— Итак? Чем могу помочь?
Мы стоим у меня в гостиной, нас трое. Детектив Массуд приехала с коллегой, которого представила мне как детектива Карра. Это здоровенный мужик, светловолосый и веснушчатый, одетый не лучше нее.
— Не возражаете, если мы присядем?
— Конечно. — Я указываю на низкий диванчик, а сама опускаюсь на самый краешек стула, чопорная, как школьная училка. А потом вдруг предлагаю: — Хотите кофе? — Здесь, в собственной гостиной, я чувствую себя не в своей тарелке. Мне нужно несколько минут, чтобы собраться.
— Незачем, миссис Ферн, это не займет много времени.
Я про себя вздыхаю и снова опускаюсь на стул, чтобы продемонстрировать готовность сотрудничать, что бы это ни значило. Детектив Карр достает из кармана блокнот и вытягивает ручку откуда-то у него из середины. Я слышу щелчок выдвигаемого стержня. Подозреваю, так детектив дает напарнице знак, что готов начать.
— Вы были знакомы с Беатрис Джонсон-Грин? — спрашивает детектив Массуд.
— Конечно, была! Мы с ней дружили, и вам это уже известно!
Она бросает на меня удивленный взгляд. Похоже, не ожидала, что я уйду в оборону. Мне приходится давить растущий внутри страх. Я напоминаю себе, что все сделанное и сказанное мною окажется в этом блокнотике. Нужно вести себя как можно естественнее.
— Значит, вы хорошо ее знали?
— Да, очень хорошо. Мы были близкими подругами… дайте подумать сколько… да, где-то около года. И всегда проводили вместе много времени. К чему такие вопросы?
— Мы выясняем обстоятельства ее смерти.
— Зачем? Это же был несчастный случай!
— Недавно всплыли новые детали, из-за чего приходится рассматривать это событие под другим углом.
— Ах да, я что-то такое слышала. Сосед, верно? Неужели вы выслушиваете все измышления досужих любопытных соседей?
Детектив Массуд опять косится на меня. Не знаю уж, как я должна себя вести, но она явно ожидает иного.
— Мы выслушиваем каждого, у кого есть обоснованные опасения, миссис Ферн, это наша работа. Вы были в квартире миссис Джонсон-Грин в день ее смерти?
Вопрос звучит совершенно неожиданно, явно чтобы вывести меня из равновесия, но я не колеблюсь ни секунды:
— Нет! Конечно, нет!
Я готовила себя к этому с того самого дня, когда все случилась. Не потому что ожидала визита полицейских, которые будут меня допрашивать, а просто в качестве предосторожности. Скажем так, мне хотелось быть во всеоружии, если такой вопрос когда-нибудь прозвучит.
В тот день я была очень внимательна и следила, чтобы никто меня не заметил. То есть мне было наплевать, если бы кто-то заявил, будто видел женщину в парке с капюшоном, которая звонила в домофон из подземного гаража, но когда я набирала на панели домофона код, открывающий дверь в здание, то убедилась, что никто за мной не наблюдает. И поднялась по лестнице, а не на лифте, и никого там не встретила. На площадке третьего этажа, где жила Беатрис, всего две двери, одна выходит на лестницу, а вторая — непосредственно на площадку перед лифтом, и обе ведут в ее квартиру. А когда я убегала, то, конечно, была в шоке, но из-за этого лишь стала еще осторожнее. Я никого не видела, и никто не видел меня, тут никаких сомнений быть не может. Если даже кто-то и заметил женщину в парке, выходящую из здания, он не может знать, что это была я.
— Почему вы так уверены? — Она поднимет бровь, как будто искренне удивляясь. — Это произошло несколько недель назад. Вы что, за каждый день отчитаться можете?
Вот ведь въедливая бабенка! Скажи я, что, мол, не помню, она наверняка спросила бы, как это я умудрилась забыть, что делала в тот день, когда трагически погибла моя лучшая подруга.
— Я запомнила тот день, потому что вечером до меня дошла новость о смерти Беатрис. Такое не забывается.
— Как вы узнали?
— Мне позвонил Марк Босуэлл, семейный юрист.
— А не мистер Грин?
— Он был слишком подавлен. Знаете, ведь это он ее нашел.
Детектив Массуд кивает.
— Значит, вы совершенно точно не навещали миссис Джонсон-Грин в день ее смерти?
Знать бы еще, описал ли меня сосед снизу. И вообще сказал ли полиции, на кого грешит, на мужчину или на женщину. А может, это вообще был не сосед, а соседка?
— Беатрис должна была на несколько дней уехать, и я думала, что ее нет дома. Так что не смогла бы навестить ее, даже если бы захотела.
— Вот только она не уехала.
Я вздыхаю.
— Я тогда этого не знала.
Не оставила ли я чего-нибудь у нее в квартире? Нет, точно нет, а даже если бы оставила, ну и что, я же проводила там много времени. Если криминалисты сняли отпечатки пальцев, то мои нашлись повсюду. В кабинете Беатрис, в ванной, в кухне — да елки-палки, я даже ночевала у нее в спальне.
— Так, говорите, может, это и не несчастный случай? — спрашиваю я.
— Мэм, мы не утверждаем ничего подобного. Просто пытаемся свести концы с концами, вот и все.
— Но ведь ее уже похоронили! Не поздно ли проводить расследование?
Выражение ее глаз меняется, в них будто что-то щелкает, и она смотрит на меня в упор.
— Откуда такая мысль?
Боже мой, эти люди запрограммированы видеть в собеседнике самое плохое!
— Вы же не будете эксгумировать… Беатрис? — Мне приходится выговорить ее имя. Я собиралась сказать «тело», но прозвучало бы слишком бессердечно. — Это было бы так чудовищно, что слов нет. Просто кошмар для Джорджа и всех ее друзей.
— Вы имеете в виду аутопсию? Она уже состоялась, мэм. И мы не собираемся без веских причин проводить повторную.
Ну хоть что-то. А веских причин лезть так глубоко у них нет, прошу прощения за каламбур.
— Почему вы сегодня решили прийти к мистеру Грину? Разве он не должен быть на работе?
— Я увидела по телевизору тот ужасный репортаж и сразу же поехала с ним повидаться, узнать, все ли в порядке, не могу ли я чем-то помочь.
— О чем вы хотели с ним поговорить?
— Я же объясняю! Его допрашивали! Возможно, прессовали! Он мой друг, и я хотела помочь.
Детектив Массуд бросает взгляд на своего коллегу.
— Раз вы знали, что он в полицейском участке на допросе, почему поехали к нему домой?
— Ой, да бога ради! Я же не знала, что его так долго продержат в полиции!
— А вы звонили ему, чтобы выяснить, где он?
— Я не подумала об этом, детектив Массуд. Просто сразу взяла и поехала. Устраивает такой ответ? — Детектив никак не реагирует на мой возмущенный тон. — Джордж все еще в полиции? Вы его арестуете? Я могу с ним повидаться? Он уже дома?
— Пока еще нет, миссис Ферн.
— А когда будет?
— В квартире еще идет обыск. Не могу сказать, сколько времени он займет.
О господи, полицейские найдут ее, эту салфетку, я точно знаю. Если так и случится, у них вряд ли возникнут подозрения, они просто не поймут, что это такое, но вдруг они покажут ее Джорджу?
— Еще один вопрос, миссис Ферн. В тот день вы разговаривали с мистером Грином? Примерно в середине дня.
— Нет, не разговаривала.
Массуд кивает детективу Карру. Он щелкает ручкой и закрывает блокнот. Оба полицейских поднимаются, и тут до меня доходит, что к чему, и я решаюсь на рискованный шаг.
— Но я его видела.
Они разом поворачивают ко мне головы.
— Вы видели его в тот день? Где?
Полицейские снова садятся, и Карр открывает блокнот.
— Я поехала за покупками в город, в тот район, где у Джорджа офис, и увидела его на другой стороне улицы, у него в руках было что-то вроде сумки для ланча, сэндвич и кофе в бумажном стаканчике. Я окликнула его, но он не услышал и зашел к себе в контору.
— Во сколько это было?
— Я бы сказала, где-то в полпервого. — Именно в это время Беатрис умерла.
— Вы абсолютно уверены?
— Да. Я шла к метро, чтобы поехать в парикмахерскую, у меня была запись на час.
— Нам понадобится ваше официальное заявление. Когда вы сможете приехать в отделение полиции?
— А можно прямо сейчас?
Они опять встают.
— Хорошо. — Детектив Массуд вручает мне визитку с адресом. — Присоединяйтесь к нам, как только будете готовы.
Мы уже у двери. Я открываю ее, смотрю, как они уходят и садятся в свою машину. Я закрываю дверь и испускаю глубокий долгий вздох, который сдерживала, кажется, целую вечность.
Проклятье.
Шип страха, который раньше гнездился в районе солнечного сплетения, готовый пронзить сердце, исчез. Концы, которые полицейские собирались связать между собой, доводили меня до безумия, но теперь мне не было никакого дела до копов: если хотят, пусть приходят допрашивать меня хоть каждый день, приковывают к стенке, избивают до бесчувствия толстыми телефонными справочниками, мне плевать. Я ничего не знаю, мне не в чем себя упрекнуть и нечего бояться.
Не знаю, где та самая коктейльная салфетка, но она точно у Беатрис в квартире, и ее нужно найти, пока этого не сделал кто-то другой. А чтобы ее найти, я должна убрать с дороги полицейских. И вернуть домой Джорджа.
На дачу показаний уходит не больше двадцати минут. Я точно знаю, что должна сказать, и произношу нужные слова в квадратной безликой комнате, сидя за дешевым столом, по другую сторону которого устроились оба детектива.
Массуд хочет знать, что было на Джордже.
— Какой-то темный костюм. Цвет точно не помню, так что даже не спрашивайте, — отвечаю я нетерпеливо.
— Вы сказали, он нес, — она просматривает свои заметки, — пакет с ланчем? Как вам удалось разглядеть с другой стороны улицы?
— Я просто предположила, что там был ланч. Такой коричневый бумажный пакет, а еще у него был стаканчик кофе, знаете, бумажный такой, одноразовый.
— А что за бренд был на стаканчике? «Старбакс»? «Макдоналдс»? «Данкин донатс»?
Что там говорила Беатрис? Он всегда берет одно и то же: сэндвич, бейгл вроде бы, и кофе из… из «Старбакса»?
— Откуда мне знать? Я же стояла на другой стороне улицы, — ухмыляюсь я детективу.
Она кладет ручку и смотрит на меня.
— Что-то не так, миссис Ферн?
— Вы имеете в виду, кроме того, что человека тащат в полицейский участок, будто преступника какого-то?
— Я думала, что вы, как никто другой, захотите помочь нам выяснить, что же все-таки случилось с госпожой Джонсон-Грин.
— Мы знаем, что с ней случилось, детектив: она упала и умерла. — Меня трясет, и я почти кричу. — Произошла ужасная трагедия, и мы все пытаемся с ней примириться! Что хорошего в том, чтобы вот так трепать имя ее мужа? Зачем таскать нас по отделениям полиции, точно уголовников? Дело в том, кто мы такие? Потому что Беатрис была богата и знаменита? Потому что ее муж богат? Это гарантирует, что ваше имя, детектив Массуд, попадет в газеты?
Она в упор смотрит на меня. Умей она стрелять глазами в буквальном смысле слова, я бы уже стала похожа на швейцарский сыр. Потом она снова берет ручку и почти смущенно спрашивает:
— Миссис Ферн, у вас есть ключ от квартиры мистера Грина?
Ну вот, пожалуйста. Вопрос, которого я страшусь с тех самых пор, как услышала утром новости. Но я к нему подготовилась. С почти скучающими интонациями я отвечаю:
— Был когда-то. Беатрис дала мне его, уже давно, но потом я его вернула.
— Зачем она дала вам ключ?
— У меня были личные неприятности. Я даже переночевала у нее как-то один раз. Тогда она и дала мне ключ на случай, если я захочу вернуться. Мы были подругами, очень близкими подругами, поэтому ничего удивительного тут нет.
— А потом она попросила отдать ей ключ?
— Нет, просто он мне стал больше не нужен. Я сидела у нее в гостях, мы работали вместе, я увидела ключ у себя в сумке и вернула ей. Она не хотела брать, но я в нем уже не нуждалась.
У меня никогда не было привычки ко лжи. Думаю, до встречи с Беатрис я вообще ни разу за всю жизнь не солгала умышленно, поэтому сейчас даже удивилась, как хорошо справляюсь. Крупица правды, язык тела под контролем, и ясный взгляд на того, кто спрашивает. На самом деле не так трудно, если настроишься. И угроза потерять все, что имеешь, тоже очень способствует.
— Что вы купили в тот день, когда поехали в центр и увидели мистера Грина?
— В итоге ничего. Я искала, что надеть для телевизионного интервью. Ходила, смотрела, пока не поняла, что времени много и пора ехать к парикмахеру, так что купить ничего не удалось.
Массуд явно собирается закругляться. Похоже, полицейских не волнует, что у меня был ключ.
— Вас кто-нибудь видел?
— Да, множество людей. Другой вопрос, отметил ли кто-то из них этот факт.
Она вырывает из блокнота листок и вместе с карандашом двигает ко мне по столешнице.
— Не могли бы вы перечислить магазины, в которые тогда заходили? И еще нам бы хотелось получить телефон вашего салона красоты.
Я нахожу визитку салона и пишу названия двух магазинов в центре, которые регулярно посещаю. Надеюсь, там не сумеют вспомнить точную дату, но смогут подтвердить, что я была у них примерно в то время.