— Сдачи не надо, — буркнул я, сунув мальчишке-рекламщику пять рублей, и забрал у него экземпляр «Смоленского Вестника».
Развернул. Весь титульный лист был посвящён трагическому происшествию в имении Смолокуровых.
На фотографии крупным планом пылала усадьба. Из окон вырывались языки пламени, в небо уходил густой чёрный дым, пожарные в касках тушили огонь из брандспойта. У фонтана стояла машина с красным крестом, санитары тащили носилки, накрытые простынёй. На мраморной крошке уже лежало несколько тел. Тоже накрытых. Рядом с фургоном без опознавательных знаков трое в штатском ждали, когда уймётся пожар.
К горлу подкатил ком, на сердце заскребли кошки, кулаки сжались так, что ногти впились в ладонь. Верить отчаянно не хотелось, но факты — упрямая вещь. Я только что потерял вторую семью. Тех, кто меня любил, оберегал… заботился обо мне. Хорошо, пусть не обо мне — о Мишеньке, но сути дел это никак не меняло. Там погибли близкие люди, которых я знал и к кому мог обратиться за помощью. Единственные близкие люди…
Меня заколотило от новой боли утраты, но больше от гнева. Кто-то должен за это ответить. И мне срочно надо туда. Чтобы на месте со всем разобраться.
«Конечно… Едемте, — поддержал меня Мишенька, со скрытым рыданием в голосе. — Быстрее… такси… Ой что это?»
«Ты тоже их видишь?», — удивился я.
Ответа не дождался. Похоже, мелкий просто кивнул.
В голове появилась трёхмерная картинка весов — две прозрачные чаши, подвешенные на цепях на одном коромысле. С похожими обычно изображают Фемиду — богиню законности и правосудия — но у меня они про другое. Одна чаша была заполнена красным раствором до самых краёв и сильно перевешивала вторую, где на донышке зеленела узкая лужица.
Это открылась новая суб-способность «Инсайта». «Весы шансов».
«И что они означают?» — продолжал недоумевать Мишенька, на время отвлёкшись от переживаний.
«Сигнализируют, что решение мы приняли хреновое. Видишь, отрицательная чаша, как перевесила? И она красная. Девяносто семь процентов, что возвращение вылезет нам сильно боком».
«Это всего лишь глупая картинка у нас в голове! — неожиданно вспылил он. — А там мои родители! Мёртвые! Мы просто не можем не ехать!»
Мишенька держался лучше, чем ожидалось, но сейчас почти истерил. Его чувства я разделял и понимал, как никто. Поэтому не стал огрызаться. Но и своим Дарам привык доверять.
«Погоди. Дай подумать», — практически попросил я, стараясь придать интонациям мягкость, чтобы его успокоить.
Не помогло.
«Это всё из-за вас! Если бы не вы, родители были бы живы! Ненавижу вас! Ненавижу!», — в сердцах выкрикнул Мишенька и ушёл в себя. Горевать.
Я же, с камнем на сердце, принялся качать ситуацию дальше.
Внимание привлёк ещё один снимок в газете. Поменьше и похуже качеством — его сделали со стороны въезда в поместье и разместили ближе к концу статьи. Крупное зерно мешало разобрать детали, но кое-что удалось рассмотреть. Ворота с цветочным рисунком, вывороченные внутрь. У кромки леса — силуэт бронехода, с гербом моего Рода и дырами пробоин на корпусе. Участок дороги с воронками, как после бомбёжки. Всё это — явные последствия боя с применением тяжёлой техники и крупных калибров.
«И после такого они подозревают в убийстве меня⁈ Да тут не меньше взвода работало!»
Похоже, последнюю фразу я сказал вслух.
— Прими мои соболезнования, Мишель, — раздался над ухом баритон Менделеева. — И прости, что влезаю, но здесь одиночка с боевой магией вполне мог бы управиться.
Я воспринял последнюю фразу, как обвинение, поднял на него пустой взгляд и процедил, печатая каждое слово:
— Меня изгнали, потому что магией не владею.
— Ох, прости, Мишель. Не подумал, что говорю. Язык мой, враг мой, — зачастил Менделеев слова извинений, но в конце всё же добавил. — Но в любом случае не советую сейчас туда ехать.
— Почему?
Не то чтобы я сам не понимал очевидных причин, просто хотел послушать стороннюю точку зрения.
— Смотри, здесь даже по первому фото понятно. Пожар ещё тушат, медики не все трупы собрали, и жандармские следователи даже не приступили к работе…
— Где ты тут их увидел?
— А вон те трое, рядом с фургоном. Это они. Так вот, ещё никто ни ухом, ни рылом, а выводы уже сделали и отдали в печать. Ни на какие мысли тебя не наводит?
— Статью могли позже написать? — неуверенно предположил я. — Когда уже всё закончилось…
— Вряд ли. Скандал громкий, поэтому, скорее всего, сдали в печать вместе со снимками. Плюс тебя объявили убийцей, причём, до окончания следствия, хотя там и дураку ясно, что это не ты. Награду за твою голову объявили в тот же день, это с нашей-то бюрократией. Отсюда следует что?
— Что?
— Статья заказная, это совершенно понятно. Ещё раз соболезную твоему горю, Мишель, но тебя крепко подставили. И подставил кто-то очень влиятельный. Не догадываешься, кто бы мог это быть?
«Догадываешься…»
На ум приходила только одна фамилия, у кого есть и возможности, и мотивы. Несвицкий.
«Весы» подтвердили предположение на девяносто девять процентов.
Да тут и без весов всё понятно. Логическая цепочка выстраивалась простая. Насколько я понял, князь ещё до моего появления копал под отца. Потом на суде пытался опустить наш Род в статусе и урезать в правах. Баранынский тоже намекал на его нездоровый интерес к должности Хранителя Регалий… Но самое грустное, в обвинениях Мишеньки была доля истины. Не откажись я от Рода, Несвицкий бы получил желаемое, и не пошёл бы на крайние меры… Вот так оно и бывает. Хочешь, как лучше, а получается, как всегда.
Я скрипнул зубами и оставил самокопания. Сейчас не до этого. Я определился, кто виноват, теперь осталось решить, что делать.
Не ехать — неправильно.
Ехать — глупо и, я бы даже сказал, безрассудно.
Чем я им там помогу? Постою на пепелище? В образе скорбящего Мишеньки сопли на кулак помотаю? Вот то-то и оно. К тому же, я в розыске, и меня возьмут в оборот, едва появлюсь на пороге имения. Повесят всех собак, каких смогут, потом доказывай что не верблюд. И если всё так серьёзно, как кажется, меня завалят ещё в КПЗ, или где тут подследственных держат. Уверен, Несвицкий шанс не упустит.
«Весы»? Дали за подобный исход девяносто восемь процентов.
«Ёкарный бабай, вот ведь дерьмовая ситуация, — выругался я про себя. — Похоже, быстро вопрос не решу».
Нужен план и план долгосрочный. Но с какой стороны подступиться, я пока не совсем представлял.
Пока понятно было одно: Несвицкий перешёл черту и его однозначно надо наказывать. Причём, публично, с доказательствами вины и по местным правилам. И для начала нужно снять с себя обвинения. Вернуть статус и титул тоже не помешало бы. У простолюдина, тем более у изгоя, против князя шансов практически нет. Если выступать в открытую, разумеется. Плюс, нужно где то раздобыть деньги для свободы манёвра. Нет, грохнуть его по-тихому я и так мог, но, боюсь, в среде щепетильных аристо такую выходку не оценят…
— Тебе сейчас адвокат нужен… — отвлёк меня от размышлений Дмитрий и тут же сам себя перебил. — Слушай, ты же Смолокуров!
— И что?
— Даже странно, что ты спрашиваешь. У вас в роду должен быть целый штат юристов.
— Я изгнан. Забыл? Мне нельзя пользоваться возможностями Рода.
Ну не рассказывать же ему, что я всего месяц, как здесь очутился, из которого недели две проболел. Мелкий мог знать, но он не ответил. Я специально спросил.
— Тогда хороший знакомый из полицейских чинов, — продолжал накидывать варианты Дмитрий. — Желательно с большими погонами и тот, которому доверяешь. Есть такой?
— У меня? Смеёшься? Откуда? Хотя погоди…
В памяти всплыл городовой с бляхой за номером 12545. Не то чтобы сильно знакомый, не говоря уже о доверии и погонах, но альтернатив у меня просто не было. Он единственный мой знакомый из полиции, с кем я хоть как-то контачил.
— Всё, давай, береги себя, — попрощался я с Менделеевым, пряча газету за пазуху. — Я побежал.
— Я с тобой, — шагнул он следом, ни секунды не сомневавшись.
— У тебя своих проблем не хватает? — обернулся я с удивлением.
— Ну, знаешь ли, у тебя их тоже, как оказалось, немало. И тем не менее ты вмешался, когда меня похищали, — спокойно возразил он.
— Смотри сам, — не стал разубеждать я. — Решение за тобой.
— Я уже всё решил. Погоди, только за обед расплачусь. И вещи наши возьму.
Такси брать не стали — до Спасской горки было недалеко.
Нам повезло. Городовой, бляха номер 12545, оказался на месте.
Он лениво прохаживался по своему обычному маршруту на границе с нехорошим районом. Меня он заметил ещё на подходе, остановился и застыл в выжидательной позе, наблюдая за моим приближением сквозь зеркальный щиток.
Конечно, я рисковал. Оставалась вероятность, что городовой меня арестует, но она была невысокой. «Весы шансов» дали семьдесят процентов на успешный исход и только тридцать на неудачу. К тому же в отрицательной чаше плескалось голубеньким, а значит реальной опасности не было. В самом худшем раскладе он меня просто пошлёт.
Всё это очень условно, конечно, но не попробуешь — не узнаешь.
Я просканировал полицейского «Эмоциональным окрасом».
Узнавание. Удивление. Чуть любопытства. Чуть веселья, пока непонятной причины. И ни единого намёка на скрытые замыслы.
Всучив Дмитрию саквояж с вещами, я оставил его дожидаться на углу перекрёстка и, небрежно опираясь на трость, направился к полицейскому. Учитывая мой теперешний статус подозреваемого и служебное положение бляхи 12545, разговор предстоял щекотливый. Не для лишних ушей.
— Доброго вам денёчка, офицер! — поздоровался я, с дежурной улыбкой. — Как служба?
— Мишель Смолл, — хмыкнул он, качнув шлемом. — Ты же не для этого решил меня навестить?
— Ну а почему бы и нет? Иду мимо, дай, думаю, наведаюсь, поговорю с хорошим человеком, — сказал я и, почувствовал, как «хороший человек» сфокусировал взгляд на моей новой трости, и с ходу добавил: — Вот, очередной сувенир вам принёс. Уникальная вещь из Диких Земель. Артефакторная. Лавовый Сандал и клык Громадила.
— Ну и наглый же ты тип, Мишель Смолл, — неодобрительно прогудел городовой. — Давать взятку должностному лицу, да ещё контрабандным товаром… На такое не каждый решится.
— Ну что вы, офицер, даже в мыслях не было, — притворно оскорбился я. — Душевный порыв. Так сказать, от чистого сердца.
— Ну если от чистого сердца, тогда благодарствую, — смягчился он, засовывая подарок в петлю на поясе. — Кстати, ты вчера, когда на Спасскую горку ходил, никого подозрительного не заметил?
— А что случилось? — насторожился я.
— Да поговаривают ссудную контору кто-то обнёс на страшные тыщи. Головорезы Раскольникова с утра по улицам рыскают. Ищут некоего субъекта по фамилии Смоль… — городовой сделал паузу и выжидательно уставился на меня
— Смотри-ка, почти как моя, не перепутали бы сгоряча, — я изобразил беспокойство и уточнил, как бы между прочим: — Заявление было?
— Заявления нет и, скорее всего не будет, — покачал головой собеседник. — Но ты, парень всё же поосторожнее. У тебя вон, тоже бланш под глазом, мало ли, вдруг и впрямь перепутают.
— Спасибо за предупреждение, офицер, — с признательностью кивнул я и поправил очки. — И простите, но у меня к вам действительно дело.
— Кто бы сомневался, — усмехнулся он. — Говори.
— Вы последние новости слышали? — я достал смятый номер «Смоленского вестника» и протянул полицейскому.
— Само собой. Нам в околоток ещё утром ориентировки прислали, — жестом остановил меня он. — Ты давай, ближе к телу. У тебя что-то важное? Знаешь, кто напал на усадьбу? Или по поводу пропавшего наследника пришёл заявить?
— Я и есть пропавший наследник, — признался я, внутренне напрягаясь. — Моё настоящее имя Михаил Александрович Смолокуров. И к убийству семьи я непричастен.
Повисла гнетущая пауза.
Полицейский думал. Я сканировал его всеми доступными методами, но пока явной угрозы для себя не наблюдал. Из эмоций преобладала задумчивость, немного подкрашенная тревогой. Коромысло «Весов» чуть покачивалось в горизонтальном положении, чаши оставались прозрачными.
— Доказать сможешь? — наконец проговорил полицейский.
— Смогу.
— И даже не спросишь, когда всё случилось? — в интонации собеседника прорезалось подозрение.
— Да когда б ни случилось. С момента, как мы с вами расстались и до настоящего времени у меня алиби, — уверенно заявил я и принялся загибать пальцы. — Таксист, его я на Почтамтской поймал. Персонал «Бристоля», где я провёл остаток дня и всю ночь. Утром — сотрудники «Дворянского банка», Шниперсон и в военкомате меня человек двадцать видели. Остаются, конечно, прогалы, но за то время я бы не успел добраться в имение.
— Складно поёшь. Проверить-то, оно, конечно, надо, но пока выходит по-твоему, — задумчиво протянул он. — Но тогда я одного в толк не возьму, чего ты с этим ко мне припёрся?
— Совета хочу спросить. Да и не к кому больше, — честно признался я.
— Тю… совета? Тогда слушай совет: прямо сейчас дуй в жандармерию и там рассказывай всё без утайки. Где был, что делал, кто сможет подтвердить. Денька три тебя в кутузке-то промурыжат, но зато потом снимут все обвинения и отпустят.
— Нельзя мне в кутузку, — покачал головой я.
— Это ещё почему?
— Боюсь, там мне грохнут.
— И кто же, позволишь узнать? — фыркнул полицейский с иронией.
— Князь Несвицкий. Не сам, конечно. Через подручных. Это он родителей убил и сделал так, чтобы подумали на меня. Ну, я так думаю…
— Ого, — присвистнул мой собеседник. — Серьёзное заявление. Доказать сможешь?
— Хочу доказать, — ответил я, делая ударение на первом слове.
— Ну, знаешь ли, парень, твои хотелки к делу не пришьёшь. Князь — фигура. А ты — изгой, беглец и подозреваемый в смертоубийстве. Чуешь разницу? Хоть какие-то основания у тебя есть? Поделись, если это, конечно, не тайна Рода.
— Да какая там тайна. Правда, пока у меня никакой конкретики нет. Несвицкий враждовал с отцом ещё до всего этого. Плюс меня использовал, чтобы пошатнуть положение всех Смолокуровых. А когда не получилось, случилось вот это. — рассказал я, для убедительности сунув газету городовому под нос. — И мне нужно докопаться до правды.
— Смотри, как бы тебя самого не закопали, — веско проронил он, немного подумав.
— И что делать, чтобы не закопали?
— Я бы на твоём месте подался в бега. И схоронился на время, пока суматоха уляжется.
— Исключено, — фыркнул я, горделиво вскидывая подбородок, как сделал бы это Мишенька. — Несвицкий должен ответить за свои преступления.
— Мёртвым ты никого к ответу не призовёшь, — резонно заметил городовой и добавил, кивнув на смятый «Смоленский вестник» в моей руке: — Если это и в самом деле затеял князь, то оставлять тебя в живых у него нет резона. Зачем ему кровник?
Теперь задумался я. Полицейский не сильно помог, но в целом подтвердил мои первоначальные выкладки. Даже без учёта глубинных причин конфликта между нашими Родами, у Несвицкого хватало поводов меня ликвидировать. И момент подходящий: пришил изгоя по имени Мишель Смолл — и концы в воду. А я/Мишенька так и останусь для общества извергом и убийцей. Но бежать? Это равнозначно признанию вины.
«Да ёкарный бабай, что же делать-то?», — выругался я про себя и начал прикидывать варианты.
Сдаться бляхе 12545?
Отрицательная чаша «Весов» наполнилась красным и резко ухнула вниз. Ну да, идея хреновая. Городовой — сошка мелкая и ничего не решает. Доложит вверх по инстанции, и меня передадут жандармерии, в особый отдел. Дальше понятно. Сам себя отдам в руки Несвицкого. Не подходит.
Выследить князя и по-тихому его замочить?
В положительной чаше появился зелёный раствор, но красное ещё перевешивало в соотношении пять к трём. Уже лучше, но опасно и не факт, что получится. Я его искать только неделю буду, с большим риском попасться. И это если он Смоленск не покинул. Если покинул, то дольше… Вдруг меня осенило.
Меньшиков! Светлейший, вроде, неплохо ко мне отнёсся. Да и с отцом нормально общался. Найду его и всё, как есть расскажу. Глядишь, он и решение Суда аннулирует. А почему нет? Ситуация-то сверхординарная.
Весы шансов выровнялись, с небольшим перевесом в зелёное. А красный цвет поблёк и стал не таким ярким. То есть опасность оставалась, но общая. Меньшиков же пока не представлял конкретной угрозы.
— Ну, что решил? — нарушил молчание городовой.
Ответить я не успел.
Сработало «Чувство опасности», «Направление максимальной угрозы» и «Укол чужого внимания» разом. Причём две последних способности сошлись в одной точке.
В затылок словно гвоздь-сотку вбили.
Боль тут же разошлась перекрестьем оптического прицела.