Капитали$т: Часть 4. 1990

Глава 23

Григорий Степанович мрачно молчал и смотрел в стол. Я думал. Нокаутированный Саша Зяблик тихонько постанывал, приходя в себя.

— Вы же знаете, что произошло с этими грузинами? — спросил я.

Бубенцов судорожно вздохнул.

— Я не ожидал такого, — выдавил он. — Не думал, что так будет. А когда узнал, испугался.

— Вы же понимаете, что это сделали не мы? — снова задал я вопрос.

Он кивнул молча.

— Нужно будет рассказать это еще раз, — сказал я. — В другом месте.

Бубенцов энергично замотал головой.

— В милиции⁈ Нет, ни в коем случае! Они убьют меня, как этих… Просто убьют, Алексей!

— Не в милиции, — сказал я.

Бубенцов вопросительно посмотрел на меня, но уточнять не стал.

— А вам, Григорий Степанович, — продолжил я, — нужно хорошо подумать о сложившейся ситуации. Есть мнение, что вы не справились с руководством вверенным вам предприятием. Если через пару недель вы покинете занимаемую должность, то так будет проще для всех. По состоянию здоровья, например. И это не только мое мнение. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — сказал Бубенцов ничего не выражающим тоном. — Мне правда жаль, что все так вышло…

— Это все лирика… — махнул рукой я. — В общем, мы выяснили все, что хотели, и сейчас нам пора. Этого, — я кивнул на все еще лежащего на полу Зяблика, — мы с собой прихватим. Не возражаете?

Григорий Михайлович сделал неопределенный знак рукой. Он не возражал.

Зяблик был помещен в просторный багажник «Волги», и мы отъехали от заводской проходной, неподалеку от которой догорал красный «Опель», вызывая радостное возбуждение у рабочих.

— Вот такие дела, — сказал я мрачно. — Не смог наш товарищ Бубенцов работать в новых условиях. Жаль, но ничего нельзя сделать. Будет другой директор.

— Погоди, как другой директор? — встревоженно откликнулся Серега с заднего сиденья. — А мы? У нас же с этим Бубенцовым договор! А если новый нас пошлет?

— Неправильно рассуждаешь, — усмехнулся я. — Пусть этот будущий директор беспокоится, чтобы мы его не послали.

— Да? — с недоверием посмотрел на меня Серега. — Ну тогда ладно. А с Гусаром теперь как будем?

А теперь не он нас, а мы его на разборку дернем, — сказал я.

— Сегодня же отловить и башку проломить! — решительно сказал Матвей.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Полномасштабный конфликт с блатными нам сейчас не нужен. Так что, будем собираться и разговаривать.

— Ага, ага. — Матвей недовольно смотрел в окно. — Как говорится, наша песня хороша, начинай сначала…

— Матвей, — сказал я терпеливо, — на вашу банду менты глаза закрывают не потому, что вы такие замечательные ребята. Вообще не потому. Они вас не видят только по той причине, что ничего серьезного за вами нет. Как только появятся трупы, вы моментально уедете, я тебе гарантирую. И никакие знакомства не спасут.

Матвей сердито шмыгнул носом.

— И потом, — продолжил я, — лично я считаю, что убивать людей из-за бабок — это дурной тон. И что так делать нельзя.

— Если ты забыл, Леха, — отозвался Серега, — то я напомню — убивали как раз тебя. Не попали, правда. И таки из-за бабок. Получается, если что — мы просто защищаемся. Или защищаться тоже нельзя? Так давай все отдадим хорошим и славным ребятам — Гусару и компании. Они же нас с завода выпереть хотят!

Я молчал. Было странно. Мои друзья — простые советские люди. Их воспитывала советская школа, пионерия, комсомол, советские фильмы и мультики — в большинстве своем добрые, почти полностью лишенные той составляющей, которая провоцирует агрессию. Они росли на книжках и фильмах про Ихтиандра, капитана Татаринова, «республику ШКИД», Дика Сенда, Д’Артаньяна, Капитана Немо, Оцеолу — вождя сименолов… И учили эти фильмы и книги дружбе, благородству, взаимовыручке. И вот, сидят эти ребята — действительно неплохие ребята, не склонные к криминалу, сидят и абсолютно спокойно рассуждают о том, что неплохо было бы замочить нескольких наших оппонентов. Впрочем, оппоненты наши тоже люди на расправу скорые, излишней гуманностью не обремененные… И вообще, сложившуюся ситуацию можно характеризовать формулой «или мы, или они…» Но все же, как быстро меняется человек… Или не меняется, а просто избавляется от ненужных качеств вроде гуманности? Как-то это все сложно…

А в офисе меня уже ждал Паша Немец, который со времени нашей последней встречи сильно преобразился, буквально как в знаменитой среди этой публики песне: «… модно одетый, с букетом в петлице, в сером английском пальто…»

На Немце был очень приличный костюм-тройка, серый, в полоску. «Там полосатый клифт и здесь полосатый, — пошутил Немец. — Привычка!» Он был чисто выбрит, благоухал одеколоном, а очки придавали его лицу какой-то профессорский шарм.

Я рассказывал о том, что случилось за последнее время, а он одобрительно кивал. Затем мы обсудили дальнейшую тактику действий…

Городской криминальный мир на стыке восьмидесятых и девяностых не был каким-то единым организмом. Как и в любом большом и сложном коллективе, в нем присутствовали очень разные люди, между которыми выстраивались разные отношения — все как всегда, кто-то кого-то не любит, кому-то завидует, с кем-то конфликтует… Многие представители «черной масти», особенно те, которые были постарше, лидерство Вити Гусара если и признавали, то формально, а к самому Гусару относились без особого почтения. Тем более, что он практически не «работал», полностью игнорируя традиционное ремесло преступного мира — кражи и мошенничество. Гусар и его приближенные занимались относительно новым промыслом — вымогательством, к которому далеко не все «ортодоксы» преступного мира относились положительно. Одно дело, когда ты силой забрал у спекулянта или цеховика деньги (что тоже не очень хорошо с точки зрения «ортодоксов», грабитель не слишком большая величина в преступном мире, куда «честнее» украсть или обыграть в карты!), а совсем другое дело, когда ты за эти деньги защищаешь коммерсанта. Практически, вступаешь с коммерсантом в деловые отношения и становишься как бы немного ему сродни. Подобное не приветствовалось многими, но предъявить «крышевание» Гусару никто из его коллег не решался.

Двое совсем молодых парней, лет по семнадцать-восемнадцать, слегка нервничали, но вид имели важный. Один из них с любопытством разглядывал компьютер на моем столе.

— Так чего передать-то велели? — пряча улыбку спросил я.

— Гусар зовет вас на разбор! — со значением сказал один из парней. — Завтра в шесть, в «Софию».

— А если не придете, — добавил второй, — объявит вас беспредельщиками.

— Отчего же не придем? — в этот раз я не смог спрятать улыбку. — Очень даже придем. Привет ему передавайте. Пламенный.

— Передадим, — сказал один из парней, явно стараясь, чтобы это прозвучало угрожающе.

— Ну вот и прекрасно, — кивнул я. — А вы, пацаны, дурную компанию себе выбрали. Не доведет она вас до добра.

Ответом мне, конечно же, было гордое:

— Сами разберемся!

Похоже, что Гусар серьезно рассчитывал на то, что мы не придем на разбор, и он вынесет такое решение, какое посчитает нужным. Я потянулся к телефону…

Разбор состоялся в большом зале ресторана «София», где обычно отмечались свадьбы и банкеты. А еще поминки, почему-то подумалось мне.

— Ниче, — пошутил Серега, когда мы подъехали к ресторану. — Раз в кабак позвали, значит резать сразу не будут.

— А че? Пусть попытают счастья, — мрачно сказал Матвей, оглядывая свое воинство — пару десятков парней устрашающего вида.

— Так, господа-товарищи, — сказал я твердо, — никто ничего не забыл? Ведем себя спокойно, не нервничаем, лишнего не говорим, исключительно по делу…

— Наизусть знаю, — вздохнул Валерик. — Не нужно было ехать. По их понятиям мы всяко виноватыми окажемся.

— Разговорчики, — сказал я, строго посмотрев на Валерика. — Все, идем.

Швейцар распахнул перед нами дверь и сказал таинственно:

— Вас уже ждут!

Этот благообразный дедуля не соврал, нас действительно ждали — весь центровой «блат-комитет» был в сборе. Наших оппонентов собралось десятка три — большей частью, Гусар собрал своих прихлебателей, с которыми занимался совместными делами — крышеванием, угонами машин с последующей перепродажей, наперстками и прочим. Но было и несколько «независимых» — известных городских картежников. Братва сидела за пустыми столами, никакой закуски и выпивки, дело серьезное.

Во главе стола сидел пожилой мужчина в мешковатом костюме. Справа от него расположился Гусар, а слева черноволосый толстяк в ярком свитере. Толстяка я частенько встречал в ресторанах.

— Кто это в президиуме? — тихонько спросил я Матвея, который лучше меня знал кто есть кто в городском преступном мире.

— По центру Толя Худой, — ответил Матвей тоже шепотом. — А кто слева… Рожа вроде знакомая, но лично не знаю.

— А Худой — гусаровский? — спросил я.

Матвей с сомнением покачал головой.

— Вроде нет. Он старенький уже, вроде вообще от дел отошел…

— Значит, не совсем отошел.

— Как вас много! — громко удивился Худой, которого мы успели немного обсудить. — И все здоровые такие! Ну проходите, ребятушки, не толпитесь, рассаживайтесь.

— Комсомольцы, — насмешливо сказал толстяк в ярком свитере и притворно вздохнул: — С кем приходится работать!

— Ну комсомольцы, и че теперь? — возразил ему Худой. — Я, например, пионером был. Я на лица смотрю, на лица! По лицам видно, что ребята порядочные! Во всяком случае, большинство. И то, что коллективом пришли — это правильно. Набедокурили вместе, вместе и отвечать. Так, что ли, молодежь?

— Нет, не так, — ответил Матвей. Он развалился за столом и смотрел на собравшихся с вызовом и презрением. Его команда могла в считанные минуты расправится с ними.

— Может не так, — согласился Худой, — а может и так. Решим, пацанчик. Мы же для того здесь и собрались, чтобы все решить по справедливости. Ты не возражаешь?

Матвей сделал царственный жест рукой, что должно было означать — не возражает.

— И распрекрасно, — добродушно сказал Худой. — Давай, Витя, рассказывай, чего мальчики натворили. Ты рассказывай, а мы внимательно послушаем, покумекаем…

Гусар поднялся с места.

— Совсем недавно, — торжественно начал он вещать, — этими людьми был избит наш товарищ Саша Зяблик. Они же спалили ему тачку.

— Было? — спросил Худой, пристально разглядывая нашу компанию.

— Было, — ответил я. — Немного погорячились.

Худой скептически усмехнулся.

— Из-за чего произошло? — спросил он.

— Мы давно просили Виктора Федоровича, чтобы его люди не лезли на водочный завод, — ответил я. — Это наше дело. И Виктор Федорович соглашался, всегда говорил, что делить нам нечего, что места всем хватит. А тут мы приходим к нашему директору по важному делу, а у него сидит этот Зяблик. Еще и за нож хватается. Что нам было делать?

— За нож хвататься — это неправильно, — согласился Худой. — Но вот, пацанчик, какое дело… Зяблик, какой бы он ни был — из наших, из порядочных. А вы — нет, не из наших. И бить его вам не положняк. Понял, нет?

Я неопределенно подал плечами — мол, понял, но что ж теперь делать?

Худой вопросительно посмотрел на Гусара.

— А что у вас там за дела на водочном?

Гусар не смутился.

— Да с этим водочным вообще шум выше гор стоит. Директор завода, их вот кент, — Гусар мотнул головой в нашу сторону, — кинул порядочных людей. Не поставил им товар вовремя. Ну, они ко мне обратились, чтобы решить вопрос.

— Грузины? — уточнил Хромой.

— Они, — кивнул Гусар.

Худой удивился.

— Я не понял, Витя, — сказал он. — Один барыга кинул других барыг, и чего? Нам-то какая польза от этого?

— Позвонили, — сказал Гусар, и я с удовольствием заметил, как тень пробежала по его лицу.

— Кто позвонил? — не отставал Худой.

— Звиад Сухумский, — нехотя ответил Гусар.

Худой ничего не сказал, только скривился, как от зубной боли. Названное имя не произвело на него сильного впечатления.

— Да не в кидке дело, — продолжил Гусар, — кидок — хрен бы с ним. Когда у них с грузинами вопрос решить не получилось, так их всех замочили. А это уже беспредел.

— Три жмура — это, конечно, серьезно, — сказал Худой задумчиво. — Здесь и нам минус может быть, менты гайки затянут, а жмуров будут стараться повесить на кого-то… Уже угрозыск многих дергал по этой делюге, такое один хрен на тормозах не спустят. Что скажете, ребятки? Ваша работа?

— Нет, не наша, — отозвался я весело.

— А чья же? — удивился Худой. — Грузины эти с вами разбираться приехали?

— С нами, — подтвердил я.

— Мирно решить вопрос у вас не получилось?

— Не получилось.

— Ну вот, — Худой развел руками, — а говоришь, что не ваша работа. Получается так, что больше и некому, а? Что можешь сказать?

— Кто их убил, поинтересуйтесь у Виктора Федоровича, — сказал я. — Он должен знать. Скорее всего, кто-то из его людей.

Собравшиеся зароптали, мои слова вызвали раздражение у свиты Гусара. Наши спортсмены тоже зашумели, обстановка потихоньку накалялась.

— Ну, что за шум? — недовольно сказал Худой. — А ты парень, если начал говорить, то говори. Если имеешь что.

— Виктор Федорович давно вышел на директора водочного, — сказал я. — Родственнику его машину помог вернуть. «Мерседес». Кстати, бесплатно.

Худой перевел взгляд на Гусара.

— Было? — спросил он.

Гусар молча кивнул.

— Хороший ты человек, Витя, — сказал Худой задумчиво. — Ребятишки старались, тачку угоняли. А ты ее терпиле обратно, еще и без выкупа…

— А че? — пожал плечами Гусар. — С того директора большая польза могла получиться. Для общака, само собой.

— Само собой, — повторил Худой с сомнением в голосе. — Ты продолжай, парень, продолжай.

— Ну вот, — продолжил я, — директор говорит, что Виктор Федорович предложил решить вопрос с этими грузинами. И, судя по всему, решил. Грузины в морге, а мы под подозрением. Меня, кстати, тоже менты тягали по этому делу. И мы считаем, что ситуация эта спровоцирована. Виктор Федорович лезет на завод, он и не отрицает этого. Мы за этот завод воевали и так просто его не отдадим!

Пламенное завершение моей речи сопровождалось одобрительными выкриками с нашей стороны. Гусар не то чтобы растерялся, но выглядел слегка обеспокоенным.

— А директор сможет подтвердить то, что ты говоришь? — задал вопрос Худой.

— Сможет. Он сейчас здесь, в баре сидит. Можем пригласить и побеседовать.

Худой кивнул. Я сделал знак Сереге, и тот отправился за Григорием Степановичем.

— Интрига какая-то, — скривился Гусар. Появления Бубенцова он не ожидал.

— Разберемся, — успокоил его Худой.

Серега привел Григория Степановича, но не только его. Вместе с ним пришел и Паша Немец — наш туз в рукаве. Немец просто лучился позитивом и жизнерадостностью.

— Салют, бродяги! — громко поздоровался он. — Ого! Да здесь весь профсоюз собрался! Привет, Худой! Не помешал⁈

— Немец⁈ — удивился Худой. — А ты когда откинулся?

— Две недели как, — сказал Немец.

— Чего ж не цинканул, чтобы тебя встретили?

Немец махнул рукой.

— Куда уж там, — сказал он с сарказмом, — вы здесь, я гляжу, важными делами заняты. Коммерсанты у вас тут. Директора. — Немец покосился на Григория Степановича, который совсем растерялся и не понимал, как ему реагировать на происходящее.

Большинство присутствующих в зале уголовников Немца хорошо знали и были рады его видеть. Несколько человек даже покинули банкетный стол, пошли здороваться и обниматься. Я посмотрел на Гусара, тот старался не подавать виду, но определенно был не в своей тарелке. Тем более, что Гусар тут же подлил масла в огонь.

— О! и Витюха здесь! Здорово, Витюха! А я к тебе, как приехал, два раза пробиться пытался. Один раз какие-то мордовороты не пустили, говорят — иди отсюда, мил-человек, по добру, по здорову. А второй раз ты бухой был, даже не узнал меня. Вот, в натуре, к министру проще на прием пробиться, чем к нашим бродягам! Че это за новшества, а, Худой⁈ Раньше такого не было!

Худой молча развел руками. Гусар покраснел от с трудом сдерживаемой ярости.