Капитали$т: Часть 4. 1990

Глава 8

На следующее утро, едва проснувшись, я позвонил Борису Борисовичу на домашний. Борис Борисович уже бодр и деловит.

— Доброе утро! — поприветствовал я его.

— Здравствуйте, Алексей Владимирович! Рад вас слышать!

— Как вам вчерашний материал? — спросил я. — Я же говорил, что будет интересно.

— Материал действительно представляет интерес, — согласился Борис Борисович. — Такое не каждый день случается! Мои ребята отлично отработали. Кучу снимков сделали и несколько небольших интервью… Милиция, правда, от комментариев отказалась…

Я рассмеялся.

— Статья нужна в ближайшее время, — сказал я.

— Будет статья, — пообещал Борис Борисович. — Ребята уже готовят.

— Прекрасно, — сказал я. — Ждем с нетерпением. Кстати, чем там все закончилось, вы в курсе?

— В курсе, — важно сказал Борис Борисович. — Госпитализировано человек десять. Все живы, но не очень здоровы.

— Главное, что живы! — сказал я весело. — А ребятам вашим скажите, что премия им полагается. За вредные, так сказать, условия работы.

— Я передам, — ответил Борис Борисович. — А сейчас, Алексей, разрешите откланяться, дела!

Я пожелал Борису Борисовичу хорошего дня и отправился завтракать. Позавтракать мне, впрочем, спокойно не дали. Снова телефонная трель — бесцеремонная и нахальная. Да что ж такое, подумал я с горечью. То тюлень позвонит, то олень!

— Здравствуй! — сказал из трубки недовольный отцовский голос. — Как это я тебя застал, просто чудо какое-то! Министру проще дозвониться, чем тебе!

— Очень много дел, — вздохнул я.

— Да уж! — сказал отец строго. — Мне тут звонили… бывшие коллеги. По твоему поводу, между прочим!

— Из горкома⁈ — удивился я.

— Бери выше.

Я выругался про себя.

— И чего хотели бывшие коллеги?

— Поговорить с тобой хотят, — сказал отец. — Какое-то у них к тебе дело, понимаешь ли. Меня не посвящали. Может ты мне объяснишь?

— Ни сном, ни духом не знаю! — честно сказал я.

— Ну вот пойди и выясни, — сказал отец. — Сегодня в одиннадцать тебя ждать человек будет.

— Где? — спросил я, стараясь скрыть досаду. Встречаться с каким-то обкомовцем совершенно не входило в мои сегодняшние планы.

— У памятника Ленину, — отчеканил отец.

Ну, понятно. Памятник Ленину стоит спиной к обкому.

— Хорошо, — сказал я обреченно.

— И веди себя прилично! Не позорь меня перед коллегами, хоть и бывшими! — прогремел отец.

К памятнику Ленину я приехал вовремя — ровно в одиннадцать. Здесь все было как всегда — голубые ели, черные «Волги», кумачовые лозунги, стенды с газетами и портретами выдающихся жителей города… Но что-то — на уровне ощущений — изменилось. Обком перестал быть сакральным центром власти. Еще не совсем перестал, но… Раньше это было место силы, а теперь просто место, подумал я с усмешкой. Сюда каждый день приезжают люди в некрасивых костюмах — на работу. Они почему-то до сих пор думают, что управляют областью. Такая вот инерция мышления, когда-то они действительно управляли. А сейчас… материальными благами рулят исполкомы, снабженцы, директора предприятий и деятели теневой экономики. Сила есть у милиции и КГБ, а еще у бандитов. Когда идеология представляла собой реальную силу — обком действительно руководил. Но теперь идеология не стоит ничего. И власть обкома стремится к нулю.

— Здравствуйте, Алексей Владимирович! — прозвучало откуда-то сзади.

Я вздрогнул от неожиданности и повернулся. Передо мной стоял мужчина лет тридцати пяти, одетый по номенклатурной моде — строгий синий костюм и легкое пальто.

— Добрый день, — поздоровался я. — Мне передали, что вы хотите поговорить. Я слушаю.

— Да, — сказал мужчина. — Вам все верно передали, меня зовут Валентин Петрович.

Я коротко кивнул, воздерживаясь от рукопожатия.

— Если можно, сразу к сути дела. Я тороплюсь.

— Сейчас я все объясню, — виновато улыбнувшись сказал Валентин Петрович. — Постараюсь быстро, но разговор довольно деликатный…

Я снова кивнул и обреченно стал слушать.

— Вы поймите меня правильно, — начал рассказывать мой новый знакомый. Я, как вы, наверное, догадались, говорю не от своего имени. А, так сказать, от имени и по поручению… — Валентин Петрович кинул многозначительный взгляд на белое здание обкома.

— Я догадался, — сказал я. — И чего же хочет товарищ первый секретарь?

Валентин Петрович поглядел на маня с некоторой даже обидой.

— Вы напрасно так это все воспринимаете, — сказал он. — Товарищ первый секретарь деловой человек. Очень современный! Не ретроград какой!

— Рад за него, — сказал я безразлично.

— И он действительно хочет помочь. Вам.

— Мне⁈ — удивился я.

— Вам! — подтвердил Валентин Петрович. — Он хочет помочь вам избежать страшного вреда! Огромной опасности, которой вы, вероятно — по незнанию, подвергаете себя!

— Давайте угадаю, — сказал я. — Речь идет о газете «Вечерний город», не правда ли?

— Мне недаром характеризовали вас, как очень сообразительного молодого человека! — радостно воскликнул Валентин Петрович. — Действительно, есть мнение, что вы оказались втянуты в деятельность антисоветских сил. Эта газета — их официальный рупор в нашем регионе. И, к огромному нашему сожалению, она функционирует с вашей помощью. Вы помогаете им финансово и организационно.

— И товарищ первый секретарь не хочет, чтобы я эту помощь оказывал? — спросил я с легкой улыбкой.

— Да, в общем вы правы, — сказал Валентин Петрович очень серьезно. — Знаете, Алексей Владимирович, сейчас многие люди считают, что все. Советская власть закончилась. Так вот, они ошибаются.

— Не сомневаюсь в этом, — сказал я. — Более того, я уверен, что советская власть не закончится даже с исчезновением Советского Союза. Что бы мы ни изобретали, всегда получается автомат Калашникова, не правда ли, Валентин Петрович?

— Простите, я не очень вас понял, — нахмурился мой собеседник.

— Не берите в голову, — махнул рукой я. — Итак, мы остановились на том, что обком не хочет, чтобы мы финансировали «Вечерний город». Я понимаю это желание обкома, «Вечерка» не всегда хорошо отзывается о нашей партийной, с позволения сказать, элите. Но, Валентин Петрович, желание есть желание. Это материя тонкая, а я человек деловой. Я не подчиняюсь обкому и выполнять его желания и указания себе в ущерб… было бы странно, согласитесь? Где сделка, Валентин Петрович? Пока что никакой сделкой и не пахнет!

— Вот! — сказал Валентин Петрович с довольной улыбкой. — Я как раз собирался перейти к этой части…

— Слушаю вас.

— Мы время от времени изучаем отчеты компетентных органов, — Валентин Петрович сделал эффектную паузу. — В частности, ОБХСС.

— Вы серьезно? — вырвалось у меня.

— Совершенно серьезно, — сказал Валентин Петрович. — Есть данные по кооперативу, который вы возглавляете. У вас не все прекрасно с финансовой дисциплиной. Насколько мне не изменяет память, речь идет о нарушениях на десятки и даже сотни тысяч рублей. Если посмотреть под определенным углом, то это может стать составом преступления…

— А если мы перестанем давать деньги «Вечерке», то под таким углом смотреть никто не будет? — поинтересовался я.

— Вы же сами говорили о сделке, — улыбнулся Валентин Петрович. — Но это еще не все. Мы хорошо понимаем, что молодому отечественному бизнесу нужны выходы на прессу. Пожалуйста, Алексей Владимирович! Мы нисколько не препятствуем! В городе издается несколько газет — можете прийти в любую редакцию, рассказать о своем предприятии, о деятельности… Мы знаем о вашей благотворительной деятельности и ценим ее! Реклама, любое сотрудничество с любой газетой — мы только за! Но не с этими антисоветчиками. Вы сами понимаете, есть вещи, на которые обком может закрыть глаза, а есть и другое…

— Получается, что обком может закрыть глаза на громадные злоупотребления, — сказал я с улыбкой, — но никак не может закрыть глаза на самиздатовскую газетку.

— Если вы так ставите вопрос… — пожал плечами Валентин Петрович. — Есть и еще один момент. Обком знает, что вы работаете с государственным предприятием. И зарабатываете приличные деньги. И вам никто не препятствует, Алексей Владимирович.

— Вы правда хотите об этом поговорить? — Я испытующе посмотрел на собеседника.

— К сожалению, я не уполномочен вести дискуссию, — улыбнулся Валентин Петрович. — Я уполномочен получить от вас принципиальный ответ. Да или нет, Алексей Владимирович.

— Послушайте, — сказал я терпеливо, — уважаемый Валентин Петрович. Наш замечательный обком партии не может решить такой простой задачи, как обеспечение самыми обычными сигаретами простых советских курильщиков. Наши люди курят не гаванские сигары, Валентин Петрович. И не «Мальборо» в большинстве своем. «Космоса» и «Примы» нету. И так куда ни кинь! Вы что, совсем ничего не понимаете?

Валентин Петрович смутился.

— Нет, конечно, кризис имеет место… во многих сферах… — сбивчиво пробормотал он.

— Да какой к чертовой матери кризис⁈ — не выдержал я. — У вас все разваливается, совершенно все! Еда по талонам, и за той не достоишься! Вон, в Москве талоны на все — дальше уже ехать некуда! Вы все просрали, Валентин Петрович, уж простите за непарламентское выражение! И у вас хватает наглости диктовать условия тем, кто сильнее вас? Это просто поразительно, вы не находите⁈

— Значит, вы отвечаете «нет»? — холодно поинтересовался Валентин Петрович.

— Я отвечаю следующее, — сказал я, — только из уважения к просьбе моего отца, я поговорю с человеком, который определяет редакционную политику «Вечерки». И попрошу его, чтобы лично товарища первого секретаря в статьях по возможности не упоминали. Больше я не могу и не хочу ничего сделать. Разве что, напомнить товарищу первому секретарю, что его предшественник в прошлом году слетел именно из-за газетного скандала.

— Я вас понял, — кивнул Валентин Петрович.

— Прекрасно, — сказал я. — Разрешите пожелать вам всего наилучшего.

Расстались мы с Валентином Петровичем довольно холодно. Я корил себя за то, что не смог сдержаться. Смысла что-то доказывать этому клерку не было совершено никакого. Если у него есть хотя бы пара извилин в голове, то он сам все прекрасно понимает. Ну а если нет…

Вдоволь наобщавшись с посланником обкома, я отправился к нам в контору. Рабочий день был в самом разгаре — все чем-то занимались, либо же очень правдоподобно имитировали занятость. Не считая моих компаньонов, конечно. Вчера они слегка перебрали в ресторане и сегодня чувствовали себя неважно.

— Слыхал, чего умные люди придумали? — спросил меня Серега. — Это мы здесь лаптем щи хлебаем, а вот в Москве…

— И чего же придумали в Москве умные люди? — скептически поинтересовался я.

— Биржа! — Серега торжествующе посмотрел на меня. — Биржу умные люди открыли, а мы здесь сидим, как в болоте…

— «Алиса»? — спросил я с улыбкой.

Торжествующее выражение сползло с Серегиного лица.

— Так ты уже знаешь? А чего не рассказываешь тогда? Чего знаешь, колись давай!

— Ты «Уолл-Стрит» смотрел? — спросил я, скрывая улыбку.

Серега важно кивнул.

— Смотрел, ясный перец! Крутое кино! Как на западе люди бабки делают. С Майклом Дугласом, у меня и кассета есть. И че? В Москве такая же биржа, как у них?

— Вообще ничего общего, — сказал я честно. — Там в фильме про фондовую биржу, которая акциями торгует и всякими бумагами ценными. А в Москве открыли товарную.

— Товарами торгуют? — заинтересовался Серега. — Это как?

— Да все просто, — сказал я. — Как на рынке. Продавец приходит с товаром, покупатель приходит с деньгами. Заключают сделку сами или через брокера и платят бирже процент.

— Вроде просто, — с сомнением сказал Серега. — Если все так просто, то почему нам здесь не сделать? Пусть нам процент платят!

— Дорогой коллега, — сказал я терпеливо, — у тебя есть какие-то проблемы с продажей товаров?

— У меня — нет, — сказал Серега. — А че?

— Вот и не заморачивайся, — сказал я. — Пока что мы можем продать все, что угодно. Безо всякой биржи и процентов. Как там столярный цех, кстати?

— Заказов на квартал вперед набрали, — гордо сказал Серега. — И желающих целая очередь. Начальнику цеха даже взятку предлагали, прикинь?

— Так расширяться нужно, — сказал я. — Или новый цех открывать. Водка — тема такая… сегодня есть, завтра нет…

— Подумаем, — сказал Серега важно. — Посоветуемся с рабочим коллективом, проведем собрание…

Я поморщился.

— Иди ты нафиг вместе с собранием. Скажи лучше, Матвей не звонил?

— Не звонил, — насторожился Серега. — А че такое? Позвонить диспетчеру?

— Потом, сейчас некогда, — махнул рукой я. — А Мария Степановна на месте?

Серега удивился.

— Бухгалтер, что ли? Должна быть на месте. Сейчас позвоню им туда… в бухгалтерию.

— Пусть ко мне зайдет, — сказал я.

Серега кивнул.

— На кой черт нам вообще бухгалтерия… — сказал он задумчиво.

Марию Степановну я принимал в своем кабинете. С кофе и печеньем, как полагается. Мария Степановна, впрочем, кофе едва пригубила. Девизом этой в высшей степени деловой женщины было «сначала дело, а пустяки потом».

— Что конкретно вы хотите узнать? — спросила она.

Я тяжело вздохнул.

— Я хочу узнать… одним словом, насколько уязвимы наши финансовые дела?

Мария Степановна не удивилась.

— Налоги выплачиваются своевременно, — сказала она. — Кредит тоже погашается вовремя. Вся отчетность сдается. Ревизоры были в прошлом квартале, больших огрех не нашли. За последние семь месяцев все в полном порядке. Речь, конечно же, идет только о тех суммах, которые уходят и приходят по официальным договорам. Прочих вещей я не касаюсь, — улыбнулась Мария Степановна.

— А то, что было до вашего прихода? — спросил я — Там все… совсем плохо?

Мария Степановна развела руками.

— Не идеально, скажем так.

— Может ли ОБХСС создать неприятности? — спросил я прямо.

— Только не по нашей линии, — покачала головой Мария Степановна. — Насколько я понимаю, проблемы могут быть только по линии завода. Там, где неучтенный товар и неучтенные деньги.

— Понятно, — сказал я задумчиво. — Понятно… Спасибо вам, Мария Степановна, больше не задерживаю…

— Всегда пожалуйста, — кивнула она.

Бухгалтер покинула кабинет, а я задумался. Как-то все складывается не очень хорошо. Проблемы с криминалом. Проблемы с милицией. Проблемы с обкомом. Возможные проблемы с ОБХСС. Как-то слишком много проблем… Нет, на сегодня с меня определенно хватит. Поеду к Марлену Александровичу, там меня уже заждалась коллекция саксонского фарфора середины девятнадцатого века…

К Марлену Александровичу я добрался без происшествий, правда, пришлось очень долго звонить в дверь — когда Марлен Александрович поглощен работой, он очень неохотно откликается на различные сигналы, поступающие из внешнего мира.

— Алексей! — узнал меня Марлен Александрович. — Признаться, не ожидал вашего визита. Впрочем, заходите!

— Как там саксонский фарфор? — спросил я. — Удалось приобрести у Ройхмана?

— Саксонский? — Марлен Александрович на мгновение завис, но тут же просиял. — Фарфор, конечно! Да, я приобрел. Он, кажется… Постойте. Ах, вот же!

Он указал на два объемных деревянных ящика.

— Есть что-нибудь любопытное? — спросил я.

Марлен Александрович пожал плечами.

— Кажется, я вам уже говорил… Мещанство, конечно, но довольно милое… Вот, например, дама с кавалером.

Марлен Александрович извлек статуэтку — танцующие дама в бальном платье и кавалер в роскошном синем камзоле.

— Занятная вещица, не правда ли? — улыбнулся он. — Или вот, дама пишет письмо возлюбленному. Ройхман с этой вещью попал впросак! Он-то думал, что это середина девятнадцатого, а это конец восемнадцатого!

Я взглянул на эту вещь — изящную и воздушную штуку из чужого времени и чужой страны.

— Спасибо вам, Марлен Александрович. Над чем сейчас работаете, если не секрет?

Антиквар самодовольно улыбнулся.

— Секрета большого нет. Попросили посмотреть кое-какие вещи… Копии Фаберже.

— Ого, — удивился я. — Неужто кого-то из вашего почтенного сообщества обманули?

— Ну что вы, — добродушно сказал Марлен Александрович. — Это не подделки, а именно копии. Без клейма, но стиль и дух сохранены. Очень интересно!

— Как только для меня что-нибудь будет, сразу дайте знать, — сказал я.

— Непременно, — улыбнулся Марлен Александрович.

Я ехал домой и думал о том, как странно устроен мир. Человек из двадцать первого века везет коллекцию статуэток девятнадцатого века к себе домой. А происходит это в конце двадцатого века. У того, кто это устроил, если он, конечно, есть, должно быть все очень хорошо с чувством юмора…