Капитали$т: Часть 4. 1990

Глава 17

Я выслушал Григория Степановича очень внимательно, а выслушав, задал вопрос:

— Какие бумаги имеются?

— Имеются бумаги, — сказал Бубенцов недовольно. — Договор на поставку пяти вагонов водки имеется. Какой-то шарашкиной конторе. Договор правильный, но в суд они с ним не пойдут.

— Почему же не пойдут? — спросил я.

— Да потому что шарашкина контора! Им и водка нужна — на что-то выменять. Они же неформально приехали решать вопрос, понимаешь? Неформально!

В принципе, все было понятно.

— А договор на поставку… чего они там вам поставили? — снова задал я вопрос.

— Имеется, — подтвердил Григорий Степанович. — Поставили они стройматериалы, в срок и без нареканий. Та же шарашкина контора.

Я с удивлением посмотрел на директора.

— Получается, что по сути они правы, — сказал я. — Свою часть договора они выполнили, а мы — нет. Что конкретно я могу им предложить?

— Я же говорю, — ответил Григорий Степанович с некоторым раздражением, — пусть подождут немного. До конца майских. Тогда я смогу рассчитаться. Раньше — не смогу. Неустойку… можно обсудить, но в пределах разумного.

— А если они откажутся? — поинтересовался я.

— Значит нужно сделать так, чтобы не отказались. — Мутные похмельные глаза Григория Степановича не выражали ничего.

Я чертыхнулся. Только-только наступило затишье и вот опять… А Григорий Степанович борзеет потихоньку. Сложившаяся ситуация — еще не кидок, но где-то очень близко, буквально в одном шаге от кидка. А разгребать нам… Он рассуждает так — мы получаем свои полторы тысячи бутылок в день, вот и должны отрабатывать. Эх, Григорий Степанович, подумал я с досадой. Перестраивался, перестраивался, да так и не перестроился нихрена. Не понимает времени, не чувствует. Не может себе представить, что за три вагона водки его просто возьмут и убьют. Взять на себя обязательства и не выполнить… Партсобраний, выговоров и предупреждений не будет. Еще не известно, что там за грузины…

— Они контакт оставили? — спросил я.

— Вот, — Григорий Степанович протянул блокнотный лист с телефонным номером. — Они, вроде бы, в «Советской» остановились.

— Сделаем все, что возможно в этой ситуации, — сказал я.

— Вот и хорошо, — царственно кивнул Бубенцов. — Я уверен, что вы справитесь!

Григорий Степанович был настроен оптимистически. А нам теперь лезть в очередное мутное дело с не очень понятным исходом…

Встречу с грузинами мы назначили в баре гостиницы, где они остановились. После короткого совещания решили, что на встречу пойдем мы с Серегой в сопровождении группы силовой поддержки. Тут же оперативно получили информацию из гостиницы — приезжих из солнечной Грузии всего три человека, ведут себя разгульно — каждый вечер с девочками в ресторане, но при этом — без происшествий, все чинно и благородно. И вообще, ребята щедрые и интеллигентные.

— Вот и прекрасно, — сказал Серега благодушно. — Поговорим, решим без шума и пыли.

Я не разделял его благодушия.

— Пацанов в баре нужно рассадить заранее. И у входа пару человек на всякий случай поставить.

— Рассадим, поставим! — улыбнулся Серега. — Ну чего ты в самом деле, нервничаешь по пустякам? Дело-то плевое!

Я скептически покачал головой. Дело действительно выглядело плевым…

На встречу мы пришли ровно в назначенное время — в шесть вечера. Бар уже потихоньку наполнялся посетителями — размалеванные девицы скучали за стаканом сока, какая-то студенческая компания веселилась за бутылкой шампанского, наши парни в спортивных костюмах налегали на «Пепси» и старались не смотреть в сторону девиц, которые, в свою очередь, с них глаз не спускали. Бармен, хозяйничавший за стойкой, одарил на беглым взглядом и отвернулся — он хорошо знал, что мы относимся к разряду посетителей, на которых лучше не заострять внимание. Из колонок лилось новомодное:

'Когда горят огнем витрины

На старых улицах Москвы

Не трудно встретить этого мужчину

Небесной красоты…'

Грузины сидели у окна — чинно пили кофе и курили. Молодые ребята, старшему наверняка не было и тридцати, одетые с иголочки — кожаные пиджаки, вельветовые джинсы, золотые браслеты и перстни, сияющие ботинки… на бойцов явно не тянут, подумал я с некоторым облегчением. Серега лихо подмигнул мне, похоже, что он пришел к такому же выводу…

— Добрый вечер! — поздоровался я с гостями города. Гости заулыбались, пригласили нас за столик, предложили заказать что-нибудь.

— Давайте о деле, — вежливо, но твердо сказал я. — Меня Алексей зовут, а это Сергей.

— Георгий!

— Давид!

— Зураб!

Мы обменялись рукопожатиями. Старшим у них, кажется, Георгий, отметил я. Гости буквально излучали доброжелательность и светились улыбками.

— Вот, — сказал Георгий, улыбаясь нам, как старым знакомым, — по ним сразу видно, что хорошие ребята! Молодые! Мы с ними сейчас в два счета все уладим и вино пить пойдем! Так я говорю, ребята?

— Постараемся, — сказал я уклончиво. — Давайте обсудим и договоримся.

— Э, дорогой, — сказал представившийся Давидом — широкоплечий парень с аккуратными черными усами. — Сначала объясните — кто вы сами-то есть? Крыша этого директора?

— Этого барана, — с досадой поправил его Зураб.

Слово «крыша» только появилось и было, что называется, на слуху.

— Партнеры по бизнесу, — ответил я. — Но можно сказать и так, как ты сказал. Решать вопрос с нами нужно.

— Все, нет вопросов, — вскинул руки ладонями вперед Давид. — С вами, значит с вами.

— Лучше с вами, чем с этим придурком, — мрачно подтвердил Георгий. — Ни одного слова сказать как мужчина не может, хвостом метет туда-сюда! А кстати… — грузин хитро прищурился на меня. — Это ваши парни? — Он кивнул на спортсменов, молча сидящих за бутылкой «Пепси» возле барной стойки.

Я неопределенно пожал плечами.

— Боксеры, наверное? — Спросил Георгий, и, не дожидаясь ответа, продолжил: — У нас хороших боксеров мало. У нас все больше борцы… Ладно, ребята. Давайте по делу. Три вагона водки должен ваш директор. Признаете?

— Никто не отказывается, — сказал Серега.

— Хорошо, — кивнул Георгий. — Считай, полдела сделали. Отдавать он когда думает?

— Он отдаст, — сказал я, — никто не отказывается отдавать, но сейчас есть проблема. Столько водки физически в наличии нет. После майских праздников он полностью рассчитается. Да, мы понимаем, что в этой ситуации наш партнер неправ. Готовы обсудить размер неустойки.

Грузины нахмурились.

— Э-э-э… друг! Как — после майских? Это десятого мая, что ли? Нет, нас не устраивает. У нас эту водку на следующей неделе ждут, — сказал Давид. — Максимум до понедельника потерпеть можем. Больше никак не можем!

Я развел руками.

— Не получится. В связи с выборами вся водка в госторговлю уходит. Давайте какой-то компромисс искать, договариваться. Если хотите, посчитаемся, он деньги отдаст.

Это предложение я внес на свой страх и риск, Григорий Степанович подобных полномочий мне не давал. Впрочем, по моим прикидкам, водки там было примерно тысяч на шестьсот, если считать по госцене. Деньги приличные, но не запредельные, товарищ директор вполне мог бы выплатить из личных сбережений.

— Нет, — скривился Георгий, — деньги — не нужно. Если бы договаривались за деньги, то отдал бы деньги. Но мы за водку договаривались.

— Короче, — сказал Серега, которому этот разговор начал надоедать, — расклад мы вам обрисовали. Никто вас кидать не собирался, водку получите в мае, по поводу неустойки советую подумать, мы не отказываемся. Хоть водкой, хоть бабками.

— Вайме! — притворно огорчился Георгий. — А так хорошо разговор начинался, думали, что такой пустяк за пять минут разрешим. А вы вот как!

— Думайте, — сказал Серега. — Только учтите, что директор не сам по себе, за ним люди. Порвать его вам мы все равно не дадим. Так что думайте, уважаемые.

— Такие слова говоришь… — покачал головой Георгий. — Порвать… Зачем так говоришь? Мы люди мирные, нам лишние проблемы не нужны.

— К какому решению приходим? — спросил я.

Весь этот разговор был каким-то вязким и ненатуральным, будто плохая театральная постановка. И еще, меня смущало то, что гости с юга совершенно не высказывали никакого беспокойства. Значит, уверены в своих силах. Либо же, имеют какой-то тайный козырь… Вопрос — какой?

— Друг, — проникновенно сказал Георгий, — меня послали передать, что водка нужна на следующей неделе — я передал. Ты говоришь, что на следующей неделе не будет, будет в мае. Хорошо, я слышал твои слова. Сегодня я их передам своим друзьям, которые принимают решения, а завтра — скажу тебе их ответ. Давай встретимся завтра, здесь же и в это же время. Договорились?

— Договорились, — кивнул я.

— Хоть до чего-то договорились, — пошутил Давид, слегка разряжая обстановку.

Из гостиницы мы выходили злые и мрачные. Серега матерился — наверное, минуты три подряд и почти ни разу не повторился. Досталось всем причастным — и гостям с юга, и Григорию Степановичу.

— Этот урод косячит, а нам теперь дерьмо за ним разгребать! — энергично закончил он.

— А разгребать придется, деваться некуда, — вздохнул я. — Раз с завода кормимся, значит должны… Как-то эти грузины очень спокойно держались, Серег. Вот что меня напрягает.

— Нахрен! — сказал Серега решительно. — Понтовщики обычные, я таких видел-перевидел. Завтра их дожмем, никуда не денутся. Дать им ящиков сто сверху и нормально будет.

— Надеюсь, что так… — сказал я.

От навалившихся забот голова шла кругом. Как-то слишком много всего…

— Слушай… — спросил я Серегу. — А тебе не надоело?

Тот удивленно посмотрел на меня.

— Что — надоело?

— Ну вот это все, — улыбнулся я. — Вся это свистопляска… Может лучше, когда меньше, но спокойно…

— Гонишь, Леха, — сказал Серега с усмешкой. — Я сам такую жизнь только по телеку видел в кино, причем в американском. Я тебе отвечаю — иногда думаю, что все это сон, я сплю и вот-вот проснусь, а вокруг будет старая жизнь и идти мне утром на завод в первую смену… — Серега мотнул головой, будто отгоняя неприятные мысли. — А спокойно… У кого сейчас спокойно? У учителей может? Или у врачей, у работяг? Там же мрак беспросветный. Так что, нет, не надоело.

В этот день у меня была еще одна встреча — с коллегами-кооператорами. Парни, лет по двадцать пять, бывшие комсомольцы, очень неплохо зарабатывали на модной теме — компьютерах и оргтехнике. Все как полагается — офис в центре города, иномарки, милицейская крыша (впрочем, представителям Гусара они тоже давали какую-то мелочь, чтобы не портить отношений). Ребята шли к успеху, но немного заигрались — влезли в политику, что автоматически подразумевало неприятности. Ребята-компьютерщики финансировали предвыборную кампанию одного скандального, известного на весь Союз журналиста, которому пришла фантазия избираться в нашем городе. Естественно, обком, который поддерживал на этом округе директора оборонного завода, такую самодеятельность воспринял очень болезненно. И началась бессмысленная и беспощадная борьба, в которой с одной стороны были власть и административный ресурс, а с другой — деньги и креативность. Само собой, все типографии были для них закрыты, но ушлые компьютерщики заказывали листовки в соседней области. Еще они достали где-то партию какого-то высокопрочного клея, так что отодрать приклеенную листовку не было никакой возможности. Кроме того, парни наняли студентов, которые курсировали по городу на такси, вооруженные мегафонами, и призывали трудящихся голосовать за журналиста

Мы пили чай у меня в офисе и разговаривали о вечном.

— Зря в это говно полезли, — честно сказал я ребятам. — Был бы еще кандидат нормальный, а то — журналист… В Москву попадет, а вам и спасибо не скажет.

— А мы не за спасибо, — застенчиво улыбнулся очкарик, похожий на хиппи, почему-то одетого в деловой костюм. — мы за то, чтобы в Верховный Совет в кои-то веки нормальные люди попали. И мы счастливы, что имеем такую возможность — помочь нормальным людям туда попасть.

Понятно, думал я безразлично. Ребята — романтики. А вот это зря, конечно, отходняк будет очень жестким. И вообще, откуда столько прекраснодушных романтиков в Советском Союзе? Но, конечно, говорить я ничего этого не стал, а сказал:

— Дело ваше. Лично я политикой не интересуюсь. Нервную систему берегу.

— Но как же? — удивился очкарик. — Мы точно знаем, что вы поддерживаете кандидатов в городской совет!

— Все верно, — подтвердил я. — Но, ребята, я вас разочарую. Это не политика, это грубая хозяйственная деятельность… Вам такое не интересно…

— Ну, если так… — очкарик развел руками. — Еще мы слышали, что у вас с нашей местной типографией нормально все. Может, посодействуете?

— Не бесплатно, конечно, — добавил компаньон очкарика.

Ребята с надеждой смотрели на меня, а я смотрел в стол. Не мог же я сказать им, что журналист и так выиграет (что точно), и забудет о своих благодетелях (что весьма вероятно), а в конце-концов — очень плохо кончит. Бизнес-перспективы ребят тоже не очень радужны. Я сказал им правду, неприятную, как это часто с правдой бывает. Я сказал:

— У меня твердая договоренность с обкомом. Я не лезу на их поляну, они не лезут на мою.

Очкарик понимающе кивнул, и что-то презрительное мелькнуло в его глазах. Так, наверное, всегда бывает, когда романтик встречается с прагматиком. Его компаньон сказал:

— Мы знаем, что у вас с ликеро-водочным хорошие отношения. Может, посодействуете? А то нам еще листовки печатать и прочее… Без водки — никак.

— Сколько нужно? — улыбнулся я.

— Сколько не жалко, — вздохнул партнер очкарика.

Я кивнул.

— Завтра с утра пригоняйте машину — отгрузим тридцать ящиков.

— Почем? — деловито спросил партнер очкарика.

— По пятнашке, — сказал я.

Немного выше госцены, но дешевле, чем у спекулянтов.

Компьютерщики довольно заулыбались.

А потом, уже совсем поздно, ко мне пришел Борис Борисович. Конечно же, со сметой — деньги были нужны на все. На бумагу для газеты, на распространителей (в киоски «Союзпечать» нашу самиздатовскую газету принимать отказывались), на транспорт — возить кандидатов по встречам с избирателями, на фотографов — снимать кандидатов в правильных ракурсах, еще на черт знает какие нужды… Я отсчитывал деньги, а Борис Борисович со священным трепетом смотрел на этот процесс. А потом мы менялись — я отдавал Борису Борисовичу кучу купюр, а он мне — расписку, которая шла в сейф ко всем остальным.

Еще я тонко намекнул Борису Борисовичу, что должность секретаря горсовета у него почти в кармане. Если все, конечно же, пойдет по плану. Борис Борисович расцвел и умчался куда-то — приближать свое светлое секретарское будущее.

Когда я приехал домой и совсем собрался спать, позвонил Серега. Судя по голосу, был он слегка озабочен.

— Слышь, Леха, — сказал он серьезно, — может быть подтянуть завтра на разговор с грузинами Матвея и пацанов? А то, походу, они правда как-то несерьезно все восприняли.

— Да плевать, как они восприняли, — сказал я устало. — Наша задача — сделать так, как нам нужно. А насчет Матвея… не знаю, Серег, башка не соображает совсем, день был какой-то дурацкий… Давай так — завтра с утра я подумаю и, если надумаю, то сам с ним свяжусь.

— Ну лады… — сказал Серега. — Тогда до завтра, че…

— До завтра.

Сны этой ночью мне снились какие-то душные и дурацкие, как будто я скитаюсь по лабиринту, из которого нет выхода. И вроде бы появляется та самая дверь на свободу, и я спешу к ней изо всех сил, но как только приближаюсь — она исчезает, будто не было… Остаются только низкие пыльные коридоры, я в отчаянии луплю кулаками по сырым стенам и, сцепив зубы, снова иду искать выход…