Кирилл Обломов и его невероятные миры

Глава 12

Моей радости нет границ, меня не забыли и с ними всё в порядке, всё переживал, а вдруг волки кинулись за ними.

— Вы как? — спрашиваю я, заглядывая в улыбающееся лицо Юры.

— У нас всё нормально, Альмина создала эффект пустоты и нас волки не заметили, бегали вокруг с удивлёнными мордами, затем она создала иллюзию огня и звери с воем убежали. Жаль ты замешкался, теперь надо подумать, как тебя отсюда вытащить, — с участием говорит Юра. — Шапка-невидимка на двух человек не распространяется, уже проверили, — с горечью говорит он.

— А ты знаешь, а нам бы всё равно пришлось бы посетить эту старуху, она второй Хранитель Пути к Волшебной Книге. Отец Альмины был здесь, она послала его в топи, а там, в трясине живёт её мать, — скороговоркой говорю я. — Мне кажется, она третий Хранитель, хотя старуха говорит, что нет, — делюсь я возникшими мыслями.

— Значит, ты не просто так сюда угодил, — задумался Юра.

— Не просто, — соглашаюсь я. — Вот только страшно мне у неё, она людоед, — вздрагиваю я.

— Заметил, ограда у неё весёленькая, — со смешком произносит Юра, но глаза печальные. — Альмина пыталась колдовать, но вокруг такая мощная магическая защита, не прорваться. Говорит, только её мать смогла бы её сломить. Кстати, а о ней ты ничего не слышал от Бабы-Яги? — интересуется Юра, заглядывая мне в глаза.

— Нет, её здесь не было. Похоже, она идёт по другому пути, — предполагаю я. — А Игната вы не нашли? — с надеждой спрашиваю я.

— Нет, — Юра вздыхает. — Альмина хотела его найти с помощью магических нитей, но повсюду такие помехи, и она понять не может, он вроде жив, а вроде мёртв.

— Он жив! — уверенно заявляю я.

— Мне тоже хочется в это верить, — Юра в расстройстве мнёт шапку-невидимку. — Кстати, магические нити указали в центр топей. А там, ты говоришь, мать этой старухи, — невесело улыбается он.

— По любому придётся туда идти, — утверждаю я, — но вначале мне необходимо отработать у старухи, я вроде как ей обязан за своё спасение. А заодно попробую подробнее разузнать, как подобраться к Волшебной Книге.

— Так она тебе и скажет, — недоверчиво произносит Юра.

— Скорее всего, нет, но, попытаться стоит.

— Тоже верно. Вот только она людоед, на твоём месте я бы всё же попытался убежать отсюда, незачем испытывать судьбу. Я попробую отвлечь медведя, а ты беги влево от калитки, я там лаз сделал.

— Филин заметит и летучие мыши, — я отрицательно качнул головой.

— Всё равно попробовать стоит! — горячо говорит друг.

— Нет, давай я за завтрашний день осмотрюсь, может что-то и выплывет важное, — упрямлюсь я.

— Только бы она тебя не съела, — с ужасом говорит Юра.

— Не думаю, у неё на меня пока планы есть.

— Рискуешь, Кирюха, — качает головой друг.

— Вероятно, но что-то мне подсказывает, торопиться не следует. Ты давай, в это же время, завтра приходи, только коту на глаза не показывайся, он тебя мигом узрит.

— Тоже кот есть, как и у Антонины Фёдоровны?

— Ага, но только не такой интеллигентный, как Семён Васильевич, — хмыкаю я, — когти железные, колдовать умеет, а недавно рысь едва не загрыз.

— Во как! — удивляется и пугается Юра.

— А ещё я с банником и обдерихой познакомился, — тороплюсь сказать я.

— О, а кто это?

— Духи бани. Кстати, достаточно опасные существа, но я с ними подружился, — с гордостью изрекаю я.

— Вот интересно, никогда о них не слышал.

— Смотри, что мне банник подарил, — я вытаскиваю миниатюрный веник.

— Фи, — скривился Юра.

— Не фи, а классная вещь, силы возвращает! — возмущаюсь я.

— Если это так, то тогда конечно, — со скептическим видом рассматривает он этот волшебный предмет. — Проверял его в действии?

— Пока нет, — потупил я взор. — Для этой цели роса нужна, окунуть в неё веничек, встряхнуть и бодрость возвращается.

— Значит только утром им можно пользоваться, — с сожалением проговорил Юра.

— Почему только утром?

— Роса только по утрам бывает.

— Действительно, — расстраиваюсь я.

— На вот, — Юра протягивает мне маленький цилиндр.

— Что это?

— Раньше спички здесь хранил, чтоб не отсыревали, но теперь он пустой. Утром наберёшь его росой, тогда надолго её хватит, — предлагает друг.

— Здорово, как просто, а мне в голову эта идея не пришла, завтра так и сделаю, — радуюсь я.

— Ну что, всё же остаёшься? — ещё раз спрашивает Юра.

— Пожалуй, да, — вздыхаю я.

— Тогда я ухожу, но мы будем поблизости. Удачи тебе, Кирилл! — Юра жмёт мне руку.

— Передавай всем привет, — бодро говорю я, но на душе скребут кошки. Может я не прав, а надо было попробовать убежать? Но поезд ушёл, я остаюсь.

Юра надевает шапку-невидимку и растворяется в воздухе.

— Ты здесь? — удивляюсь я.

— Пока да, — слышу слегка приглушенный голос. — Бывай, — дверь отворяется, снаружи подпирается брёвнышком, недовольно гремит цепью медведь, и я слышу удаляющиеся шаги.

Устраиваюсь на мягком сене, пытаюсь размышлять о прошедших событиях и о будущих, но незаметно проваливаюсь в сон.

Меня будит злобное шипение, зубастый гусь пытается просунуть шею в щель между брёвнами. От неожиданности подпрыгиваю, кидаю в него пучок сена. Гусь злобно щёлкает клювом и не сводит с меня красных глаз.

— Да пошёл ты! — кидаю ещё один пучок, но вот ещё один пытается пролезть в мою темницу.

— Прочь отсюда, ироды! — слышится шамкающий голос Бабы-Яги и раздаются увесистые удары метлой. С грохотом падает брёвнышко, с противным скрипом открывается дверь. — Выспался, Кирюша? — она заходит в хлев, опирается на метлу и с насмешкой смотрит на меня.

— Выспался, — буркнул я, встаю, отряхиваю с одежды сено.

Баба-Яга приветливо смотрит, словно добрая бабушка, разве что, нижние зубы упираются в кончик крючковатого носа, а так — обычная старушка.

— Под навесом кувшин с молоком и хлеб с сыром, завтракай и за работу. Постарайся выполнить всё за один день, иначе работу не засчитаю, — неожиданно сурово произносит она. — Я по делам улетаю, а ты шкоду не твори, котик за тобой присмотрит, если баловаться вздумаешь, он гусей выпустит, — грозно сверкнула очами старая карга.

— Да понял я, — недовольно говорю я и с радостью вспоминаю о волшебном веничке. Надо бы росы успеть набрать, пока она не испарилась с зелёной травы.

— Я на тебя надеюсь, — Баба-Яга потопталась ещё немного и выходит во двор, а я иду следом.

Раннее утро, вероятно, часов пять, сейчас только бы спать. Ёжусь от прохладного ветерка, оглядываюсь. У колодца стоят огромные деревянные вёдра, у дровницы в колоду воткнут топор, на стене болтается ржавая пила.

— Вернусь под вечер, постарайся меня не разочаровывать, внучок, — ехидно изрекает она и, кряхтя, взбирается в тесную ступу.

Недоверчиво смотрю, как она усаживается, вставляет метлу в кронштейн напоминающий уключину лодки, лихо свистит и … взмывает ввысь. Я даже присаживаюсь от неожиданности. Некоторое время наблюдаю, как она зависает над верхушками деревьев и, исчезает из поля зрения.

— Пока, бабушка, — машу ей ручкой, быстро достаю цилиндрик и ползаю в траве, пока не наполнил его до краёв. — Ну, теперь посмотрим, насколько он будет полезен, — шепчу я.

Дверь избы от решительного удара кошачьей лапы отворяется, Васька спрыгивает во двор, злобно оскалился в мою сторону, запрыгивает на перила крыльца и с невозмутимым видом начинает вылизывать себе кое-где, не забывая поглядывать на меня зелёными глазами.

— Обыкновенный кот, — фыркаю я. — Разве что когти железные. Привязать бы к хвосту консервную банку, вот смеху было!

Васька отвлекается от своего занятия, злобно топорщит жёсткие усы, словно понял, что я сказал.

С утра есть не хочется, но молоко выпиваю, а хлеб с сыром несу к сараю, где заперт медведь.

— Мишка! — зову его, пытаясь рассмотреть его в темноте.

Медведь громко засопел и без злобы приблизился к двери, вероятно, учуял лакомство. Швыряю хлеб с сыром и наблюдаю, как он тычется чёрным носом, высовывает алый язык и с чавканьем кушает. Затем он поднимает тяжёлую голову и смотрит на меня, словно хочет запомнить моё лицо. — Всё, больше у меня ничего нет, — развожу я руки.

Медведь громко фыркает и, гремя цепью, уходит в дальний угол своей темницы.

— Я тебя выпущу, мишка, — едва слышно шепчу я. Мне его так жалко, такой сильный зверь, а сидит на цепи.

Теперь надо работу сделать. Бодрой походкой подхожу к вёдрам, хватаю одно ведро и едва не надорвался. Оно пустое больше тридцати килограммов, а с водой вообще не подниму. Опускаю миниатюрный веник в росу, встряхиваю на себя. Меня словно обдаёт горячим паром и в следующую секунду окунает в ледяную воду. Я едва не заорал от неожиданности, но почувствовал такой прилив сил как никогда в жизни.

Кот словно что-то ощутил, напрягся, вздыбил шерсть, долго смотрит на меня, затем вновь успокаивается, но взгляда с меня не сводит.

— И не надоело тебе меня охранять? Шёл бы лучше мышей ловить, — с насмешкой говорю я.

Внезапно Васька издаёт звук весьма похожий на человеческий голос, я в нём уловил что-то вроде:

— А не пошёл бы ты …

— Ты умеешь говорить? — у меня от удивления нижняя челюсть едва не грохнулась вниз.

На этот раз кот презрительно отворачивается, мягко прыгает на ступеньки крыльца и меняет дислокацию, а именно, запрыгивает на подоконник, его как раз осветили первые лучи встающего над горизонтом Солнца. Там он развалился и даже заурчал от удовольствия.

Пробую в новом своём состоянии поднять тяжеленное ведро и ахнул от неожиданности, на мой взгляд, оно стало лёгким как пушинка. Как здорово! Скидываю его в колодец, жду, когда оно наполнится водой, а затем без усилий вытягиваю наверх.

Обалдеть! Почти бегом несусь к тысячелитровым бочкам, выливаю, бегу набирать следующее. Но, через десяток, другой, вновь наваливается тяжесть и усталость. Окунаю веничек в росу, и опять возвращаются силы.

Я даже не понял, как набрал до самого верха две бочки. Затем, оглядевшись по сторонам, услышал хрюканье свиньи, наливаю ей в корыто воды. Меняю, ошалевшим от моего внимания зубастым гусям воду, в их импровизированном водоёме. Медведю плеснул чистенькой воды и даже умудрился погладить его за лохматый бок, а он не огрызнулся в ответ. Со столетним дубом пришлось повозиться, почти всю росу истратил.

Но вот он вздрогнул, жалобно скрипнул, неуверенно качнулся, словно не веря в свой крах и, с грохотом валится на землю, поднимая тучи из пыли, сучков, веток и листьев. Затем пилю его по одинаковым паленьям и складываю в дровницу. Набиваю её до самого верха и остаток пришлось складировать на заднем дворе.

Кот Василий, всё это время находится рядом со мной. Вначале его усатая морда была презрительно-наглой, затем, по мере продвижения работы он становится растерянным и удивлённым, кот потрясён моей работоспособностью.

Остаток дня я провожу в безделье, прохаживаюсь по двору, а кот, с угрюмым видом всё ходит за мной, недовольно топорщит усы, но уже не огрызается на меня как прежде и, когда я как бы невзначай провёл рукой по его спине, сделал вид, что ничего не произошло. В душе посмеиваюсь, я понимаю, что ему очень понравилась моя ласка, но он не хочет демонстрировать свои чувства. Впрочем, после этого случая, он стал более благосклонно смотреть на меня и даже, опять же, словно случайно, потёрся об мою ногу.

— Тебя бы вычесать и белый бантик повязать, стал бы ещё краше, — улыбаюсь я.

Кот вздыхает почти как человек, усы грустно опускаются, некоторое время он всё ещё по привычке ходит за мной, затем запрыгивает на подоконник и, свернувшись в калачик, сладко засыпает, демонстрируя всем своим видом, что я могу уносить отсюда ноги. Но я не тороплюсь, жду Бабу-Ягу, мне кажется, она может много рассказать интересного. То, что она меня захочет съесть после такого объёма проделанной работы, я сильно сомневаюсь и почти уверен, она даже похвалит меня.

Постепенно надвигаются сумерки, в болоте заголосили лягушки, где-то далеко прозвучал истерический хохот кикиморы и резко оборвался, словно ей кто-то дал палкой по горбам. А в лесу кто-то бродит, тяжёлый и свирепый, но на медведя не похож, что-то мне подсказывает — это Жуть Болотная. Смотрю на Ваську, кот приоткрыл один глаз, с недоумением глянул на меня, фыркнул, сладко потянулся, изогнув спину так, что даже искры посыпались и, вновь брякнулся на лапы, вероятно, не доспал бедняга. Внимания на Жуть Болотную он не обратил никакого, меня это успокоило. Магическая защита, сооружённая Бабой-Ягой вокруг ограды, хорошо охраняет её владения.

Радуясь своему открытию, подхожу к ограде. Сзади кот тронул меня лапой, оборачиваюсь, он укоризненно качнул разбойничьей мордой, явно намекая, чтоб я не испытывал судьбу.

— Считаешь, мне не стоит здесь ошиваться?

— Мяу, — утвердительно говорит кот.

Отхожу от ограды, и в это мгновение Жуть Болотная с ходу бросается на ограду, да так, что кости забора затрещали, а часть и вовсе сломались. Она явно нашла лазейку в магической защите. В ужасе вскрикиваю и несусь к сараю, где тревожно ревёт медведь.

— В избу беги! — раздаётся голос Бабы-Яги. Она зависла на ступе над двором, рассерженно взмахивая метлой.

Вновь содрогается забор от сильнейшего удара, истошно воют волки, пытаются наскакивать на Жуть Болотную, но она легко расшвыривает их в разные стороны.

— Абын, грабын, задрабын… — лихорадочно колдует Баба-Яга, и тьма сгущается над ней.

Тучи приходят в движение, змеятся молнии и слетается крылатая нечисть, ходуном идёт земля, кто-то хочет выбраться на поверхность, но Жуть Болотная топчет их своими острыми копытами, вновь бросается на забор и почти ломает его.

— Ах ты дрянь! — Баба-Яга крутит метлу, словно веретено, срываются жгучие искры и потоком устремляются к неведомой твари.

Жуть Болотная визжит, раздражённо хрюкает, неприятно запахло палёной щетиной, но с большим рвением бросается на забор и почти валит его.

— Она боится серебра! — кричу я, вспоминая, как Антонина Фёдоровна поливала её серебряными пулями.

Баба-Яга мгновенно подлетает к избе, взмахивает метлой и дом приподнимается, обнажая сундуки с золотом и серебром. Я заворожено наблюдаю, как откидывается крышка на одном из сундуков, взлетает горсть сияющих монет, сильное пламя, вырывающееся из метлы, плавит их, и расплавленный поток веером накрывает Жуть Болотную.

Свинячий визг звучит как сигнал идущего под откос локомотива, но многократно усиленный. Вековые деревья содрогнулись и поникли к земле и … Жуть Болотная исчезла, но запах палёной щетины всё ещё плавает в воздухе.

Баба-Яга с грохотом опускается рядом со мной, с трудом выбирается из ступы.

Лицо её страшное, перекошенное от дикой злобы, седые волосы стоят дыбом, а глаза горят жутким огнём.

— Ты кто такой?! — рассерженно шамкает Баба-Яга, глядя на меня горящими глазами, в которых прослеживается явный испуг. — Против тебя брошены такие силы! А с виду, обычный мальчик. А вдруг ты один из героев? Где-то я тебя видела раньше, но ты был взрослым, — неожиданно изрекает старуха.

Баба-Яга не спешит подходить ко мне близко, хотя я чувствую, хочет навернуть меня метлой. Она с удивлением оглядывается, взглядом натыкается на переполненную дровницу, на налитые до самого верху тысячелитровые бочки. И мне кажется, у неё потихоньку начинает съезжать «крыша».

— Однако, — с неудовольствием поскребла нижними зубами кончик своего носа, — сплошные загадки.

Я без сил присаживаюсь на ступеньку, рядом спрыгивает кот. Повинуясь обычному человеческому чувству, чешу ему за ухом и тот заурчал, словно закипающий чайник и от переизбытка чувств выпускает из мягких подушечек лап, острые как бритва, железные когти.

— Василий, ты ли это? — в растерянности всплёскивает руками Баба-Яга.

Кот невероятно смущается, нехотя вырывается из моих рук и забирается куда-то под избу и оттуда выглядывает его разбойничья морда.

— Что же мне с тобой делать, Кирилл? — задумалась старуха.

— Накормить, напоить и спать уложить, — вырываются из меня фразы, подсмотренные когда-то в далёком детстве из русских народных сказок.

Они производят своим действием на Бабу-Ягу как волшебные слова. Старуха подпрыгивает на одном месте, едва не вышибая метлой свои последние зубы.

— Откуда тебе известны эти древнейшие заклинания?

— Оттуда, — я невнятно махнул рукой, удивляясь в какой ранг возводит Баба-Яга обычные сказочные фразы.

Несколько зубастых гусей нашли лазейку в изгороди, с важным видом ковыляют по двору, завидев меня, почтительно гогочут, выгибая гибкие шеи.

— Вот и гуси тебя полюбили, — в конец расстраивается старуха. — Что ты такого для них сделал важного? — с интересом спрашивает она.

— Ничего особенного, — пожимаю я плечами, — воду в корытах поменял и всё.

— А медведь, почему на тебя смотрит влюблённым взглядом? — с проницательностью замечает Баба-Яга.

— Да так, завтрак ему свой скормил.

— Так ты голодный, — вновь всплёскивает руками старуха.

— Есть немного, — вздыхаю я.

— Ох, свалился ты на мою голову, — шамкает она. — Может яичницу с ветчиной пожарить? А как насчёт оладьей с диким мёдом?

— Я буду всё, — решительно говорю я, сглатывая голодную слюну.

— А что, бабушка, — сидя за столом, едва говорю набитым ртом, — а Хранителем тяжело быть?

— Тяжело, милок. Всякие лезут, метлы на всех не хватает, вот и ты появился, даже не знаю, как мне поступить. Отличаешься ты от тех, с кем раньше встречалась. На одного правда похож, но тот был взрослым мужчиной … это колдун, что заставил нас охранять Волшебную Книгу, — задумчиво шамкает она, не сводя с меня пронзительного взгляда.

— Ну, я не колдун, — хмыкаю я и взглядом ловлю ещё один оладышек. Вроде как наелся, но они такие вкусные, умеет готовить старушка.

— Как знать, как знать, — неопределённо говорит она. — Может мёдику подлить? — спохватывается Баба-Яга.

— Можно … чуть-чуть, — благодушно позволяю я. — А сколько всего Хранителей? — облизывая жирные пальцы, так как нет салфетки, интересуюсь я.

— А никто этого не знает, каждый сидит в своём болоте и Путь охраняет.

— И всё же, ваша мама — Хранитель? — настойчиво спрашиваю я, пытаясь успеть слизать капающий с оладышка густой мёд.

— Я же говорила, нет, — хмурит Баба-Яга седые брови. — А впрочем, — она неожиданно задумывается, — может и Хранитель, только она сама этого не знает. По странному совпадению Путь к Волшебной Книге проходит через её владения. Но тебе, не следует туда идти … утащит моя милая мама в трясину, — не удержавшись, злорадно ухмыльнулась Баба-Яга. — Да и кикиморы там шастают между кочек, защекочут до икоты и на дно уволокут. Что-то ты сильно проявляешь интерес к Волшебной Книге, а говорил, человека ищешь, — сурово говорит она и неодобрительно поджимает рот, да так сильно, что два нижних зуба зашли между кончиком носа. Я едва не рассмеялся, такое у неё сейчас обаятельное, в кавычках, лицо.

— Я действительно разыскиваю папу Альмины и мне незачем вас обманывать, вы такая проницательная, бабушка, — делаю ей неуклюжий комплимент, — но просто когда думаю, об этой Книге … дух захватывает и мне кажется … я уже когда-то держал её в руках, — неожиданно даже для себя, изрекаю я и невероятно удивляюсь своим словам, но перед внутренним взором мелькнул веер голубоватых страниц, распространяющих призрачное сияние.

— Однако, ты непростой мальчик, — качает головой старуха, — такие откровения, впору тебя в печь засунуть и изжарить как молочного поросёнка, чтоб будущих проблем избежать. Шучу я, шучу! — хихикает она, думая, что я затрясусь в ужасе.

— Да я и не испугался, — пожимаю плечами я.

— А ведь стоит пугаться! — неожиданно злится старуха.

— Попробую, — вздыхаю я, но с удивлением чувствую, страха даже в глубине души не осталось, словно я перешёл некую грань, словно повзрослел на десяток, другой лет. — А скажите, — я откладываю в сторону оладышек, облизал с пальцев мёд и внимательно смотрю в чёрные зрачки Бабы-Яги, — зачем вы волков на меня натравили, а потом сделали вид, что спасли меня?

— Я натравила?! — театрально взмахивает руками старуха и глаза смущённо забегали по сторонам. — С чего ты это взял? Я тебя спасла! — с нажимом говорит она и неожиданно сникает. — Ну да, я натравила на тебя серых, мне же надо было тебя связать обязательством, — с грустью вздыхает она, — двор в запустении … даже воды некому было в бочки налить. Думаешь легко мне таскать такую тяжесть при моём, то радикулите, — охает она и потирает себе спину.

— Просто бы сказали, мы бы вам и так помогли, — с горячностью говорю я.

— Кто мы? — настораживается старуха.

— Не мы, а я, — краснею я, надо же было так проколоться!

— Значит ты не один, — хмурится Баба-Яга. — И где твои друзья?

— Там, — неопределённо махаю рукой.

— Вот что Кирюша, зови их сюда. Опасно в лесу, вот и Жуть Болотная где-то шастает.

— Так нет её уже, — вскидываю недоуменный взгляд на старуху, — убили вы её!

— Гм, убила. Нет, Кирюша, попугала лишь, жива она, опять где-то ходит поблизости, я чувствую её. … Какой-то запах в избе ощущаю, словно не мылся кто-то почти с неделю… непонятное это существо, не из нашего мира, — Баба-Яга подпёрла костлявыми пальцами дряблую щёку. — Зови их, не бойся, я не причиню им вреда. Что я, изверг, какой? Не дело детям у трясины находиться.

— Мы не дети, мы уже пятый класс закончили, — почему-то возмутился я.

— Это наверно, круто, закончить пятый класс? — усмехается старуха.

— Даже представить себе это не можете, — соглашаюсь с ней я.

— Они голодные, промокли, ещё простудятся. Зови их! — решительно требует Баба-Яга.

— Вы их точно не съедите? — с подозрением глянул в её честное лицо.

— Я что, людоед? Зови!

— Ну да, конечно, — хмыкаю я, вспоминая ограду из человеческих костей.

— А, это, — понимает мои мысли старуха, — из ваших маленьких косточек ограду не поправишь. Зови своих друзей, я вреда им не сделаю.

— Кирилл, а я ей верю, — говорит пустота из угла.

Баба-Яга подпрыгивает от неожиданности, переворачивает чайник с кипятком.

— Васька, куда ты запропастился, у нас невидимка! — истошно голосит она.

Кот выпрыгивает из приоткрытой двери и ощетинивается, впуская железные когти.

— Это Юра! — в испуге кричу я, замечая, что кот приготовился к смертельному прыжку.

Баба-Яга бесцеремонно ловит его за шиворот:

— Погодь, Василий, не газуй. Дай мне самой разобраться.

— Шапку сними, — говоря я.

— Что? — звучит из пустоты растерянный голос.

— Шапку сними!

— А-а, я сейчас, — в углу словно материализуется фигура долговязого мальчика, смущённо теребящего шапку-невидимку.

— И долго ты тут стоишь? — сдвинула лохматые брови Баба-Яга.

— Недавно, как только кот вышел из избы, я тихонечко зашёл.

— Рисковый ты мальчик. И что, у вас все такие? — подпёрла руки в бока старуха.

— Он у нас самый спокойный, — вмешиваюсь я.

— Прямо беда. Если он самый спокойный, то, какие ж другие? Во, детки пошли, даже меня из равновесия вывели. Напугали добрую старушку, — шамкает она.

— Простите, бабушка, — Юра в порыве прижимает к груди шапку-невидимку.

— Ладно, уж, сама была молодой, лет шестьсот назад, — смягчается Баба-Яга. — Что стоишь как бычок у водопоя, беги за своими друзьями!

— Я мигом, бабушка, — едва не сбив оторопевшего от такой прыти кота, Юра спешит во двор.

— Заладил — бабушка, бабушка, — усмехается она в седые брови и отворяет маленькое окно, что бы проветрить. — Русским духом едко пахнет, — объясняет своё действие она, — пойду баньку истоплю, да с банником и обдерихой попробую договориться, чтоб не свирепствовали. Опять после двенадцати мытьё намечается.

— Можно я сам схожу? — видя, как с трудом ковыляет Баба-Яга, — предлагая я.

— Как это ты? — удивляется она. — Что, подружиться успел? — догадывается она.

— Они хорошие, — своим откровением я вызываю у Бабы-Яги кашель.

— Хорошие? Да ты хоть знаешь, какие они бывают в гневе? Вот какую историю тебе расскажу. Как-то раз муж с женой засиделись в гостях, а когда пришли домой, в баню засобиралась. На часы забыли посмотреть, а уже пробило двенадцать ночи. Банник и обдериха не любят когда в это время кто-то приходит. Мужчина первый пошёл париться, а его жена замешкалась во дворе, бельё с верёвок снимала, затем сунулась в баню, а дверь закрыта, стала настойчиво стучать и вдруг слышит незнакомый старушечий голос: «Это ты что ли муженёк? Погодь ещё чуток, я его ещё только обдираю, последний лоскуток кожи остался!»

Женщина едва в обморок не упала, но смогла добежать до соседей. Когда народ в баню зашёл, то увидели жуткую картину. Мужчина был начисто лишён кожи, и наполовину засунут за печку, да так, что голова сплюснулась. Вот так женщина стала вдовой, — Баба-Яга деланно вздыхает.

— Это не про наших история, — уверенно говорю я, но озноб пробежал по спине. — Вот, что бабушка, дайте мне чёрного хлеба с солью … а лучше оладий с мёдом.

— Оладий с мёдом? — поперхнулась Баба-Яга. — А что, они это едят?

— Так это ведь вкуснее чёрного хлеба и дохлой курицы.

— Ну, не знаю, не знаю, — жуёт она губы, — возьми, конечно, мне не жалко. Мне самой интересно как они воспримут новое угощение.

Я накладываю на поднос ещё горячих оладышек и ставлю целую миску с мёдом.

— Ну, ну, — провожает меня насмешливым взглядом Баба-Яга.

Стучусь в дверь бани.

— Кого ещё несёт! — раздаётся грозный голос банника.

— Это я, Кирилл, — неожиданно у меня дрогнул голос, как некстати вспомнил рассказ Бабы-Яги.

— А, Кирюша, заходи, — смягчается голос банника.

Захожу в баню и ставлю поднос на деревянную скамью.

— Это вам, — напряжённо говорю я и жду их реакции на это угощение.

— Что это? — едва не с испугом спрашивает обдериха, боязливо делает шажок.

— Попробуйте. Мне кажется, это вкуснее чёрного хлеба будет.

— Какой запах! — у обдерихи дрогнул голос. Она неуверенно берёт оладышек длинными пальцами.

— В мёд макните и сразу в рот, — советую я.

— А это не страшно? — замерла в нерешительности обдериха.

— Дай сюда! — банник уверенно макает оладышек в мёд и ест.

Я никогда не знал, что на лице может отразиться такое блаженство. Он чавкает как заправский хряк, с шумом облизывает пальцы и тянется за следующей порцией.

Обдериха, взвизгнув от страха, тоже кладёт в рот необычное для них угощение и закатывает глаза от наслаждения.

— Пища богов, — тает она от улыбки.

— Неужели никогда такого не пробовали? — меня разбирает смех.

— Да у нас от такого угощения в душах цветы расцвели, — улыбается банник, обнажая крепкие зубы.

— Как-нибудь, торт ореховый с кремом дам вам отведать. Тоже очень вкусно! — ухожу в разнос я.

— Какое счастье, что мы познакомились, — мило улыбается обдериха, вымазывая последним оладышком густой мёд со стенок миски.

— У меня к вам просьба, — решаюсь я, удивляясь, когда они успели всё съесть.

— Конечно, Кирюша, всё, что угодно! — учтиво отвечает банник.

— Мои друзья сейчас придут попариться в баньку. Вы их не пугайте, ладно?

— И много их? — недовольно стиснула тонкие губы обдериха.

— Они мои друзья, — настойчиво говорю я.

— Друзья, настоящие? — не верит старушка.

— Самые настоящие!

— Хорошо, Кирюша, — раскатисто громыхнул банник, — баньку организуем по высшему разряду, а сами на глаза показываться не будем. Люди всегда почему-то боятся с нами встречаться. Право, обидно! Неужели мы такие страшные?

— Сейчас нет, — смеюсь я.

Испытывая невероятную радость и облегчение, выхожу из бани.

— Кирилл! — кидается ко мне Витя.

— И даже не похудел, — улыбается Катя и неожиданно обнимает меня и чмокает в щёку.

— Как ты? — с тревогой смотрит на меня Альмина, своими необычными угольно чёрными глазами.

— Жить можно! — счастливо улыбаюсь я. Мне так радостно на душе, наконец-то все в сборе!

И неожиданно вспоминаю Игната и мрачнею. — Об Игнате ничего не слышно?

— Его энергетические нити ведет в самый центр болота. Вероятно, он жив, но не сознаёт этого, — грустно говорит Альмина.

— Фу, русским духом пахнет, всем в баню! — грозно сверкнула глазами Баба-Яга.