ГЛАВА 40
Вивиан
Я не переехала обратно к Данте.
Часть меня хотела этого, но я не была готова так скоро снова броситься туда обеими ногами.
Тем не менее, я согласилась на еще одно свидание с ним.
Через три дня после нашей ночи кино мы приехали в тихий уголок Бруклинского ботанического сада. Был великолепный полдень, ясное небо и золотое солнце, а место для пикника выглядело как что-то из сказки.
Низкий деревянный стол, накрытый толстым покрывалом цвета слоновой кости, был окружен огромными подушками, золотыми и стеклянными напольными фонарями, и огромной плетеной корзиной для мусора. Сам стол был заставлен фарфоровыми тарелками и уставлен яствами, включая багеты, закуски и десерты.
— Данте, — вздохнула я, ошеломленная замысловатостью сервировки. — Что...
— Я вспомнил, как ты любишь пикники, — его ладонь скользнула от моего бедра к пояснице. Огонь лизнул мою кожу, прогоняя мурашки от представшего перед нами зрелища.
— Только не говори мне, что ты закрыл сад ради этого.
Большинство посетителей устраивали пикники на одной из травянистых лужаек, но мы находились прямо посреди настоящего сада.
— Конечно, нет, — сказал Данте. — Я зарезервировал только часть сада.
Его веселье после моего стона было как стакан прохладной воды в жаркий день, и атмосфера была достаточно комфортной, чтобы погрузиться в нее, когда мы расположились за столом.
Это было легко и непринужденно, совсем не похоже на тот пикантный, но напряженный воздух, который был в тот вечер. Здесь я почти забыла о проблемах, поджидавших нас за пределами пышного сада.
— Это, наверное, самое долгое свидание, на котором я была, — сказала я. Оно началось со специальной выставки в музее Уитни, затем мимозы на эксклюзивном бранче и вот теперь это.
На первый взгляд, это было похоже на любое другое пышное свидание, но я подозревала, что у Данте был скрытый мотив. Слухи о наших отношениях и компании моего отца становились все больше. Пригласив меня на такое публичное свидание, он сделал заявление: наши отношения прочны (даже если это не так), и любая клевета в мой адрес не будет принята. Моя связь с ним была лучшей формой защиты от злобных светских сплетен.
Никто не хотел злить Данте.
— Мы можем сделать это подольше, — его ухмылка проделала путь в мою грудь. Если он и был расстроен тем, что я отвергла его предложение переехать обратно, он этого не показал. Он не поднимал этот вопрос с момента своего первоначального разочарования. — Поездка с ночевкой на севере штата Нью-Йорк? У меня есть домик в Адирондакских горах.
— Не настаивай. Я вычту лишние часы из нашего следующего свидания.
— Значит, будет и следующее свидание.
— Может быть. Зависит от того, будешь ли ты продолжать меня раздражать или нет.
Его глубокий раскатистый смех пробежал мурашками по моему позвоночнику.
— Я не часто бываю в Бруклине, но с тех пор, как здесь живет девушка моего брата, я стал бывать чаще, — его рот тронула гримаса. — Угадай, как ее зовут.
— Понятия не имею.
— Лиф, — сказал он категорично. — Ее зовут Лиф Грин.
Я чуть не поперхнулась водой.
— У ее родителей уникальное чувство юмора.
Лиф Грин? Должно быть, ее школьные годы были ужасными.
— Она помогает Луке делать «внутреннюю работу», чтобы это, черт возьми, ни значило. Но он не употребляет кокаин и не напивается до бессознательного состояния в ночном клубе, так что это прогресс, — тон Данте был сухим.
— Как дела между тобой и Лукой? — он упомянул, что они стали больше разговаривать, но я не знала, на какой стадии находятся их отношения.
Данте налил стакан мятного чая со льдом и подвинул его ко мне через стол.
— По-разному. Не плохо, но... другие. За последний год он повзрослел, и я уже не так сильно беспокоюсь о том, что посреди ночи мне позвонят и попросят освободить его из тюрьмы. Мы договорились о совместных обедах раз в два месяца, — еще одна гримаса. — Последний раз мы были у Лиф дома, и она приготовила гребаную курицу с тофу.
Раздался смех.
— Тофу может быть вкусным, если его правильно приготовить.
— Тофу как тофу, а не как курица. Курица должна быть курицей, — прорычал Данте. — И, если тебе интересно, нет, она не приготовила его правильно. На вкус он был как жевательный картон.
Я не могла удержаться от смеха.
Общественность считала, что мы все еще помолвлены, но мне не хватало именно таких частных моментов — маленьких шуток и отступлений, личных деталей, разговоров на обыденные темы, которые в целом значили не меньше, чем более значимые беседы.
Любовь не всегда была связана с большими моментами, чаще с маленькими, соединяющими главные.
Это свидание было похоже на один из таких моментов. Ступенькой на нашем пути к потенциальному примирению.
Я еще не была готова полностью довериться Данте, но однажды я смогу.
— Для человека, у которого много лет не было серьезных отношений, у тебя неплохо получается организовывать такие свидания, — сказала я после того, как мы закончили есть. Мы прошлись по саду, чтобы размять ноги и впитать окружающую обстановку, прежде чем уйти.
Вокруг нас цвели весенние цветы — сирень, пионы и азалии, кизил, дикая герань и испанские колокольчики. В воздухе витали сладкие ароматы природы, но я едва замечала их. Я была слишком отвлечена ароматом Данте и теплом, исходящим от его тела.
Оно касалось моего бока, теплое и тяжелое несмотря на то, что мы шли на приличном расстоянии друг от друга.
— Это легко, когда ты знаешь другого человека, — его ответ был одновременно непринужденным и интимным.
Мое сердце на мгновение дрогнуло.
— И ты думаешь, что знаешь меня?
— Мне нравится думать, что знаю.
Мы остановились в тени близлежащего дерева, его ствол прижался к моей спине, а ветви раскинулись над головой под пологом листвы.
Солнечный свет пробивался сквозь листву, превращая глаза Данте в цвет насыщенного расплавленного янтаря. Пятичасовая тень подчеркивала его сильную челюсть и щеки, и все мое тело покалывало, когда я вспоминала, как эта щетина щекотала мою внутреннюю сторону бедер.
Воздух заискрился, как зажженная спичка в луже бензина.
Все накопленное тепло, которое мы подавляли во время обеда, вырвалось на поверхность бессовестной волной. Моя кожа вдруг стала слишком горячей, а одежда — слишком тяжелой. Электрическая связь змеилась вокруг нас, медленная и извилистая.
— Например... — неужели мой голос всегда был таким высоким и придыхательным?
— Например, я знаю, что ты все еще боишься, — мягко сказал Данте. — Я знаю, что ты не готова полностью довериться мне снова, но ты хочешь этого. Иначе тебя бы здесь не было.
Его взгляд пронзил мою маску, словно она состояла из одних лишь вздохов и шепота.
Еще одно колебание сердца.
— Это довольно смелое предположение.
— Возможно, — шаг приблизил его. Мой пульс участился. — Тогда скажи мне. Чего ты хочешь?
— Я... — его кончики пальцев коснулись моего запястья, и мой пульс резко участился.
— Что бы это ни было, я дам тебе это, — Данте переплел свои пальцы с моими, его взгляд был твердым. Горячим.
Слова ускользали от меня, теряясь в дымке, застилавшей мой мозг.
Мы смотрели друг на друга, в воздухе висела тяжесть от того, что мы хотели, но не могли сказать.
Янтарь превратился в полночь. Тело Данте было изумительно напряженным: челюсть твердая, плечи напряжены так, что мышцы почти вибрируют.
Его следующие слова прозвучали низко и грубо.
— Скажи мне, чего ты хочешь, Вивиан. Ты хочешь, чтобы я стоял на коленях?
О Боже.
Кислород исчез, когда он медленно опустился на землю, движение было одновременно гордым и покорным.
Его дыхание легло веером на мою кожу.
— Ты хочешь этого? — его пальцы проследили путь от моей руки вниз по задней части моей ноги, оставляя за собой огонь.
Мои мысли путались, но мне хватало здравого смысла, чтобы понять, что речь идет не о сексе. Речь шла об уязвимости. Искупление. Об отпущении грехов.
Это был поворотный момент, замаскированный под несущественный и сжатый в одно слово.
— Да, — это был одновременно приказ и капитуляция, стон и вздох.
У Данте перехватило дыхание.
Если бы я была с кем-то другим, я бы беспокоилась о том, что кто-то пройдет мимо и увидит нас. Но присутствие Данте было как невидимый щит, защищающий меня от остального мира.
Если он не хотел, чтобы кто-то нас увидел, то он и не увидит.
Его ладони обжигали мои бедра.
Он едва коснулся меня, а я уже горела.
Я откинула голову назад, утопая в возбуждении, в жаре, похоти и благоговении от его прикосновений, когда он поцелуями прокладывал себе путь вверх по моему бедру. Его щетина терлась о мою кожу и посылала крошечные толчки удовольствия по позвоночнику.
— Мне жаль, — болезненный шепот прошелестел по мне, просочился в мои вены и осел в моих костях. Еще одна дрожь пробежала по мне. — Прости, что причинил тебе боль... — мягкий поцелуй в нежную складку между моим бедром и настойчивый жар. — За то, что оттолкнул тебя... — он сдвинул в сторону мое нижнее белье и нежно коснулся языком моего клитора. — За то, что заставлял тебя чувствовать себя нежеланной, когда ты — единственный человек, которого я когда-либо любил.
Его грубые слова смешались с моим криком, когда он взял мой клитор в рот и стал сосать. Мое тело выгнулось дугой, отталкиваясь от дерева. Мои руки погрузились в его волосы, и я могла только держаться, пока он поклонялся мне своими губами, руками и языком.
Грубый, но гладкий. Твердый и в то же время умоляющий. Плотский и нежный. Каждое движение вызывало во мне новый толчок чистых ощущений.
Давление нарастало одновременно в груди и у основания позвоночника. У меня перехватывало дыхание, я летала на одних эмоциях и адреналине.
Он отстранился и провел зубами по моему чувствительному клитору. Он ввел в меня два пальца, толкаясь и изгибаясь, пока я извивалась от желания.
Данте знал мое тело. Он точно знал, на какие кнопки нажать и какие точки задеть, и играл на нем, как на тонко настроенном инструменте. Маэстро дирижировал оркестром вздохов и стонов.
Он прижал большой палец к моему клитору в то же самое время, когда задел мою точку G.
Давление взорвалось.
Оргазм пронзил меня, и мои крики еще отдавались эхом в воздухе, когда Данте поднялся на ноги, его грудь вздымалась.
Он положил руки по обе стороны от моей головы и нежно поцеловал слезы, катившиеся по моим щекам.
Я и не заметила, что плакала.
Он сделал паузу, когда достиг моих губ.
Тишина сгустилась между нами, пока его рот висел на волосок от моих, ожидая. Надеясь. В поисках разрешения.
Я почти сдалась. Почти наклонила подбородок и закрыла дыхание между нами, пока мое тело гудело после звуков кульминации.
Вместо этого я повернула голову. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы Данте отступил назад с прерывистым дыханием.
Мы сделали большой шаг вперед, но я еще не была готова к другому. Я была слишком истощена физически и эмоционально.
— Мне жаль, — прошептала я.
— Тебе не нужно извиняться, mia cara, — его пальцы снова сплелись с моими, сильные и успокаивающие. Его глаза были мягкими. — Столько шагов, сколько потребуется, помнишь? Мы дойдем.