То был самый счастливый день в моей жизни. Впервые с тех пор, как мы все это затеяли, книга стала реальностью — физической, бесспорной реальностью. Теперь она существовала вне моей головы. Именно об этом я думала, держа в руках первый напечатанный экземпляр «Бегом по высокой траве».
«Бегом по высокой траве» Эммы Ферн.
Можно было понюхать бумагу, ощутить под пальцами глянец обложки. У меня мелькнула мысль, что это и есть самый верный способ отличить реальное от нереального: то, что существует, имеет вес, воображаемое же не весит ничего. Воображаемое не упадет, если его отпустить, гравитация им не интересуется. Земля притягивает лишь материальное.
Не зря же придумано слово «материя».
«Бегом по высокой траве», автор — Эмма Ферн.
Испытывая законное чувство гордости, радуясь свершению, я вложила томик в руки Джима, когда в то счастливое утро он вошел в кухню. С тех пор, как мы с Фрэнки подписали контракт, прошло почти полгода. «Нет причин ждать, — сказал тогда Бадоса. — Чем скорее книга увидит мир, тем лучше».
Даже на Беатрис произвело впечатление, с какой скоростью развернулось дело. «Фрэнки вообще спит?» — спросила она, когда я сообщила, что получила сигнальный экземпляр.
— Так-так! Вот, значит, и она, — проговорил Джим, глядя на обложку.
— Раскрой.
Он так и сделал, а я поднялась со своего места, наши плечи соприкоснулись, головы опустились. Я перевернула пару страниц и ткнула пальцем в посвящение: «Моему мужу Джеймсу. Спасибо, что каждый день меня вдохновляешь. Я очень тебя люблю».
— Тебе приятно?
Джим покосился на меня с легкой удовлетворенной улыбкой на губах.
— Я очень рад за тебя, заинька, просто счастлив.
Я сияла. Раньше я часто представляла себе, как он увидит посвящение, и в какой-то момент засомневалась, не совершаю ли ошибку. Джим не одобрял открытых проявлений чувств — такие вещи для детишек, говорил он, — и я опасалась, не смутит ли его упоминание в книге.
Он стиснул меня в объятиях, не выпуская томик из рук, и мы крепко прижались друг к другу. Я чувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух.
— Я очень тобой горжусь, — прошептал Джим мне в волосы, и я нежилась в его тепле, не разжимая рук, готовая стоять так долго-долго, столько, сколько он позволит.
Когда он отпустил меня, я в буквальном смысле закружилась по кухне, смеясь от переполнявшей сердце радости:
— Разве не замечательно?
— Еще как, заинька. Ты молодец. — Он вытащил из кармана рубашки очки для чтения и одной рукой пристроил их на носу, но не собирался, как я сперва подумала, немедленно погрузиться в книгу. Вместо этого он положил ее на кухонный стол, сгреб оттуда разрозненные листы — что-то по работе — и стал подниматься к себе в кабинет. Это что — всё? Серьезно?
Джим будто почувствовал мое разочарование, потому что повернулся ко мне и улыбнулся извиняющейся улыбкой — очень в его стиле.
— Надо отпраздновать твое достижение. Свожу тебя в какое-нибудь хорошее место поужинать. Но пока мне очень нужно поработать.
Годы отшельнического труда — уж их-то Джим мог бы оценить, — величайшее на данный момент достижение моей жизни, но тем не менее вот она я, стою в одиночестве у кухонного стола. Однако мне удалось улыбнуться мужу в ответ, несмотря на досаду, а он чуть кивнул удовлетворенно: дескать, он исполнил свой долг, все прошло благополучно, можно и делами заняться.
Сказать, что я обманулась в своих ожиданиях, значит не сказать ничего. Я снова опустилась на стул, и мне пришло в голову, что Джима могло целиком и полностью устраивать положение вещей, существовавшее в нашей семье: он гений, альфа-самец, великий триумфатор, смотрит сверху вниз со своего трона на меня, преисполненную благодарности за внимание, которым он меня одарил, и желанием быть его достойной, однако точно зная, что мне никогда его не превзойти.
Конечно же, так оно на самом деле и было, но даже у меня порой случались минуты озарения, когда становилось ясно: неимоверно сложно потакать бесконечно алчущему одобрения, а порой и преклонения супругу, если при этом неизменно оказываешься в самом невыгодном положении.
Беатрис возражала против посвящения, когда я впервые показала ей текст.
— Немного чересчур, тебе не кажется? — Она старалась говорить непринужденно, но по тону я поняла, что она задета.
— Я подумала, что так моя роль автора будет выглядеть убедительнее, — объяснила я. — По-твоему, плохая идея?
— Ну да, легенду она подкрепляет, конечно. — И Беатрис добавила с деланым равнодушием: — Но куча народу знает, что я помогала тебе с «твоей» книгой, — на слове «твоей» она изобразила пальцами кавычки в воздухе, — и люди, наверное, удивятся, что ты не посвятила ее мне.
— Я думала об этом, — ответила я и не соврала. Вначале я действительно написала посвящение Беатрис, но потом переиграла, сказав себе, что роман не должен слишком уж с ней ассоциироваться, чтобы нас не разоблачили. Мы же не хотим, чтобы дотошный читатель, знакомый с ее книгами, нашел стилистические совпадения и сложил два и два!
Когда я объяснила ей свои рассуждения, она нашла в них некоторый резон и приняла мое решение. Однако правда в том, что мне просто хотелось сделать по-своему, и точка. Раз уж я намерена сыграть роль, которую Беатрис для меня уготовила, значит, мне за это причитается. Я боялась, что все мои знакомые — а ведь только они имеют значение — решат, будто Беатрис помогала мне с каждым предложением, чуть ли не написала за меня каждое из них, ведь кто поверит, что простушка Эмма, старая добрая Эмма могла самостоятельно справиться с такой задачей?
Потом я решила посвятить роман матери, которая была рождена для жизни, предполагающей образование и хорошей вкус, но приближалась к этому уровню лишь во время уборки чужих домов. Мне хотелось сказать маме, что вот теперь все хорошо, мы пришли к нашей цели, наконец ее достигли, однако в то время я еще целиком и полностью осознавала, что на самом-то деле книга не моя, а мама явно заслуживает большего. И я решила подождать следующей, уже в буквальном смысле слова своей книги — той, что я непременно напишу, — чтобы поставить в посвящении: «Маме, с огромной любовью».
Так что в конце концов мне показалось совершенно уместным выразить признательность мужу, ради которого я каждый день стремилась быть той, кем на самом деле не являлась.
По меньшей мере пару недель спустя я зашла в местный книжный магазин. Он был средним по размеру, и в нем всегда находились книги, которые мне нравились. За последние несколько дней я побывала там уже дважды, но «Бегом по высокой траве» на полках не было, и на этот раз я решила спросить о своем романе. «Пусть закажут несколько штук», — подумала я, хотя покупать книгу не собиралась, а лишь хотела, чтобы ее выставили в торговом зале. Дурацкая затея, конечно, но оказалось, что в ней нет необходимости, потому что роман уже появился.
Мне всегда представлялось, что я впервые увижу его снаружи, когда буду проходить мимо витрины книжного. Я воображала, как остановлюсь на ходу, даже вернусь на пару шагов и уставлюсь на томики «Бегом по высокой траве», красующиеся за стеклом. Но вместо этого я нашла два экземпляра на стеллаже в разделе художественной литературы у задней стены. Не совсем то же самое, но у меня все равно замерло сердце. Я взяла одну из книг, притворилась, будто просматриваю ее, как делает обычный покупатель в поисках свежего чтива, и даже якобы собралась приобрести роман, но вместо этого дождалась, когда продавщица займется другим клиентом и не будет смотреть в мою сторону, после чего переставила оба экземпляра на полочку с надписью «Новинки» у входа, предназначенную для книг именитых писателей, авторов бестселлеров, и загородила своими книжками последний триллер Патрисии Корнуэлл.
Тут в тишине магазина громко зазвонил мой телефон, я подпрыгнула и быстренько вышла, чувствуя себя продувной бестией и боясь оглянуться и проверить, замечена ли моя уловка. Только оказавшись на улице, я сообразила, что наверняка выглядела так, будто что-то украла. Но беспокоиться оказалось незачем: когда я вытащила телефон из сумочки и бросила взгляд сквозь витрину, то увидела, что продавщица по-прежнему занимается покупателем и вряд ли заметила мое бегство.
— На завтрашнее утро выбил тебе интервью в программе Майкла Гусека на национальном радио. Скажи, что сможешь прийти, потому что мне сделали одолжение.
От одних только звуков голоса Фрэнки я приходила в восторг. «Простите, звонит мой издатель, придется ответить». Я стояла посреди тротуара, приклеившись ухом к телефону и не обращая внимания на раздраженные взгляды тех, кому мешала пройти.
— Майкл Гусек? Да ты шутишь, что ли?
— Вовсе нет. Ты ведь придешь? К десяти утра, ладно? Я тебе на электронку вопросы скинул, подготовься.
Понятно было, что он весьма доволен собой — милый Фрэнки. В первую встречу я еще не знала, но со временем поняла, что моя книга и правда была для него шансом на спасение, последней надеждой разваливающегося издательства, поэтому, как и предположила Беатрис, он вложил в ее продвижение все ресурсы.
— Конечно, приду, — сказала я, а в животе уже начинали порхать бабочки. — Но как ты это организовал?
Гусек был маститым интервьюером, и все мои знакомые слушали его утреннюю передачу.
— Говорю ведь, пришлось просить об одолжении.
— Ради меня? Ты уверен, что не пожалеешь?
— Еще как уверен, на эту тему не переживай. — В его голосе я слышала улыбку. — Перезвони мне, когда прочтешь имейл, хорошо? Чтобы мы могли приготовиться.
— Как раз домой иду. И, Фрэнки, спасибо тебе, огромное спасибо.
Я искренне, от души была ему благодарна. Он позволил мне почувствовать, что мы одна команда, а я очень нуждалась в том, кто будет на моей стороне. Я понятия не имела, что ждет впереди, и немного побаивалась.
— Ты справишься, — заверила Беатрис, когда я рассказала свою новость: естественно, я сразу же ей позвонила. — Передачи обычно строятся по одной схеме: ведущий представит тебя, кратко перескажет содержание книги и попросит, чтобы ты прочла пару страниц. Потом назовет главных героев, и вы о них поговорите. Может, спросит о времени действия романа, о том, как у тебя возникла идея, всякие такие штуки. Так как это твоя первая книга и тебя никто не знает, будут вопросы о тебе самой. Гусек очень хорош, все пройдет без сучка без задоринки, вот увидишь. Уверяю, бояться нечего.
— О’кей. Хорошо. Наверное. — Я уже нервничала, но порадовалась, что моя новость произвела на Беатрис впечатление.
Шум транспорта мешал мне слышать подругу, поэтому я свернула на маленькую улочку и прислонилась к стене, пытаясь унять волнение, которое к этому моменту перешло в стадию легкой паники.
— Признаю, я недооценивала Фрэнки, — проговорила Беатрис, и услышать это мне было особенно приятно. Так и хотелось ляпнуть: «А я что тебе говорила!» — Заезжай ко мне, помогу подготовиться. Вряд ли имеет смысл читать самую первую главу: не хватит времени закончить ее. Я подумаю на эту тему, пока ты будешь ехать.
— Я пообещала Фрэнки, что пойду прямым ходом домой, пробегусь по вопросам и наберу его.
— Забудь про вопросы. Гусек все равно не будет их придерживаться, а Фрэнки ты и от меня сможешь позвонить.
Я не колебалась. Мне нужна была вся помощь, которую только можно получить, и в первую очередь — помощь Беатрис, так что через полчаса мы уже сидели у нее в кабинете.
Беатрис отметила страницы, которые, по ее мнению, мне следовало прочесть, и я сразу поняла, почему она выбрала именно этот отрывок. Он был в начале книги и прекрасно передавал те страстные желания и тоску, которые потом станут движущей силой повествования. Но у меня на уме была другая сцена, одна из моих любимых: раз она нравится мне как читательнице, то наверняка понравится и остальным.
— Контекста недостаточно, — возразила Беатрис. — У тебя же будет всего несколько минут, в лучшем случае десять. — Она вручила мне книгу, открыв на выбранном ею фрагменте, и я поняла, что альтернатива не обсуждается. — Вот, почитай мне. — Подруга откинулась на спинку кресла.
Проглотив возражения, я взяла книгу и принялась за чтение.
— Боже, Эмма, что за спешка? — почти сразу перебила меня Беатрис. — Не торопись, дыши. Ты рассказываешь историю. Едва ли аудитория захочет купить роман, если ты будешь тараторить, будто тебе не терпится закончить.
Я глубоко вздохнула и начала снова. Беатрис то и дело поправляла меня, но в целом все прошло хорошо, и следующие два часа мы обсуждали возможные вопросы, книгу и все, что сказал Фрэнки, когда я позвонила ему от Беатрис. К тому моменту, когда пришло время уходить, я уже немного расслабилась: теперь я подготовлена по максимуму.