И тогда я ее убила

ГЛАВА 11

Я свернула на нашу улицу и увидела, что вдалеке, возле моего дома, стоят мужчина и женщина. Наши знакомые? Потом до меня дошло, что мужчина — это Джим. Что-то заставило меня остановиться и вглядеться в эту пару. Женщина стояла ко мне спиной, лица ее я не видела, но в ней не было ничего знакомого. Пока я смотрела, Джим шагнул к ней и обхватил ладонями ее лицо, будто собираясь поцеловать. Я отступила за угол, потом снова выглянула. Это правда Джим? Что он делает?

Я двинулась к дому, не сводя глаз со стоящей возле него пары. Затем женщина обернулась. Я действительно ее не знала. Она выглядела совсем юной. Женщина посмотрела на меня, Джим повернул голову и тоже уставился на меня. Потом женщина подхватила свой велосипед, прислоненный к нашему крыльцу, и была такова.

— Что происходит?

Муж был бледен. Губы у него крепко сжались, как всегда, когда он злился. Так это он на меня сердится?

— Джим?

— Ничего особенного, Эм.

— Кто это был?

— Никто. — Он поднялся по лестнице к входной двери, я шла за ним.

— Джим, да что тут такое?!

— Говорю же, ничего, Эм, честное слово.

— Пожалуйста, не отделывайся от меня так. Я ведь тебя видела. Кто она такая?

— Тебя это не касается.

Он закрыл за нами входную дверь и повернул ко мне голову, а потом вроде как немного сдулся, взял мое пальто, повесил на плечики, обнял меня и сказал:

— Прости, Эм, не стоило на тебя огрызаться.

— Тогда скажи мне, кто она? И что вы там делали?

Я не сказала вслух об одной детали: вид у Джима был такой, будто он собирался поцеловать ее, эту привлекательную молодую женщину. Мы прошли в кухню. Он взял меня за руку.

— Просто моя бывшая студентка. Преследует меня, хочет на работу устроиться. Та еще заноза в заднице.

— На работу?

— Да, в «Форум». Знаешь же, как оно бывает. Мы преуспеваем, поэтому молодые амбициозные люди вроде Элисон выстраиваются в очередь перед нашей дверью.

— А связаться с тобой на работе она не могла?

— Она связывалась много раз — и звонила, и приходила. Говорю же, настоящая заноза.

«Джим, мой Джим, — думала я, — любовь моя, жизнь моя, скажи, что это неправда. Не будь одним из тех профессоров, которые заводят интрижки со своими студентками. Сделай так, чтобы я тебе поверила. И постарайся как следует».

— Пойду наверх собирать вещи, — сказал Джим.

Мне оставалось только вздохнуть.

— Я уже упаковалась, но пойду тоже, буду тебе помогать.

Я поднялась следом за ним по лестнице. Поговорить можно и потом, да хоть бы и в самолете.

Джим сел на кровать и посмотрел на меня. Рядом уже лежал его раскрытый чемодан. Он взял меня за руку, притянул к себе.

— Прости, Эм.

Начало положено. Этого далеко недостаточно, но Джим хотя бы начал разговор.

— Я не могу взять тебя в Монреаль.

— Что?

— Я знаю, мы хотели устроить совместное путешествие, но сейчас поехать вместе нельзя, кое-что изменилось. Придется работать гораздо больше, чем я думал. Там будет несколько больших шишек, которые хотят с нами встретиться, и это для нас отличная возможность. — Он посмотрел мне в глаза. — Ты ведь понимаешь, правда?

Должно быть, вид у меня был как у выброшенной на пляж рыбы-скалозуба, потому что Джим еще крепче прижал меня к себе.

— Прости, зайка, — продолжал он. — Это связано с канадским правительством. Я не могу проморгать такой шанс, поэтому поручил Кэрол организовать несколько встреч. Теперь получится не командировка, а каторга какая-то.

Я не смогла сдержать слез. Они просто покатились из глаз, и я не стала их утирать.

— Мне ужасно обидно, Эм. Я так предвкушал, что поеду с тобой, но теперь мне придется все время просиживать на совещаниях.

Я все никак не могла поверить своим ушам.

— Так я с тобой не еду?

— Не в этот раз, дорогая. Поверь, тебе там будет скучно до слез. Но вот в следующий раз, обещаю…

— Я и сейчас могу с тобой поехать! Днем буду осматривать туристические достопримечательности, а вечера станем проводить вместе. Да ты днем меня почти что и не заметишь! Вот честно. — Даже мне самой было ясно, что я ною, а Джим ненавидел нытье.

— Зайка, я уже вернул твой билет и взял другой, для Кэрол. Мне там без нее никак не обойтись. Ты же понимаешь, да?

Так у нас повелось в последнее время: я всегда все понимала. Вот уж что у меня прекрасно получалось! Я понимала Джима лучше, чем кто бы то ни было, в этом состояла моя роль: поддерживать мужа, чтобы он мог спокойно заниматься своей очень важной работой, — поэтому неудивительно, что на лице у него отразилось потрясение, когда я резко спросила:

— Ты летишь с Элисон?

Он отстранился. Обычное великодушное, доброе, терпеливое выражение исчезло, уступив место нешуточному гневу и даже ярости. Он встал и схватил меня за плечи. Я чувствовала, как напряглось его тело, но и сама тоже злилась. Лицо у меня застыло, в памяти, должно быть, всплыли все реплики Беатрис о Джиме, потому что я внезапно услышала собственный крик:

— Нет! Я не понимаю!

Обычно я старалась ходить на цыпочках и рассыпаться мелким бесом в надежде, что каждый день будет хорошим, и оставаться милой и понимающей, даже если выдавался плохой день.

Джим посмотрел на свои руки у меня на плечах и медленно убрал их, выпрямив спину.

— Я собираюсь притвориться, что ты этого не говорила.

— Чего именно?

— Я не лечу с Элисон. Прошу тебя, Эмма, ничего смехотворнее вообще не…

— Да неужели? — Вся дрожа, я чуть отошла от него. — Потому что есть еще кое-что, чего я не понимаю: чем вы там занимались перед нашим домом минуту назад. Только не грузи меня бредом про работу, пожалуйста. Я не настолько тупая.

Джим поднялся и стал медленно, обстоятельно собирать чемодан. Честное слово, за такое вот пренебрежительное поведение убить можно. Кровь во мне бурлила, я злилась так, что меня аж трясло.

— Отвечай! — заорала я.

— Эмма, у меня нет времени на скандалы. Что бы ты ни хотела мне сказать, это подождет, пока я соберусь.

— Ты так и не ответил.

— Ох, да ради бога! Конечно же я лечу не с Элисон! Черт, Эмма, возьми себя в руки!

У Джима было много способностей, но как следует лгать он не умел, и я сообразила, что за его гневной позой что-то скрывается, хоть и не совсем поняла, что именно. С его стороны было бы глупо притворяться, будто он летит с Кэрол, но потащить с собой эту девицу Элисон: слишком уж легко вычислить обман.

— Ты не понимаешь, Эм, но моя работа, то, чем я занят, на самом деле очень важно.

— Да пошел ты, Джим, знаешь куда!

Я схватила пальто и сумку и, рыдая, выскочила за дверь. Поймала такси и хотела сбежать в магазин к Джекки (она поймет, мелькнуло в голове), но передумала. Когда я позвонила Беатрис, трубку снял Джордж, который с трудом смог разобрать мои слова.

— Эмма! Дорогая моя, что стряслось?

— Джордж, пожалуйста, могу я поговорить с Беатрис? Скажи, это не про конверт, а про Джима. Можешь ей это передать?

— Конечно, дорогая. Сейчас я ее тебе добуду.

— Эмма?

От одного звука голоса Беатрис я разрыдалась пуще прежнего. Но потом мне все-таки удалось поведать ей свою грустную историю.

— Приезжай ко мне, приезжай немедленно, и мы со всем разберемся, обещаю.

Она ждала меня перед дверью квартиры и крепко обняла, когда я вышла из лифта.

— Я тебе всю рубашку соплями измажу, — пробормотала я ей в шею.

— Ничего страшного, эта рубашка никогда мне не нравилась.

— Думаю, они отстираются.

— Тогда засопливь ее посильнее, чтобы у меня не возникло искушения ее оставить.

Я плакала так, что сердце разрывалось. Беатрис отвела меня наверх, в свою спальню, легла со мной на кровать, пристроила мою голову себе на плечо и гладила по волосам, пока я фонтанировала словами гнева, сожаления, разочарования, недоумения. Потом настал миг, когда я больше не могла говорить, и она успокаивала меня, как ребенка, а я хватала воздух ртом.

Зашел Джордж, да благословит его бог, с двумя внушительными стаканами чего-то. Беатрис кивнула ему, чтобы он поставил их на тумбочку у кровати. Джордж так и сделал, а потом вышел, одарив меня сочувственным взглядом.

Беатрис потянулась к тумбочке, взяла стакан и передала мне. Напиток в нем оказался крепким и горячим, что произвело на меня самое благотворное действие.

— Понятно, конверт я забрала, — икнула я.

— Да, знаю.

— Не самый удачный день, скажи?

— Лучше привыкай, дорогуша. Писательство — дело беспощадное.

— Но ты все же могла со мной как-то помягче.

— По-твоему, я была жесткой? Видела бы ты некоторые редакторские примечания, которые я получаю.

— Не верю.

— Напомни потом, покажу тебе как-нибудь.

— Давай серьезно: почему ты так пренебрежительно отнеслась к моему тексту? Все настолько плохо?

— Довольно плохо.

— Вот дерьмо. — Я снова положила голову ей на плечо. — Значит, ты не будешь мне помогать? Хочешь сказать, что это безнадежно?

Беатрис слегка отодвинулась, чтобы заглянуть мне прямо в лицо. Потом пальцем приподняла мне голову за подбородок.

— Конечно, нет. Ты просто не знаешь, что делаешь, вот и все.

Я снова пристроилась у нее на плече.

— И все-таки ты могла бы быть подобрее.

— Ты же отказалась мне помочь, — заметила Беатрис.

Я вскинула на нее глаза:

— О чем это ты?

Она покосилась на меня, словно не веря, что я не понимаю.

— Серьезно? Ты злишься, потому что я не согласилась на твою безумную идею?

— Пожалуйста, перестань так говорить.

— Ты права. Идея не безумная. Она просто отличная, — заявила я, потому что в этот момент мне вдруг пришло в голову, что притвориться писательницей будет замечательно. Представить только, что подумает Джим, если я вдруг опубликую роман — и притом прекрасный роман. Незачем даже читать его, я и так знала, что он прекрасный.

— Давай обойдемся без сарказма.

— Я серьезно. Идея действительно отличная. Я только что сообразила.

— Ты к чему?

— Если я соглашусь, ты поможешь с моим романом? Чтобы из него вышло что-нибудь, скажем так, презентабельное, годное для публикации? Чтобы никто не узнал, что я мошенница.

Беатрис засмеялась.

— Никто и не заподозрит, что ты мошенница, и да, конечно, так и было задумано. Я помогу тебе написать роман, и поверь, он выйдет более чем просто презентабельный.

Я кивнула:

— Давай так и сделаем.

— Ты серьезно?

— Совершенно серьезно. Я готова.

Беатрис обняла меня и прижала к себе. Очень крепко.

Джордж любезно провел ночь в гостевой спальне, чтобы я могла остаться с Беатрис. Бог знает, что он возомнил о моем психическом состоянии, потому что держался со мной очень мило. Джим мог бы кое-чему у него поучиться. Мы с Беатрис не спали до рассвета, пили ее виски сперва из стаканов, потом из симпатичной фляжечки, а там и из бутылки. У нас даже лед был, потому что в кабинете за стеной у Беатрис имелся небольшой холодильник.

Она очень туманно рассказала о своем новом романе, и я, кажется, раз сто переспросила, почему бы ей не напечатать его под собственным именем. Мне был понятен, и даже слишком хорошо понятен страх осуждения, но никак не удавалось постигнуть, почему Беатрис и такие люди, как она, — настолько же талантливые, красивые, всеми любимые, — тоже ему подвержены.

В конце концов мы заснули голова к голове на одной подушке. Но сначала я с минуту понаблюдала, как спит Беатрис, протянула руку и погладила ее по щеке, отчего дыхание подруги чуть замедлилось.