Кирилл Обломов и его невероятные миры

Глава 24

Катя находит домик с тираннозавром и брошенный костяной гребень, подставляет ладошку, Гоша нехотя выбирается, зевает, обнажив частокол белоснежных зубок, требует муху. К моему удивлению, Катя достаёт её из кармана. Интересно, где она могла её словить? Вероятно, тоже волшебство.

Подходим к краю Вселенной. Горят мириады звёзд, тускло светятся галактики, пламенеют далёкие туманности, дух захватывает от восторга. Некоторое время просто стоим, любуемся невероятной красотой. Что может быть прекраснее гармонии Хаоса! Но вот Хрюх толкает меня в бок:

— Я надеюсь, ты знаешь, что делать? — его голос дрогнул, а в глазах таится ожидание и где-то в глубине — страх.

— Знаю, — спешу успокоить его и всех. Я действительно знаю и сейчас выискиваю некие точки во Вселенной, неторопливо плету путь. Я не буду использовать разумную сферу, в которой мы прилетели с Семарглом, мы будем мгновенно перемещаться, словно с кочки на кочку по болоту. Главное так рассчитать, чтобы не свалиться. В болоте можно вымокнуть, здесь — заблудиться в бесчисленных мирах. Вроде получилось! Я вижу весь путь — он словно сеть гигантской паутины, много провалов и липких линий, но наш маршрут светится золотой нитью. Стоит её коснуться и нас мгновенно перетащит туда куда нам нужно.

— Готово, — говорю я, и меня даже трясёт от возбуждения. — Крепко берёмся за руки и ни в коем случае не разрываем рук! Мы должны быть как единое целое:

— В добрый путь! — я берусь за золотую ниточку.

Нас всасывает в крутящийся туннель, где стенками служат бесчисленные звёзды и мерцающий дым. Мелодичный звук наполняет всё пространство, словно это звучит симфония, созданная самой Вселенной.

Мы плюхаемся в гнилую воду, в страхе отпрыгивают лягушки и в истерики голосят на соседних кочках. Такого скопления народа они ещё не видели на своём болоте.

Хрюх отбрасывает в сторону жирных пиявок и радостно хохочет:

— Получилось, Кирюха, получилось, мы на Земле!

Но нам не рады, болото жадно чавкнуло и хватает всех за ноги. Прибиваю внутренним взглядом толщу и вижу скопление всевозможной нечисти, а в самом глубоком омуте засел сам Водяной и кривится в злобной радости. Что-то он нюх потерял!

Со злости сильно щёлкаю пальцами, щелчок волшебным образом доходит до лысой головы и смачно врезается в лоб. Эффект превзошёл все мои ожидания, Водяного отбрасывает в сторону, он путается в корнях мёртвых деревьев, испуганно вращает круглыми глазами, а на лбу растёт огромная шишка. Затем на безобразном лице разрастается гримаса ярости, он отталкивается от тины перепончатыми ногами, выныривает, такой страшный в гневе и … встречается с моим взглядом. Глаза ещё больше выкатываются наружу, гримаса застывает на одутловатом лице, но губы уже раздвигаются в льстивой улыбке:

— Простите, не признал-с … столько народа в болото влипло, от радости дух зашёлся, вот постилку из травы быстренько и разобрали, — искренне говорит он, шлёпая губами как двумя варениками.

— Восстановить, — коротко приказываю я.

Несколько любопытных мавок и одна шишига вынырнули, чтобы посмотреть перед кем так расшаркался лично сам Водяной. Увидев нас, с недоумением пожали плечами, но обсуждать своего хозяина не стали, плюхнулись обратно в гнилую воду, сбив брызгами квакающих лягушек с ближайших кочек.

— Слушай, а ты крутой парень! — косится на меня Хрюх.

— Пустое, я знал его, когда он был ещё лягушонком, кормил мухами, протирал лапки, — отмахиваюсь я, и неожиданно до меня доходит, этого быть не может, я сам ещё не слишком, как это сказать, взрослый. Похоже, во мне сильно развилась генетическая память и в моём сознании всплывают воспоминания прошлых жизней.

— Шутишь? — морщит носик Катя.

— Конечно, — улыбаюсь я. Как можно объяснить своё нынешнее состояние, когда перед внутренним взором мелькают события не связанные с моей теперешней жизнью, но я знаю, они неотъемлемая моя часть. Удивительно, но неудобства не ощущаю, только жгучий интерес.

— Слава богу, а то я подумала, что ты от радости … того.

— Чего … того? — переспрашиваю я, глядя на перепачканное лицо Катюши.

Девочка неопределённо пожимает плечами:

— А куда нам идти? — переводит она разговор в другое русло.

— Где-то здесь владения Болотной-Яги, вроде как она в заточении у тех, кому мы должны вернуть души, — я мрачнею, вспоминая наше бегство, когда встретились с духом Альмигоры. В ней заключён такой потенциал волшебной силы, что она запросто может Землю сделать пустыней. Вселенский источник волшебной силы — это не просто. Во сне она предупреждала лишить её этой силы до того как получит душу. Но, то во сне, а в настоящий момент дух Альмигоры может напасть и противостоять ей будет невозможно, сам Семаргл без боя улизнул от прямого столкновения с ней, а он ведь — бог, что тогда говорить обо мне. Я ухожу в свои мысли и вижу взгляд моего предка, он чрезвычайно серьёзен и сосредоточен, но в нём нет даже намёка растерянности.

— Не всё так страшно как черти малюют, — вырывается у моего предка смешок.

Странно слышать его голос, словно я разговариваю сам с собой, так и до шизофрении недалеко, мелькает мысль и я, усмехаюсь.

— От этого никто не застрахован, — шутит мой предок … но тебе это не грозит, скоро я покину тебя навсегда, но … сначала поройся в своих карманах.

— Зачем? — вырывается у меня.

— Что, зачем? — удивляется Катя.

— Я не тебе, — отмахиваюсь я и начинаю выворачивать карманы. Внезапно натыкаюсь на круглое семечко, долго смотрю на него, пытаясь вспомнить, откуда оно у меня.

— Какой странный орешек, — наклоняется Катя. — Ворсинки светятся … он как живой!

Откуда он у тебя?

— Вспомнил! Его мне Семаргл дал, там … в Пекельном мире. Это зерно из того мира.

— Зачем дал?

— В том-то и дело — зачем? Семаргл просто так ничего не делает, — хмурюсь я.

— Я знаю, что это! — Катя лихорадочно смахивает со лба болотные брызги и торжественно говорит, — этот орешек с дерева, которое питается волшебством.

— Вероятно, да, — соглашаюсь я. — Но зачем он мне его дал?

— Ну, — пожимает острыми плечами девочка, — может затем, чтобы вытащить у кого-то всё волшебство?

— Катька, ты гений! — озарение вспыхивает в голове как взорвавшаяся сверхновая звезда.

Девочка скромно отводит взгляд:

— Сейчас не об этом … орешек надо срочно посадить … чтобы он дал росток до того как нас обнаружит дух Альмигоры.

— Ребята, объясните, что происходит? — Хрюх по привычке хрюкнул.

— Что-что, мы спасены! — обнимаю я друзей.

Некоторое время рыскаем по болоту в надежде найти подходящее место для посадки, но кругом топи и гнилые кочки. Не выдерживаю, зову Водяного. Он выныривает, шлёпнул губами, выпустил изо рта пару пузырей, смотрит на меня с таким обожанием, что меня едва не вывернуло наизнанку от его слащавой рожи.

— Вот что, лягушонок, — не в свойственной мне манере, обращаюсь я к нему, — натаскайте сюда плодородной земли, чтобы получился островок.

Он усиленно трёт лоб, в недоумении таращит глаза, всем видом показывая глупость с моей стороны.

— Может, пару лишних омутов нарыть? — осторожно изрекает он.

Я поднимаю руку и собираюсь щёлкнуть его по лбу.

— Ладно, понял, — заслоняясь от меня, шепелявит он, — мы исполним твою прихоть.

— На всё даю десять минут, — грозно поднимаю я брови.

Водяной вздыхает, погружается нарочито медленно, глубокомысленно вздыхая и пуская пузыри, что не выдерживаю и посылаю ему вдогонку щелчок. Но на этот раз он резво уклоняется, с шумом уходит на дно и лишь грязные пузыри вырываются на поверхность, лопаются, распространяя невыносимое зловоние. Всё же напакостничал, лягух-переросток! Я улыбаюсь, наблюдая как взбурлила вода, и несметные полчища подводных гадов начали строить островок. С удивлением наблюдаю за строительством, кто бы мог подумать, что в этом болоте развелось столько нечисти. Да …волшебное дерево здесь просто необходимо … чтобы сдержать их волшебный натиск.

Действительно, не прошло и десяти минут, а островок насыпан. С удовольствием на него перебираемся, порыскал внутренним взглядом под толщей земли, нахожу жилу чистейшей воды и вывожу её живительным родником на искусственный островок.

Первым делом напиваемся вкуснейшей водой, затем занимаемся посадкой волшебного семечка.

— А сколько оно будет прорастать? — Эмира с любопытством смотрит на лунку, где сидит волшебное зёрнышко.

— Полить надо, — заявляет Хрюх, затем спохватывается, набирает в ладони родниковой воды и осторожно льёт в лунку.

— Ну? — с нетерпением говорим мы. Но даже нет намёка на рост.

— А вдруг ему месяцы требуются, чтобы взойти? — вздыхает Катя, девочка совсем расстраивается:

— Послушай, Кирилл, а если чуток поколдовать, вдруг орешек проснётся? — встрепенулась она, с надеждой глядя на меня.

— Попробую, — задумываюсь я. — А что колдовать?

— Надо чтобы колдовство было направлено непосредственно на семечко, — предлагает Хрюх, задумчиво потирая ладони.

Вздыхаю, присаживаюсь:

— А если так? — мне неприятно это делать, но я пускаю, маленький жгучий огонёк к бархатистому боку семечка и … словно происходит маленький взрыв, с шумом разлетается земля и наружу выскакивает сердитый стебелёк.

Грозно покачиваясь, он выбрасывает множество отростков, растут изумрудные листья, пробегает дрожь, набухает почка и распускается странный золотой цветок, из него вырывается хищный язычок пламени и зависает у моего лица.

— Тише ты, — отшатываюсь я, — мне просто хотелось, чтобы ты вырос!

Почти бегом срываюсь к роднику, зачёрпываю воды и осторожно поливаю, застывшее в недоумении растение. Корешки жадно потянули воду, и стебелёк успокаивается, язычок пламени, не обжигая, скользит по моему лицу, из центра золотого цветка вылетает разноцветная пыльца и рассыпается на земле, словно конфетти от хлопушки. С хлопками уходят под воду испуганные мавки, выныривает Водяной, с недоумением тараща круглыми глазами.

— У вас всё в порядке? — булькнул он.

Я махнул рукой:

— Всё нормально … знакомьтесь с новым вашим соседом. Теперь в вашем болоте будет жить этот цветок.

Водяной с неприязнью глянул на него, поджал толстые губы:

— Не нравится мне он, по мне лучше гнилых пней, нет ничего прекраснее.

— Это спорное мнение, — смеюсь я.

— А как гнилушки светятся в темноте! — закатив глаза, не унимается Водяной.

Растение словно слушает наши разговоры, листья вздрагивают, странный цветок наклоняется, наружу выходят бархатистые тычинки, будто запорошенные серебряным порошком. Внезапно стебелёк распрямляется, как удав перед нападением, цветок резко разворачивается, лепестки задрожали, и мы с удивлением наблюдаем, как у основания золотого цветка открываются два блестящих глаза, прикрытые пушистыми ресницами.

— Ого! — восклицает Катя, вглядываясь в глаза растению.

Но цветок на неё не смотрит, всё его внимание сосредоточено куда-то вдаль, вглубь топей.

— Он кого-то увидел, — шепчет Эмира напряжённым голосом.

— Или почувствовал, — добавляет Хрюх, пытаясь рассмотреть, что там делается, за поваленными деревьями.

— Сдаётся мне, дух Альмигоры пожаловал, — по телу пробегает холодок, и я ощущаю неприятную вялость в ногах.

— Мне приказано тебя убить, прости, ничего личного, — в мой мозг проникает тяжёлый голос и начинает плющить мои извилины, словно дорожный каток асфальт.

С криком хватаюсь за голову, но сквозь кровавый туман вижу, как встрепенулся стебелёк, с жадностью потянулся всеми листочками в сторону струящегося колдовства и моя голова очищается от дикой боли, а растение стремительно растёт и оформляется в крепкое деревцо. Распускаются множество золотых цветов, разноцветная пыльца осыпается, словно снег в штормовую погоду, открываются множество глаз.

— Интересный у тебя защитник, — звучит удивлённый голос, — но, в любом случае, вы все обречены, во всей Вселенной нет такой волшебной силы, которая заключена во мне.

Чудовищный удар сотрясает пространство, и оно изгибается, плавится как воск, время исчезает, пошлое, настоящее и будущее распадается в прах. В душе шевельнулись дремлющие скрытые силы, но интуитивно гашу их и не отвечаю на произведённую атаку.

Деревце словно взрывается, покрываясь бесчисленными листьями, и с жадностью глотает, всасывает, давится от переизбытка волшебной силы, вновь ест и … стремительно растёт, превращаясь в огромное дерево. Ствол покрывается бугристой корой, ветви ползут над болотом, пугая всевозможных болотных гадов.

Поединок обостряется, дух Альмигоры, не обладая душой, не может сдержать выплеск все волшебной силы и тратит с безумством обречённого, а дерево поднимается над болотом и крона нависает над чёрными тучами. Всё наэлектризовано до предела, кажется, горит воздух, бесчисленные молнии гвоздят болото, раскаты грома столь мощны, что трясётся земля, перепонки едва выдерживают грохот.

Всё заканчивается внезапно, вокруг нереальная тишина: жители болота зарылись в тину, лягушки потеряли сознание и валяются на кочках, пиявки забыли, что нужно сосать кровь и бестолково извиваются в грязной воде, а мы сидим на чём-то мягком и честно пытаемся прийти в себя.

Но вот шевельнулся Хрюх, качнулся, двинув плечом Эмиру, она застонала, вцепилась рукой в Катю, Катя дико глянула на меня, я бестолково моргнул, показался испуганный тираннозавр Гоша, пискнул, пробежался о Катиной ладошке и вновь шмыгнул обратно в свой домик.

Я огляделся, мы сидим на мягком, с детскую площадку, листе, дерево смотрит на нас добрыми глазами, и не мудрено, это из-за нас оно так вкусно поело. А рядом с нами колеблется опустошенный дух Альмигоры. Мгновенно понимаю, ещё миг и он растворится в воздухе. Выхватываю из-за пояса амфору, лихорадочно выдёргиваю затычку, душа Альмигоры поспешно вырывается наружу, волоча за собой душу Феофана Смелого.

— Молодец Кирилл, успел, — звучит её голос.

Болото забурлило, в сторону ползут гнилые кочки, а на поверхность выдвигается бревенчатая изба с многочисленными постройками, загонами для животных. Звякает цепь, из сарая выходит бородатый мужчина с бессмысленным взглядом, увидев нас, мычит нечто нечленораздельное. В тело стремительно влетает душа и Феофана Смелого, сбивает его с ног, но мужчина сразу вскакивает на ноги, во взгляде появляется осмысленное выражение и … небывалое удивление, вероятно, он ничего не помнит из того, то с ним произошло. А душа Альмигоры влетает в избу и, в следующую секунду дверь со скрипом отворяется, на порог выходит красивая женщина.

— Спасибо тебе, мальчик, — звучит грудной голос, наполненный благородством и силой.

— Где я? — Феофан Смелый подносит к глазам цепи, некоторое время с недоумением смотрит на них. — Жена, что это значит? — в его взоре вспыхивает гнев.

— Это значит, ты свободен, — со смешком говорит Альмигора и кидает ему ключ.

— Всё равно не могу понять, — неторопливо открывая замок и, сбрасывая оковы, морщит лицо мужчина. — А это что за дети? Почему без родителей? Озорничают? Всыпать им надо, чтобы не гуляли, где не следует!

— Простите, — я спускаюсь с листа на корявый корень, в душе бурлит обида, — это мы вас спасли!

— От кого, от этих пиявок? — хмыкает Феофан Смелый, отцепляя от себя нескольких штук, насосавшихся крови.

— Он говорит правду, Феофан, — звенящим голосом произносит Альмигор.

— Подожди! — мужчина обхватывает ладонями голову, болезненная гримаса пробегает по волевому лицу, вероятно, память начинает к нему возвращаться. — Я пришёл за Волшебной книгой … это владения Болотной-Яги … я действительно был в плену. А дерево, откуда здесь и почему оно такое огромное?

— Хорошее дерево, этот мальчик его вырастил! — с нервным смешком говорит Альмигора, — всю волшебную силу из меня высосало, я сейчас даже с кикиморой не справлюсь.

— А что я тебе раньше говорил, лучше хорошего меча ещё ничего не придумано, — Феофан неторопливо идёт по двору, озираясь по сторонам, в глазах появляется беспокойство.

— В избе твой меч, — улыбается Альмигора.

— Болотная-Яга где? — в нерешительности останавливается Феофан Смелый.

— В том сарае.

— Что она там делает? — сбивается с шага мужчина.

— Сидит. Я её приковала к стене.

— Это правильно, — с облегчением выдыхает Феофан Смелый.

— Вы что, старую бабушку на цепи держите? — выкрикивает от возмущения Катя.

— Кто это? — сурово глянул на неё мужчина.

— Это? — Альмигора внимательно смотрит в глаза девочки. — Она ведьма, — и, после небольшой паузы добавляет, — будущая ведьма.

— Тогда всё понятно, — хохотнул Феофан Смелый, — наверное, внучка её.

— Ничего не внучка! Просто, нельзя так со старыми … э-э-э, — Кате не нашла какое подобрать слово.

Альмигора мягко улыбается:

— Совсем как моя доченька, такая же беспринципная и горячая. Ты, девочка, должна понять, Болотная-Яга — уже не человек и страшная она даже не лицом, а своими помыслами, даже Водной перестал приходить к ней в гости, она мавок обижает, дочку свою Бабу-Ягу едва не утопила.

— Да, чуть не утопила! А почему она ко мне почти сто лет не приходила? — внезапно раздаётся шамкающий голос.

— С цепи сорвалась! — Феофан Смелый метнулся в избу за мечом.

— Давно меня не жалели, вот и я никого не жалела, а сейчас в моей душе словно фиалки распускаются.

Я не сразу рассмотрел её. Действительно, практически ничего человеческого от неё не осталось: голова в редких седых волосах, глаза глубоко в черепе и из чёрных прорезей вырывается красный огонь, тело — нечто бесформенное, прикрытое рваным тряпьём, а на кривых ногах лапы как у гусыни. Она небрежно взмахивает рукой, в топях что-то забулькало, а на поверхность всплывают утопленники, смотрят мутными глазами, скрипят зубами и со злобой машут распухшими кулаками.

— Ты бы убрала свою свиту, — обращаюсь я к Болотной-Яге.

— Давненько тебя здесь не было, — обжигает она взглядом, — почти не изменился, а ведь это по твоей милости я здесь «корни пустила», в жабу превращаюсь.

— Это не я был, — теряюсь под её пронизывающим взглядом, — а впрочем, что мешало вам остаться человеком?

— В этих топях? Да здесь одни лягушки, пиявки и кикиморы … фу, какая гадость! А мне летать охота, а ступа моя давно прохудилась.

— Ступу мы починим, метлу поправим, крышу на избе перекроим, — неожиданно мне становится стыдно за своего предка. Действительно, зачем он её сюда упрятал?

— А-а-а! — из избы, с мечом в руках, с перекошенным лицом, вылетает Феофан Смелый, но один из утопленников бросает ему под ноги бревно и мужчина бьётся головой о землю и теряет сознание.

— Прикажи своей свите не буйствовать, — пугаюсь я.

— Так, не мы буйствуем, — у Болотной-Яги вырывается злой смешок, — это он сам такой.

Альмигора с поспешностью подбегает к мужу и успевает оттащить его до того как утопленники попытались его схватить.

— Кирюха, сзади! — выкрикивает Хрюх.

С нечленораздельным мычанием к нам подбираются распухшие утопленники.

Жутко становится, а глаза словно вспотели, запрыгиваем на лист и тот, неожиданно приподнимается над трясиной.

— Спас-сибо! — заикаясь, говорю я дереву.

Из листвы, как капли росы, показываются чистые глаза и дерево говорит, странно, как струны арфы под умелой рукой:

— Это вам спасибо, вырастили, вкусно накормили, проси что угодно, — неожиданно говорит дерево.

— Их надо спасти, — указал я на Альмигору и Феофана Смелого и тут же из гущи изумрудной листвы сползает гибкий зелёный ус, с лёгкостью отшвыривает утопленников, обхватывает Альмигору и, вздумавшего размахивать мечом Феофана Смелого, аккуратно спускает их на лист.

— Чудеса, да и только, разумное дерево! — качнувшись на мягкой поверхности, произносит Феофан.

— Что ещё хочешь? — звучит удивительный голос.

— А можно мне, — я тушуюсь под пристальным взглядом блестящих как роса глаз и замолкаю.

— Ты хочешь поколдовать? — догадывается дерево.

— Да, — испытывая смущение, говорю я, — но ведь для тебя волшебство — пища.

— Это так … но что не сделаешь для друга … колдуй, — шумят ветви.

— Ты что придумал? — наклоняется ко мне Катя.

— Сейчас увидишь, — загадочно улыбаюсь я. — Придётся Водяного слегка потеснить.

— Что ты задумал, безобразник! — восклицает Болотная-Яга, что-то начинает бормотать, злобно завыли утопленники, но с довольным урчанием чавкнуло волшебное дерево, поглотив её колдовство, а дремучая старуха без сил валится на землю.

— Она сейчас умрёт! — пугается Катя.

— Не умрёт, — улыбаюсь я.

Воспоминания накрывают меня словно лавиной, я вижу мир глазами моего предка, мир давний, это далёкое прошлое, пятьсот лет тому назад.

— Где ты его нашёл? — статная интересная женщина держит в руках детёныша горностая.

Мужчина скользнул ладонью по окладистой бороде, улыбается в густые брови:

— Из гнезда выпал, хорошо куница его не заметила, Чечилии подари. Кстати, где она?

— В город подалась, художник к ней один не равнодушен.

— Быстро дочь взрослеет, — несколько неодобрительно говорит мужчина.

— Так вроде, нет у них ничего друг с другом, на холсте её ваяет.

— Знаю я этих художников, — мрачнеет мужчина, — за душой ни гроша и все гении.

— Этот состоятельный. Как же его звать? А, вспомнила, Леонардо!

— Замри! — шепчу я. — Останьтесь такими!

Картинка из далёкого прошлого, плавно колыхнулась, словно скат, стряхивая с широких плавников осевший песок и, плавно перетекает в наше время. Вздрогнули ветхие постройки, обозначился контур добротного дома украшенного резьбой, болото отступает, на плодородной земле вырастает сочная трава и ухоженные деревья, загоготали гуси, замычал бычок, чудно запели соловушки, раздаётся смех идущих с покоса девушек, раздражённо забубнил чернобровый мужик, отчитывая проказников-близнецов, где-то слышатся удары молота в кузнеце … а Болотная-Яга скукожилась и … словно растаяла.

— Она умерла? — пугается Катя.

— Нет, вон она, горностая в руках держит! — радостно смеюсь я.

Прошлое полностью растворяется и становится настоящим. Перед нами посёлок населённый хозяйственными людьми, всё здесь ладное, много построек и изобилие домашних птиц и животных. У большого дома, который так и хочется назвать теремом, на крыльце, увитом виноградными лозами, играет с шустрым зверьком женщина.

— Что это, волшебство? — обомлела она, увидев огромное дерево, верхушка которого теряется в облаках, вероятно там, где она жила, его не было.

— Здравствуйте бабушка! — звонко выкрикивает Катя, вконец удивив своим возгласом ещё совсем молодую женщину.

Она перехватывает извивающегося зверька, внимательно смотрит в нашу сторону, выделяет взглядом Феофана Смелого, замечает меч с богато украшенной рукоятью, кланяется:

— Чем мы можем вам быть полезны, господин? — без подобострастия спрашивает она.

— Чудеса, да и только! — вместо ответа говорит Феофан Смелый, он поражён увиденным ещё больше чем эта женщина.

— Это дерево ты господин, вырастил в одночасье? Вы великие волшебники? — женщина всё же не может справиться с эмоциями.

— Не я, это тот мальчик созорничал, — с пренебрежением кивает он в мою сторону.

— Так получилось, — скромно пожимаю я плечами.

Собирается удивлённый народ, с восхищением смотрят на роскошное дерево, а оно благодушно шевелит листьями и мне кажется, волшебному дереву приятно всеобщее внимание.

— А дочь моя где? — с беспокойством оглядывается женщина.

— Она там, — указываю я направление. — Но вы пока туда не идите, она сама придёт.

— У меня на сердце грусть, мне кажется, с ней что-то случилось, — прижимает к груди юркого зверька женщина.

— Она придёт, — уверенно говорю я.

— Господин, — из толпы выходит старик с седой бородой и кланяется Феофану Смелому, — вероятно вы рыцарь и для нас будет великой честью, если вы отобедаете у нас. Феофан Смелый подбоченился, гордо оглядел людей, выждал паузу и с достоинством кивает:

— Мы остаёмся, но завтра с женой уходим, наш замок давно без присмотра, да и за дочуркой скучаю.

Я отвожу взгляд. Знал бы он, что его дочь в заточении и жива ли она? вздрагиваю от своих мыслей, смотрю на Катю, она с пониманием прикрывает пушистые ресницы.

— Нам необходимо срочно идти за Волшебной Книгой, — шепнул я ей.

— А ты знаешь, где её искать?

— Теперь точно знаю, тот ноутбук и есть Волшебная Книга.