Пресли
Пять месяцев спустя…
Я поджала под себя ноги в шерстяных носках, пока смотрела в окно дома Женевьев и Исайи.
Их двор был покрыт снегом, и Исайя потратил час на расчистку подъездной дорожки и тротуаров этим утром. Я наблюдала с этого места, как он работал, по-видимому, наслаждаясь февральским холодом. Затем он вошел внутрь с раскрасневшимися щеками и поцеловал Женевьев и ребенка, прежде чем взять ее список покупок и пойти в магазин. Я была на этом месте, когда он уходил и когда вернулся.
Их малышка Амелия была в тепле и безопасности у меня на руках.
По тротуару на противоположной стороне улицы шла пара, оба в плотных пальто, шапочках-чулках и вязаных перчатках. На вид им было за пятьдесят. Их руки были переплетены. В руках у каждого был бумажный кофейный стаканчик, накрытый белой крышкой.
На улице было холодно, но они разговаривали, улыбались, а их дыхание оставляло за собой шлейф. Может быть, они были молодоженами. Или, может быть, они были вместе двадцать пять лет и сейчас были так же влюблены, как и в начале.
Они были идеальной картинкой для того, чего я хотела.
Мне нужен был кто-то, кто прогулялся бы со мной до кофейни в десяти кварталах отсюда, независимо от погоды, потому что все десять кварталов мы могли бы говорить и держаться за руки.
Я добавила это в мысленный список, который составляла.
За последние пять месяцев я потратила много времени на размышления об отношениях. Я увидела, что многие из моих собственных, романтических и платонических, были нездоровыми. Это началось с моей семьи — моей биологической семьи. В юности я никогда никому не доверяла, кроме своей сестры, но даже наши отношения были натянутыми, испорченными постоянным, тлеющим страхом.
Я не могла вспомнить время, когда мы смеялись и играли, как дети, с безрассудной самозабвенностью. Я также не могла вспомнить, чтобы ссорилась с ней с таким же безрассудством. А сестры должны ссориться, хотя бы немного.
Моим отношениям с матерью недоставало уважения и обожания. Я жалела ее по сей день. Жалела с самого начала. А мой отец? Я ненавидела его всеми фибрами души.
Те немногие мои романтические отношения были эпически беспорядочными. Джеремая был Джеремаей. Я больше не собирался зацикливаться на своих ошибках. А потом был… Шоу.
Человек, о котором я не позволяла себе часто думать, потому что, в то время как Джеремая причинил мне боль, Шоу сокрушил меня. Я впустила его. Позволила ему увидеть себя настоящую. Впервые в жизни я позволила мужчине увидеть себя полностью, а он отверг меня. Он не верил в меня, в нашу связь.
Мы прошли испытание.
Он потерпел неудачу.
К счастью, после первых нескольких дней отгораживаться от него было легко. Помогало осознание того, что я не столкнусь с ним в городе. Телевизор можно было выключить, когда появлялось его лицо. Журналы в гараже можно было перевернуть на другую страницу.
Через пару месяцев, после того, как я отбросила свой гнев и разочарование, я смогла проанализировать и эти отношения. В некотором смысле, я должна была поблагодарить Шоу за этот новый взгляд. Поскольку он ранил меня так глубоко, что я поклялась измениться. Я поклялась повысить свои стандарты.
Если мужчина не дотягивает до планки, он может идти к черту. У меня были свои ожидания, и я не снижу их ни на дюйм.
Я училась на отношениях вокруг меня, крала кусочки счастливых фотографий для своего собственного коллажа.
Брайс и Дэш испытывали бесконечную страсть. Они были ответственными. Они бросали друг другу вызов. Делали другого лучше, никогда не сомневаясь в любви другого.
Доверие.
Партнерство.
Дрейвен любил Крисси всем своим существом, даже после смерти. Он совершил несколько ошибок, но его сердце всегда принадлежало ей.
Преданность.
Женевьев и Исайя так сильно верили друг в друга. Никакое судебное разбирательство не разлучило бы их.
Привязанность.
Дружба. Любовь. Мир.
Может быть, мне повезет, и я поставлю галочки рядом со всеми ними. Может быть, у меня будет шанс создать собственную семью и родить ребенка, такого, как тот, что у меня на руках.
Предательство Шоу вдохновило меня на этот список. Я делала все возможное, чтобы оглянуться назад на наше совместное время и посмотреть на него с нежностью. В некоторые дни я добивалась большего успеха, чем в другие, но я выздоравливала. Я надеялась, что однажды воспоминания о нем не будут такими горькими.
Амелии, дочери Женевьев и Исайи была всего неделя, она тихонько вздохнула у меня на руках, и я передвинула нас обеих, нежно покачивая.
— Ты такая драгоценная. — Я погладила пальцем ее носик-пуговку.
— Правда же? — спросила Женевьев, выходя по коридору из их спальни. Ее мокрые волосы были причесаны, и она была в мешковатых спортивных штанах. Ее движения были скованными и слегка болезненными, когда она села в глубокое кресло напротив дивана.
— Чувствуешь себя лучше?
Она кивнула.
— Спасибо. Внезапно стало трудно принимать душ.
— Этого следовало ожидать.
Женевьев и Исайя пережили свою первую неделю в качестве родителей, но оба были измотаны. Сегодня я принесла им суп и хлеб, а потом вызвалась посидеть с Амелией, пока Женевьев принимает долгий душ.
Пока ее матери не было, я изучала личико малышки, пытаясь решить, на кого она похожа. Я еще не пришла к выводу, но волосы у нее были как у Женевьев.
— У нее волосы Дрейвена. Твои волосы.
— Да, это так. — Женевьев улыбнулась дочери. — Могу я попросить тебя об одолжении?
— Конечно.
Радость в ее глазах потускнела.
— Я думала о нем. О папе. Ты знала его намного лучше, чем я. — Я прожила с Дрейвеном годы, в то время как Женевьев знала его всего несколько месяцев. — Ты поможешь мне?
— С чем?
— Я хочу, чтобы Амелия узнала, кем он был. Его хорошие стороны. Может быть, ты поможешь мне рассказать ей о нем.
О, сердце мое.
— Для меня это было бы честью.
Я посмотрела на ребенка, понизив голос.
— Твой дедушка был лучшим человеком, которого я когда-либо знала. Он спас мне жизнь.
— Он спас тебе жизнь? — спросила Женевьев. — Я этого не знала. Как?
— Он дал мне семью. Дал мне то, за что стоит бороться. Я была сломленной девочкой, когда приехала жить в Клифтон Фордж, и он не забрал меня. Он ожидал, что я приду к нему сама. Так я и сделала.
Дрейвен не верил в жалость. После того, как я познакомилась с ним поближе, он спросил меня о моем детстве, и я вкратце описала общее ощущение от дома моего детства. Он внимательно слушал. Сопереживал. Затем сказал мне кое-что, что определило курс на мое будущее.
Ты сильнее и лучше, чем твое прошлое. Выбери жизнь, которую ты хочешь, и надрывайся, чтобы так она и сложилась.
На пути были ухабы, но я все равно надрывалась.
— Дрейвен пригласил меня сходить куда-нибудь на мой двадцать первый день рождения, — сказала я Амелии и Женевьев. — Он не позволил парням пойти с нами. Мы пошли в «Бетси», и он заказал мне лимонную каплю (прим. ред.: лимонная капля — это коктейль на основе водки с лимонным, кисло-сладким вкусом, приготовленный с использованием лимонного сока, трипл сек и простого сиропа). Я успела сделать два глотка, а потом он забрал ее. И потащил меня по улице в «Стокярдас» и купил мне бургер и колу. Он всегда был защитником, твой дедушка
Женевьев рассмеялась.
— Это похоже на него.
— Я никогда не говорила ему, что после того, как я вернулась домой, Дэш, Эмметт и Лео появились у меня дома, и мы вернулись в «Бетси», где они напоили меня до бесчувствия. Меня никогда в жизни так сильно не рвало.
Даже свадебное пьянство не могло сравниться с тем днем рождения.
Исайя появился из-за угла кухни.
— Хм?
Мы с Женевьев захихикали, отмахиваясь от него.
— Ничего.
Он вошел в гостиную и первым делом подошел к креслу Женевьев, наклонившись, чтобы поцеловать ее. Затем он подошел и опустился на колени рядом с диваном, глядя на свою дочь, как на чудо, которым она и была.
— Как у нас дела, тетя Пресли?
— Здорово, — прошептала я. — Действительно здорово.
Если бы «тетя Пресли» была настолько близка к семье, насколько это возможно, я бы назвала себя благословенной на вечность. Как Дрейвен присматривал за мной, я буду присматривать за этой малышкой и мальчиками Брайс и Дэша.
За входной дверью послышались шаги, и Исайя поспешил туда, прежде чем звонок в дверь успел разбудить Амелию.
— Привет.
— Привет. — Люк вошел внутрь, быстро закрыв за собой дверь, чтобы не впускать холодный воздух. В руке у него был букет желтых роз, идентичный тому, который он взял с собой в больницу на прошлой неделе, когда мы ходили навестить Амелию после ее рождения. — Я надеюсь, они не замерзли по дороге.
Женевьев поднялась и пересекла комнату, взяв цветы и прижав их к носу.
— Ты такой милый. Спасибо.
— Мне очень приятно. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, затем сбросил пальто и потер руки друг о друга, согревая их.
Я улыбнулась, когда он подошел и сел рядом со мной на диван.
— Ты вымыл руки?
Люк ухмыльнулся.
— Да, мэм.
— Я отдаю ее всего на десять минут. Потом она снова моя. — Я передала ребенка ему на руки, мои яичники были готовы взорваться при виде того, как он воркует с Амелией.
Люк Розен, начальник полиции Клифтон Фордж, может вычеркнуть каждый пункт в моем списке.
— Как дела? — Он наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй на моей щеке.
— Хорошо. — Я придвинулась ближе, позволяя теплу его руки просочиться в мою. — Как прошла твоя ночь?
— К счастью, тихо. Слишком холодно, чтобы люди могли создавать проблемы. — Прошлой ночью Люк заменил патрульного офицера, который заболел. Он патрулировал улицы вместо того, чтобы пойти поужинать со мной.
Оказывается, у меня была слабость к копам.
А пятничные вечера были зарезервированы для Люка.
Мы с Люком встретились в продуктовом магазине как-то вечером в пятницу, около месяца назад. Там было почти пусто, если не считать нас двоих в отделе замороженных продуктов. Мы оба крутились вокруг замороженной лазаньи.
Затем он официально представился.
Я Люк Розен.
Я пожала ему руку, и мы посетовали на то, как грустно готовить большую лазанью на одного человека. Одно повлекло за собой другое, и никто из нас не вышел из магазина с продуктами. Вместо этого я пошла поужинать с ним.
С тех пор мы ужинали вместе каждую пятницу. И несколько сред. И в случайный понедельник. И почти каждую субботу. Мы не торопились, узнавали друг друга.
Люк помог мне забыть обиду на Шоу. Он был по-настоящему хорошим человеком, и знакомство с ним произошло в то время, когда мне нужно было снова поверить в хороших людей. И день за днем, ужин за ужином, он становился важным.
— Какие у тебя планы на день? — спросил он.
Напротив нас в глубоком кресле сидели Женевьев и Исайя. Пока мы убаюкивали их дочь, Исайя сел, а Женевьев забралась к нему на колени. Они оба почти заснули.
— Я собиралась потусоваться здесь немного, — тихо сказала я. — Дать этим двоим передохнуть.
— Нужна компания?
Я улыбнулась.
— Я была бы рада ей.
Час спустя, после того как мы с Люком скрылись в телевизионной комнате Исайи и Женевьев, чтобы поговорить, пока Амелия дремала у него на руках, мы неохотно вернули ее матери.
— Спасибо, — сказала Женевьев, покачивая Амелию, которая начала суетиться и прижиматься носом к груди Женевьев. — Я и не осознавала, насколько устала.
— Мы не будем вам мешать. — Я обняла ее и Исайю, затем мы с Люком вышли.
— Уже два часа, — сказал он, взглянув на часы, когда я задрожала от холода. — Не хочешь сходить в кино?
— С удовольствием. — До тех пор, пока мы шли не на фильм Шоу Вэланса, кино звучало великолепно.
— Лучше поведу я, на случай, если меня вызовут.
— Хорошо. Мы можем оставить мою машину здесь.
— Ты уверена? — спросил он.
— Ага. — Я взяла его под руку, пока он вел меня через квартал через пять домов к своему дому. Люк был соседом Женевьев и Исайи.
Мы пошли в кино, на комедию, которая заставила нас обоих истерически смеяться, затем Люк повел меня в «Стокярдас» за бургером. Я даже не взглянула на бывший покерный стол Джеремаи. Или на столик, за которым Шоу ужинал с Дэшией. Я сосредоточилась на Люке и еде, разговаривая до тех пор, пока на наших тарелках не осталось всего по горсти картошки фри.
— Это было весело, — сказала я ему, когда он проводил меня к своему грузовику.
— Да. — Он подмигнул мне, затем придержал для меня дверцу.
Я проследила за ним, когда он обходил капот, его длинные ноги торопились забраться внутрь, спасаясь от холода. Его темно-каштановые волосы были аккуратно и коротко подстрижены. У него были темно-синие глаза с оттенком угля вокруг радужной оболочки. Улыбка Люка не была кричащей, но она была теплой и доброй.
Он держал меня за руку, пока мы ехали.
— На следующей неделе я хочу сводить тебя в стейк-хаус примерно в часе езды отсюда.
Я знала ресторан, который он имел в виду. Это было популярное место среди местных жителей Клифтон Фордж, когда они хотели выбраться из города и поесть что-то особенное.
— Звучит здорово.
— Пятница. — Он оглянулся и улыбнулся.
Когда он повернулся к дороге, я стала изучать его профиль.
С Люком было комфортно. С ним было легко. Бабочки не порхали каждый раз, когда он был рядом, но когда он одаривал меня своей улыбкой или подмигивал, я вздрагивала.
Может быть, это и не была ослепляющая страсть, как в то время, когда я был с Шоу, но ведь были разные уровни страсти, верно? Кроме того, страсть не была номером один в моем списке.
Люк направил нас к своему району, возвращая меня к моему джипу. Он заведет его для меня, чтобы тот прогрелся. Затем подождет, пока стекла очистятся от инея, и поцелует меня, прежде чем пожелать спокойной ночи.
Затем он отправится к себе домой, а я — к себе.
Нам еще предстояло провести ночь вместе.
Самое большее, на что мы продвинулись физически, были влажные поцелуи в его грузовике или моем джипе. Люк даже не пытался меня потрогать.
Возможно, пришло время.
— Что, если ты не повезешь меня к моей машине? Что, если вместо этого ты отвезешь меня домой и зайдешь внутрь?
Его лицо приблизилось к моему, а глаза вспыхнули, сексуальные и темные.
— Да?
И… бабочки.
— Да.
Уголок его рта приподнялся, когда он притормозил, а затем резко развернулся.
— Это было законно? — спросила я.
Он усмехнулся, и от этого звука мой пульс участился. Предвкушение, медленное развитие событий прошедшего месяца накрыли меня волной, и он внезапно начал вести машину достаточно быстро.
Я сжала его руку, моя нога подпрыгивала на полу, пока он мчался — благополучно — через город.
— Будет ли считаться превышением полномочий, если ты включишь мигалки, чтобы мы могли добраться быстрее?
Люк одарил меня белоснежной улыбкой, от которой у меня внутри все перевернулось.
— Возможно.
Он соблюдал правила дорожного движения, не то чтобы я была удивлена. Люк был приверженцем правил.
Бунтарка внутри меня, та, которую я почти не выпускала наружу, хотела, чтобы он рискнул, но я больше не слушала ее. Я рискнула с Шоу только для того, чтобы потерпеть крах и сгореть дотла.
Итак, бунтарка была приглушена, и я цеплялась за Люка и его правила. Он был не из тех мужчин, которые обвинили бы меня в продаже его секретов и заставили бы меня плакать целыми днями.
Показался мой район, и сердце заколотилось в груди.
Сегодня вечером у меня будет секс. С Люком.
Люк и я. Я и Люк.
Была ли я готова к этому? Я еще раз взглянула на его красивый профиль. Да.
Он заехал на мою подъездную дорожку, и я отстегнула ремень безопасности, но прежде чем мы успели выйти, зазвонил его телефон.
— О, черт. Это диспетчерская. Я должен ответить.
Мой желудок сжался, и я заставила свой голос звучать бодро.
— Без проблем.
Черт возьми. Каждый раз, когда диспетчер звонил Люку, это означало, что ужин будет прерван. Он прижимал телефон к уху, и, судя по тому, как опускались его плечи с каждой секундой, я предполагала, что секса все-таки не будет.
Почему я не была разочарована? Может быть, мне нужно было немного больше времени, чтобы разобраться в себе и Люке. Я и Люк.
— Буду там через пять минут. — Он повесил трубку и проворчал. — Извини, Прес. Какая-то пожилая дама въехала на своей машине в спортзал на Центральной.
У меня глаза вылезли из орбит.
— Что?
— Ага. — Он поставил ударение на последнюю «а».
— Это… эм… она въехала в спортзал? Вау. — Я прикрыла рот рукой, чтобы удержаться от смеха. С Люком никогда не было недостатка в интересных историях.
— Я не знаю, сколько времени это займет. — Он вздохнул. — Завтра?
— Завтра. — Я перегнулась через консоль, чтобы поцеловать его на ночь.
В тот момент, когда мои губы коснулись его, он подцепил пальцем мой подбородок, притягивая меня ближе. Его язык прошелся по изгибу моих губ, спрашивая разрешения войти.
Когда я открылась для него, он скользнул внутрь, все мое тело издало коллективный вздох. Комфортный.
Поцелуй не был обжигающим. Он не был стремительным или неистовым. Не было скрюченных пальцев на ногах или разорванной одежды. Но он был восхитительный, как и сам мужчина.
Мы оторвались друг от друга, и он прижался своим лбом к моему.
— Бывают моменты, когда быть шефом чертовски отстойно.
— Мне жаль.
— Не так как мне, — пробормотал он, быстро поправляя джинсы.
— Завтра, — пообещала я. Он кивнул, потянувшись к ручке своей двери, но я подняла руку. — Оставайся в тепле. Позвони мне позже.
— Хорошо.
Я выпрыгнула из его грузовика, затем подождала на холоде, пока он задним ходом выезжал с подъездной дорожки и умчался прочь, на этот раз включив мигалки.
Завтра. Люк и я. Я и Люк.
— Люк, да? — глубокий голос эхом разнесся в ночи, и я ахнула. — Этого я не ожидал.
Я резко обернулась, ища в темноте голос, который пыталась забыть пять месяцев. Он был там, стоял на крыльце соседнего дома. Дома, который пустовал месяцами, с вывеской «продается» в замерзшем дворе.
Шоу.
Он медленно поднялся по лестнице, его природная развязность вызвала бурю воспоминаний — воспоминаний о том, как грациозно и решительно он двигался в моем доме, в моей спальне. Когда он был в двух футах от меня, он бросил мне пакет с морковкой.
Тот ударился о мою руку и приземлился на ботинки.
— Привет, Пресли.