Капитали$т: Часть 4. 1990

Глава 12

Накануне дня рождения Гусара я встретился с Евгением Михайловичем Лисинским, все в том же кафе «Уют». Евгений Михайлович очень изменился за последний год — он пополнел, как-то одряхлел и ссутулился, страдал одышкой и даже ходил, будто преодолевая невидимое препятствие. Но глаза его горели все тем же азартом собирателя материальных благ, в этом смысле все было по-старому.

Евгений Михайлович купил «Мерседес» — сверкающий, идеально вымытый серебристый пришелец из Германии гордо красовался на парковке у кафе. С обязательным водителем внутри — Евгений Михайлович боялся за свое приобретение.

— Поздравляю с покупкой, — сказал я весело. — Можно сказать, что мечта простого советского коммерсанта полностью сбылась? Вот он — легальный «Мерседес», можно открыто сесть и поехать куда угодно, даже не состоя в родстве с генсеком!

Евгений Михайлович грустно улыбнулся.

— Спасибо на добром слове, молодой человек. Только это не сбывшаяся мечта. Это лебединая песня… Не приз, а памятник сбывшемуся и несбывшемуся. Больше несбывшемуся, чем сбывшемуся…

— Отчего же такой пессимизм? — поинтересовался я. — Ведь все прекрасно и замечательно, дела идут!

Евгений Михайлович обреченно махнул рукой.

— Вы впадаете в ту же ошибку, что и все, — сказал он. — Вы молодой, вам позволительно. А я уже не молодой, мне уже нельзя!

— Что за ошибка? — с улыбкой поинтересовался я.

— Она вся лежит в области психологии, — сказал Евгений Михайлович. — Получив немножечко успеха, человек радуется и думает, что так теперь будет всегда. Нельзя так думать, Алексей. Это плохо для вас. Нет ничего боле скоротечного, чем успех, уж поверьте. К слову, вы играете в карты?

— Под интерес — никогда, — сказал я.

— Это хорошо, — кивнул Лисинский. — Просто в картах это очень наглядно видно. Ведь каждая игра — это как жизнь в миниатюре. Кто проигрывает больше всего, вы знаете?

— Тот, кто в начале больше всего выигрывает? — ответил я вопросом на вопрос.

— Совершенно верно! Человек выигрывает — раз, другой, третий! И потом решает, что все, успех с ним если не навсегда, то на эту игру точно. И все. Как только он так решает, успех тут же улетучивается. И человек проигрывает. Профессиональные каталы давно научились использовать эту слабость человека — они проигрывают несколько партий в самом начале…

— Знаю, — улыбнулся я. — Это все очень интересно, но только… как это относится к купленному «Мерседесу»?

— Все в любой момент может закончиться, — строго сказал Евгений Михайлович. — Вот прямо завтра. Или даже сегодня вечером. Когда угодно! И когда оно закончится, я буду думать — вот, имел возможность купить эту штуку и не купил. Я очень хорошо знаю, что любой успех не навсегда, молодой человек!

Евгений Михайлович был торжественен и строг.

— Вы, конечно же, правы, — вздохнул я. — Но, Евгений Михайлович, я хотел поговорить немного о другом…

— Да, я прекрасно понимаю, о чем вы хотели поговорить, — сказал Лисинский. — У Вити Гусара завтра день рождения и, насколько я знаю, вы в списке приглашенных?

— Совершенно верно, — подтвердил я. — Вы тоже приглашены?

— Да, я тоже приглашен, — подтвердил Лисинский. — И еще многие люди… Я слышал, что будет человек двести, если не больше. Это не просто празднование дня рождения, Алексей. Это триумф.

— У нас в последнее время какие-то странные отношения складываются, — сказал я. — Прямого конфликта еще нет, но…

— Это то самое, о чем я говорю, — ответил Евгений Михайлович. — Витя Гусар решил, что поймал бога за бороду. Его слушают. Молодежь смотрит ему в рот. Ему несут большие бабки. Большие бабки просто так! Есть сила, деньги и влиятельные друзья… — Когда Евгений Михайлович сказал о влиятельных друзьях, какая-то тень пробежала по его лицу и он замолчал.

— А вы говорили, что он договороспособный, — сказал я с упреком.

Евгений Михайлович посмотрел на меня снисходительно.

— Недавно к одному моему другу пришли от Вити Гусара, — сказал он. — Этот друг — он многостаночник, занимается всем понемногу. Что-то перепродает, что-то производит… Обычное дело. К нему пришли и сказали, что он должен отдавать десять процентов прибыли. Мой друг очень удивился — проблема в том, что он сам не всегда знает, сколько заработал за месяц. А если знает, то очень приблизительно. Иногда даже бывает так, что прибыли вообще нет, а есть убыток. И он все объяснил этим ребятам, но они не поняли — как это, нет прибыли?

— И на чем договорились? — спросил я.

— Договорились на том, что он будет давать небольшую сумму каждый месяц. Независимо от прибыли. Вы, Алексей, смотрите наши современные фильмы?

— Редко, — признался я.

— А я иногда смотрю, — улыбнулся Лисинский. — Особенно детективы и всякие боевики. У меня такое ощущение, что наши киношники посмотрели фильмы про дона Корлеоне и адвоката Терразини. Про мафию. Посмотрели и очень впечатлились, а потом им стало обидно — как это, у них есть, а у нас нету? И они стали снимать. И получилось, что наша мафия не хуже, чем за бугром, очень могущественная и хитрая, понимаете? Все смотрят и боятся — мафия! А на деле это ребята, которые понятия не имеют, что такое прибыль и как ее считать.

— Они научатся, — сказал я серьезно. — Еще год-два… И могут появиться совсем другие люди.

— Может быть, — согласился Евгений Михайлович. — А что касается Вити Гусара… Он детдомовский, кажется. Детдом, кражи, малолетка. Потом опять кражи. Зоны, изоляторы, тюремный режим… Сколько он там мог украсть в лучшем случае? Тысячу? Ну пусть даже пять. Он не видел денег, никогда. А сейчас поперло. Конечно, у него закружилась голова. Он же вообще не знал, что такие деньги бывают. И более сильные люди пускались во все тяжкие… И по поводу ваших сложных отношений… вас он опасается. Не боится, нет, просто понимает, что за вами есть сила. А значит, вы потенциально опасны.

— Знаю, — кивнул я.

— Это хорошо, — сказал с улыбкой Евгений Михайлович. — А знаете, Алексей, мне вообще не нравится происходящее. Мне не нравится, что в бизнес идут люди, которые по духу не такие. Слабые люди, которые просто движутся на запах денег.

— Это было неизбежно, — сказал я.

— Увы, — вздохнул Евгений Михайлович. — Я вспоминаю старые времена. Никто из нас не дал бы денег каким-то шаромыжникам, которые бы просто пришли и попросили. Можешь отнять, украсть — попробуй. Но среди нас не было слабаков. И случайных людей не было. А теперь пришли случайные люди, и все превратится в дерьмо.

Я задумчиво пил чай. В словах Евгения Михайловича был смысл.

Деньги прибывали в большом количестве, но как-то не радовали. На ликеро-водочном заводе мы зарабатывали до пятнадцати тысяч в день. Производство пленки и столярный цех давали сильно меньше — тысяч до трех. Время от времени мы зарабатывали неплохие деньги на перепродаже электроники, которую закупали у московских оптовиков — наиболее модный бизнес девяностого года. Но не самый доходный — в него полезли многие желающие легких денег, создали конкуренцию и порезали цены. Тем не менее, всего выходило тысяч до двадцати в день. На увеличение числа продавцов электроники повлияло еще и то, что слухи, согласно которым всю компьютерную технику нужно будет регистрировать в соответствующих органах, оказались слухами. Все дружно выдохнули.

Приходящие рубли не радовали, поскольку обесценивались со страшной силой. Курс доллара на «черном рынке» скакнул выше отметки в шестнадцать рублей за вечнозеленый. И ты его еще пойди и найди по такой цене! Немецкую марку можно было взять рублей по восемь-десять. Как раз в это время появилась аббревиатура, которая надолго поселится в лексиконе простого советского человека — СКВ или свободно конвертируемая валюта.

Происходило действительно что-то сюрреалистическое — за валюту можно получить реальный срок (и получают!), и при этом газета «КоммерсантЪ» публикует почти официальные валютные сводки с «черного рынка». А в «Огоньке» молодая, но очень перспективная фирма «МММ» предлагает всем желающим компьютеры и оргтехнику за рубли (кто бы мог подумать?!!) и даже без предоплаты. Длинноногая барышня на последней странице советского глянцевого журнала сидит на россыпи из сторублевок, оперевшись на системный блок, а у уха ее — телефонная трубка… Стоимость IBM PC достигает сорока тысяч рублей. Для обычного советского рабочего или служащего это что-то из области ненаучной фантастики.

У происходящего обрушения рубля есть и политические корни. Прибалты трындят о своей независимости? Рулящие товарными потоками дяди из Госснаба просто берут и сокращают поставки в Прибалтику отечественных автомобилей. Прибалты меланхолично пожимают плечами и увеличивают закупку иномарок, а заодно и спрос на валюту, обрушивая и без того падающий «черный» курс рубля. В Прибалтику прут валютный нал со всего Союза — рюкзаками и чемоданами. «Мерседес» в 128-м кузове приходит за десять тысяч марок, и мгновенно перепродается за двести тысяч рублей. «БМВ» седьмой серии приходит за семь тысяч марок и продается за сто восемьдесят тысяч рублей. Прибыль — сто процентов и выше, но опасно, автомобильный бизнес криминализирован почти как наркобизнес или торговля оружием, мой друг Матвей, крышующий авторынок, об этом знает не понаслышке.

Для того, чтобы сохранить заработанное, нам нужно примерно полторы тысячи долларов в день. Наши валютчики — очень толковые и серьезные ребята, могут достать максимум тысячу. И это еще при хорошем раскладе. Остальное приходится распихивать куда попало — покупать золото у цыгана Вани и антикварные вещи у Марлена Александровича. Все равно остается несколько десятков тысяч в месяц, которые некуда потратить — мы даем какие-то деньги детскому дому, боксерскому клубу и клубу каратистов, помогаем обществу инвалидов, содержим газету Бориса Борисовича… Идет девяностый год, и это очень странное время. Упадок, депрессия и алкоголизм с одной стороны, а с другой — в воздухе буквально ощущается сумасшедшая энергия и надежда на лучшее, наверное, что-то подобное бывает на золотых приисках и алмазных копях. Там любой может в одночасье стать миллионером, если, конечно, фортуна будет благосклонна.

Советская идеология практически перестала существовать, о коммунизме даже анекдоты рассказывать перестали. Вместо идеологии образовался вакуум. Впрочем, фактически этот вакуум образовался еще о моего здесь появления, а сейчас он просто очевиден каждому. И вот, одни граждане лихорадочно обогащаются, другие пьют горькую, а третьи — ищут ценностей духовных, вечных. Образовавшийся духовный вакуум принялись заполнять торговцы духовным товаром по сходной цене — от кришнаитов до евангелистов. А на государственном телевиденье Алан Чумак «заряжает» воду, кремы и прочие жидкости в прямом эфире. Ну и лечит разнообразные болезни, заодно. Вся страна смотрит телевизионные сеансы исцеления. По слухам, некоторым даже помогает…

Празднование дня рождения Гусара шло с размахом. Ресторан «София» был закрыт на спецобслуживание. Народу в банкетном зале набилось невпроворот — как верно сказал Лисинский, пришли поздравить именинника никак не меньше двухсот человек. Это было в высшей степени странное собрание! Кого здесь только не было! Карманники и картежники, бывшие цеховики и кооператоры, несколько директоров государственных предприятий, наперсточники, директор рынка, бармен, банкир комсомольского происхождения…

Я заметил, что многие присутствующие находятся слегка не в своей тарелке — кооператоры с опаской смотрели на густо татуированных коротко стриженных мужиков, а бандиты с недоумением поглядывали на новоявленных фирмачей… Впрочем, столы ломились от спиртного и деликатесов, народ потихоньку выпивал, закусывал и расслаблялся… Музыка гремела, у микрофона какой-то усатый тенор в белоснежном костюме-тройке с надрывом пел об угрюмом крике парохода в Ванинском порту и о стоящей впереди столице колымского края — Магадане… Джентльмены были в большинстве своем без дам, дамы присутствовали, конечно, но преимущественно из разряда «ночных бабочек»…

— Сумасшедший дом, — оценил происходящее Матвей. — Нахрена он собрал их всех?

— Ты посмотри на именинника, — с улыбкой сказал я.

Именинник сиял. Преисполненный значимости и удовлетворенности, он принимал подарки и выслушивал здравицы подобно тому, как сюзерен принимает знаки внимания от вассалов. Похоже, что Виктор Федорович действительно переживал свой звездный час. Кажется, он был абсолютно трезв…

— Пойдем! — сказал я решительно.

Матвей, выставив плечо вперед, решительно двинулся сквозь толпу приглашенных, я следовал за ним.

Гусар сидел за столиком в компании двух ближайших друзей.

— Знаешь их? — вполголоса спросил меня Матвей.

Я отрицательно мотнул головой.

— Справа — Вано. Недавно освободился, вроде бы с Гусаром сидел. — Матвей кивнул на пожилого кавказца с надменным недовольным лицом. — А слева — Зяблик.

— Который в «Кофейнике» стрельбу устроил? — спросил я.

— Он самый, — подтвердил Матвей.

Про этот случай я слышал. «Кофейник» был модным, недавно открывшимся кооперативным кафе. Измученный ненавязчивым государственным сервисом потребитель с радостью приобщался к новинкам частного общепита, в котором официанты улыбались, а на кухне строго-настрого было запрещено воровать продукты питания. «Кофейник» был забит битком, особенно по вечерам. И так получилось, что в один из таких вечеров туда зашел попить чайку бандит по прозвищу Зяблик. Смущенный официант сказал ему, что мест, к сожалению, нет.

— Нет мест⁈ — спросил Зяблик с удивлением. — Ну это мы посмотрим, как нет мест!

Выхватив из-за пояса ствол, он несколько раз пальнул в роскошную люстру. Перепуганная публика ломанулась на выход, а Зяблик спокойно заявил побледневшему официанту:

— Ну вот и появились места! А ты говорил!

В толпе мелькнула улыбающаяся физиономия Евгений Михайловича, мы вежливо кивнули друг другу.

— К Федоровичу ломитесь? — вдруг зацепил нас какой-то невзрачный паренек в спортивном костюме. — А где подарки, я не понял?

— Тебе кто разрешал пасть раскрывать⁈ — В глазах Матвея блеснул гневный огонь. Паренек в спортивном костюме стушевался и исчез в толпе.

С эстрады гремело:

'Помню я, тихою зимнею ноченькой

В санках неслись мы втроём.

Лишь по углам фонари одинокие

Тусклым горели огнём.

В наших санях под медвежьею шкурою

Жёлтый стоял чемодан,

Каждый невольно дрожащей рукою

Щупал холодный наган'.

Гусар целовался с каким-то амбалом в кожаном пиджаке, мы были следующие на очереди — поздравить именинника. Матвей, затянутый в парадный костюм, мрачно сопел. А я смотрел на происходящее и думал о том, что здесь не хватает только представителей партийной элиты.

— И здесь очередь, — сказал мне в ухо Матвей с досадой. — Везде, где собирается больше трех людей, возникает очередь. Вот что это за хрень, Леха?

— Вот так, — развел руками я и перевел разговор на более актуальную тему: — Знакомых кого-то видел?

Матвей скривился.

— Шелупонь одна. Они же воров ждали, а никто не приехал. Точно тебе говорю! Не сочли нужным. Значит не так уж высоко котируется наш Федорович…

— Ладно, — сказал я. — Это нас не касается. Делаем все, как договорились.

— Делаем, — сказал Матвей. — Но, Леха, если ты ошибся… мне трудно будет пацанам объяснить. Своими руками авторынок отдать… Такие бабки! Ты ему сам говори, у меня язык не повернется.

— Он им подавится, — сказал я еле слышно. Впрочем, в зале было так шумно, что услышать подробности нашего разговора не представлялось возможным. — Все, пошли! Амбал выпил, закусил и отваливает.

— Пошли, — сказал Матвей.

Мы подошли к столу, за которым восседал именинник.