И тогда я ее убила

ГЛАВА 38

Джим явно не успел оповестить всех и каждого, что уходит из семьи, потому что, когда я появляюсь в холле «Форума миллениум», Дженни приветствует меня улыбкой и словами:

— Как поживаете, миссис Ферн? Рада снова вас видеть.

Не знаю уж, сарказм это или простая вежливость, но у меня такое замечательное настроение, что даже разбираться не хочется. Мне не жаль времени поболтать с ней о том о сем, а потом я пружинистым шагом поднимаюсь к кабинету Джима с пухлым конвертом в руке.

— Что ты тут делаешь? — рявкает мой муж.

Он стоит у письменного стола в пальто и производит впечатление человека, который только что вошел и уже чем-то недоволен. Рука его лежит на трубке телефона.

— Элисон звонишь? Не утруждайся. Считай меня своей личной службой доставки. — Я тяжело шлепаюсь в кресло напротив. — Вымоталась я. Ну и денек! А еще ведь только утро, представляешь?

Он не злится, я по глазам вижу: Джим в замешательстве, сквозь которое едва пробивается слабенький росток страха.

— Эмма, тебе нечего тут делать, я занят. Если хочешь что-то обсудить, назначь встречу, ладно? А еще лучше — свяжись с моим адвокатом.

Я благосклонно ему улыбаюсь.

— Конечно, дорогой, понимаю, но дело не займет много времени.

— Что тебе надо?

— У тебя ничего не пропадало? — Я с размаху шлепаю на стол конверт.

Джим берет его в руки.

— Что это?

— А я-то тоже молодец, считала тебя умнейшим человеком на свете. Боже, как вспомню, прямо смех разбирает! — И я действительно смеюсь. От души.

Он просматривает бумаги.

— Где ты их взяла?

— А ты, значит, все это время ходил такой высокомерный, гения из себя изображал, заставлял меня чувствовать себя так, будто я тебе не ровня — ну конечно, простая продавщица, как ты меня однажды назвал. Хотя нет, погоди, даже номинантка премии Пултона и автор бестселлера для тебя все равно недостаточно хороша. Бедная я, бедная, даже в подметки не гожусь тебе, мой гениальный муж!

Я качаю головой и смеюсь. Мне очень весело, а вот Джиму, похоже, нет, потому что он вдруг сильно побледнел.

— И все эти годы ты просто-напросто мошенничал. Исключительно ради денег, как и все остальные. — Я наклоняюсь вперед и ставлю локти на письменный стол Джима. — Что о тебе теперь станут думать, Джим? Твои спонсоры, твои клиенты? Когда узнают, что твое исследование — фальшивка! Что их надули! Что твоя раскрутецкая докторская диссертация, которая сделала тебя знаменитым и дала тебе все это, — я обвожу взглядом кабинет, — лишь пустышка. И что счастливое будущее, которые ты всем наобещал, никогда не наступит. Ну ей-богу, разве можно проанализировать прошлое и изобрести волшебную формулу для будущего, чтобы все мы в нем стали счастливыми обладателями работы, собственности, получали медицинское обслуживание и все такое, тра-ля-ля, да только, вот засада, не работает она, формула эта.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Думаю, что как раз понимаю. Все данные тут. — Я похлопываю по конверту на столе. — Хотя нет, погоди, не все. Тут только малая часть. Остальное у меня. Но, думаю, тебе все равно даже не надо их просматривать, ведь это твое исследование, верно? Ты его и так наизусть знаешь. И знаешь, что там цифры не сходятся и данные липовые.

— Где ты это взяла, Эмма?

— Тебе отлично известно где. И незачем так на меня смотреть. Я просто постаралась помочь, избавить тебя от лишних поездок. Элисон была мне благодарна. И просила передать, чтобы ты не беспокоился: дальше нее секрет не пойдет. Условия сделки она выполнит, и, Джим, чисто между нами, я думаю, она понимает, что выбора у нее нет. Так что не беспокойся. Если она начнет забивать этим свою хорошенькую головку, я с ней разберусь. Похоже, у меня появился настоящий талант разбираться с людьми.

Не похоже, чтобы мои слова принесли ему облегчение.

— А еще она просила передать… как же она сформулировала? Ах да: «Удачи ему». Точно не уверена, но если мне будет позволено сделать сумасшедшее предположение, я скажу, что речь вот о чем: удачи в применении модели, или как ты там ее называешь, и в получении результатов, о которых ты раструбил на весь свет. Но мне кажется, она к тебе слишком жестока. Уверена, ты близок к победе, ведь правда? Ну, надеюсь, что правда, потому что иначе ты, любовь моя, просто мошенник, каких поискать. Хотя за нахальство тебе надо пять с плюсом поставить.

— Ты сама не знаешь, что ты несешь. Эти цифры, — он хлопает ладонью по вееру листов на столе, — уже устарели. Я с тех пор внес уточнения и во всем разобрался, так что они ничего не значат.

— Понятно. Выходит, ты отдал ей миллион долларов… за что? Нет, не говори, дай угадаю. Чтобы она могла продолжить обучение? И между нами, оно ей не повредит. Нет? О’кей, погоди-ка, или ты отдал ей миллион, потому что… хм, почему же? Она была твоей студенткой и участвовала в изысканиях, точно? Тут так и написано, — я тычу пальцем в бумаги. — Она не хуже тебя знала, что твои исследования — чушь собачья. Элисон вовсе не пыталась устроиться на работу, верно? Она тебя шантажировала, потому что у тебя нет никакой модели, или как ты там называешь свою волшебную формулу? Больше похоже на волшебные грибочки! Ты ее просто сочинил! Или лучше сказать «сфабриковал»?

— Замолчи, Эмма! Чего ты орешь?

— Разве? Ну извини, виновато возбуждение, и я двое суток не спала, можешь поверить? Нет, правда, прикорнула немного на полу в прихожей, когда ты ушел, но, пожалуй, это не считается. Поэтому я несколько в растрепанных чувствах, знаешь ли. Ну да ладно. О чем бишь мы?

— Что ты собираешься делать?

— Ничего, Джим.

— Не верю.

— Да ладно, какая жена пойдет против мужа? Ты что, всерьез считаешь, будто я так с тобой поступлю? Унижу тебя? Разоблачу? Уничтожу? Ведь тебе бы больше никогда в жизни не дали работы, Джим. Ты стал бы оболочкой человека, когда-то подававшего большие надежды, и клянчил бы милостыню на улицах. Нет, конечно же, такого не будет. Я тебя люблю, что тебе прекрасно известно. Это будет наш маленький секрет. Но, по-моему, тогда тебе следует вернуться домой, правда ведь?

— Ну ты и стерва! — Он громко хлопает по столешнице ладонью. — Ты не можешь так поступить! Чего ты хочешь? Получить обратно свои деньги? Ты их получишь!

— И кто теперь орет, Джим?

Едва я успеваю это сказать, дверь открывается и заходит Кэрол. Глаза у нее огромные.

— Что здесь происходит?

— Привет, Кэрол, как ты? Рада тебя видеть.

Она приближается к Джиму и кладет руку ему на плечо. Заглядывает в лицо:

— Тебя даже на первом этаже слышно! — Потом она устремляет на меня тяжелый взгляд, такая вся из себя защитница.

Гм. Кэрол?

— По-моему, Эмма, тебе лучше уйти.

— Ого! Честно, не догадывалась ни о чем таком. Мои поздравления, Кэрол. А я-то думала, что ты действительно хороший человек. Понятия не имела, что ты под меня копаешь и трахаешься с моим мужем у меня за спиной.

— Все совсем не так, и мне жаль, что тебе больно. Это просто случилось, хоть мы и не хотели. Налетело, и все.

— Н-да, оригинально. Ну да ладно, не бери в голову и не переживай. Уверена, Джим даст тебе хорошие рекомендации. — Я встаю. — Идем, дорогой?

— Он говорил, что ты заупрямишься, — сужает глаза Кэрол.

— Он так говорил? Джим, твои познания обо мне несколько устарели. Ладно, кому какое дело, он просто взял и передумал. Правда, зайка?

Джим застывает, с багровым лицом уставившись на меня. А мы обе смотрим на него, я и Кэрол (она — с недоумением, я — с благожелательной улыбкой), и при этом знаем, что жребий еще не брошен, ведь Джим пока ничего не сказал. Уголки губ Кэрол опустились и подрагивают. Она искренне удивлена, что Джим не начал мне возражать. Мне ее жаль. Хотя, вообще-то, нет.

Джим поворачивается к ней и мягко снимает ее руку со своего плеча.

— Прости.

— Джим, все в порядке. Мы же это обсуждали, — говорит она тоном, который скорее подошел бы сиделке из местной больницы.

— Нет, Кэрол, и правда прости. Я ошибся. Я возвращаюсь домой с Эммой. Мне правда жаль.

Вид у нее делается удрученный, а на лице уже появилась тень, говорящая о принятии ситуации. Значит, она не боец.

Я показываю на стол.

— Дорогой, не забудь свои бумаги. Тебе наверняка захочется забрать их домой.