Изгой

Глава 2

В моём мире таких, как я, называют Альты — сокращение от альтернативно одарённого. И речь сейчас не о психиатрических тонкостях. Альты — это не про дебилов, альты — это про способности, которых нет у обычных людей.

Способности разные, подчас необъяснимые с позиции современной науки. Для простоты понимания, между собой мы их называем Дары. Среди нас есть телепаты, пироманы, кинетики, стоп-клоккеры, визоры… да много кого. Я Интуит — элита среди мне подобных.

Интуит — дар уникальный, многогранный и сложный.

К примеру, Пироман может оперировать огнём, но и только. Визор — выкидывать всевозможные фокусы со зрением. Псионик — воздействовать лишь на человеческий разум. Кинетик — взаимодействовать с мёртвой материей, с теми же ограничениями. По мере развития эти Дары становятся сильнее, сложнее, но их суть не меняется. Огонь, разум, материя — большего не дано. Интуит же объединяет в себе сразу несколько подобных способностей. Причём у каждого обладателя уникального дара, они свои.

Я могу предвидеть развитие любой ситуации и, больше того, её моделировать. Как это работает, не скажу, не знаю. Но по-простому, на пальцах, могу объяснить. Ну вот, захочу я, чтобы конкретный человек упал и ударился головой об угол скамейки — могу сделать так, чтобы под ногу ему попала банановая кожура. Не подбросить её, а именно заменить кусок реальности, где эта кожура уже брошена в нужном мне месте. Согласен, пример тупой, но именно так это и происходит.

Естественно, на банан я размениваться ни в коем разе не буду. Подобные методы требуют предельной сосредоточенности и максимальных усилий. Отходняки потом длятся неделю. Как правило пользуюсь способностями Визора, Псионика и Кинетика. Они у меня тоже есть. Ничего необычного — особенности личного Дара.

Альтов ищут, а когда находят, взращивают и лелеют. Меня нашли в десять лет. Обработали родителей, надув им в уши с три короба, мне промыли мозги и забрали в военизированный специнтернат. А оттуда сразу на государственную службу. Подразделение «Альта», о нём вряд ли кто слышал.

По каким задачам таких, как я, применяют? Можно прочитать в моём личном деле.

Шучу. Я даже не знаю, где находится секретный архив. К тому же, если кто это личное дело откроет, всё равно ничего прочесть не сумеет. Там все строчки вымараны. Чёрным и жирным. Так что можно даже не пробовать.

Само собой, всплывает вопрос. Как меня, такого крутого перца, замочили, словно какого-нибудь лоха в подворотне?

А вот это я и сам хочу выяснить. До зубовного скрежета.

Конечно же, всего этого я Мишеньке не рассказал. Представился только:

— Меня зовут Михаил Александрович Смолокуров. — и добавил: — Позывной «Смолл». Интуит в ранге Эксперт. Боевая специализация Стиратель.

Прозвище мне прилепили ещё в учебке — отчасти из-за созвучия с фамилией, отчасти из-за моих габаритов — потом я его оставил, как позывной. Про дар Интуита я вкратце упомянул. Ранг — предпоследний. Следующим идёт Абсолют, но до него мне ещё пырять и пырять. Насчёт Стирателя… Тут всё понятно. Физическое устранение плохих парней. Оптом и в розницу.

Всё это я озвучил специально, чтобы диалог завязать. Ну типа, он спросит: кто такой «Интуит». Я отвечу. Он удивится, спросит о ранге «Эксперт». Я расскажу. Он восхитится (пацан же), спросит ещё. Так потихонечку вотрусь в доверие, расположу к себе собеседника и разузнаю всю нужную мне информацию…

Мой хитровыделанный план сразу пошёл по звезде.

— Это я Михаил Александрович, младший граф рода Смолокуровых. Великого Рода, имею честь уточнить, — заявил Мишенька, не скрывая раздражения в голосе. — И не вам, самозванцу, пятнать нашу фамилию. Я настаиваю, чтобы вы немедленно, слышите, немедленно покинули моё тело!

«О как, настаивает он, — подумал я, слегка растерявшись от такого напора. — А ху-ху тебе не хо-хо?».

— Смею заметить, вы редкостный мужлан, Михаил Александрович. У вас совершенно нет манер, — высокомерно попенял мне Мишенька и добавил: — И уверяю вас, хоть повторять подобную вульгарщину мне претит, ху-ху мне не хо-хо.

«Оструеть, он что мысли читает?», — поразился я.

— К тому же вы ещё непроходимо тупой, чего, впрочем, следовало ожидать, — презрительно фыркнул Мишенька. — Конечно, читаю. Мы с вами сейчас находимся в одной голове. Хочу напомнить, в моей голове. Поэтому ещё раз убедительно вас прошу отсюда убраться.

— Может, ещё придумаешь как, если такой умный? — язвительно буркнул я, чувствуя прилив раздражения. Мишенька начал откровенно бесить.

— Естественно, если вы соблаговолите разъяснить мне кое-какие детали, — заявил он и сразу приступил к делу: — Итак, что вы помните из последнего, будучи в своём теле?

— Пулю в голову помню, — процедил я, — Как тебе такая деталь? Сильно поможет?

— Само собой, — снисходительно усмехнулся он. — Исходя из вашей манеры общения, я делаю вывод, что вы и близко не из благородного рода. Говоря другими словами, простолюдин. Люмпен…

— Ну уж, звиняйте, вашблагородие, — съёрничал я. — Академиев не кончали.

— Ваше сиятельство, — холодно поправил он. — К особам графской семьи следует обращаться «Ваше Сиятельство».

— Слышь, ты, особа графской семьи… — задохнулся от негодования я, испытав сильнейшее желание придушить выродка, но добился лишь, что схватил себя рукою за шею.

— Но, как я понимаю, «Интуит» и упоминание ранга, относится к волшбе, скорее всего, к боевой. Что в значительной мере исключает первую предпосылку, — продолжил он, проигнорировав мой выпад. — Отсюда напрашивается следующий вывод. С большой вероятностью, вы не из этого мира.

Я против воли притих, вслушиваясь в слова незримого собеседника. В логике ему не откажешь. Может, ещё что толковое скажет?

— Таким образом, вы умерли там у себя и перенеслись в мой мир, вероломно и против моей воли захватив моё тело, поскольку я был ослаблен после неудачной магической инициации. Всё до примитивности просто и даже вы, со своим скудным умишком, должны были это понять. Произошедшее как нельзя более точно укладывается в пятый постулат теории мультиверсума и множественности сущностей в нём…

— Ну слава богу, просветил меня неразумного, — перебил я с ядом в голосе. — Вот только как все эти теории нам помогут?

— Нам? Никак. Мне — до элементарного просто. Я завтра пожалуюсь маменьке, она вызовет батюшку Никодима, и вас удалят из моего тела посредством простейшего ритуала изгнания. Чпок. И всё.

Он изобразил невидимыми губами звук пробки, вылетающей из бутылки шампанского.

— Пожалуюсь маменьке, — презрительно скривился я. — Так ты, выходит, ябеда и маменькин сынок?

— Ничего не сынок, — мгновенно отреагировал он, вспыхнув от злости.

И я почувствовал, как щёки запылали огнём. И не во сне, а реально. А потом ещё и уши. Похоже, я не просто так вогнал его в краску — нащупал больную мозоль.

— Сынок, сынок, — повторил я, чтобы окончательно вывести его из равновесия. — Вдобавок очень интересно посмотреть, как ты это сделаешь?

— Сделаю, что? — запальчиво воскликнул Мишенька.

— Наябедничаешь.

— До чрезвычайности просто. Завтра утром расскажу всё как есть…

— Ну, ну. Можешь прямо сейчас начинать, — подначил его я. — Давай, зови маменьку. Или… этого… как его там… Фицджеральда.

Каким бы себя гениальным Мишенька ни считал, о главном он пока не догадывался. Тело контролирую я. И это уже не его, а моё тело. А он, всего лишь голос в моей голове. Так что в результате я был уверен и попросту издевался. В отместку за «непроходимо тупого».

Нет, он, конечно же, попытался. Не знаю как, но я слышал, что он пыжится словно индюк, стараясь задействовать голосовые связки. Пробует выдавить из горла хоть звук… Но получалось у него ровно ноль.

Я же пока решал другую проблему — разбирался в голосах в голове. Хотел понять, где моё, где чужое. В принципе получалось, но с непривычки чувствовал себя шизофреником в стадии весеннего обострения. Такие себе ощущения, надо сказать. Необычные.

Вдобавок откровением стала реакция моего визави. Я думал, что он как минимум испугается, и такого наезда точно не ждал. А Мишенька мало что теоретически обосновал перенос чужого разума в тело, так ещё и знал средство, как разум этот изгнать. Оставалось надеяться, что таких умников в этом мире немного.

В любом случае информации у меня сейчас мизер и надо как-то налаживать контакт, пока не разберусь, что к чему. Но первый урок я уже получил — от местных священников лучше держаться подальше.

— Как успехи, сиятельный? — ядовито поинтересовался я минут через пять, когда надоело выслушивать шипящие звуки.

— Вы как честный человек, должны сами во всём признаться, — заявил он, умолчав о бесплодности своих упражнений.

— Ты уже определись, придурок. Я честный человек, или простолюдин без манер? Как ты там выразился? Люмпен?

— Мне жутко неловко, что я вас обидел своим неосторожным высказыванием и со всей искренностью прошу в этом прощения, — скороговоркой протараторил Мишенька, но в его голосе больше слышалась фальшь отвращения, нежели искреннее раскаяние. — И тем не менее, настаиваю, чтобы вы признались.

— Лицемер, — проронил я, показав, что не обманулся в его истинных чувствах. — Можешь не извиняться, мне на самом деле насрать. Но не думал ли ты, что процедура инициации, чем бы там она ни была, тебя не просто ослабила. Ты умер. И сейчас говоришь, только благодаря мне. Необразованному, без манер и тупому. Как тебе такой расклад?

Мишенька не на шутку задумался. Я прямо-таки слышал, как зашевелились извилины нашего с ним общего мозга. Подождал немного и накидал дополнительных поводов для размышлений:

— И, если у твоего батюшки Никодима получится меня изгнать, в чём на самом деле я сомневаюсь, не умрёшь ли ты окончательно?

На самом деле я сомневался в другом. Как раз в том, что у батюшки НЕ получится. Лично мне снова помирать не хотелось. Жизнь — прекрасная штука. Даже в теле юнца. Тем более в теле юнца. А то, что оно, это тело, немощное и слабое, так мы это дело быстро поправим. Пока же надо разобраться, что это за мир такой, чего инициировали инициацией, и чем Мишеньке (читай мне) грозит факт, что он/я её не прошёл.

Мой невидимый собеседник так и не пришёл к определённым выводам, но признавать своё поражение не хотел. И я задницей чувствовал, что мне это вылезет боком. Не сразу. Но когда-нибудь обязательно вылезет. Но это бог с ним, будем решать проблемы по мере их поступления, пока же есть куча куда более насущных вопросов. И я принялся их задавать.

— Не поделишься, твоя светлость, как ты так обосрался с инициацией?

Я специально говорил грубо, чтобы его посильнее задеть. Понимал, что, если начну лебезить или сопли жевать, в нём заиграет графское. И тогда он совсем охренеет и не станет разговаривать с таким быдлом, как я. Нет, я-то, конечно, быдлом себя не считал. Но он вполне мог.

— Ничего не обосрался, — буркнул Мишенька, от расстройства переходя на нормальный язык. — Там последнее испытание жёсткое. Выбросом внутренней магии выжгло хранилище и каналы.

— А что за испытание?

— Вызов покровителя рода.

— И какой у нашего рода покровитель?

— Смоляной Аргамак.

«Ну да, мог бы и сам догадаться. Смолокуров — смола — смоляной…».

— Не мог. Вы нездешний.

«Тьфу ты чёрт, постоянно забываю, что он мысли читает».

— Неприлично упоминать о присутствующем в третьем лице.

— Не занудствуй. Лучше, скажи вот что, — спросил я, пользуясь тем, что Мишенька наконец-то разговорился. — чем так озабочен отец? И почему твоя смерть, лучше, чем тот факт, что ты выжил?

— Отец объявил меня своим преемником накануне инициации, — грустно вздохнул Мишенька и неожиданно взорвался. — Я не хотел! Лучше бы дядюшку назначил новым Хранителем, он и желание изъявлял. А я… а я вообще художником хотел стать… матушка поощряла…

Вроде и объяснил, но ясности не прибавилось. Каким преемником? Чего хранителем? Я только понял, что не ошибся в одном: Мишенька — маменькин сынок в классическом варианте.

Судя по всему, отец-генерал прочил отпрыску блестящую карьеру военного, а маменька потакала творческим порывам, всячески оберегая чадушко от невзгод солдатского быта и казарменного общения. Такое даже в моём мире происходит сплошь и рядом. Здесь наверняка всё сложнее. А уж со всеми этими родовыми заморочками, и вообще тёмный лес.

— А что за Совет, перед которым надо отчитываться? — осторожно спросил я.

— Совет Высших Родов, — ещё больше погрустнел Мишенька.

— И чем он так страшен?

— Судом Чистой Крови. Судить теперь меня будут. Меня, папеньку и весь наш Род.

— Судить? — удивился я, не понимая к тому причины. — Но за что?

— Не хочу обсуждать это с первым встречным, — замкнулся вдруг Мишенька. — И вообще, мне надо побыть с собою наедине.

Смешно. Особенно если учесть, что мы в одной голове. И тем не менее ощущение чужого присутствия пропало.

Я пожал плечами: как хочешь. Только я не первый встречный. И расхлёбывать это дерьмо придётся нам вместе. Хотя с подходом моего визави, скорее всего, мне одному.

Полежав так ещё минут десять, я расслабился и присоединился разумом к спящему телу.

— Мишенька, сынок, доброе утро! — разбудил меня мамин голос.

Шурша юбками, она ворвалась в мою комнату, отдёрнула шторы и распахнула окна, впуская внутрь свежесть утра, соловьиные трели и аромат сосновой хвои.

— Утро добрым не бывает, — буркнул я и накрылся с головой одеялом.

Не потому, что вставать не хотел. Просто знать, что матушка умерла и видеть её вот так в новом обличии, то ещё испытание. Должно пройти время, чтобы смириться с потерей родных. И привыкнуть к обретению новых.

— Вставай, милый, пора завтракать. Тебе нужно поскорее набраться сил!

Это да, здесь она права полностью. Силы мне очень скоро понадобятся. Хотя завтрак я представлял себе немного иначе. В комнату просеменила Аглая в прежнем наряде и поставила поднос на специальных ножках прямо на одеяло. Я даже руки вытащить не успел.

На подносе обнаружилась тарелка с бульоном, блюдце с сухариками, травяной чай в фарфоровой чашке и хрустальная розетка с брусничным вареньем.

— Это что? Вся еда? — возмутился я, готовый сожрать как минимум поросёнка.

— Это диета такая. Пётр Петрович назначил, — извиняющимся тоном объяснила маменька.

— Так пусть переназначит, ваш Пётр Петрович, — капризно потребовал я. — Не хочу суп. Хочу мяса!

Судя по всему, я верно отыгрывал обычное Мишенькино поведение. Ни у кого не возникло даже тени сомнений, что я это он. Глаза Аглаи беспокойно забегали. Маменька же, для вида нахмурив брови, принялась меня уговаривать нарочито строгим голосом:

— Не озорничайте, молодой человек. Не в вашем положении с лекарем спорить. Аглая, не слушай его. Приступай.

«Ещё не хватало, чтобы меня с ложечки кормили, как маленького», — мысленно возмутился я.

Но только открыл рот, чтобы высказаться, по зубам стукнула ложка и на язык плеснул горячий бульон. С сухариками. В принципе, для начала сойдёт. Я выхлебал всю тарелку и доел, запивая чаем, варенье в аккурат до прихода доктора.

— Как самочувствие нашего выздоравливающего? — вкатился в комнату Пётр Петрович, сияя очками, улыбкой и отблесками солнца на лысине.

— Вашими молитвами, — невежливо буркнул я, кивком отгоняя Аглаю, что утирала мне рот шитой салфеточкой.

Хорошего настроения доктора ничто не могло омрачить, и я бы непременно заразился его позитивом, если бы не случилось всё то, что случилось. Собственная смерть, перенос в другой мир, да и чужое тело, не сильно располагало к хорошим манерам.

— Ну-тес, юноша, посмотрим, — пропустил он моё замечание мимо ушей и отодвинув служанку за талию, сменил её у изголовья кровати. — Так-с, вверх посмотрите… За пальчиком, за пальчиком… да-с… язычок высунем, высунем язычок… скажем: «а-а-а-а»… Прелестно, прелестно…

Он сопровождал своё бормотание действием. Оттянул поочерёдно мне веки. Поводил перед глазами толстым, как венская сарделька, пальцем, заставил вывалить язык. Я послушно делал всё, что он говорил. Закончив с лицом, док откинул одеяло и приступил к осмотру непосредственно организма. Мял мышцы, живот, простукивал грудь, заставил сжимать его руку. В оконцовке прошёлся резиновым молоточком по всем суставам и остался доволен рефлексами.

— Вы знаете, любезная Лизавета Григорьевна, — обернулся к матушке он, вытирая руки влажной салфеткой, — Всё гораздо лучше, чем я мог ожидать. Мишенька семимильными шагами идёт на поправку.

— Дай-то бог, Пётр Петрович, дай-то бог, — покивала головой она, сложив руки в молитвенном жесте.

Я же его оптимизма не разделял.

Вчера не успел, а сегодня в подробностях рассмотрел своё новое тело, и увиденное мне не понравилось. Тонкие ноги, слабые руки, кожа бледная, словно его (Мишеньку, я имею в виду) месяцами в подвале держали. Живот дряблый, без малейшего намёка на кубики пресса. Силы в пальцах практически нет… Как он себя до такого довёл? Даже странно, при таком-то отце. Неудивительно, что батюшка его не жаловал. Хотя… может, это болезнь так сказалась. Я же ничего не знал про инициацию…

Тем временем Пётр Петрович открыл саквояж, погремел там склянками-инструментами, достал пузырёк и пакетик из вощёной бумаги.

— Это принимать по столовой ложке два раз в день. А порошочки — трижды после еды. Лизавета Григорьевна, будьте добры, проследите. Порошочки горькие, Мишеньке не понравится, — попросил матушку док, выставив лекарства на край комода.

— Не извольте сомневаться, Пётр Петрович, — заверила его матушка. — Сделаем всё, что прикажете.

— Ну-тес, полноте, Лизавета Григорьевна, — деланно засмущался он. — Мне ли приказывать…

«Ну, ёкарный бабай, сколько можно-то» — скривился я. Подобная манера общения начала вызывать у меня тошноту.

— Слышь, док, — бесцеремонно прервал я их расшаркивания. — А нельзя ли как-то побыстрее. Ну типа магию применить, чтоб я здесь полудохлым бревном не валялся.

— Фи, Мишенька, где твоё воспитание? Нельзя же так грубо… — охнула маменька и всплеснула руками.

— Ничего страшного, Лизавета Григорьевна. Это последствия кризиса, скорее всего, вызванные частичным отёком мозга, — успокоил её Пётр Петрович и перевёл внимательный взгляд на меня. — Безусловно, юноша прав, и магию мы тоже подключим. Но всему своё время.

Я заткнулся, соображая, не ляпнул ли чего лишнего. Он же приступил к манипуляциям, которые проделывал накануне: поменял благовония и активировал кристалл-яйцо. Единственно в сон меня погружать не стал. После чего попросил всех удалиться из комнаты и, пообещав наведаться вечером, вышел сам.

Оставшись один, я первым делом решил выяснить, что с моими Дарами. Пусть щегол-Мишенька экзамены провалил, но я-то — не Мишенька. И опыт подсказывал, что способности мне ох как понадобятся. Не зря же мой визави погрустнел при упоминании Совета Высших Родов. А Суд Чистой Крови — даже название страшное и говорило само за себя. Суд — это всегда неприятности. А неприятности лучше встретить во всеоружии.

Со всеоружием была полная жопа.

Это я понял, едва активировал умение «Визора».