами и Сергей стал делать мне массаж за ширмочкой прямо там, где стояла ванна с раствором. Юра добавлял в нее кристаллы и порошки из разных баночек, устанавливал температуру воды и под конец зашел посмотреть, что делает с моей спиной Сергей. Еще на самом первом сеансе он показал Юре, где у меня проблемные места, которые он сумел определить без всякого снимка и сейчас постукивал пальцами по спине, вызывая теплые покалывания.

— Ну вот, видишь, у нее тут мышцы стали лучше, на второй день хороший тонус уже появился, — басил он у меня над головой, — заодно и копчик прошел, подозреваю, что там трещина была… Валерия, зад болел в больнице?

— А что у меня там не болело? — откликнулась я довольно весело, потому что состояние постепенно улучшалось и жизнь перестала видеться в черном цвете. — И зад болел, и спина, и пальцы немели на левой руке…

— А сейчас как, хорошо стало? — Сергей засмеялся, — небось, удовольствие испытываешь?

— Какое еще удовольствие, мне бы подняться только…

— Так лежи и не поднимайся, расслабься только, а то сразу напрягаешься, а мне тяжело с тобой тогда…

— Это кого это тут расслабляться уложили? — неприятный женский голос заскрипел от входной двери, которая стукнула громче, чем обычно. — Ишь ты, чем они тут занимаются по вечерам, и кто же это здесь расслабляется, интересно?

Послышались шаги, стук каблуков и шорканье по кафельному полу, начали передвигаться стулья или еще какая-то мебель и противно заскрежетало железо.

— Валентина Егоровна, — рявкнул бас Сергея, — немедленно выйдите из кабинета! Это не ваше дело, что тут происходит, ваше дело пол мыть, а не подслушивать под дверями! Здесь больница и тут находятся больные, если вы это до сих пор не знаете! Валерия, — уже тише добавил он, — лежите спокойно и не обращайте внимания, мне надо довести до конца..

— А ежли больные тут, то чего прячешься тогда? — опять заверещала незнакомая мне Валентина Егоровна, — все днем лечатся, как положено, а вы тут по вечерам болтаетесь? Я уж не впервой вас слышу, так и знайте!

— Валентина Егоровна, — раздался спокойный голос Юры, — здесь процедурный кабинет, а не зал ожидания. Процедуры, между прочим, оплачены пациенткой и Андрей Борисович в курсе происходящего, он сам подписал разрешение. Выйдите отсюда, а помыть пол здесь можете потом. Досвидания.

— Вот как, вас тут двое значит, — баба сдаваться не собиралась и за ширмой послышалась возня и постукивание, — пациентку нашли… одну на двоих пользуете!

— Выйдите вон, — твердо заявил Юра и послышалось пыхтенье и стук двери. — Ну что за народ, не понимаю, ясно ведь объяснили, так ей обязательно надо свой нос сунуть и посмотреть, кто тут лежит!

— Может, она и на операции будет приходить, — раздраженно отозвался Сергей, — проверять, чем врачи занимаются? Я бы выгнал сразу за такое хамство…

— Попробуй, выгони, — дверь хлопнула и баба опять полезла с комментариями, — да кто на мое место пойдет за ваши гроши убирать?

— Мой кабинет можете не мыть, — заорал Сергей, как иерихонская труба, от чего стол подо мной затрясся в буквальном смысле этого слова, — я и в морге работал, и судна за лежачими выносил, нечего меня тут пугать! Надо будет, я сам пол у себя помою! Завтра же пойду к Борисычу, чтобы прекратил это безобразие!

— Сергей, а вам ничего не будет от начальства за то, что вечером тут со мной занимаетесь, — мне было не по себе из-за глупой стычки и не хотелось неприятностей для них обоих, — может быть, надо было дать ей посмотреть, что здесь все нормально?

— Валерия\, да что вы говорите? Ее только пусти в огород, она вообще на шею сядет! Обыкновенная наглая баба, сплетница и хамка, от которой надо было избавиться уже давно! Медсестры жалуются, что она у них мелочь таскает из карманов, приходит по утрам с перегаром… нет, завтра же пойду к главврачу, чтобы убрал это безобразие! Юра, я закончил, пусть идет в ванну!

Впечатление от стычки с уборщицей было неприятным, но ее дальше двери не пустили и на том спасибо! Отлежав положенное время, я сполоснулась от соляного раствора, оделась и пошла через вестибюль приемного покоя, попрощавшись с дежурным. Юра спустился следом и мы пошли домой, обсуждая по дороге неожиданное происшествие и мои перспективы.

На следующий день я забежала днем к маме и сразу поняла, что в квартире что-то не так. Мама не вышла ко мне с неизменной улыбкой из кухни, Танечка сидела у телевизора, надув губы, а в квартире прямо-таки сгустилась тяжелая атмосфера.

— Мам, ты где? — позвала я, решив, что она устала по жаре и лежит в спальне. — Мам, с тобой все в порядке?

— Со мной? — она не сразу откликнулась с дивана в гостиной, где сидела, завернувшись в платок. — Со мной все в порядке. Чего тебе надо?

Я остолбенела. Мама никогда так со мной не разговаривала, она даже на базаре никому не хамила, всегда держась вежливо и корректно, а тут так неприязненно бросила в ответ последнюю фразу, вложив в нее горечь и брезгливость… что произошло?

— Мам, я только забежала чаю попить… тебе плохо?

— Мне хорошо, — подчеркнуто холодным тоном отозвалась она с дивана, — мне очень хорошо и оставь меня, пожалуйста! — последние слова она буквально выкрикнула и заплакала, отвернувшись в сторону и закрыв лицо платком.

— Мам, что случилось, — я кинулась к ней, попытавшись присесть рядом, но она оттолкнула меня и затряслась в рыданиях, — мамочка, успокойся пожалуйста, я тебя очень прошу, тебе же нельзя волноваться…

— Нельзя, да разве кому есть до этого дело, — мама чуть ли не завыла в голос, — тебе же на все наплевать, ты думаешь только о себе… почему я все узнаю от чужих людей, Лера?

Первой мыслью было то, что мама от кого-то узнала о том, что я лишилась квартиры… какая гадина сообщила ей обо всем?

— Мамочка, прости меня, — я подсела сзади, обнимая ее за плечи, — ну пожалуйста, я не хотела волновать тебя, может быть потом…

— Волновать не хотела? — мама зарыдала еще горше, — а когда бы ты мне все сообщила, через месяц, через год? Дрянь, какая же ты подлая и лживая дрянь, Лера! Ты же моя дочь… — слезы у мамы переросли в настоящую истерику, она никак не могла успокоиться, стала хвататься за сердце, потом запрокинула голову и медленно поползла с дивана на пол, словно превратившись в тряпичную куклу.

Я чуть не сошла с ума от страха за нее, она же потеряла сознание, она беременна, а как это отразится на ней и на ребенке? Заметавшись рядом, я кое-как подняла и уложила ее, подоткнув подушку под голову и кинулась к телефону, чтобы вызвать Скорую. Руки тряслись так, что трубка прыгала и я никак не могла сообразить, какой номер надо набирать… Время шло, раздавались холодные и равнодушные гудки, а никто там не отзывался. Господи, куда же они все запропастились, почему никто не отвечает? Пока я дозвонилась, пока женский голос лениво выспрашивал, что случилось, прошло, наверное, все мыслимое и немыслимое время и только когда я услышала «выезжаем, ждите», заплакала и опустилась на пол, сжимая пикающую трубку в руке. Мама шевельнулась на диване, я кинулась к ней, поддерживая голову и замирая от ужаса, что она упадет на пол. Где моя трубка? Надо немедленно позвонить Юре…

Скорая и Юра примчались почти одновременно. Всю гостиную заполонили белые халаты, запищала аппаратура, запахло лекарствами, Юра совещался с врачами, метался между мамой и толстой теткой, которая была за главную в приехавшей бригаде, потом встал на колени у дивана и прижал мамину голову к себе, упрашивая ее открыть глаза.

— Леночка, дорогая моя, ты только очнись, ты так нужна нам всем… — исступленно повторял он, пока тетка не тронула его за плечо.

— Юрий Васильевич, успокойтесь, все нормально, она очнулась, давление скакнуло, — начала она объяснять, но он как будто не слышал ничего, пока мама что-то не прошептала. — Давайте-ка я и вам успокоительное вколю, — предложила тетка, — в таком состоянии вам может с сердцем плохо стать…

— Лариса, не надо мне успокоительного, — отрезал Юра, поправляя очки, — вы мне Леночку вытащите только, она ж на пятом месяце…

— А то мы слепые и глухие, — грубовато огрызнулась толстая Лариса, — не беспокойтесь, все сделали, что могли. Давление у нее скакнуло, вы уж поберегите ее от стрессов-то!

— Побережем, побережем, — Юра весь ощетинился и волком посмотрел на меня. — Лера, посмотри за мамой, я провожу врачей.

Похоже, что он уверен полностью в моей вине, только что такое произошло и почему мама назвала меня лживой дрянью? Разговаривать она со мной не хотела, но как узнать, что было тут до моего прихода?

— Танечка, — я подошла к девочке, которая сидела, сгорбившись за маленьким столом в своей комнате, — скажи пожалуйста, что вы делали с мамой сегодня с утра?

— Я мультики смотрела по телевизору, потом мы думали, как назвать сестренку или братишку, которые в животе у мамы сейчас, — начала перечислять она. — Я хотела сестренку и выбрала имя Лиза, а мама согласилась.

— Хорошо, имя вы придумали, а потом к вам приходил кто-нибудь?

— Нет, никого не было.

— А вы гулять ходили? — продолжала выспрашивать я.

— Не ходили, мама чай пила, а я не хотела чаю. А, вспомнила, мама по телефону говорила, а потом на диван села и все. Ты злая, Лера, она с тобой поговорила и заплакала!

Я погладила сестренку по спине и поцеловала в пушистую макушку. Значит, какая-то падла позвонила…

— Мамулечка, послушай меня пожалуйста, — я присела рядом с ней на диван, поглаживая влажную руку, — очень прошу тебя, выслушай меня. Я тебя очень люблю, поверь, я ничем не хотела тебя расстраивать и огорчать…

— Лера, не надо, — прошелестела она в ответ, — о чем ты думала, когда… когда… Юра же мой муж…

— Юра? При чем тут Юра? Мама, что ты говоришь? Какое отношение ко всему имеет Юра? Стой, кто тебе позвонил сегодня? Что тебе сказали, что ты упала в обморок? Ма-а-ама!

В комнату влетел Юра, оттолкнув меня от дивана, но внутри у меня рождалась бешеная злость и ненависть, которая становилась все сильнее при виде заплаканного маминого лица. Вот, значит, как эта стерва решила сделать? Да я ее просто убью своими собственными руками, на швабру натяну, волосы все повыдергаю, твари поганой! Сплетница чертова!

— Юра, спроси у мамы, кто ей звонил сегодня и что сказал! Спроси, спроси! Помнишь эту дрянь, вашу Егоровну? Помнишь, как она лезла вчера в кабинет, пытаясь посмотреть, что там происходит? Это она звонила сегодня, да, мама? Что она тебе наговорила про меня и Юру с Сергеем?

— Лера, выйди пожалуйста, — попросил Юра, — я сам в состоянии объяснить все. Леночка, прошу тебя, сколько раз я уже говорил…

Я вышла из полутемной гостиной и присела на кухне за стол. Лишь бы все обошлось у мамы, лишь бы не было последствий… остальное я как-нибудь переживу, только пусть мама не плачет и не думает, что ее старшая дочь такая подлая, как ей пытались обрисовать. Для чего та поганая сплетница позвонила ей? Нагадить чисто по-женски… ну и дрянь…

Внутри по-прежнему полыхала ненависть, которую было ничем не успокоить, разве что усекновением языка зловредной бабе.

— Лера, — Юра сел рядом со мной за стол, — она успокоилась и уснула. Лишь бы все обошлось… как я испугался за нее, ты не представляешь! Я очень люблю твою маму и готов на все ради нее. Завтра же пойду к Андрею Борисычу, пусть гонит на все четыре стороны эту Валентину. Лучше я сам буду мыть коридоры, чем видеть эту дрянь! Вместе с Сергеем пойдем!

— А она так и будет спокойно жить дальше? После всего, что сегодня было? — при воспоминании обо всем меня стало трясти от злости. — Она каждый день у вас убирает?

— Лера, ты успокойся пожалуйста, хочешь, я тебе валерьянки накапаю? Или корвалолу? Ты прямо на себя не похожа и глаза какие-то мутные стали.

— Не надо мне корвалолу, что я, бабка старая, корвалол глотать?

— Не бабка, но это помогает успокоиться. Даже если ты побежишь и устроишь с ней драку, она будет только довольна, это я тебе как врач говорю, да еще потом и хвалиться будет перед всеми. Ты девушка и тебе не пристало так разбираться даже с такой отвратительной особой, как Валентина. Это уже мое дело, как мужчины, и я не позволю делать это даже тебе. Просто поверь мне на слово, что я ей этого не прощу, хорошо?

Мама встала только на следующий день, побледневшая и с темными кругами под глазами. С утра я не пошла никуда, терпеливо дожидаясь ее пробуждения и, как только она смогла выслушать меня, призналась ей о причинах посещения мной больницы. По всему было видно, что она борется внутри себя с недоверием, посеянном в ней склочной Егоровной.

— Лера, ну почему ты мне сразу ничего не рассказала? — мамин тон был уже не такой холодный, как вчера, но и привычной теплоты в нем я тоже не почувствовала. — Если бы я знала все, то разве стала бы слушать эту Валентину?

Я долго объясняла ей, по какой причине не хотела ее волновать, что вообще не хотела говорить ни о чем даже Юре и, если бы он сам не нажал на меня, то никто бы ничего не знал и по сей день. Мама слушала внимательно, кивала головой, но прежнего доверия я так и не почувствовала. Чем еще я могу перед ней оправдаться?

— Мамуля, я уезжаю послезавтра, как только приеду, сразу вышлю тебе выписку из больницы и справку из ГИБДД. Ты посмотришь, что я не обманываю тебя, можешь сама поговорить с Сергеем, который делал мне массаж, он уж точно лицо независимое, врать ему незачем. Ты только поднимись, слышишь? Тебе еще четыре месяца доходить надо, ребенка здорового родить, вырастить его… ну хочешь, я возьму пару недель на работе и приеду сюда, помогать тебе после родов?

— Не надо, Лера, — мама через силу протянула руку и положила мне ее на плечо. — Я справлюсь, Юра мне поможет. Ты не волнуйся за меня, я выдержу. Главное — что все сказанное было враньем… да?

— Да конечно же, враньем! Как ты могла поверить в такую глупость?

— Иногда женщины верят и в гораздо бОльшие глупости, — сказала она, а я сразу вспомнила Лешика. — Ты лечись, Лера, здоровье надо поправлять обязательно.

Юра хотел отвезти меня на вокзал сам, но я отказалась, уверив, что вполне могу добраться туда на такси, а сумку мне донесет носильщик или тот же шофер за дополнительную плату. Не надо сейчас ему провожать меня, мама на вокзал не поехала по причине жары, но я была совершенно уверена, что она еще никак не может отойти от тех страшных переживаний и ей пока что неприятно меня видеть. Убедить ее окончательно поможет только время, ну и документы из больницы, где я лежала после аварии. Я была согласна потерпеть, лишь бы мамино состояние было стабильным и с ребенком было бы все в порядке. Как она только решилась рожать в таком возрасте, да ей памятник за это надо поставить! А я… ладно, переживу, благо за собой никакой вины не чувствую. Глядишь, к осени соберусь да действительно приеду помогать ей…

Несмотря на все нервотрепки, помощь Юры и Сергея превзошла все мои ожидания. Ванны и массаж сделали свое дело — боль перестала отдаваться в руки, я уже вполне сносно поднималась сама по утрам, опираясь только на спинку стула, а принимать таблетки и вовсе перестала даже на ночь. Ко всему прочему ко мне прилип красивый загар и выглядеть я стала достаточно неплохо по сравнению с тем пугалом предсмертного вида, которое уезжало из Питера две недели назад. Из ограничений, которые надо было постоянно соблюдать, остался запрет на прыжки и танцы, а также надо было крайне осторожно спускаться по ступенькам. Раньше я прыгала по ним, как белка, теперь же приходилось придерживаться за перила и стараться делать все плавно. Со стороны это смотрелось несколько комично, но… забота о себе вышла на первое место. Еще массу огорчений мне доставлял шрам на затылке — волосы теперь надо было только скалывать, чтобы его не было видно. Пришлось купить несколько заколок и таскать их постоянно с собой — а вдруг одна сломается, не ходить же мне по городу с такой прорехой в волосах? Я попыталась обратиться в две клиники по пересадке волос, но они меня огорчили бесповоротно — на шрамы волосы не пересаживают, нету пока таких технологий и я смирилась с очередной неудачей. Порадовало меня лишь одно обстоятельство — все анализы, которые я сдала у гинеколога и в КВД, были хорошие, хоть это наследство Дайлерии мне ничем не икнулось.

Жизнь летом на работе не особенно интересна, обидно сидеть в четырех стенах, когда светит солнце, а оно почему-то светило только на неделе! В пятницу с утра меня встречало чистое небо, к обеду погода начинала хмуриться, к вечеру собирались тучи и всю субботу поливали дожди. В воскресенье к обеду небо становилось веселенького голубого цвета и с понедельника опять начиналась жара.

— Нет, ну что за подлая у нас погода в Питере? — громко возмущалась Юленька, очередной раз промокнув на шашлыках. — Хоть бы раз в субботу нормально позагорать и искупаться, так ведь нет, обязательно дождь пойдет!

— Надо президенту письмо послать, пусть специальным декретом сдвинет дни куда угодно, чтоб среда стала субботой, — откликнулась я из-за монитора.

— Лер, тебе-то грех жаловаться, — вздыхала Юленька, — вон за две недели как загорела! И в море, небось, купалась, да? Теперь и не скажешь, что едва ходила после аварии, стала еще лучше, — обидчиво заявила она, — это мы тут как бледные поганки сидим!

— Юль, так ты по будням выходи на обед, а не в компе сиди, — нытье по этому поводу мне порядком поднадоело, — целый час можно загорать на лавочке рядом с офисом!

— Да-а, просижу на лавочке, а потом голодная останусь, — завздыхала она, — да и в Контакт выйти не успею.

— Ну, знаешь, надо чем-то жертвовать, а не завидовать. Лен, ты чего такая смурная сегодня? — окликнула я соседку по столу. — Болит что?

— Да, голова с утра тяжелая, — безрадостно откликнулась она, — живот болит противно, творог, что ли, несвежий был? По мне уж лучше дождик пусть сыплет, не так тяжело ходить на работу.

Ленкины переживания заинтересовали меня и я зажала ее по дороге домой, пока Мишка ушел за машиной.

— Дорогая, да ты не беременна ли часом? — критически оглядев ее сбоку я не нашла отклонений, но она в два раза толще меня, может, и незаметно ничего пока?

— Да я сама боюсь, — уныло протянула приятельница, — а идти к врачу стыдно, будут спрашивать, сколько лет, кто отец, а что я скажу?

— Скажешь, что дура старая, а кто отец и понятия не имеешь, — после поездки к маме такие переживания были, как минимум, смешны. — Что тебя, розгами выпорют за беременность, что ли? Тебе сколько лет, тридцать два? Это что, возраст? У меня матери полтинник осенью, а она в сентябре рожать будет!

— Да ты что? — Ленка вылупила глаза, забыв о своих волнениях по поводу возраста, — рожать в пятьдесят?

— Ну вот решили они с Юрой так, — пожала я плечами, — может быть, поеду к ней осенью, помогу хоть чем-нибудь.

— Ой, ну надо же, — запричитала было Ленка, но подъехавший Лансер с Мишкой за рулем живо прекратил все переживания по этому поводу.

Как правило, после работы летом ехать в Саперное не хотелось и я по хорошей погоде шла гулять по городу. Наш офис находился на Петроградской стороне, откуда можно было гулять куда угодно, хоть в центр, хоть на окраину, лишь бы погода позволяла. Я исползала всю Петроградку, проходила маленькими уютными улочками вдоль Савушкина, нагулялась от души на Каменном, осматривая миллиардные особняки и к концу лета, устав от бесконечных хождений, выбрала себе лавочку на берегу Большой Невки, на которую почти до девяти вечера падало закатное солнце. Напротив стояло здание эллинга для байдарок, виднелся из зелени мост, за спиной проносились машины, но прохожих в этом месте было мало. Так, пробегутся редкие парочки в поисках подходящей скамейки, и опять можно сидеть и слушать бесконечный шелест волн. Спина изредка давала о себе знать, но в общем свое состояние я оценивала на твердую четверку с небольшим минусом. Сидя на любимом месте я закрывала глаза на солнце и, прихлебывая пиво, лениво вспоминала прошедшие события.

Маме и Юре я сразу же отправила сканы документов из больницы, надеюсь, что они помогут восстановлению наших взаимоотношений. Звонила им, расспрашивая о делах и отметила, что мамин голос стал намного теплее, чем при моем отъезде. Еще я вспоминала Лешика, но это была тоска, которая сродни ушедшему за горизонт солнечному лучу. Погрел и пропал, а в сумерках остается только перебирать воспоминания о радости от его света. Изредка накатывали воспоминания о Лионии, но со временем они начинали стираться из памяти и я относилась к ним, как к чудесному сну, который пролетел через мое существование, даря необычайно яркие воспоминания. Самые глубокие впечатления, которые я вынесла оттуда, были в том, что я научилась любить жизнь во всем, что меня окружало. После встречи с провидцем это чувство было настолько сильным, что помогало выстоять в самых трудных ситуациях. Стоило осмотреться вокруг, вспомнить последний привал на неизвестном озере в Рифейских горах, как сразу внутри появлялось необыкновенное ощущение радости от того, что я вижу и слышу вокруг себя, что я могу потрогать рукой ствол дерева, услышать волны, набегающие на гранитный парапет, понюхать воздух и поймать миллионы запахов. Мне это напоминало те ощущения, когда идешь купаться, натянув на себя штаны, рубашку и сапоги, а потом, намокнув, начинаешь стаскивать с себя одежду и каждой клеточкой кожи понимаешь, как прекрасна вода, омывающая тело со всех сторон.

Постояв у ларька, я прихватила две бутылки пива и направилась к любимой скамейке. Она по-прежнему была пуста, охотников сидеть здесь пока что не наблюдалось и можно спокойно вытянуть ноги, не оглядываясь на удивление окружающих в попытке пристроить позвоночник попрямее — так он лучше себя чувствовал. Сегодня вторник, часы до заката мои, а потом можно медленно пойти до метро, отдаляя минуты возвращения в Саперное.

— Девушка, а вы давно живете в этом городе?

Шаги подошедшего я слышала издалека, несмотря на шум машин, слышала, как он присел на противоположный край скамейки, но рассматривать не посчитала нужным, только перекинула сумку справа налево, да удостоверилась, что присевший парень не гастарбайтер. Впрочем, ментовка здесь недалеко, так что хулиганства можно было обоснованно не опасаться.

— Да всю жизнь, — вопрос заставил повернуть голову, но ничего из ряда вон я не заметила. Джинсы, рубашка, короткая стрижка… парень повернулся и я вздрогнула от неожиданности, но потом проморгалась и поняла, что за Лешика его можно было принять только в сумерках и по общему типажу, а на самом деле между ними очень мало общего.

— А я недавно приехал, — пояснил второй конец скамейки, — город у вас красивый, есть на что посмотреть.

— В командировку к нам? — я никак не могла определиться, надо ли разговаривать с ним, но правила вежливости и нормальные слова подошедшего не позволяли обрывать разговор. Вот если б он что-то такое сказал, что мне бы не понравилось…

— Да, ненадолго, дела ждут дома.

Я пожала плечами, рассматривая уровень пива в бутылке. Пожалуй, можно на этом и закончить ничего не значащий разговор, на кой ляд мне напрягаться и давить из себя фразы, когда можно помолчать и подумать о своем личном, не касающемся никого в этом мире. Может быть, он посидит и уйдет сам, видя, что девица рядом сосет пиво и не намерена общаться дальше?

— Простите, может быть вы покажете мне город?

— Вы уверены, что нуждаетесь во мне, как в хорошем экскурсоводе? — я еще раз повернула голову и заметила, что мой собеседник с интересом рассматривает меня.

— Я хочу сохранить о вашем городе самые хорошие воспоминания, а это возможно только в том случае, когда его показывает тот, кто очень любит его. Вы же любите свой город? — в голосе справа послышалась насмешка, но необидная, а добрая. — Кто лучше вас сможет показать не только парадные площади и главные улицы, но и всеми забытые, ту оборотную сторону, которую показывают далеко не всем, но она от этого не становится менее ценной для жителей.

— Пожалуй, вы правы, — я еще раз оценила уровень пива в бутылке, задумавшись над неожиданным мнением. — А дворцы вы не любите рассматривать? Богаче русских царей никто не жил, а у нас в Питере столько дворцов, которым хваленые Версаль и Лувр в подметки не годятся… не говоря уж о загородных резиденциях типа Пушкина или Гатчины. Там есть, чему можно долго поражаться и вспоминать.

— Ну так все же, вы сможете показать мне город? Вам виднее, что надо рассматривать в первую очередь, а что во вторую, — продолжал он свои уговоры. — Да, забыл представиться, Олег. — Он улыбнулся и по-военному коротко кивнул головой, а сердце екнуло, напомнив, что Лешик знакомился со мной точно так же. — Ну как, принимаете мое предложение?

— Хорошо, Олег, уговорили. Вы готовы начинать бродить по Питеру прямо сейчас? — поразмыслив, я решила, что с этим Олегом можно и пообщаться, даже если пожелание осматривать Питер вместе со мной это только предлог. Ничего страшного не произойдет, если я погуляю с ним по городу, рассказывая то, что я еще помню по кружку изучения архитектуры в бывшем Дворце пионеров. В конце концов, можно смыться от него в любое время, если что-то пойдет не так, как надо. Держу пари, что у него дома осталась жена с детьми, но если он первый раз попал в Питер, то вполне понимаю его интерес… кстати, а откуда сей индивидуум прилетел в славный град Петров? Индивидуум выдавил, что он прилетел сюда из Белово и я долго напрягала память, что я знала об этом городе кроме того, что он находился где-то около Кемерово. Надо бы в инете посмотреть, чем он знаменит, но зуб даю, что если Олег не выдвигался из своей Сибири дальше Урала, то его желание осмотреть Питер мне вполне понятно. Интересно, кто он по жизни? Но гадать по последнему пункту можно было до бесконечности и я плюнула на этот вопрос. Захочет, сам расскажет, а если нет — разойдемся и так. — Валерия, — протянула ему руку в ответ, — можно просто Лера. Пива хотите?

— Нет, — отрезал он, — не люблю пиво.

— Олег, вы первый мой знакомый мужчина, который не пьет пиво! Ну ладно, пусть это будет ваш самый большой недостаток, — допив свою бутылку, я поднялась со скамейки. — Пойдемте, коли не шутите. Кстати, вы любите ходить пешком?

— Если надо, то пройду, сколько необходимо… а вы сколько пройдете? — он с сомнением посмотрел на мои босоножки.

— Я-то как раз много хожу именно пешком, — я вдруг вспомнила о разбитой машине и поморщилась. — Жаль, что моя машина уже на свалке, а то я с понтами провезла бы вас по Питеру… впрочем, это уже дело прошлое! Итак, с чего начнем сегодняшнее путешествие?

— Полностью предоставляю вам выбор, — Олег уже подошел совсем близко и от него пахнуло легким горьковатым запахом. — Я готов идти туда, куда вы поведете… времени у меня предостаточно, до завтрашнего утра я полностью свободен.

— Зато я не выдержу столько ходить и мне вообще-то на работу с утра, так что я еще должна выспаться. Ладно, до десяти я вас повожу, уговорили.

Мы двинулись по набережной до нового моста на Крестовский остров, я рассказала историю его постройки и вполне правдоподобно описала старый, по которому ходили только трамваи и сложенный из бревен. Оттуда мы пошли на Петровский остров, где до сих пор сохранилась канатная фабрика, а сам остров был длинным и через него мы вышли к стадиону у Тучкова моста. Через Ждановскую набережную мы дошли до Петропавловки, обошли ее вокруг и я показывала Олегу место, откуда стреляет пушка ровно в двенадцать дня, рассказывала о ежегодных наводнениях, проводя по памятным доскам рукой и вновь возвращалась на триста лет назад, когда Петр сотоварищи только что отвоевал этот хмурый и неприветливый кусок болотистой суши у шведов…