Король гнева

ГЛАВА 34

Вивиан & Данте

Вивиан

В понедельник я забрала еду из закусочной «Лунная пыль» и принесла ее в офис Данте на обед. Бургер и его любимый черно-белый коктейль для него; сэндвич с курицей и клубничный коктейль для меня.

Это было возвращение к нашему первому свиданию и оливковая ветвь с моей стороны. Данте был единственным, кому нужно было протянуть ветвь, но, если я буду закрываться всякий раз, когда он закрывается, у нас ничего не получится. Я не хотела, чтобы мы были одной из тех пар, которые томятся в пассивно-агрессивном молчании.

К тому же должна была быть веская причина, почему Данте ведет себя так странно, и я была полна решимости выяснить ее.

— Добрый день, мисс Лау, — Стейси, секретарь приемной на представительском этаже Russo Group, поприветствовала меня яркой улыбкой.

— Привет, Стейси. Я принесла обед для Данте, — я протянула бумажные пакеты. — Он в своем кабинете?

Это был мой первый раз, когда я без предупреждения появилась на его рабочем месте. Он мог уже пообедать, но, зная Данте , он этого не сделал. Если мы не обедали вместе, он, скорее всего, вообще пропускал послеобеденный прием пищи.

— Да, но у него совещание, — сказала она после недолгого колебания. — Я не уверена, когда он выйдет.

— Ничего страшного. Я могу подождать его в комнате для гостей.

Пока я ждала, я могла легко отвечать на электронные письма и общаться с поставщиками свадебных услуг по телефону. Бал Наследия был моим приоритетом на данный момент, но как только он закончился, мне нужно было удвоить усилия по подготовке к свадьбе.

— Вы уверены? — в голосе Стейси звучало сомнение.

Когда я заверила ее, что не против подождать, она согласилась.

Этаж опустел после обеда, и мои ботинки мягко ступали по белому мрамору, пока я пробиралась через офис.

Штаб-квартира компании Russo Group представляла собой образец элегантной современности в сочетании с элегантностью Старого Света. Черный лак и стекло отражали витиеватые золотые акценты и картины в золоченых рамах; пышные цветы распускались рядом со скульптурной керамикой, окрашенной в разные нейтральные оттенки.

Гостиная для посетителей находилась в дальнем конце этажа, но я прошла только половину пути, когда услышала знакомый голос — голос, который не принадлежал Данте.

Мой шаг оборвался в нескольких футах от офиса Данте. Тонированные стекла не позволяли мне заглянуть внутрь, но напряженный разговор внутри проникал через дверь.

— Ты даже не представляешь, что ты натворил, — суровый голос отца прошелся по моему позвоночнику, оставляя за собой ледяные дорожки.

Если бы на этаже не было так тихо, я бы не смогла его услышать. Как бы то ни было, его слова доносились до меня слабо, но отчетливо.

Мое сердце забилось быстрее. Я планировала проверить его позже, как предложила Агнес, но я никогда бы не подумала, что он будет здесь. Прямо сейчас, в офисе Данте, без всякого предупреждения или уведомления.

Мой отец редко бывал в Нью-Йорке в течение рабочей недели, и он никогда не приезжал без предупреждения либо до, либо сразу после прилета.

Так что же он делал здесь в случайный понедельник днем?

— Я точно знаю, что я сделал, — проговорил Данте. Низкий. Темный. Смертельно. — В последний раз, когда ты явился без приглашения, у тебя был перевес. Ты использовал моего брата, чтобы добраться до меня. Я просто уравнял чашу весов.

Его брат. Лука.

У меня заныло в животе. Что сделал мой отец?

— Нет, не сравнял. Ты не нашел их все, — несмотря на его уверенную речь, голос отца понизился к концу. Это был нервный тик, который я переняла еще в подростковом возрасте.

— Если бы я этого не сделал, тебя бы здесь не было, — сказал Данте, звуча одновременно весело и безразлично. — Ты бы побежал к Романо с одним из своих запасных. Но ты выкроил время из своего напряженного рабочего дня, чтобы прилететь в Нью-Йорк и встретиться со мной. Это больше не кричит о превосходстве, Фрэнсис. Это кричит о жалкости, — небольшой шорох. — Я предлагаю тебе вернуться в Бостон и разобраться со своей компанией вместо того, чтобы позориться дальше. Я слышал, что ей не помешает помощь.

Последовало долгое молчание, прерываемое быстрыми ударами моего сердца.

— Ты ответственный за фальшивые отчеты, — осознание, ярость и намек на панику накатывали под обвинениями моего отца, угрожая разорвать его по швам.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — тон Данте оставался безразличным. — Но это кажется серьезным. Тем более тебе нужно уехать и разобраться в ситуации, пока об этом не узнала пресса. Ты знаешь, какими... злобными они могут стать, как только почувствуют запах крови.

— К черту прессу! — голос моего отца перерос в крик. — Какого хрена ты сделал с моей компанией, Руссо?

— Ничего такого, чего бы она не заслуживала. Гипотетически говоря, конечно.

Бумажные пакеты смялись в моем кулаке. Кровь шумела в ушах, делая их разговор еще более трудным для восприятия, но я заставил себя напрячься и прислушаться.

Я должна была знать, о чем они говорят.

Я должна была подтвердить ужасные предчувствия в моем животе... даже если это уничтожит меня.

— Вивиан никогда не простит тебя за это, — рычание моего отца было рычанием раненого тигра. Я никогда не слышала его таким злым, даже когда мы с Агнес разбили его любимую вазу Минг, когда играли в прятки в детстве.

Короткая, напряженная пауза.

— Ты предполагаешь, что мне не все равно, что она думает, — голос Данте был настолько холодным, что моя кровь превратилась в лед. — Могу ли я напомнить тебе, что меня принудили к этой помолвке? Я никогда добровольно не выбирал ее в качестве своей невесты. Ты шантажировал меня, Фрэнсис, и теперь твои рычаги исчезли. Так что не приходи в мой гребаный офис и не пытайся использовать свою дочь, чтобы спасти себя. Это не сработает.

— Если тебе все равно, то почему ты до сих пор не разорвал помолвку? — насмехался отец. — Как ты и сказал, тебя заставили. Первое, что ты должен был сделать после того, как избавился от фотографий, это избавиться от нее.

Болезненный треск в моей груди заглушил ответ Данте. Огонь разгорелся где-то к северу от моего сердца и распространился за моими глазами, настолько сильный, что я боялась, что от него не останется ничего, кроме пепла.

Меня принудили к этой помолвке...

Я никогда не выбирал ее добровольно...

Ты шантажировал меня...

Эти слова эхом отдавались в моей голове, как кошмар, застрявший в разорванной петле.

Внезапно все приобрело смысл.

Почему Данте согласился жениться на мне, когда ему не нужны были ни бизнес, ни деньги, ни связи моего отца.

Почему он был так холоден ко мне в начале нашей помолвки.

Почему Лука невзлюбил меня, и почему моя интуиция всегда сомневалась в причинах, которые Данте приводил для помолвки. Я не обращала внимания на слабость оправдания доступа на рынок, потому что тогда это было единственное правдоподобное объяснение, но теперь...

Омлет, который я съела на завтрак, поднялся у меня в горле. Моя кожа стала горячей, затем холодной, а по рукам и груди ползала армия невидимых пауков.

Я должна была уйти, пока они не поймали меня за подслушиванием, но я не могла дышать. Не могла думать. Не мог ничего делать, кроме как стоять там, пока мой мир рушился вокруг меня.

Я никогда не выбирал ее добровольно.

Ты шантажировал меня.

Ожог разжижил и затуманил мое зрение. Астрономическое свидание, поездка в Париж и все маленькие моменты между ними.

Неужели он все это время притворялся? Пытался извлечь максимум из плохой ситуации вместо того, чтобы...

Взрыв смеха в коридоре выдернул меня из круговорота мыслей.

Я вскинула голову, чтобы увидеть двух мужчин в костюмах, идущих ко мне с такой развязностью, которая присуща только руководителям многомиллиардных компаний.

Их появление разрушило заклинание неподвижности, державшее меня в заложниках.

Тот, что справа, заметил меня первым, но к тому времени, как его лицо озарилось узнаванием, я уже мчался мимо него, пригнув голову и устремив взгляд на пол впереди.

Просто добраться до выхода. Дойти до выхода и спуститься вниз. Это все, что мне нужно сделать.

Еще пять шагов.

Четыре.

Три.

Два.

Один.

Я ворвалась в вестибюль, как пловец, задыхающийся от жажды и сунула еду встревоженной Стейси и пробормотала что-то о срочной работе, прежде чем нажать на кнопку лифта.

К счастью, он приехал через несколько секунд.

Я шагнула внутрь, кабина опустилась на землю, и я наконец-то, наконец-то дала волю слезам.

Данте

— Если тебе все равно, то почему ты до сих пор не разорвал помолвку? — глаза Фрэнсиса сверкнули вызовом. — Как ты и сказал, тебя заставили. Первое, что ты должен был сделать после того, как избавился от фотографий, это избавиться от нее.

Красная краска прокралась в мое зрение. Он сказал «избавиться от нее» так легко, как будто обсуждал не свою дочь, а предмет мебели.

Как такой кусок дерьма, как Фрэнсис, поделился генами с Вивиан, я никогда не пойму.

Он и выглядел сейчас как дерьмо. Бледный цвет лица. Темные круги. Изможденные борозды на лице. Вмешательство Кристиана во внутренние дела его компании сказалось на нем.

Я бы получил больше удовольствия от его страданий, если бы упоминание о Вивиан не стало для меня ударом в грудь.

Отключать ее на неделю было достаточно больно. Слышать ее имя из уст ее грязного отца, знать, что это означает для наших отношений...

Я сжал челюсти и заставил свое выражение лица оставаться нейтральным.

— Наш разговор окончен, — я уклонился от вопроса Фрэнсис и специально посмотрел на часы. — Ты уже потратил впустую мой обеденный перерыв. Уходи, или я попрошу охрану выпроводить тебя.

— Эти отчеты — полная чушь, — костяшки пальцев Фрэнсиса затрещали от силы его хватки за подлокотники. — Я работал десятилетиями, чтобы построить свою компанию. Ты был еще зародышем, когда я основал Lau Jewels, и я не позволю такому непотичному ребенку с серебряной ложкой во рту, как ты, все испортить.

— Ты был слишком счастлив, когда этот ребенок, накормленный серебряными ложками, женился на твоей дочери, — шелковисто сказал я. — До такой степени, что ты облажался и шантажировал его. Я не люблю, когда мне угрожают, Фрэнсис. И я всегда отплачиваю втройне. А теперь... — я постучал по своему настольному телефону. — Мне нужно вызвать охрану, или ты способен сам выйти?

Фрэнсис дрожал от негодования, но он был не настолько глуп, чтобы испытывать меня дальше. Он ворвался сюда полчаса назад, полный огня и бравады. Теперь он выглядел таким же жалким и беспомощным, каким был на самом деле.

Он отодвинул стул и ушел, не сказав больше ни слова.

Дверь захлопнулась за ним, зазвенев картинами на стене.

Вот ублюдок. Ему повезло, что ни одна из них не упала.

Я едва успел насладиться тишиной, как раздался стук.

Ради всего святого, что нужно было сделать парню, чтобы побыть в тишине и поработать?

— Войдите.

Дверь открылась, и передо мной предстала нервно выглядящая Стейси.

— Простите, что прерываю, мистер Руссо, — сказала она. — Но ваша невеста принесла вам обед. Я хотела принести его вам, пока он еще горячий.

Температура мгновенно упала на десять градусов.

Трепетная дрожь проползла по мне и заструилась по венам.

— Моя невеста? Когда она была здесь?

— Может быть, десять минут назад? Она сказала, что будет ждать вас в комнате для гостей, но она ушла в спешке и бросила это на мой стол, — Стейси подняла в воздух два пакета с едой на вынос. На них красовался логотип закусочной «Лунная пыль», выполненный в черно-серебряном цвете.

Жужжание превратилось в тысячу ледяных игл, пронзивших мою кожу. Вивиан не ушла бы, не поздоровавшись, если только...

Блядь. Черт, черт, черт!

Я встал так резко, что ударился коленом о нижнюю часть стола. Я даже не почувствовал боли из-за прилива крови к ушам.

— Куда вы... — Стейси запнулась, когда я сдернул пиджак со спинки стула и прошел мимо нее в коридор.

— Пусть Хелена отменит все мои личные встречи сегодня, когда вернется, — я заставил слова пройти через мое сжатое горло. — Я работаю дома до конца дня.

Я был уже на полпути к выходу, когда она ответила.

— А как же еда? — позвала она меня. В голосе Стейси звучала паника, как будто отсутствие обеда могло стать причиной ее увольнения.

— Оставь себе, — мне было наплевать, съест она его, скормит голубям или использует для перформанса посреди проклятой Пятой авеню.

Десять бесконечно долгих минут спустя — этот чертов лифт двигался со скоростью улитки на морфине — я вышел из здания, моя кожа была липкой, а сердцебиение учащенным от внезапной, неописуемой паники.

Я знал, что Вивиан дома, а не в офисе.

До моей квартиры было всего пять кварталов. Идти пешком было быстрее, чем на машине, хотя и не обязательно безопаснее. Я так отвлеклся на ужас, проникающий в мой желудок, что дважды чуть не был сбит, один раз нецензурно выражающимся велосипедистом, а другой раз — такси, слишком быстро вошедшим в поворот.

К тому времени, как я вошел в прохладное кондиционированное фойе своего пентхауса, во рту у меня был вкус копейки, а на коже выступили капельки пота.

Я не должен был так переживать из-за того, что Вивиан могла подслушать мой разговор с ее отцом. Все, что я говорил, было правдой, и рано или поздно она все равно узнает. Черт, я готовился к этому моменту с самого Парижа.

Но между теорией и реальностью есть разница. А реальность такова, что, когда я остановился в дверях нашей комнаты и увидел ее открытый чемодан на нашей кровати, я почувствовал себя так, будто меня ударили в живот и протащили по горячим углям, и все это в течение двух минут.

Вивиан вышла из шкафа с охапкой одежды. Ее шаги остановились, когда она увидела меня, и между нами повисло тягостное, бездыханное молчание, прежде чем она снова двинулась с места.

Она бросила одежду на кровать, а я смотрел на нее, и мое сердце колотилось так сильно, что можно было поставить синяк.

— Ты собиралась уйти, ничего мне не сказав? — мой вопрос прозвучал грубо.

— Я делаю тебе одолжение, — Вивиан не смотрела на меня, но ее руки дрожали, когда она складывала и упаковывала свою одежду. — Я избавляю тебя от тяжелого разговора. Я слышала тебя, Данте. Ты не хочешь, чтобы я была здесь и ты никогда не хотел меня здесь видеть. Поэтому я ухожу.

Вот так. Никаких «если», «и» или «но». Она узнала правду, и это был ее способ справиться с ней.

Мои руки сжались в кулаки.

Она была права. Она делала мне одолжение. Если бы она уехала, без лишних вопросов, она бы разорвала последнюю связь, которую я имел с Лаусами, без особых усилий с моей стороны. Я смогу вытереть руки об ее семью и жить дальше.

И все же...

— И это все? Спустя восемь месяцев, узнав, что сделал твой отец... — и что я сделал... — и это все, что ты можешь сказать?

Вивиан наконец подняла голову. Ее глаза были красными, но в глубине карих глаз горел огонь.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — потребовала она. — Ты хочешь, чтобы я спросила, что мой отец имел на тебя? Спросить, значили ли последние два месяца хоть что-то, или ты просто пытался извлечь максимум пользы из дерьмовой ситуации, пока не избавился от меня? Ты хочешь, чтобы я сказала тебе, как это ужасно — узнать, что твой отец... что он... — ее голос оборвался. Она отвернулась, но не раньше, чем я увидел слезу, стекающую по ее щеке.

Моя грудь сжалась, как лед под скоростным грузовиком.

— Ты знаешь, каково это — узнать, что твой жених был с тобой только потому, что его заставили? Думать, что мы действительно сблизились, когда ты втайне ненавидел меня? Не то чтобы я винила тебя, — она издала горький смешок. — Если бы я была на твоем месте, я бы тоже ненавидела себя.

Мне потребовалась каждая унция усилий, чтобы проглотить комок в горле.

— Я не ненавижу тебя, — сказал я, понизив голос.

Я никогда не ненавидел тебя.

Неважно, что сделала Вивиан, или с кем она была связана, я никогда не ненавидел ее. Это было единственное, что я ненавидел в себе.

— У твоего отца были... уличающие фотографии моего брата, — я не знал, почему я объясняю. Она дала понять, что ей все равно, но я все равно продолжал говорить, слова выпадали тем быстрее, чем больше она набивала руку. — Он бы умер, если бы они попали не в те руки.

Я рассказал ей о резервных копиях, ультиматуме ее отца и его настояниях, чтобы я держал ее в неведении относительно шантажа. Я рассказал ей о звонке из Парижа и даже о том, как я выяснил, что существует восемь копий улик.

Когда я закончил, ее кожа была на два тона бледнее, чем когда я начинал.

— А компания моего отца?

В помещении воцарилось долгое молчание.

Это была единственная часть, которую я опустил. Важная часть, но та, от которой у меня сжалось сердце, когда я наконец сказала,

— Я сделал то, что должен был сделать. Никто не угрожает Руссо.

Мой взгляд остановился на Вивиан, пока она обдумывала мой ответ. Воздух потрескивал от тысячи крошечных жалящих ос на моей коже.

Как она отреагирует на мое завуалированное признание? Гневом? Шоком? Разочарованием?

Независимо от того, как она сейчас относится к своему отцу, я не мог представить, что она будет рада тому, что я вмешиваюсь в дела ее семьи.

Но, к моему удивлению, Вивиан не выдала никаких видимых эмоций, кроме напряженного выражения лица.

— Я сожалею о том, что сделал мой отец, — сказала она. — Но почему ты говоришь мне об этом сейчас? До сих пор ты держал меня в неведении.

Мои руки снова сжались в кулаки.

— Я хотел прояснить ситуацию, — жестко сказал я. — Прежде чем... — Ты ушла, — мы расстались.

Если тебе все равно, то почему ты до сих пор не разорвал помолвку?

Вопрос Фрэнсис преследовал меня. Я мог сказать ей об этом в любой момент за последнюю неделю, но я тянул время. Придумывал оправдания. Говорил себе, что готовлю ее к нашему разрыву, отстраняясь, хотя на самом деле я просто не был готов отпустить ее.

Но время вышло. Я выбрал месть вместо Вивиан, и вот последствия.

Больше никаких проволочек.

— Мне жаль, что ты оказалась в центре всего этого. Ты никогда не была виновата. Но я должен был защитить свою семью, а это... — слова застряли в моем горле, как нож, прежде чем я смог их вымолвить. — Это просто бизнес.

Вкус пенни вернулся, но я сохранял отстраненное выражение лица, даже когда каждый инстинкт кричал мне пересечь комнату, обнять ее, поцеловать и никогда не отпускать.

Я слишком долго позволял эмоциям управлять собой. Пришло время логике снова взять верх.

Даже если она простит меня за то, что я сделал с ее семьей, мы не сможем двигаться вперед, пока ее отец и я ненавидим друг друга до глубины души. И если я останусь с ней, ее отец все равно победит. Он бы знал, что Вивиан — это слабость, которую я не мог себе позволить, и использовал бы это, чтобы воспользоваться ситуацией любым способом.

Для нас обоих было лучше расстаться.

Неважно, насколько это больно.

Вивиан уставилась на меня. В ее глазах мелькнула целая галерея эмоций, прежде чем захлопнулась задвижка.

— Верно, — тихо сказала она. Она закрыла чемодан и подняла его с кровати, остановилась передо мной, сняла с пальца обручальное кольцо и вложила его мне в руку. — Просто бизнес.

Она прошла мимо меня, оставив после себя слабый аромат яблок и ужасную боль в груди.

Я сжал кольцо в кулаке. Оно было холодным и безжизненным на моей ладони.

Мое горло с трудом сглотнуло.

Вивиан не собрала все свои вещи. Большая часть ее одежды все еще висела в шкафу. Флаконы ее духов стояли на комоде, рядом с ними — ваза с ее любимыми цветами.

И все же комната никогда не казалась такой пустой.