Капитали$т: Часть 4. 1990

Глава 6

Степенно вошедший в мой кабинет Борис Борисович просто излучал самодовольство и благополучие. Одет он был дорого и даже с претензией на роскошь — явно пошитый где-то во Франции костюм, очки в золоченой оправе, портфель «под крокодила»… Очки и ухоженная бородка делали Бориса Борисовича похожим то ли дореволюционного профессора, то ли на преуспевающего нэпмана.

Борис Борисович уселся в любезно предложенное мною кресло, отхлебнул дефицитного бразильского кофе и самодовольство расплылось на его круглом лице.

— Великолепный кофе у вас, Алексей Владимирович! Право, великолепный! И готовит его ваша помощница превосходно!

— Передам, что вам понравилось, — сказал я. — Как у вас вообще дела, Борис Борисович?

Борис Борисович снисходительно улыбнулся.

— Все прекрасно! — сказал он с чувством.

— Как газета? — спросил я.

— Идет нарасхват! Я лично не видел, но наши ребята из редакции говорят… на рынке спекулянты перепродают по рублю за экземпляр! Товар повышенного спроса!

Борис Борисович был основателем первой в городе частной газеты, которая называлась просто и незатейливо — «Вечерний город», или «Вечерка». Впрочем, газета была не совсем частной. Фактически она принадлежала общественной организации с громким и пафосным названием «Демократическое возрождение». Одним из основных учредителей «Возрождения» был Борис Борисович, он же определял редакционную политику. На мои деньги, конечно же. Я подозревал (и не без оснований!), что большую часть выделяемого мною бабла Борис Борисович тратил не на «Демократическое возрождение», а на себя любимого, держа редакцию газеты на голодном пайке. Но, несмотря на это, работали в газете ребята молодые, творческие и горящие энтузиазмом — тиражи разлетались с немыслимой скоростью. «Вечерка» представляла собой дикую смесь «желтой газеты», политического издания и криминальной хроники. Репортажи о пришельцах и полтергейсте соседствовали с экономической аналитикой, а милицейские сводки — с обзорами последних голливудских хитов. Кусали ребята-журналисты и советскую власть, которая, по их мнению, недостаточно охотно перестраивалась… Доставалось и обкому, который злился и точил зуб на редакцию. Но руки у обкома были коротки — времена наступили практически бесцензурные.

— Это хорошо, что нарасхват идет… — протянул я задумчиво. — Значит, народ читает, народу нравится…

Борис Борисович одарил меня горделивым взглядом.

— Люди истосковались по правде, — профессорским тоном заявил он. — Не по той правде, которая пионерская, комсомольская и прочая. По нормальной человеческой правде, которой семьдесят лет не видели! «Вечерка» — это же у нас в городе как глоток чистого воздуха… — Борис Борисович мог таким образом вещать неограниченное количество времени, так что пришлось его перебить.

— Прекрасно и замечательно! — сказал я. — Вот я хотел бы подкинуть, так сказать, материала.

— Внимательно вас слушаю! — Борис Борисович поставил чашку с кофе и принял вид деловой сосредоточенности.

— В городе — разгул криминала, — начал рассказывать я. — А милиция вообще не чешется. Вот взять хотя бы… да хоть те же «наперстки». Обманутыми остаются десятки людей в день. Крутят повсюду — на вокзалах, рынках, даже на людных остановках появляются! Слышали, наверное?

— Безусловно, что-то слышал, — сказал слегка озадаченный Борис Борисович.

— Ну вот, — улыбнулся я. — Нужна статья, Борис Борисович.

— Про наперстки? — Борис Борисович из стадии озадаченности очень быстро перешел в стадию удивления.

— Да. А что вас смущает?

Борис Борисович на всех парах проскочил стадию удивления и остановился в стадии изумления.

— Но ведь это… такая мелочь! Такой пустяк, Алексей Владимирович! Об этом писать даже как-то… неловко! Ведь на дворе эпохальные события! А наперстки это, простите…

— Надо, Борис Борисович, — сказал я с нажимом. — Есть такое слово — надо! Нам для дела надо, и для города, для людей. Ну что толку от статей про барабашек и колдунов? Да и постоянная критика обкома… Это, что ли, читателю интересно, в сотый раз про обкомовский буфет читать? Так нету его, буфета обкомовского, закрылся, столовка одна осталась — очень посредственная, между нами говоря! В общем, выбрасывайте каких-нибудь барабашек и ставьте наперстки.

— Ну, если надо… — обреченно вздохнул Борис Борисович. — А… контекст?

— А контекст будет такой, — сказал я медленно, — вместо того, чтобы бороться с организованной преступностью, милиция ее покрывает. Ничего сложного. Ваши ребята из газеты пусть в воскресенье прогуляются по центральному рынку ближе к полудню. Будет интересный материал, я гарантирую. И премиальные, само собой.

— Ну, если так… — развел руками Борис Борисович. — Только, Алексей Владимирович, ссориться с милицией нам не очень…

— Да перестаньте, — улыбнулся я. — Журналистов менты сейчас не трогают, не те времена. Про «600 секунд» слышали?

— Слышал, конечно, слышал! — подтвердил Борис Борисович. — Сильная программа! Только, честно говоря, этот ведущий как-то мне не очень…

— Бог с ним, с ведущим, — махнул рукой я. — Факт тот, что он такие расследования выдает и никто его не трогает. И вас не тронут.

— Скорее всего, вы правы, — со вздохом сказал Борис Борисович. — Но, Алексей Владимирович, у вас все?

— Не совсем. Есть еще одна тема. Это уже после наперстков поставите, в следующем номере.

Борис Борисович посмотрел на меня и в глазах его сияло оскорбленное достоинство.

— Что за тема? — обреченно осведомился он.

— Азербайджанские спекулянты овощами и фруктами, — сказал я. — Что, опять мелко? Там целая мафия, зарабатывают громадные деньги и цены у них немилосердные. Еще скажите, что не актуально и не интересно никому!

Борис Борисович тяжело вздохнул.

— Одно же дело делаем, — сказал я, положив перед моим несговорчивым партнером пачку банкнот. Тысяча рублей. — Вот. Премия вашим ребятам, ну и вообще…

Борис Борисович одним небрежным движением смахнул пачку в недра своего модного портфеля.

— Все сделаем! — заверил он меня.

Выпроводив Бориса Борисовича, я потребовал у Люси кофе и некоторое время просто сидел, глядя в окно и думая о том, что мы, кажется, начали войну…

После разговора с Борисом Борисовичем, я провел совещание и со своими компаньонами. Компаньоны были мрачны и решительны. Горели жаждой мщения настолько, что мне даже пришлось остужать их пыл.

— В общем, — сказал я, — кажется, мы выяснили, кто нам гадит. Это Гусар. Уважаемый наш Виктор Федорович.

Серега долбанул кулаком по столу так, что стаканы с чаем подпрыгнули.

— Я же так и знал! — заявил он. — Они доиграются, Лех! Ты сам видишь — не получается с ними в мире жить. Гасить! Всех гасить нахрен!

— Ты погоди, — сказал я. — Воинственность свою на время оставь. Гусар — хрен бы с ним, не проблема. Проблема, что за ним могут менты стоять.

— И стоят, сто пудов, — сказал Валерик. — Ты где видел не ссучившихся блатных? Все как один — агенты.

Я тяжело вздохнул.

— Все не так просто, как кажется. Во-первых, я с Матвеем говорил. Выяснил, что Гусар хочет авторынок.

— А там уже Матюха закрепился? — с удивлением спросил Валерик. — Шустрый парень!

— Закрепился, — подтвердил я. — Бабки там большие, жулики хотят долю.

Валерик нервно утер вспотевший лоб.

— Ну авторынок, я понимаю… — сказал он задумчиво. — Но мы тут каким боком? Мы к нему вообще никакого отношения не имеем! Хотят авторынок, пусть с Матвеем решают. С хрена ли они к нам полезли?

Я усмехнулся.

— В природе все взаимосвязано, Валер. Гусар считает, что мы вместе работаем. И считает не без оснований. Мы же друзья, союзники и все такое.

— Херня полная, — раздраженно сказал Валерик. — У нас водка и прочее. У них — охрана. Вообще ничего общего.

— Открою секрет, — ответил я Валерику. — мы по ментовской картотеке как одна группировка проходим. Еще в прошлом году разговор был с Николаем Николаевичем.

— Это чего получается? — возмущенно спросил Валерик. — Это получается, что Гусар на нас давит, чтобы…

— Да все ясно, — перебил его Серега. — Давит, чтобы сначала создать проблемы, а потом помочь решить. Так?

Я молча показал Сереге большой палец.

— И попросить взамен авторынок? — спросил Валерик.

— Да, похоже, что так, — подтвердил я. — Авторынок или какую-то долю оттуда.

Валерик с сомнением покачал головой.

— А не проще им было бы Матюху… — Он сделал рукой короткий выразительный жест. — И тогда уже все забрать.

— Ни хрена не проще, — сказал Серега. — Если они сейчас Матюху замочат, то Андрей и оставшиеся пацаны их пойдут валить по полной программе. А потом менты выживших пересажают и все закончится.

— Да, — сказал я задумчиво. — Виктор Федорович все же не мясник. Он скорее шахматист, комбинацию разыгрывает, хочет большие бабки малой кровью. Довольно гуманно с его стороны, если вдуматься.

— Гуманный, да, — усмехнулся Серега. — Чего делать-то будем, товарищи командиры?

Я развел руками.

— Они напали на нашу структуру. На племянника Жору. Нужно отвечать, если не ответим, то они решат, что мы не можем ничего. Ответим по их структурам.

— По их — это Гусара? — переспросил Серега.

— Да, — сказал я. — В воскресенье планируем погром наперсточников на центральном рынке. С соответствующим освещением в прессе. Борисыч организует освещение, Матвей организует бойцов. Есть у него там околоплавающие.

— Вот это дело! — оживился Серега. — Чего, съездим, поучаствуем?

— Нет, — сказал я с улыбкой. — Участвовать не будем. А вот понаблюдать можно. Как считаете?

— Съездим! — тряхнул головой Серега.

— А как там наш мент? — спросил Валерик, понижая голос. — Не вернулся еще?

— В отъезде, — сказал я с досадой. — Николай Николаевич перенимает опыт. Вот вернется, поинтересуемся — что за бардак в их конторе творится? Сращивание сотрудников с уголовным элементом. А сейчас пока действуем по обстоятельствам.

На этом наше совещание завершилось. Валерик предложил проехать в ресторан и выпить за нашу будущую победу, но мы с Серегой отказались — настроение было не то. Попрощавшись, мы отправились по домам.

А на улице пахло весной и переменами, что-то такое было разлито в воздухе, что-то бунтарское и соблазняющее, неопределенное и невысказанное… и «Ламбада» отовсюду — все помешались на «Ламбаде». Кажется, даже металлисты и гопники слушают эту мелодию из чужого мира — легкую, даже легкомысленную, но при этом — жизнерадостную и лучащуюся каким-то тропическим позитивом. Люди жадно слушают «Ламбаду», особенно молодежь, а потом смотрят вокруг, на привычное наше убожество, на очереди, на всеобщую серость, среди которой светлым пятном выделяется белое здание обкома… И кажется им эта привычная, довольно унылая действительность просто невыносимой. И думают советские люди о том, что вот есть же на свете места, где жизнерадостные мулатки поют и танцуют на пляже среди пальм, где все легко и весело, где солнце триста пятьдесят дней в году… И тоскует советский человек, идет в магазин, отоваривает талоны на водку и кое-как с ее помощью примеряется с действительностью…

Впрочем, что «Ламбада»? Попса, хоть и импортная! У более продвинутых граждан в почете бритая наголо Шинейд О’Коннор с моднейшим и эпичнейшим «Nothing Compares 2 U». Западная поп-индустрия на пике, изготовляет хиты в промышленных масштабах. Что касается нашей «попсы», то она как Тяни-Толкай из сказки про доктора Айболита, пытается бежать в разные стороны одновременно и потому получается то «Лондон, гуд бай!», любимое городской шпаной, то «Король Оранжевое лето» для более интеллигентной публики, а то и нечто слащаво-лирическое «На белом покрывале января».

А у меня в голове крутится еще не написанное, но очень подходящее:

'…Но забыли капитана два военных корабля.

Потеряли свой фарватер и не помнят, где их цель.

И осталась в их мозгах только сила и тоска.

Непонятная свобода обручем сдавила грудь.

И не ясно, что им делать: или плыть, или тонуть.

Корабли без капитана, капитан без корабля,

Надо заново придумать некий смысл бытия.

Нафига?'

Заново придумать смысл бытия, говорю я себе, заходя в подъезд. Вот задача, которая стоит и передо мной, и перед всей страной. Нафига? Потому что — как же без смысла-то жить?

Подъезд темен и зловещ — некоторое время я пробовал вкручивать лампочки, но они исчезали с потрясающей быстротой. Вообще, подъезд — аналог Бермудского треугольника, в нем исчезает буквально все. Так, мой сосед — музыкант Дмитрий Серафимович — однажды выставил за дверь свои импортные концертные туфли — проветриться («Буквально на несколько минут!» — говорил он, рассказывая эту историю, и в голосе его слышалось неподдельное отчаяние). И туфли, конечно же, исчезли. В пропаже обоснованно подозревался сын соседки Валентины Ивановны — здоровенный бородатый увалень, нигде не работающий, но злоупотребляющий спиртным. На вопрос обеспокоенного Дмитрия Серафимовича о пропавшей обуви, Валентина Ивановна ответила совершенно определенно и категорически: «Ну нету их! Нету!» И было в этом ее ответе что-то пугающее, слегка мистическое, словно туфли Дмитрия Серафимовича не были мирно пропиты, но полностью исчезли из нашего мира, утратили бытие, переместившись куда-то в неведомое измерение.

До эпохи домофонов и металлических дверей еще далеко, так что мой подъезд в жалком состоянии — сюда частенько забегают антисоциальные личности для того, чтобы справить большие и малые нужды. В результате этого подъезд отнюдь не благоухает, и нужно быть очень внимательным во тьме, чтобы не вляпаться в неприятности. Инициативные пенсионерки во главе со старшей по дому — Елизаветой Петровной — проводят внезапные рейды против незваных гостей. Говорили, что пару раз доходило до рукоприкладства. Конечно, мы моем подъезд — аккуратный график висит на первом этаже. Его регулярно срывают, но упорная женщина Елизавета Петровна так же регулярно его восстанавливает. К слову, от обязанности мыть подъезд я предпочитал откупаться. Существовала твердая такса, установленная той же Елизаветой Петровной — ежемесячно вносишь и не заморачиваешься с уборкой. Наша старшая по дому предпочитала именно такой вариант, а жильцы, самостоятельно убирающие территорию, вызывали законное ее негодование — по ее словам вся эта вшивая интеллигенция убирать толком не умеет, только грязь размазывает.

Как-то очень много дерьма в последнее время, подумалось мне, когда я все же переступил порог своей квартиры… Я включил телевизор — как раз начинается программа «Время». Борис наш Николаич рубится с каким-то номенклатурщиком за место спикера Верховного Совета РСФСР. Выборы делегатов на 28-й съезд КПСС проходят в острой конкурентной борьбе. Ага, думаю я лениво, партийные кланы вышли на тропу войны и теперь будут кушать друг друга по всем правилам конкуренции. В Москве народ за два дня (!) раскупил месячный (!!!) запас продовольствия — круп, муки, сахара и прочего. Глава Моссовета Попов выглядит озадаченным. Лысый и представительный мужчина по правую руку от него выглядит так, будто поймал бога за бороду. Мое экспертное мнение — продовольствие скупили по государственной цене не столько москвичи, сколько неизвестные структуры, имеющие такую возможность. Для последующей перепродажи, конечно. Попов говорит, что вводится нормированный отпуск продуктов. То есть, не больше, чем кило гречки в одни руки. По паспорту с московской пропиской. А то устроили «колбасные электрички», понимаешь! А командировочным, туристам и прочим гостям столицы — добро пожаловать в особые отделы продмагов, где они смогут приобрести необходимый минимум товаров, чтобы покушать.

Я выключаю телевизор и иду спать. На сегодня достаточно…